ИСКУССТВО
Изящные произведения искусства услаждают не одной красотой внешней формы, но особенно – красотой внутреннего содержания, красотой умно-созерцательной, идеальной. Откуда такие явления в душе? Это гости другой области, из области духа. Дух, Бога ведущий, естественно постигает красоту Божию и ею единой ищет насладиться. Хотя не может он определенно указать, что она есть, но, предначертания ее сокровенно нося в себе, определенно указывает, что она есть, выражая это показание тем, что не довольствуется ничем тварным.
Kрасоту Божию созерцать, вкушать и ею наслаждаться есть потребность духа, есть его жизнь, и жизнь райская. Получив ведение о ней через сочетание с духом, и душа увлекается вслед ее и, постигая ее своим душевным образом, то в радости бросается на то, что в ее круге представляется ей отражением ее (дилетанты), то сама придумывает и производит вещи, в которых часть отразит ее, как она представилась (художники и артисты).
Вот откуда эти гости, сладостные, отрешенные от всего чувственного чувства, возвышающие душу до духа и одухотворяющие ее! Замечу, что из произведений искусства я отношу к этому классу только те, содержанием которых служит красота незримых Божественных вещей, а не те, которые хотя и красивы, но представляют тот же обычно душевный телесный быт или те же полезные вещи, которые составляют всегдашнюю обстановку того быта. Не красивости только ищет душа, духом водимая, но выражения в прекрасных формах невидимого прекрасного мира, куда манит ее своим воздействием дух (прп. Варсонофий, 20).
* * *
Некоторые говорят, что науки и искусства, особенно музыка, перерождают человека, доставляя ему высокое эстетическое наслаждение. Но это неправда. Под влиянием искусства: музыки, пения и т.д. – человек действительно испытывает наслаждение, но оно бессильно переродить его (прп. Варсонофий, 20).
* * *
Поэты и художники, которые удовлетворялись только восторгами, получаемыми от искусства, подобны людям, дошедшим до портика царского дворца, но не вошедшим внутрь чертога, хотя им и предлагали (прп. Варсонофий, 20).
* * *
У художников в душе всегда есть жилка аскетизма, и чем выше художник, тем ярче горит в нем огонек религиозного мистицизма (прп. Варсонофий, 20).
* * *
Огромное большинство наших лучших художников и писателей можно сравнить с людьми, пришедшими в церковь, где служба началась и храм полон народа. Встали такие люди у входа, войти трудно, да они и не употребляют для этого усилия, кое-что из богослужения доносится и сюда: «Херувимская песнь», «Тебе поем», «Господи, помилуй». Так постояли, постояли и ушли, не побывав в самом храме. Так поэты и художники толпились у врат Царства Небесного, но не вошли в него. А между тем как много было дано им для входа туда! Души их, как динамит, вспыхивали от малейшей искры, но, к сожалению, они эту искру не раздували, и она погасла. Мысли поэта, выраженные в его произведениях, – это его исповедь, хотя сам писатель и не сознает этого (прп. Варсонофий, 29).
* * *
Заниматься искусством можно, как всяким делом... но все это нужно делать как перед взором Божиим... Kнига, картина – это гробницы света и звука. Приходит читатель или зритель, и если он сумеет творчески взглянуть, прочесть, то происходит «воскрешение смысла». И тогда круг искусства завершается. Перед душой зрителя и читателя вспыхивает свет, его слуху делается доступен звук. Поэтому художнику или поэту нечем особенно гордиться. Он делает только свою часть работы. Напрасно он мнит себя творцом своих произведений – один есть Творец...
Но есть и большое Искусство – слово, убивающее и воскрешающее (псалмы Давида, например), но путь к этому искусству лежит через личный подвиг художника, это путь жертвы, и один из многих тысяч доходит до цели (прп. Нектарий).