Ромодановский, Григорий Григорьевич

Ромодановский, князь Григорий Григорьевич – боярин; восьмой сын боярина князя Григория Петровича Ромодановского, брат князей: Андрея, Василия Большого, Ивана Большого Молчанки, Петра, Василия Меньшого и Ивана Меньшого Григорьевичей Ромодановских. Самое раннее упоминание о князе Григории относится к 1653 году: 1-го октября был созван собор по вопросу о присоединении Малороссии, и тогда же, после решения вопроса в утвердительном смысле, посланы были (9-го октября) в Малороссию, для приведения к присяге, боярин В. В. Бутурлин, окольничий Ив. Вас. Алферов, а с Бутурлиным – стольники, в числе которых находился и стольник князь Г. Г. Ромодановский. В следующем, 1654 году, весною, из-за присоединения Малороссии возникла война с Польшею, а в мае был объявлен поход царя Алексея под Смоленск, на «недруга» – короля Яна-Казимира: князь Г. Г. Ромодановский принимал в нем участие, будучи назначен головою жильцов в полку самого Государя. В августе того же 1654 года из-под Смоленска был послан под Дубровну стольник князь Ф. Ф. Куракин с 7 сотнями жильцов, среди «голов сотен» которых был и князь Р. В начале 1655 г. стольник князь Р. был в Москве, где принимал участие (12-го февраля) во встрече Антиохийского Патриарха Макария, и в том же году, 1-го марта, с боярином и дворецким В. В. Бутурлиным послан был в Белую Церковь, на смену воеводам боярину Вас. Б. Шереметеву и Фед. Вас. Бутурлину, с приказанием при этом идти оттуда с Хмельницким под Литовские города. Воеводы с гетманом Хмельницким, в июле, выступили в поход и, пользуясь неизменным успехом, проникли в Галицию, беря город за городом. 15-го сентября от Бутурлина и князя Г. Г. Ромодановского было прислано к Государю, находившемуся тогда на пути из Вильны в Москву, известие о взятии города Черткова и других городов, а также о том, что «добил» челом государю Павел Потоцкий, брат коронного гетмана Польского Станислава Потоцкого. Тем временем Хмельницкий с Ромодановским подступили ко Львову. Польский коронный гетман Потоцкий, вслед за которым они проникли в Галицию, не решился дать сражение и отступил от Львова к Слонигродеку (Городеку или Городку). Хмельницкий оставил значительную часть войска под Львовым, другую же часть – под начальством Миргородского полковника Лесницкого и еще часть Московского войска – под начальством стольника князя Ромодановского и Гротуса – отправил в погоню за Потоцким. Преследуя Потоцкого, они настигли его в 4-х милях от Львова, около города Слонигродека. Это место было признано удобным для обороны; перед городом было глубокое озеро; перебравшись через него, Потоцкий с войском остановился, намереваясь укрепиться: сзади был город, впереди – озеро, которое отделяло Польское войско от неприятеля, с боков впадали протекавшие по лесистой местности протоки; на этих протоках были расставлены караульные, да и переправа в лесистой местности казалась опасною. Казаки не дремали, воспользовались первою же лунною ночью (18-го сентября 1655 г.), разобрали близ лежавшие хаты, сделали из них плотины на протоках, тайком перебрались через них, убили караулы и опрокинули небольшой отряд, высланный, чтобы воспрепятствовать переправе, как только это было замечено. Тем временем русские, под начальством стольника князя Г. Г. Ромодановского и иноземца русской службы Гротуса, очутились на той стороне озера, где находилось Польское войско, а затем проникли за отступавшими поляками в город, где начался пожар. Напрасно поляки тушили его – русские разогнали их, а затем овладели и лагерем. Потоцкий упорно защищался, более трех часов продолжалась битва. Одно время казалось, что Московское войско подалось назад, но скоро оно оправилось, и оба фланга ударили на Польское войско. Русским войскам помог к тому же еще один неожиданный случай: вдали показалось какое-то новое войско: это был отряд «Перемышельского посполитого рушения», шедший на помощь полякам. Кто-то из поляков, не узнав подоспевшую помощь, крикнул: «Свежее войско идет на нас!» Поляки в паническом страхе бросились бежать, под напором русских, оставив им артиллерию, знамена и пр., которые и достались русским, преследовавшим поляков, и только ночь прекратила это преследование.

После этой победы Московское войско возвратилось к Хмельницкому, к г. Львову, и расположилось кругом города в лагерях. Опираясь на эту победу, Хмельницкий стал настойчиво нести переговоры с жителями Львова, оставленными гетманом Потоцким, уговаривая их к сдаче. Переговоры затянулись; жители города ставили неподходящие условия и только после долгих споров решили послать депутацию к Хмельницкому, на собрание у которого были приглашены двое пленных Поляков, а также и стольник князь Ромодановский и Гротус. Находясь на собрании, Ромодановский вмешивался в переговоры, издевался над трусостью Польского войска и говорил по адресу Поляков всякие оскорбления, но получил отпор со стороны пленных Поляков, говоривших, что Московские люди приписывали победу себе напрасно, так как коронное войско победили не Московские люди, а мужественные казаки. Хмельницкий с Московскими войсками не долго, однако, пробыл в Польше и Галиции, так как нападение на Украйну Крымских татар заставило его оттуда удалиться.

В 1656 г. мы видим князя Ромодановского в Москве, где он 5-го марта принял участие во встрече Антиохийского Патриарха Макария, а после его приема у Государя «ездил со столом» от Государя к Патриарху. В том же 1656 году, 29-го апреля, князь Ромодановский из стольников был пожалован в окольничие и в тот же день, с В. В. Бутурлиным и другими воеводами, действовавшими в Польскую войну в Малороссии, был приглашен к Государеву столу, после коего были получены ими всеми награды «за службу», причем Ромодановский получил: 1) шубу атлас золотной, 2) кубок, да 3) придачу к прежнему окладу. После пожалования те из воевод, которые были назначены воеводами «по городам», были у руки Государя, а среди них был и князь Ромодановский, которому было указано «на Государеву службу в Белгород и быть в Белгороде от приходу Крымского царя и Крымских людей». В Белгороде Ромодановский был до 13-го августа 1657 года.

В 1657 г., когда, после смерти Богдана Хмельницкого, гетманом на 3 года был избран, на место Юрия Хмельницкого, хитрый и честолюбивый Выговский, он, зная, что среди старшины есть много недоброжелателей Москвы, не отправил посольства в Москву ни с известием о смерти старого гетмана, ни о своем избрании; но, боясь в такое время раздражить Москву, послал известие о смерти гетмана в Киев – к воеводе А. В. Бутурлину и в Белгород – к воеводе, Ромодановскому. Извещенный через Киевского воеводу Бутурлина, а может быть и через Ромодановского, Государь послал в Малороссию своего любимца полковника и голову стрелецкого Артамона Матвеева с дьяком Перфилием Оловенниковым, с выговором Выговскому за неизвещение о смерти Хмельницкого и с повелением объявить гетману и войску Запорожскому, что Государь «для своих государевых дел посылает боярина и наместника Казанского князя А. H. Трубецкого и Ржевского наместника Б. M. Хитрово, да дьяка Лариона Лопухина». Кроме того, добавили послы, Государь, извещенный еще покойным гетманом Богданом Хмельницким о неприятельских замыслах хана Крымского, посылает на помощь казакам Московское войско под начальством князя Ромодановского и В. Б. Шереметева; в Черкасских городах велено было готовить им «кормы» и подводы. Ромодановский, сдав Белгородское воеводство вновь назначенному (13-го августа 1657 г.) воеводе, окольничему князю Семену Петровичу Львову, немедленно выступил и стал с одним отрядом сам в Переяславе, а другой отряд с Ляпуновым поставил в Пирятине. Семь недель поджидал к себе князь Ромодановский гетмана Выговского, чтобы договориться с ним о совместных военных действиях против крымцев.

Выговский только 25-го октября приехал в Переяславль на свидание, на котором Ромодановский, со свойственными ему прямолинейностью и резкостью, стал выговаривать гетману за его промедление и упрекать его за то, что ратным людям Царского Величества «запасов и конских кормов не выдавали», выставляя на вид, что «от бескормицы люди многие разбежались, лошади попадали» и т. под. Ромодановский, кроме того, пригрозил, что если и теперь не будут выдавать запасы, то ему велено отступить в Белгород. Выговский хитрил и со свойственной ему изворотливостью оправдывался тем, что он долгое время не мог утвердиться в гетманстве и потому извинялся, что «запасы были скудны, теперь же для ратных людей Царского Величества запасы будут не скудны». Вместе с тем, желая спровадить Ромодановского за Днепр, Выговский предложил ему стать за Днепром со своими и некоторыми черкасскими войсками против ляхов и татар, обещая тотчас явиться к нему, как только управится с бунтовщиками в Запорожье. Ромодановский не поддался на хитрость гетмана и не согласился на это, отговариваясь неимением на то Царского веления, но обещал написать обо всем Государю. Выговский действовал двулично и вместе с тем осторожно; он понимал, что он не мог еще рисковать разрывом сношений с Москвою и что не мог быть прочен в гетманском достоинстве, пока существовал его непримиримый противник, Полтавский полковник Пушкарь, да не было еще заключено прочных союзов, направленных против Москвы, главным образом, с Крымом и Польшею. Мало того, перед радою в Переяславле (1-го февраля 1658 г.), когда Выговский был утвержден в гетманстве Московским правительством, он уже тогда, замышляя измену, дал формальное согласие на утверждение Московских воеводств по украинным городам, заведомо зная, что это было не по сердцу ему и его сообщникам. Но тогда было дело другое – от этого зависело его окончательное утверждение в гетманстве и признание такового со стороны Москвы.

В том же 1658 году, 1-го марта, в Белгород на место Ромодановского послан был князь Хилков, но вскоре (1-го мая того же года) Ромодановский снова послан был в полковые воеводы в Белгород. К июлю месяцу обстоятельства изменились в благоприятную для Выговского сторону: борьба его с Пушкарем закончилась в союзе с Крымцами (1-го июня) полною победою над ним, взятием Полтавы и смертью Пушкаря. После этого Выговский стал еще смелее заявлять о ненужности воевод. К этому же времени относится ссора его с Ромодановским, который после поражения Пушкаря, по приказанию Московского правительства, вступил в Украйну и расположился в Прилуцком полку. Выговский жаловался потом подьячему Якову Портомоину, приехавшему с царской грамотой (поданной гетману 9-го августа), что Ромодановский держит в своем лагере оставшихся в живых приверженцев Пушкаря (Довгаля, Семена Писаря, Барабаша и Лукаша), что он, почитая себя выше гетмана, не считается с ним, как с главою страны, не является к нему, гетману, да еще похваляется схватить его. После ссоры с Ромодановским Выговский стал принимать все меры, чтобы избавиться от присутствия Московского войска и Ромодановского на Украйне. Он понимал, что при дальнейшем развитии и выполнении затеянного плана перевести Малороссию на особых условиях в подданство Польше, помощь, присланная из Москвы с Ромодановским против его личных врагов, могла обратиться как раз на него самого. Стремясь к удалению из Малороссии Московского войска, от снесся с Москвою и, выставляя на вид то, что, по усмирении мятежных казаков, он уже распустил находящихся при нем наемных татар и теперь не нуждается во вспомогательном Московском войске, добился того, что Московские войска с Ромодановским были отозваны из Малороссии. Опьяненный успехами в переговорах с Москвою и податливостью Московского правительства, в разговоре с тем же Портомоиным, Выговский дошел до такой дерзости, что грозил послать к Киеву своего брата Данилу с войском, чтобы оттуда выслать боярина и воеводу, а если воевода не выйдет, то осадить его в Киеве, а город, который по указу Царского Величества сделан, разорить и разметать. Задумав нападение на Киев, он на время отложил свое намерение. Портомоин, как известно, был заключен под стражу, но, находясь под стражей, все-таки нашел возможность снестись с Москвою. Государь послал тогда к гетману (в августе 1658 г.) дьяка Василия Михайлова со строгим выговором за нарушение присяги и с приказанием немедленно распустить собранные казацкие и татарские войска. Почти явно затевая измену, Выговский не стыдился оправдываться и уверять Государя в верности, только на время отлагая выполнение своего плана; вскоре же он счел обстоятельства благоприятными и 6-го сентября заключил так называемый Гадячский договор о приведении на известных условиях Малороссии в подданство Польше. В Москве узнали об измене Выговского в сентябре, и 24-го сентября Выговский получил грозную грамоту; ко всем казакам, особенно же Полтавским, как прежним противникам Выговского, была прислана грамота с призывом к совместному действию против Выговского, для свержения его и избрания нового гетмана. В грамоте указаны были его изменнические поступки – задержание Портомоина, готовившееся нападение на Киев и открытое заявление посланцу Кикину о решении идти с оружием на Ромодановского. Угрожая осадить в Киеве воеводу В. Б. Шереметева, Выговский не решался еще открыто, лично выступить до заключения Гадячского договора, тем не менее, уже в августе стянул войска к Киеву и начальником для предварительной осады назначил брата своего Данилу. Данила Выговский 23-го августа появился под Киевом, но его первое нападение на Киев окончилось неудачею, и он вынужден был отступить; почти вся Малороссия, примыкающая к левому берегу Днепра (восточная сторона) осталась верна Москве. На нее-то в своих действиях и оперлись Московские воеводы – князь Ф. Ф. Куракин и Ромодановский, получивший приказ в октябре снова двинуть полки в Малороссию. После трех неудачных попыток, не надеясь овладеть Киевом, Выговский завел мирные переговоры, а затем и совсем отступил от Киева, двинувшись навстречу надвигавшемуся в Малороссию Ромодановскому. Появление в Малороссии Ромодановского с Московским войском воскресило надежды сторонников Москвы. Тем временем Ромодановский, вступив в Малороссию, брал город за городом (Лубны, Пирятин и др.); при появлении Ромодановского к нему, помимо верных Москве казаков, приставала масса бедного населения («голоты»), из которой и образовался особый полк так называемых «дейнеков», постоянно служивший передовым отрядом для Ромодановского, но имевший тот недостаток, что был падок до грабежа, от которого с большими усилиями Ромодановскому приходилось его удерживать. Так, дейнеки ограбили Мгарский монатырь, нашли замурованные деньги, и Ромодановскому едва удалось отстоять обитель от окончательной гибели. Подверглись разорению и сожжению Лубны и др. города. Подойдя к Лохвице, Ромодановский расположился под этим городом лагерем на зимние квартиры. К Ромодановскому, среди других, явился вновь назначенный войсковой генеральный судья Иван Беспалый. В конце ноября того же года Ромодановский предложил верным Москве казакам выбрать гетмана. Казаки левобережной части Украйны выбрали в городе Варве Ивана Беспалого «гетманом на время», чтобы дела войсковые не гуляли. Тогда же был выбран генеральным есаулом Воронок. Местопребыванием гетмана Беспалого был назначен город Ромны. Беспалый с Воронком и явились деятельными помощниками Ромодановского в борьбе с Выговским. Был и другой претендент на гетманское достоинство, боевой товарищ Пушкаря – Иван Искра, сын знаменитого Якова Искры Острянина. В бытность его в Москве, при первом известии об измене Выговского после Гадячского договора, Искре посулили гетманство; теперь, после избрания Беспалого, он явился в лагерь Ромодановского, которому Московское правительство предоставило сделать выбор. Но судьба сама сделала этот выбор: на Искру напали, в 7-ми верстах от Лохвицы и лагеря Ромодановского, Чигиринские казаки под начальством наказного гетмана Скоробогатенка, Искра послал через гонцов известить Ромодановского об угрожавшей ему, Искре, опасности, но Ромодановский, оговорившийся ночным временем, послал войска уже тогда, когда на поле битвы лежали одни трупы. Выговский, не имея ожидаемой помощи от Польши и видя, что военные действия разоряют ту и другую сторону, а вместе с тем желая предупредить высылку все новых и новых воевод, отправил к Государю Белоцерковского полковника Кравченку с повинною. Перед Москвою Выговский лицемерил, а на письмо Ромодановского, чтобы «Выговский распустил войско и не приходил на царские города», он дерзко отвечал (от 14-го декабря 1658 г.): «на царские города приходить не помыслю, а только своевольников своих ускромлю и ускромлять буду, равно как и союзников их». Тем временем, как в Москве находился Кравченко с «повинной», наказной гетман Выговского Скоробогатенко напал (16-го декабря) на Беспалого, стоявшего лагерем в Ромнах с преданными Москве казацкими полками, но был после упорного боя отогнан Беспалым, а 20-го декабря такой же участи от того же Скоробогатенка, поляка Груши и Переяславского полковника Тимофея Цецюры подвергся и сам Ромодановский в своем лагере в Лохвице, но от Лохвицы они были отбиты.

Так закончился 1658 год. В январе 1659 г. действия возобновились; главный центр их был под Миргородом и в Лохвице, где тогда Ромодановского, кажется, уже не было, так как там главное начальство принадлежало князю Ф. Ф. Куракину, сподвижнику Ромодановского, а также и под Ромнами, где стоял Беспалый. Беспалый жаловался Государю в Москву на Выговского и просил подкрепления, но на просьбы ему сообщили, что идет в Малороссию с войском ближний боярин князь Алексей Никитич Трубецкой. 29-го марта князь Трубецкой и находившийся при нем князь Ромодановский прибыли в Константинов, где к ним присоединился и гетман Беспалый. 10-го апреля Трубецкой выступил к Конотопу на местечко Смелое, где находился приверженец Выговского, полковник Григорий Гуляницкий с Нежинским, Прилуцким и Черниговским полками и Татарами. 12-го апреля совершено было первое нападение под Смелым на обоз Трубецкого, но было отбито. Из Смелого Трубецкой двинулся к с. Липне (в трех верстах от Конотопа), 19-го апреля прибыл к городу и послал к Гуляницкому письменное увещание отстать от Выговского, но получил отказ и стал готовиться к осаде. 28-го апреля начали приступ, ворвались в город, но были опрокинуты и отступили. Осада тянулась до 29-го июня. В мае Ромодановский по поручению Трубецкого совершил 2 похода: 12-го мая со Скуратовым напал на Борзну, разбил начальника казаков в Борзне Вас. Золотаренка (шурина Богдана Хмельницкого), Борзна была взята и сожжена, много жителей истреблено, а жен и детей казацких привели пленными под Конотоп, а оттуда отправили в Москву и вообще в Великороссию. Второй поход был к Нежину с князем Куракиным и казаками под начальством Беспалого; бой был удачен, татары отступили, а среди пленных казаков был и наказной гетман Скоробогатенко. Ромодановский принялся преследовать татар, но затем, боясь, что они нарочно заманивают его за собою, воротился поспешно к Трубецкому под Конотоп.

Между тем, обстоятельства стали неблагоприятны для Выговского после того, как наиболее талантливый из его приверженцев, Переяславский полковник Тимофей Цецюра перешел на сторону Москвы, стал перебивать сторонников Выговского и сообщил об этом Трубецкому. Даже Данило Выговский, брат гетмана, женатый на сестре Юрия Хмельницкого, перешел на сторону последнего. Выговский вынужден был удалиться за Днепр, сдать клейноды Юрию, а оттуда едва успел бежать в Польшу. Хмельницкий был утвержден на раде в Переяславле (17-го октября 1659 г.). Для присутствования на этой раде были вызваны Московские воеводы с войсками – Шереметев, Ромодановский и др., причем Ромодановский прибыл в Переяславль 14-го октября. 21-го октября он выехал из Переяславля, а 1-го ноября из Переяславля пришли в Москву гонцы с известием о бывшей раде и об избрании от князя А. Н. Трубецкого и от других воевод, а среди них и от Ромодановского. В ответ на это Государь послал к воеводам, действовавшим в Малороссии, а среди них и к Ромодановскому, стольника Лукьяна Ивановича Ляпунова «со своим государевым жалованьем, с милостивым словом, о здоровье спрашивать и с золотыми».

В начале нового (1660) года Московское войско под начальством Ромодановского возвратилось к Москве. 17-го января 1660 г., когда войско уже приблизилось к Москве, Государь сам лично встретил его за Калужскими воротами и, встретив, пожаловал Ромодановского к руке. 23-го февраля 1660 г. Ромодановский среди других участников Малороссийского похода был приглашен к Государеву столу, а после стола, как и прочие, получил награду, причем ему были даны: 1) шуба «атлас золотной» в 150 рублей, 2) кубок в 6 гривен, 3) да «к прежнему окладу придачи» 80 рублей, 4) да на вотчину 6000 ефимков. Через три дня после стола государева Ромодановский снова получил то же назначение: ему велено быть в Белгороде «по-прежнему в полковых и осадных воеводах», а в «товарищи» ему был дан стольник Петр Дмитриевич Скуратов. Летом 1660 года к Ромодановскому, как к воеводе Белгородскому, прибыли Ногайские мурзы, кочевавшие под Астраханью, и просили его, чтобы Государь пожаловал и принял их в свое подданство. Государь согласился, и Ромодановский привел их в Русское подданство. После взятия в плен воеводы Шереметева татарами и после измены Юрия Хмельницкого сторонники Москвы Самко и Золотаренко, оба родственники Хмельницкого, среди всеобщего волнения оставшиеся верными Царю, окруженные врагами, напрасно умоляли Ромодановского, стоявшего в то время с Московскими полками в Сумах, чтобы он поспешил в Малороссию: Ромодановский отказывал, ссылаясь на то, что ему велено стоять в Сумах, и послал под Гадяч только отряд, для того, чтобы разорять мятежных казаков и жителей. Приверженцы Москвы принуждены были действовать за свой страх; мало того, Ромодановский на просьбу Золотаренка о присылке помощи и о прибытии его самого, вместо того, чтобы двинуться в Малороссию, двинулся из Сум в Белгород, прослышав о предполагаемом нападении Крымских татар на Московские пределы. Весь почти 1661 г. Самко вел борьбу с приверженцами Хмельницкого, подчиняя Царю город за городом и борясь с Хмельницким и вступившим с ним в союз Крымским ханом Мехмет-Гиреем. В начале января 1662 г. хан и Хмельницкий ушли за Днепр, оставив в Ирклееве гарнизон, державшийся на стороне Хмельницкого, под начальством полковника Тимофея Цецюры. Князь Ромодановский подступил к городу на помощь Самку, разбил Цецюру (в январе 1662 г.), взял его в плен и отправил в Москву, а город разорил. С радостным известием об этой победе Ромодановский послал в Москву сына своего товарища по воеводству – Александра Петровича Скуратова, который прибыл в Москву в Христову заутреню, когда Государь был в соборе. В ответ на это известие Государь 5-го апреля, в субботу на Светлой неделе, послал к Ромодановскому стольника Гр. Ив. Кафтырева «с государевым жалованьем, с милостивым словом и о здоровье спрашивать».

Ожидая нового нападения со стороны Хмельницкого, Самко созвал раду в Козельце (на 23-е апреля), как будто для того, чтобы посоветоваться о средствах обороны. На самом деле он надеялся что на этой раде состоится избрание его в гетманы. И действительно, собравшаяся там казацкая рада объявила Юрия Хмельницкого изменником и выбрала гетманом Самка; но в мае должна была произойти новая рада для подтверждения избрания в присутствии Московского посланца Протасьева на поле близ Нежина. На этой раде должен был быть и Ромодановский с войском, но он остался в Нежине, а на раду послал товарища своего, стольника Семена Змиева. Рада почти вся снова избрала Самка, но голоса все-таки разделились, так как Нежинский полк избрал своего полковника – Василия Никифоровича Золотаренка; кроме того, еще не участвовал на раде Полтавский полковник Жученко, так как не повинился еще перед Государем. Вследствие этого, всем войском решено было на раде отдать гетманское избрание «на волю Царского Величества, кого он, Великий Государь, пожалует в гетманы». Этим раздором двух кандидатов, как известно, воспользовался новый соперник их, третий претендент – Иван Мартынович Брюховецкий. Государь, получив известие о том, что рада под Нежином (в Быкове) кончилась ничем, что выбор гетмана передан радой на его благовоззрение, назначил раду в Переяславле для окончательного избрания настоящего гетмана. Хмельницкий, узнав о предстоящем избрании и желая ему воспрепятствовать, подступил к Переяславлю и осадил Самка, который больше месяца отбивался от Хмельницкого, посылал в Москву просить помощи, жалуясь, что Ромодановский не помогает ему. Самко, храбро отбивая приступы, дождался прибытия Ромодановского с Московским войском и конницей 25-го июня; Хмельницкий еще не знал о прибытии Московского войска, но когда услыхал об этом от пленных, то оставил осаду Переяславля и спешно отступил за Днепр, к Каневу, где, не доходя до города, окопался около Днепра. Ромодановский, соединясь с казаками под предводительством Самка, двинулся за Днепр, 17-го июля подступил к лагерю Хмельницкого, овладел им, истребил вспомогательный отряд поляков, посланный от короля, и прогнал татар. Бой открыл Самко, и продолжался этот бой два с половиною часа. Войско Хмельницкого упорно держалось, когда же на него наступил Ромодановский с конницей, войско подалось и уже не могло оправиться и разбежалось. Московское войско приперло бегущих к реке, и те, спасаясь от неприятеля, бросались в реку и гибли. Овладев лагерем, Ромодановский подошел к Каневу и занял его. Хмельницкий бежал в лес и, пользуясь тем, что лес закрывал его от неприятеля, переправился за Днепр. С известием об этой победе Ромодановский прислал к Государю (30-го июля) своего сына, стольника князя Андрея Ромодановского. В ответ на это известие Государь 11-го августа послал стряпчего князя Ивана Ивановича Гагарина в полк к Ромодановскому «за их службу со своим государевым жалованьем и о здоровье спрашивать».

На другой день Самко со своими приверженцами задумал собрать раду для избрания гетмана, так как он был только наказным гетманом. Находясь в местности Нежинского полка, он стал рассылать приближенных лиц, чтобы они агитировали в его пользу против его соперника Нежинского полковника Золотаренка. Ромодановский наотрез отказал Самку, указывая на то, что рада будет после, когда можно будет собрать всех казаков и чернь, и непременно в присутствии боярина, нарочно присланного от Царя, и что теперь он не допустит никакой рады.

Самко, желая добиться популярности среди Нежинского полка, привязавшись к удобному случаю, стал праздновать победу пирами, не думая о дальнейшем походе. Этим воспользовались враги его – епископ Мефодий (бывший Нежинский протопоп Максим Филимонов, сторонник Москвы), а также Нежинский полковник Золотаренко: зная, что Ромодановский сильно недолюбливал Самка, они стали советовать Ромодановскому оставить Самка в Каневе, а самим выступить дальше. У них был такой расчет, что если война с Хмельницким закончится без Самка, то это окончательно подорвет значение его у царя. Ромодановский так и поступил. Не говоря ни слова Самку, он выступил из города и остановился лагерем в Богушевке над Днепром. Отсюда он послал своего товарища по воеводству М. Б. Приклонского на другой, правый берег с отрядом, а сам пошел по левому берегу. Приклонский взял Черкасы, оставил там полковника Михаила Гамалею, а сам двинулся вниз по правому берегу реки к Чигирину, главному центру правобережной Украйны.

Тем временем Хмельницкий успел несколько оправиться от поражений при Переяславле и Каневе, собрать войско и орду и выступить к Чигирину. Приклонский, услыхав о приближающихся войсках, двинулся к Днепру и к Бужину. Ромодановский стоял в то время как раз против Бужина, на другой стороне. Приклонский для того и стремился туда, чтобы, переправившись через Днепр, соединиться с Ромодановским, но не успел: Татары нагнали его передовой отряд и 1-го августа разбили под Крыловом, а затем и самого Приклонского под Бужином 3-го августа. Потери Приклонского были малочисленны (пострадали более Малороссийские полки, которые поторопились пуститься вплавь от неприятеля). В общем переправу через Днепр Малороссийских казаков и Московских войск можно было считать благополучной, так как она совершилась под прикрытием пушечных выстрелов войск Ромодановского, стоявших на другой стороне, в местечке Крюкове. После соединения войск Приклонского и Ромодановского последний поспешно отступил в Лубны. Существует известие, что Ромодановский, при отступлении в Лубны, при переправе через Сулу, был настигнут ханом Мехмет-Гиреем, который жестоко поразил его, взяв 18 пушек и весь его лагерь, и Ромодановский только с остатком войска отступил в Лубны. Но должно с осторожностью относиться к этому известию, так как оно, не встречаясь в других источниках (как, напр., «Летопись Самовидца»), взято из источника очень пристрастного – донесения Юрия Хмельницкого Польскому королю. Сомнительна правдоподобность этого известия и потому, что сам Хмельницкий считал после этого поражения борьбу законченной, отказался от дальнейшей борьбы и от гетманства и удалился в монастырь; не то было бы, если бы в действительности Ромодановский был разбит ханом Мехмет-Гиреем.

Когда была окончена борьба с Юрием Хмельницким, была назначена рада для избрания гетмана (17–18-го июня 1663 г. в Нежине), на которой, как известно, избран был гетманом Малороссии «кошевой» Запорожского войска Иван Брюховецкий. Торжество Брюховецкого над претендентами Самком и Золотаренком и приобретение им доверия у Московского правительства объясняется умением расположить к себе и заставить действовать в свою пользу двух лиц: во-первых, Епископа Мефодия Мстиславского, во-вторых, Ромодановского, стоявшего во главе Московских войск в Малороссии. Не станем выяснять, какими средствами добился он расположения Епископа Мефодия; укажем только, какие были основания у Ромодановского предпочесть Брюховецкого двум другим кандидатам. Ромодановский был дружественно настроен к Мефодию и часто, как говорится, смотрел на события его глазами. Но были и другие основания – личного, так сказать, свойства: он недолюбливал Самка, что и выразил очень характерно, когда он, после победы под Каневом над Хмельницким, оставил Самка праздновать победу, а сам, не сказав Самку ни слова, ушел с Московским войском для дальнейших военных действий.

Самко не стеснялся писать доносы на своего противника – Золоторенка и жаловался Царю вместе с тем на медлительность и нерешительность действий Ромодановского. Это, конечно, могло вредить Ромодановскому в глазах Московского правительства, а через доброжелателей в Москве Ромодановский, конечно, был обо всем осведомлен. Золотаренко тоже не пользовался симпатией Ромодановского, окончательно же испортил свои с ним отношения таким поступком. В конце 1662 г., когда уже была назначена окончательная рада в Нежине для избрания гетмана, и когда кандидаты стали готовиться к ней, Золотаренко из писем стал замечать охлаждение в отношении к себе своего друга Епископа Мефодия, находившегося в то время в Гадяче; там же находился и «кошевой» Запорожского войска Брюховецкий. Желая выяснить положение, Золотаренко решил отправиться в Гадяч, предполагая найти там и Ромодановского. Доехав до Батурина, он дальше не поехал, так как бывшие его приверженцы отсоветовали ему ехать, советуя побояться Брюховецкого, примириться с Самком и помогать ему в достижении гетманского достоинства. Не поняв истинного положения, приписал он это козням Самка и решил покончить с этими бывшими друзьями: собрать их всех и перебить. Когда ему не удался этот замысел, то он решил снискать, во что бы ни стало, расположение и содействие князя Ромодановского. Будучи такого взгляда на Московских воевод, что они все продажны, что их можно всегда подкупить в свою пользу, Золотаренко послал к Ромодановскому подарки. Ромодановский находился в то время в Зенькове; князь не только не принял подарков, но, по прямолинейности своего характера и со свойственною ему язвительностью, велел передать Золотаренку, что у него, князя и боярина, больше своего, чем у Золотаренка. Не так действовал третий претендент – Брюховецкий. Понимая, что слова его несомненно дойдут до Ромодановского, Брюховецкий в письмах к Мефодию всегда расхваливал Ромодановского: «Мы все бы пропали, если бы не Ромодановский», писал он. Это, конечно, льстило самолюбию Ромодановского и он понимал, что слова эти доходили в Москву, до кого нужно, а это создавало около его имени известную благоприятную атмосферу.

В 1663 г., в январе, князь Ромодановский был отозван на время в Москву, 12-го февраля был уже у руки Государя, а 14-го марта опять послан был в Белгород. Возможно, что этот вызов в Москву «на время» был связан с избранием нового гетмана. Избранный на раде в Нежине (17-го июня 1663 г.) Брюховецкий счел свое положение прочным только после казни своих противников Самка и Золоторенка (18-го сентября 1663 г.), а затем вступил в борьбу с гетманом Правобережной Украйны Тетерею и с королем Польским Яном-Казимиром, приглашенным Тетерею совершить поход для овладения и левой частью Украйны. Тотчас же после избрания гетмана Тетеря пригласил короля совершить этот поход; много раз Тетеря писал королю и домогался этого; наконец, в начале сентября 1663 г., король прибыл в Сокольники на смотр собранным войскам, а на 15-е сентября 1663 г. был назначен поход. Польское войско было разделено на 4 отряда; во главе первого отряда поставлен был коронный гетман Потоцкий (этот отряд должен был двинуться на Тарнополь); по главе 2-го – Чернецкий, долженствовавший двинуться на Дубно; в 3-м – Собесский, на Бар, где этот отряд должен был сойтись с союзниками татарами и ханом Махмет-Гиреем; в 4-м – Лифляндец Бокун, в котором находился и сам король Ян-Казимир. 8-го октября король прибыл в Белую Церковь, где к Польскому войску присоединились казацкие полки с Тетерею и полковниками; там же состоялся военный совет. Отсюда Тетеря разослал казакам левой Украйны универсалы (от 12-го октября 1663) с увещеванием отстать от Москвы и присоединиться к Польше. Универсалы мало оказывали влияния на Левобережную Украйну: она осталась на стороне Москвы; изменили только городки Поток, Переволочна и Кременчуг. Тетеря подступил к Кременчугу. Высланный Брюховецким передовой отряд овладел Потоком, а оттуда двинулся на Кременчуг, куда вскоре двинулся сам гетман Брюховецкий с Московским отрядом, посланным от князя Ромодановского с воеводою Кириллом Осиповичем Хлоповым, Сам Ромодановский оставался в Белгороде и не двигался в Малороссию. Тем временем (13-го ноября) король переправился через Днепр, но и на левой стороне не встретил никакого сопротивления. То, что Ромодановский не оказывал сопротивления, король и Польские воеводы поняли, как тонкую военную хитрость, и стали усиливать осторожность; Брюховецкий же из-под Кременчуга писал в Москву жалобы на князя Ромодановского, отчасти благодаря расположению которого недавно сделался гетманом. В письме к Киевскому полковнику Василию Дворецкому, бывшему тогда с посольством в Москве, он просил объяснить положение дел Федору Михайловичу Ртищеву; как человеку влиятельному, и даже язвил насчет Ромодановского. «Удивляюсь радению князя Ромодановского, который, собравши войско, все лето стоял в Белгороде, а как узнал о приходе королевском, то войско по домам распустил: не знаю, уж не пришла ли к нему грамотка от брата его Выговского». Но оба они, и король, и Брюховецкий, не были правы и не поняли поведения Ромодановского: ни первый с поляками, объяснявший поведение князя тонкою военною хитростью, ни второй – объяснявший это нерадением. Ромодановский сознавал положение, но ничего не мог сделать, без прямого указа не мог двинуться в Малороссию, а роспуск войск по домам объясняется Московским обычаем отпускать войска на осень, если не представлялось непосредственно угрожающей опасности; в случае же таковой опасности обыкновенно давался указ, воспрещавший роспуск. Когда же Р. услыхал о вторжении короля и получил новый царский указ, он разослал гонцов по городам с отписками о высылке ратных людей и послал своего товарища по воеводству Петра Дмитриевича Скуратова со вспомогательным отрядом к Брюховецкому. Зимою на время военные действия прекратились; в первых же числах января 1664 г. король выступил из г. Остра и, покинув с войском зимние квартиры, двинулся к Нежину, хорошо укрепленному и снабженному сильным гарнизоном, но, миновав Нежин, двинулся затем к местечку «Салтыкова-Девица». За «Салтыковой-Девицей» король взял Сосницу, Новый Млин и т. д., затем задумал идти на Батурин, где по его предположению находился гетман Брюховецкий, но, по получении сведений о сильному укреплении Батурина, решился двинуться к северу, так как туда на соединение с королем шли Литовский гетман Сапега и Польский гетман Пац, а наперерез им шел с Московским войском князь Барятинский; сражение князя Барятинского с ними под Брянском было нерешительное. Тою же целью воспрепятствовать соединению Литовских войск с королевскими был занят и Путивльский воевода князь Куракин и спешивший к нему на соединение князь Яков Куденетович Черкасский. Поняв, что соединение не будет допущено, король круто повернул к Новгород-Северскому, а оттуда к Глухову. Здесь были казаки Глуховской сотни под начальством Дворецкого, генеральный судья Животовский и гарнизон Московских ратных людей под начальством Авраама Лопухина. Глухов оказал отчаянное сопротивление. Ни приступы, ни осада, ни подкопы не поколебали мужества осажденных. Тут пришло к королю известие, что к Глухову подступают гетман Брюховецкий с казаками и князь Ромодановский с Московскими войсками. Тогда Польское войско отступило от города и приготовилось встретить их в открытом бою. Битва длилась весь день и была неудачна для поляков, которые стали отступать к Новгород-Северскому. Ромодановский, однако, не удовольствовался этим: приведя войско в порядок, он напал на отступавшее Польское войско при переправе через Десну, заставив его под неприятельским натиском переправиться через хрупкий лед. К Ромодановскому должны были придти с подкреплением воеводы из Путивля и Брянска (вышеупомянутые князья Черкасский и Куракин), но, как говорят, из-за местнических счетов они нарочно не прибыли в пору; но если бы это случилось, то погибло бы все войско Польское, и королю тогда не избежать бы было плена.

В Белгороде Ромодановский был до июня 1664 г.; в 1665 году он был пожалован из окольничих в бояре. Пожалование это совпало со временем пребывания в Москве гетмана Брюховецкого, также пожалованного там в звание боярина-гетмана и женившегося в Москве на княжне Долгорукой, дочери князя П. А. Долгорукого. До 1668 г. Ромодановский был, вероятно, в Москве. К этому году относится измена гетмана Брюховецкого Московскому государю. Брюховецкий чувствовал все усиливавшуюся нелюбовь к нему населения Малороссии; только одни казаки Запорожья сохраняли еще к нему расположение. С другой стороны он не мог не замечать все усиливавшейся популярности гетмана Правобережной Украйны – Петра Дорошенка. Брюховецкий также замечал, что Московское правительство вело какие-то тайные переговоры с Дорошенком, и чувствовал, что почва уходит из-под его ног. Дело довершил Андрусовский договор Москвы с Польшею, сопровождавшийся так называемым Андрусовским перемирием. Не веря ранее Москве, Брюховецкий счел невозможным верить и Польше и решил подчинить на известных условиях Малороссию Турецкому султану. Кроме того, он знал о недовольстве Малороссии Московскими воеводами, которых, с его помощью и по статьям заключенного с ним в Москве договора, Московское правительство разместило по Малороссийским городам. С целью возвратить себе потерянное расположение населения, Брюховецкий решил предпринять популярное среди Малороссиян дело – изгнать воевод из городов, а затем с помощью Турции очистить Малороссию вообще от Московских воевод и людей. Для этого он собрал в Гадяче (1-го января 1668 г.) раду, а затем начал изгонять городовых Московских воевод. Как только весть об измене Брюховецкого достигла Москвы, вышел указ (17-го февраля 1668 г.) боярину Ромодановскому быть на государевой службе в Белгороде с полком против изменника Ивашки Брюховецкого и Черкас; в товарищи ему был дан стольник Петр Дмитриевич Скуратов, старый его товарищ по Белгородскому воеводству; в Белгороде они должны были сменить окольничего и воеводу князя Ю. H. Борятинского да князя Василия Дмитриевича Борятинского, находившихся там с 1666 г. На другой же день (18-го февраля) воеводы были у руки Государевой и отправились к месту назначения, куда прибыли уже в марте. Ромодановский не ранее мая, однако, мог проникнуть в Малороссию, но произошло это не по его вине: в тот год, хотя была ранняя Пасха, долго стояла совершенно зимняя погода, и весна настолько запоздала, что еще месяц спустя после Пасхи не росла трава, местами же лежал снег, и лошади не могли иметь корму. Прибыв в Малороссию, Ромодановский подступил к городку Котельве (в Гадячском полку), на границе с Великороссийскими владениями, но встретил в нем сильный гарнизон. Выбор этого городка для осады был сделан потому, что Ромодановский знал, что у Брюховецкого здесь сосредоточена была большая часть запорожских казаков, а они составляли самую надежную опору Гетмана. Брюховецкий двинулся к Котельве против Ромодановского. Но последнему уже не пришлось сразиться с Брюховецким: тем временем, как Брюховецкий собирался выступить против Ромодановского, гетман Правобережной Украйны Дорошенко отправил послов к Брюховецкому с требованием снять с себя гетманское достоинство; это требование разгневало Брюховецкого, который питал надежду сделаться гетманом обеих половин Украйны, так как Дорошенко одно время, из любви к родине, предполагал сам отказаться от гетманства, чтобы соединить под властью одного гетмана всю Украйну. Получив такое предложение, Брюховецкий приказал заковать присланных Дорошенком казаков в кандалы. Тем временем Дорошенко, получив отказ и зная, что Брюховецкий двигается к Опошне и Котельве, чтобы сразиться с Ромодановским, двинулся Брюховецкому наперерез, прибыл к Опошне и оттуда вторично отправил к Брюховецкому послов. После второго отказа явился посланник от Дорошенка с прямым требованием, чтобы Брюховецкий явился к Дорошенку, как к гетману обеих сторон. Затем Брюховецкий был силою приведен к Дорошенку и, как известно, был забит до смерти рассвирепевшей толпою казаков. После убийства Брюховецкого (1-го июня 1668 г.) Дорошенко оставался в нерешительности, не зная, кому поддаться: Москве, Польше или Туркам, и после того, как почувствовал, что народ был склонен к туркам, решил поддаться им. Затем, объявив себя гетманом обеих сторон Украины, он стал собираться против Ромодановского. Ромодановский же не решился выступить против Дорошенка и отступил. Дорошенко преследовал отступавшего на Путивль Ромодановского, но вскоре оставил преследование, вследствие своих семейных обстоятельств, и поспешил домой в Чигирин, оставив за себя наказным гетманом от левой Украйны бывшего Черниговского полковника, только что перед тем сделавшегося генеральным есаулом Демьяна Игнатовича Многогрешного, теперь получившего название наказного «Северского гетмана». Ему, брату своему Григорию Дорошенку и другим главным своим приверженцам гетман поручил изгнать оставшихся еще в некоторых городах царских воевод (в Нежине, Чернигове и Переяславле). С уходом гетмана Дорошенка с Левобережной Украйны счастье перешло на сторону князя Ромодановского: он не только успел оправиться и пополнить свои войска, но уже счел себя в силах действовать наступательно. В Котельве Ромодановский подвергся ночному нападению от гетмана Дорошенка с казаками. С ними были и союзные крымцы: Салтан с мурзами и с 20000 татар. Ромодановский счастливо отразил нападение, и они отошли на 7 верст от Котельвы. С известием об этом Ромодановский прислал к Государю (24-го июня 1668 г.) рейтарского полковника П. Стремчевского. В ответ на это известие Государь (26-го июня 1668 г.) послал к Ромодановскому стольника князя Ник. Гр. Гагарина «с Государевым жалованьем, милостивым словом и о здоровье спрашивать» – «за службу, что побил черкас и татар». 19-го июля 1668 г вышел указ боярину князю Григорию Семеновичу Куракину из Севска двинуться к Нежину, а боярину Ромодановскому, стоявшему в то время в Ахтырском (от Котельвы он отступил), быть на сходе с этим боярином. 23-го июля Ромодановский прислал в Москву жильца Игн. Ник. Логвинова с известием, что он, боярин, послал на Черкасский город Грунь своего сына, стольника князя Андрея Григорьевича Ромодановского, с товарищем своим по воеводству стольником Петром Дмитриевичем Скуратовым и с ратными людьми и Калмыками (500 ч.), и что они взяли город Грунь, но вынуждены были принять бой с черкасами, посланными на выручку от Дорошенка. Вскоре дела, однако, пошли хуже: князь Андрей Ромодановский потерпел сильное поражение у Гайворона и даже, говорят, был взят в плен; сам боярин Ромодановский не мог оказать ему помощи за малочисленностью войска и принужден был отступить к Путивлю, после чего первым долгом поспешил на выручку оставшихся по городам воевод с Московскими гарнизонами, которые были осаждены казаками. Восточная сторона, как только почувствовала силу на Московской стороне, тотчас же потянула к ней. Это явление было не ново: Москва испытала это и после Конотопа, и после Чуднова.

В сентябре 1668 г. Ромодановский перешел в наступление и двинулся к Нежину, где сидел в осаде воевода Ив. Ив. Ржевский. Осаждавшие, увидев у себя в тылу войска Ромодановского, бежали, а за ними бежали и многие из жителей Нежина, боявшиеся преследования Ромодановского. Той же участи подвергся и Чернигов, где был Многогрешный. Он посылал к Дорошенку просить о присылке помощи, но получил отказ. Тем временем Ромодановский подступил к Чернигову, и его ратные люди подожгли окраину города, носившую имя «нового места», и оттуда стали беспокоить артиллерийским огнем середину города, так называемое «старое место». Многогрешный, увидев себя в опасности, отправил к Ромодановскому гонцов сказать, что он отказывается сопротивляться, сдает город, но желает получить за то свободный пропуск с казаками. Ромодановский дружелюбно отнесся к Многогрешному – выпустил его из города (после чего Многогрешный ушел в Седнево), а сам вошел в город, где находился воевода Толстой с ратными людьми. Освобожденные Ромодановским от долгой осады, они присоединились к его войскам. С этого времени началось сближение князя Ромодановского с Многогрешным, чему много способствовал брат Многогрешного – Василий Игнатович Многогрешный и бывший Нежинский полковник Матвей Гвинтовка. Они явились к Демьяну Многогрешному в Седнево и стали убеждать его принять подданство Государю. Многогрешный с радостью принял их совет и тотчас же отправил их к Ромодановскому. Начались переговоры об условиях, и вскоре же от Ромодановского были присланы два Московских полковника для принятия присяги от Многогрешного, а затем состоялось в городе «Девице» свидание Д. Многогрешного с Ромодановским. Затем в январе 1669 г. Василий Многогрешный с Гвинтовкой послан был в Москву (кроме них были в посольство оправлены и другие лица); 24-го января велено было от Государя объявить Малороссийским послам, что рассмотрение всех дел и избрание самого гетмана должны будут состояться на раде, на которую отправлены будут боярин Ромодановский, стольник Артемон Сергеевич Матвеев, да дьяк Григорий Карпович Богданов. Матвеев с Богдановым двинулись из Москвы, откуда они должны были направиться в Севск. Ромодановский же, в то время стоявший с войском в Судже, должен был присоединиться к ним в Севске же. Относительно места рады, вопреки просьбе посланников, чтобы рада была в Батурине, Государь определил, чтобы рада была в Глухове, так как этот город найден был более удобным «для ближайшего привоза из городов людских припасов и конских кормов». Кроме того, Государь повелел, чтобы рада была «черневая», т. е. с представителями черни, простого народа, а не из одних только старшин, т. е. высших войсковых должностных лиц. 1-го марта 1669 года с указанными выше товарищами боярин Ромодановский прибыл в Глухов, 2-го марта состоялось его совещание с Д. Многогрешным, а 3-го марта приехал туда же Черниговский Архиепископ Лазарь Баранович; в тот же день на дворе боярина Ромодановского в Глухове состоялась рада, причем от мещан и казаков простых были только выборные. Вопрос о выборе гетмана решился тотчас же. Лишь только Ромодановский объявил, что «Царское Величество указал им, по их правилам и вольностям, выбрать гетмана», как тотчас же рада ответила, что выбирает гетманом Демьяна Игнатовича Многогрешного. Долго, однако, пришлось Ромодановскому убеждать согласиться на требование Московского правительства по другому вопросу – о воеводах по некоторым городам (в Переяславле, Нежине, Чернигове, Остре) и о ратных Московских людях: раде очень хотелось добиться вывода воевод и ратных людей; поэтому пришлось вести долгие переговоры и собирать раду на 5-е и на 6-е марта, пока, наконец, благодаря своей настойчивости, Ромодановский не убедил старшин принять статьи согласно воле Государя. В этот же день Ромодановский вручил новому гетману верительные грамоты, затем все пошли в церковь, где и была принесена присяга. 8-го марта, согласно установившемуся обычаю, боярин Ромодановский роздал «государево жалованье» соболями; его получили: сам гетман, старшины и полковники, которые, в свою очередь, отдарили Ромодановского лошадьми. В тот же день боярин отправил Государю известие об окончании рады, собранной в Глухове, и об избрании гетманом Многогрешного, но не скрыл в своей отписке-отчете казацких домогательств относительно вывода воевод и того, что он воспротивился и наотрез отказал в этом. После этого Многогрешному ничего более не оставалось, как отправить к Государю письмо с уверениями и обещаниями в неизменной и верной преданности и не только не просить вывода воевод, а, напротив того, умолять Государя дать указ царским войскам, как только неприятель будет наступать на Украйну, тотчас же оказывать помощь. В апреле того же (1669) года от нового гетмана Многогрешного отправлено было посольство в Москву (генеральный судья и будущий гетман Иван Самойлович), которое высказало еще более характерную просьбу, чтобы князь Ромодановский с войском своим был всегда наготове на защиту Украйны, по первому требованию, не отговариваясь неимением царского указа. В скором времени Ромодановский выехал из Глухова на три версты от города, провожаемый новым гетманом и старшинами.

В 1670 году, во время бунта Стеньки Разина, брат Стеньки, Фролка, пробрался на Дон, а затем поплыл вверх по Дону, чтобы потом проникнуть в Слободскую Украйну, а уж оттуда в Малороссию и поднять там восстание среди Малороссийских полков. Поднявшись по Дону, Фролка напал на Коротояк, в 80 верстах к югу от Воронежа, на правом берегу Дона. Коротоякский воевода тотчас же известил князя Ромодановского, стоявшего в Острогожске,в 97 верстах на юг от Воронежа, на берегу реки Тихой Сосны. В помощь к Ромодановскому гетман Многогрешный отправил 1000 человек отборных казаков под начальством генерального есаула Гвинтовки. Ромодановский поспешил на помощь осажденным, поспел вовремя и с государевыми ратными людьми не только отбил приступ от города воровских казаков Разина, но и разбил их наголову, так что те побежали вниз по Дону. Этой победой Белгородская и прочие волости Слободской Украйны были сохранены от бунта. Казаки остались верны; только в одном Острогожске произошло восстание: воевода Московский Тимофей Панютин был утоплен в реке; однако, население осталось верно Государю, и город остался спокоен. Извещенный об этом Царь 1-го октября 1670 г. отправил к боярину князю Ромодановскому стольника Михаила Богдановича Приклонского, чтобы тот передал, что Государь велел «спросить вас о здоровье вашем, жалует вас за службу вашу и похваляет».

В 1671 г. князь Ромодановский был воеводою в Курске. В 1672 году в Малороссии произошла новая перемена гетмана. Против Многогрешного составился заговор, в котором приняли участие обозный Петр Забелло, судьи: Иван Домонтович и Иван Самойлович (будущий гетман), генеральный писарь Карп Иванович Мокриевич (душа заговора) и полковники: Переяславский Дмитрашко-Раич, наказной Нежинский Филипп Уманец и Стародубский Петр Рославец. Они обвиняли гетмана в сношениях с П. Дорошенком и в желании, по примеру Дорошенка, перейти в подданство Турецкому султану. Как известно, эта измена осталась не доказанной, тем не менее заговорщики в ночь с 12-го на 13-е марта 1672 г. явились к воеводе Батуринскому Григорию Неелову и испросили его разрешения арестовать Многогрешного, обвиняемого ими в измене Государю. Неелов, настроенный за что-то против гетмана, дал разрешение. Они взяли у воеводы стрельцов, проникли в замок, пробрались в опочивальню и во время сна, не давши гетману возможности ни звать на помощь, ни объясниться, связали, положили на заранее приготовленные сани, закрыли и так тихо вывезли из Батурина, что не только жители его до утра не знали о случившемся, но даже наемное войско, состоявшее при особе гетмана, не могло поспеть ему на выручку. Поутру повезли связанного гетмана через Путивль и Севск в Москву. Сопровождали его генеральный писарь Карп Мокриевич, полковник Стародубский Петр Рославец до Москвы, а полковник Переяславский Дмитрашко Раич свернул с дороги в Курск, чтобы известить воеводу боярина Ромодановского о том, как поступили старшины с гетманом. После низведения Многогрешного и отсылки его в Москву (откуда, помилованный от смертной казни, он был сослан в Сибирь), управляли за гетмана старшины. В первых числах мая 1672 г. стали в Москве подумывать об избирательной раде. По просьбе старшин казацких на раде поручено было присутствовать боярину Ромодановскому; в товарищи ему был дан дворянин Ив. Ив. Ржевский, дьяк, четверо подьячих, восемь дворян и переводчик. 18-го мая Ромодановский получил отпуск. Наказ ему был дан следующего содержания: во-первых, он должен был объявить старшинам царскую похвалу, что они не пристали к изменническим замыслам; во-вторых, сообщить прежние Глуховские статьи, которые и теперь признавались действительными; кроме того, на раде должен был быть и Архиепископ Лазарь Баранович, к которому о том была послана отдельная грамота. Рада должна была быть в Конотопе. 25-го мая 1672 г. Ромодановский двинулся в путь, а 9-го июня, по прибытии в Путивль, отправил через Харьковского полковника извещение о вступлении своем в Малороссию. 12-го июня, получив от Ромодановского извещение, старшины, замещавшие гетмана, из Батурина двинулись к Конотопу навстречу Ромодановскому, выслав наперед себя Киевского полковника Солонину с просьбою собирать раду не в Конотопе, а где-нибудь между Конотопом и Путивлем, представляя в качестве возражения против рады в Конотопе чисто хозяйственные соображения. Ромодановский отказал Солонине, указав, что в царском указе точно сказано быть раде в Конотопе. Когда Солонина ушел, Ромодановский двинулся в путь и, перейдя реку Сейм, остановился в местечке «Казачьей Дубраве» на речке Крисени, в 15-ти верстах от Конотопа. Туда к нему прибыл другой посланец от старшин – прилуцкий полковник Лазарь Горленко, с просьбою устроить раду хотя бы в Казачьей Дубраве, но и ему было отказано на том же основании. Не успел Ромодановский после ухода Горленка пройти 3-х верст от Казачьей Дубравы, как его встретили все старшины и стали упрашивать; какими доводами – неизвестно, но им удалось убедить Ромодановского приступить к созванию рады. Поставили «царский шатер» и приступили к чтению старых «Глуховских статей» с новыми добавочными статьями. Во время прочтения статей к боярину из Москвы неожиданно прибыл гонец с царской грамотой, с извещением о рождении Царевича Петра Алексеевича. Старшины принесли поздравление боярину, а затем обратились к начатому делу. 17-го июня явился на раду архиепископ Лазарь Баранович, и тогда же приступили к выбору гетмана, которым был выбран первый генеральный судья Иван Самойлович. После присяги и наставительной речи, сказанной согласно наказу, Ромодановский велел «приложить руки» под статьями, а затем пригласил новоизбранного гетмана и старшину к себе на пир, на другой же день сам был приглашен к гетману на обед, после которого произошла обычная раздача подарков, «государева жалованья», новоизбранному гетману, старшинах и полковниками. 19-го июня старшины с гетманом уехали в Конотоп, а оттуда в Батурин. Начало гетманства Самойловича совпало с наступательными действиями Турецкого султана Магомета IV против Польши и Малороссии. Давно уже Турки думали о походе на Польшу и Украйну, но их удерживала продолжительная война с Венецианцами из-за острова Кандии (Крита). Освободившись от этой войны, Султан все свои силу устремил на борьбу с Польшею. К 23-му апреля 1672 по султанскому указу должны были стянуться к Адрианополю Анатолийские, Румелийские и другие войска; призваны были и крымцы. Послана была, еще в феврале или марте, султанская грамота к Польскому королю Михаилу (Вишневецкому) с выговором, что поляки беспокоят владения гетмана Дорошенка, который со своим народом казацким поступил в число «невольников высокого порога нашего». 4-го мая прибыла ответная грамота из Польши, в которой указывалось, что Украйна «от веков была наследием наших предшественников, да и сам Дорошенко не кто иной, как наш подданный». Так завязалась война.

Дорошенко был извещен о походе Султана. Весною 1672 г. 300000 турецкого войска перешло Дунай. Вначале поляки как будто имели успех: 40000-ный передовой отряд татар ворвался в Подолию, но встретил при Батоге (на реке Буге) 6000-ный польско-казацкий отряд под начальством Лужецкого, был разбит им и обращен в бегство. Но Лужецкий увлекся победой, стал преследовать татар, вопреки совету гетмана Правобережной Украйны Ханенка, был разбит оправившимися от бегства татарами и сам обратился в бегство. С большими потерями они достигли табора гетмана Ханенка. Войска Ханенка под напором татар стали подаваться назад, пока не достигли, отступая, города Ладыжина, где заперлись и были осаждены, но город не мог быть взят. Дела сильно изменились. 4-го августа турки перешли Днестр, а затем в августе же все турецкое войско обложило осадой г. Каменец (Подольский), считавшийся сильнейшим оплотом Польши с юга. Ужасное впечатление произвело падение этой первоклассной крепости и на Польшу, и на Москву. После взятия Каменца и Подолии, турки в том же году двинулись в Галицию и появились уже под стенами Львова, который и взяли 28-го сентября. Вскоре (5-го октября) был заключен унизительный Бугачский мир (Бугач – город в Восточной Галиции); по этому миру Украйна досталась Дорошенку на правах ленного от Турции владения, а город Каменец с Подолией отошел к Турции. Султан лично не продолжал похода и по заключении с Польшею Бугачского мира ушел назад. Нечего и говорить о тягостном впечатлении на Малороссиян, которое произвел поход султана Магомета IV в Польшу. Самойлович тотчас заговорил о походе на Крым и на Дорошенка.

В марте 1673 г., отправляя двух своих сыновей (Семена и Григория), с известным в Малороссии протопопом Симоном Адамовичем и Москву, Самойлович велел протопопу бить челом от него, Самойловича, Государю, чтобы Государь приказал Ромодановскому и ему, гетману, выступить тотчас походом в Крым, для чего прислал бы пушек, пороху, свинцу и еще ратных людей. Адамович передал в Москве поручение гетмана, но, при отпуске его обратно, ему было объявлено, что Государь велел мысль о совместном походе Гетмана с Ромодановским оставить, а идти им обоим к Днепру и стать лагерем; затем приказано было из лагеря заслать к Дорошенку и объявить ему, что Государь, на его челобитье о подданстве, разрешает принять его в подданство и не только обещает не нарушать права и вольности, но обещает даже оборонять его, Дорошенку, от турок. В противном же случае, если Дорошенко откажется принести присягу, то велено было объявить ему, что царские войска обратятся против него. Кроме того, дано было указание и на тот случай, если бы Заднепровские казаки пожелали поддаться Государю помимо Дорошенка: велено было привести их к присяге и, по уговору с ними, выбрать верного гетмана или из их среды, или кого-либо с восточной стороны Украйны, или, наконец, если станут просить, сделать гетманом обеих половин Самойловича. Еще было указано протопопу Адамовичу, что обещанная Малороссиянам помощь послана, так как в Украйну отправлено уже большое войско под начальством боярина князя Юрия Петровича Трубецкого, который в начале января 1673 г. и двинулся в Малороссию. 13-го февраля Трубецкой был уже в Киеве. Предположенное совместное движение Самойловича и Ромодановского к Днепру замедлилось вследствие распутицы, о чем Ромодановский дал знать Государю: «У нас на Украйне с полей снег сбило и полное располнение большое», писал князь Ромодановский: «никоторыми мерами мне походом спешить нельзя; ратных людей при мне нет никого». Только 17-го апреля произошел съезд Ромодановского с гетманом в Сумах; там же было решено сбираться с ратными людьми для предстоявшего похода. Войска гетмана должны были собираться в Батурине – резиденции Самойловича, войска же Ромодановского – в Судже, а сойтись войскам указано было между Глинском и Лохвицей. И действительно, войска соединились 22-го мая близ Лохвицы, а 1-го июня отправили отряд за Днепр к Каневу, а также к Дорошенку и его генеральному есаулу Якову Лизогубу, с предложением подданства, но получили отказ. Между тем появились на восточной стороне толпы Татар. Ромодановский выслал против них Харьковского полковника, который настиг их под Коломаком, бился целый день и едва избавился от гибели. Эта неудача заставила Ромодановского и гетмана отступить из-под Лубен, где они в то время находились, к Белгороду, в Москву же сообщить, что им нельзя переправиться через Днепр, так как река очень располнилась, а Дорошенко отогнал суда. На это пришло от Государя гневное письмо к ним обоим. «Разве вам велено было», писал Государь, «переправляться за Днепр? Вам велено было стоять у Днепра, где пристойно, и, устроясь обозом, послать к Дорошенку, с милостивыми грамотами, двоих досужих людей, а не полк».

«Услыхав о татарах», сказано дальше в письме, «велено было не отступать, а выслать против них части, войска». Этот поступок, вызвавший гневное Царское письмо, объясняется проще всего нежеланием Самойловича привлечь в Московское подданство Дорошенка, которого он считал опасным для себя соперником, так как замечал, сколько со стороны Московского правительства прилагалось старания и сколько делалось попыток привлечь Дорошенко в подданство Государя, Попустительство же Самойловичу со стороны Ромодановского объясняется, во-первых, личным расположением Ромодановского, благодаря чему был сделан гетманом Самойлович, а не Карп Мокриевич, бывший душою заговора против прежнего гетмана Многогрешного, а, во-вторых, тем, что Ромодановский, проведший столько лет на Украйне, стал свыкаться с Малороссиянами и стал более податлив к ним и более обходителен. Недаром он снискал в последние годы особое к себе расположение Малороссиян. Можно собрать много отзывов Малороссиян о воеводах Московских и о бесцеремонном хозяйничанье Московских войск, приходивших защищать Малороссию. Так, Киевский полковник Константин Солонина, жалуясь на воевод и голов стрелецких, говорит: «Не знаю, как и назвать, неужели это христиане к христианам пришли на защиту? Но и татары то же бы сделали! только тем и удивляться нечего: неприятельские люди и басурманы». Жаловались они и на последнего воеводу, вновь прибывшего, князя Ю. П. Трубецкого: «полковникам на дворе и со двора ездить не велит», «боярин и воеводы недоступны», «ласки к ним не держат». Напротив, о Ромодановском выражались так: не то, что боярин князь Г. Г. Ромодановский, кто бы из малороссиян к нему ни пришел, он со всяким обходится, как равный, за это все его любят».

После неудачного похода за Днепр в 1673 г., а затем после длительных и не менее неудачных попыток склонить Дорошенко в подданство Царю, состоялся, наконец, в ноябре того же (1673) года царский указ Ромодановскому и Самойловичу идти с войсками за Днепр на Дорошенко. Но даже и на этот раз сделаны были указания, как поступить с Дорошенком, если он изъявит желание поддаться Царю и принять присягу, или если такое желание изъявит какой-нибудь из Заднепровских полков. Указания были совершенно тождественны с теми, какие были даны перед предыдущим неудавшимся походом того же года. 23-го ноября к Ромодановскому «в товарищи» указано было быть сыну его, стольнику князю Мих. Гр. Ромодановскому, и Ив. Ив. Вердеревскому, а 11-го декабря в «товарищи» к Ромодановскому был назначен еще и стольник князь Борис Ефимович Мыщецкий, которому приказано быть в Белгороде «в осадных воеводах». 31-го декабря Самойлович выступил в поход из своей резиденции, из Бутурина, 8-го января 1674 г. достиг Гадяча, 12-го января к нему прибыл Ромодановский, а 14-го оба выступили к Днепру с 80000 войска. Затем они подошли к Днепру против Крылова, перешли реку, сожгли Вороновку, Боровицу, Бужин и 27-го января взяли Крылов. Затем из Бужина Ромодановский и гетман послали отряд из казаков и Московских ратных людей под Чигирин. От себя Ромодановский послал товарища своего, стольника Петра Дм. Скуратова, а от гетмана был послан Переяславский полковник Дмитрашко-Раич. 31-го января Скуратов с полковником достигли Чигирина. Против них Дорошенко выслал 2000-ный отряд из конных и пеших казаков, но они были разбиты Скуратовым и полковником и ушли, а Скуратов с Раичем преследовали их до городской Чигиринской стены, но ограничились только тем, что пожгли посады, а затем возвратились к Ромодановскому и гетману, стоявшим в то время в Бужине. Отсюда Московские и казацкие войска отправились по льду вверх по Днепру и 2-го февраля достигли Черкасс; там находились: Дорошенков обозный Гулак и местный полковник Григорович. Им послано было предложение сдаться, но они, осажденные, отказались. Начался бой, продолжавшийся два дня. 4-го февраля город сдался; Гулак и Григорович с местным протопопом и другими лицами вышли из города и принесли присягу на вечное подданство великому государю. После принесения присяги этими лицами и жителями, Ромодановский оставил здесь от себя Острогожского полковника Герасима Карабута, гетман же оставил от себя Прилуцкого полковника Лазаря Горленка. 8-го февраля соединенные войска с Ромодановским и гетманом достигли городка Мошны. Жители без сопротивления сдались, присягнув Царю. Отсюда Ромодановский с гетманом отправили отряд к гор. Каневу, с предложением сдаться, а затем и сами двинулись по льду и 9-го февраля подошли к городу, который, однако, не пришлось брать приступом, так как находившийся там Дорошенков генеральный есаул Яков Лизогуб и местный Каневский полковник Ив. Гурский и др. явились к предводителям соединенных войск и просили принять их в вечное подданство. Боясь предстоящей распутицы, Ромодановский с гетманом не пошли далее Канева, но поручили Лубенскому полковнику Сербину с его полком идти по разным украинским правобережным городкам и приводить их к присяге Государю, а затем сами перешли назад через Днепр и расположились с обозами на левом его берегу, против Канева, а 15-го февраля, вследствие недостатка корма, отступила к Переяславлю. Вслед за Каневом и Черкасами много других городов присягнули Государю. С известием об этих успехах боярин с гетманом отправили к Государю гонца Ивана Подымова, который и прибыл в Москву 25-го февраля. В ответ на это известие был прислан от Государя полковник и голова стрелецкий Колобов «спросить о здоровье», похвалить за службу, но вместе с тем поставить в укор то обстоятельство, зачем они посылали Скуратова с полковником под Чигирин, а не осадили Дорошенко всеми ратными силами: тогда бы, видя Дорошенко в осаде, все его полки сдались бы. Уходя на левую сторону Днепра, Ромодановский на правой (западной) стороне оставил Московского полковника Андрея Цея с копейцами, рейтарами, драгунами и солдатами, Самойлович же – своего генерального есаула Ивана Лысенко. 2-го марта они, в 15 верстах от местечка Лысенки, встретились с Григорием Дорошенком (братом гетмана) и татарами и разбили их наголову; те обратились в бегство, а затем, ускользнув от Цея и Лысенка, заперлись в местечке Лысенке, но жители выдали Дорошенко в руки Цея и Лысенки, а те препроводили их в Переяславль, к боярину и гетману. Находившийся в это время в городе другой брат гетмана – Андрей Дорошенко и Дорошенков наказной гетман и Паволоцкий полковник Григорий Гамалея, под влиянием этого поражения, бежали к Петру Дорошенку в Чигирин, причем Гамалея бросил даже свой Паволоцкий полк, а оставшиеся в Корсуне полковники (5 человек), со своими полками приняли присягу на подданство Государю. Обо всех этих событиях Ромодановский снова послал известия с Подымовым, который прибыл в Москву 16-го марта; в марте же в полк к боярину и гетману Государь послал стольника Сем. Сем. Колтовского «с государевым жалованьем, милостивым словом и о здоровье спрашивать». 15-го февраля Ромодановский с гетманом двинулись к Переяславлю, а 17-го февраля к ним туда же явился от Польского короля гетман Западной стороны Мих. Ханенко с предложением положить свою гетманскую булаву и принять присягу на подданство. Вследствие отказа Ханенка от гетманства, Ромодановский с гетманом Самойловичем назначил полковникам Западной стороны съехаться на 15-ое марта в Переяславле, а 17-го марта была рада, на которой избран был гетманом Западной стороны гетман Иван Самойлович. Таким образом, под его властью соединились обе стороны Украйны, а бывший гетман Ханенко сделался полковником в одном из полков. Были составлены новые «Переяславльские статьи». Во время обычного обеда у боярина, дававшегося после рады в честь старшины, прибыл к Ромодановскому от Дорошенка гонцом Иван Степанович Мазепа, его генеральный писарь (будущий гетман после Самойловича), сказавший смиренную, но витиеватую речь. Он передавал, что Дорошенко просит принять его в подданство под высокую царскую руку со всем войском Запорожским, и о том, чтобы Ромодановский «взял бы его на свою душу, чтобы ему никакой беды не было». На это Ромодановский отвечал, чтобы Дорошенко, надеясь на милость Государя, ехал к нему в полк без всякого опасения. Однако со стороны Дорошенка это оказалось притворством: он и не думал ехать, как обещал, в Переяславль, но, чтобы оттянуть время, стал просить Самойловича прислать к нему доверенных лиц, которые приняли бы от него присягу. Ромодановский и гетман послали доверенных, но те напрасно ждали присылки за себя заложников: прождав в Черкасах 6 дней, они не получили ни письма, ни заложников.

Весь апрель 1674 г. не давал о себе знать Дорошенко; наконец, в мае (5-го) послана была из Москвы с головою Московских стрельцов Терпигоревым царская грамота через Ромодановского в Чигирин, куда и прибыл Терпигорев 25-го мая. Дорошенко отказался присягнуть. На замечание же Терпигорева, что его старшины и полковник уже без него «учинились в подданстве Царскому Величеству и присягу на верность принесли», он ответил, что они скоро изменят, не вечно останутся в подданстве, а делают это только для получения соболей от боярина. На то же место грамоты, где сказано было, что Ромодановский и гетман «учнут над Чигирином воинский промысел чинить», отвечал, что он, Дорошенко, готов дать отпор, как только дождется Крымской орды, и что уже теперь стоят два Крымских салтана верстах в 20-ти от Чигирина. Видя безрезультатность грамоты, Терпигорев просил отпустить его, чтобы передать ответ Ромодановскому, но Дорошенко сказал, что отпустит его в скором времени, а затем не только совсем задержал, но даже заковал и посадил в Чигиринскую тюрьму. Дерзость его объяснялась тем, что к нему к тому времени явился уже 4000-ный отряд татар, который в мае же соединился с Чигиринскими татарами и осадил в Черкасах Московского воеводу, товарища по Белгородскому воеводству Ромодановского, которого Ромодановский оставил в Черкасах. Осажденные сделали вылазку и не только отбили неприятеля от города, но и гнали его на протяжении 15-ти верст. Тем временем Дорошенко послал своего брата возвращать отпавшие от него города и местечки. И действительно, Андрею Дорошенку удалось хитростью завладеть двумя укрепленными местечками, сказав, что он поддался царю. Когда он завладел этими местечками, то часть жителей зверским образом была умерщвлена, а другие отданы были в плен татарам. Узнав об этом, жители третьего местечка дали битву Андрею, разбили его и даже погнали до Чигирина. Тогда Ромодановский с гетманом отправили за Днепр соединенный казацко-московский отряд под начальством рейтарского Московского полковника Беклемишева и Переяславского полковника Дмитрашка-Раича. Те, настигнув Андрея и татар близ местечка Смелого 9-го июня, дали битву и нанесли сильное поражение; Андрей, Дорошенко раненый, едва убежал к брату. К затруднительному положению в Чигирине присоединилась еще тревога: громадное скопление народа, сбежавшегося из разных местечек и городов, вызвало в городе голод, а голод вызвал, ропот, народ заволновался и стал требовать, чтобы Дорошенко сдал город и присягнул Царю. Тогда Дорошенко пустился на крайнее средство: он послал в Турцию своего генерального писаря Мазепу, отправив с ним 9 татар, которые повели 15 христианских невольников в подарок султану. Мазепа получил от Дорошенка письмо, в котором тот просил помощи. Но посланные встретились с Запорожскими казаками, убили татар, невольников освободили, а Мазепу доставили с письмами в Сечь к атаману Серку. Запорожцы хотели убить Мазепу, но по настоянию Серка только заковали. Гетман стал требовать у Серка Мазепу, но Серко, не желая нарушать старинного обычая и права Сечи не выдавать никого из Сечи, отказал гетману. Чтобы оказать давление на Серка и сломить его упрямство, Ромодановский, по совету гетмана, послал распоряжение в Харьков взять под караул проживавшую там жену и зятя Серка. Последний уговорил тестя, и Мазепа был выдан гетману, который однако передал его Ромодановскому, а 15-го мая Мазепа был отправлен в Москву. Хитрый, лукавый, ловкий и сообразительный, Мазепа успел поправиться и боярину, и гетману, да и в Москве. Попытка Дорошенка через Мазепу известить султана о своем положении, таким образом, окончилась неудачею; но его выручил другой его полковник – Евстафий Гоголь, который отвез известие в Константинополь. Турки поспешили явиться на помощь к Дорошенку. В начале июня турецкое войско перешло через Днестр и стало брать город за городом, при упорном сопротивлении сжигая города и истребляя все живое. Такой участи подверглись Тульчин, Лодыжин и другие города. Никакие мольбы не могли подействовать на визиря, производившего опустошения в юго-западной части Украйны. Самой ужасной участи подверглась Умань, для осады которой послан был великим визирем его товарищ. Он сжег весь город дотла со всем народом, строениями, имуществом и церквами. В то время, как турки производили опустошения на юге, Ромодановский 23-го июля подступил с гетманом к Чигирину, приготовляясь к осаде. Для этого понаделали шанцы и начали громить город, но осада была непродолжительна, так как услышали, что татары идут на помощь к Чигирину на выручку Дорошенка, и что визирь двигается туда же и стоит уже под Ладыжином; поэтому они решили оставить осаду. 9-го августа крымские татары с ханом стали приближаться к Чигирину, а 10-го Ромодановский с Самойловичем велели сжечь табор и отступили к Черкасам, куда и прибыли 12-го числа. Тогда хан Крымский, встреченный Дорошенком, не остался в Чигирине, а погнался за Ромодановским и гетманом, надеясь застать их еще в пути, но пришел под Черкасы только 13-го августа. Побежденный в незначительной стычке, хан повернул опять на Чигирин, затем оттуда возвратился к Умани, где находился тогда турецкий великий визирь с войском. Ромодановский с гетманом не только не могли послать помощи на юго-запад Украйны, но и у них самих войска редели, много народу в полках гетмана разбежалось и оставалось всего до 15000 казаков. К этому еще присоединялось и то обстоятельство, что укрепления города Черкас обветшали, подгнили и обвалились и вообще находились в дурном и ненадежном состоянии; тогда они решили сжечь Черкассы, а жителей перевести на левую сторону Днепра, да и сами удалились туда же за Днепр. Когда хан удалился к Умани, туда за ним последовал и Дорошенко. Пользуясь тем, что за отсутствием Дорошенка надзор в Чигирине ослабел, Терпигорев, о котором сказано было выше, говорят, взломал 26-го августа окно тюрьмы в Чигирине, куда был посажен Дорошенком, выполз оттуда в оковах вместе с другими узниками и, переправившись через Днепр, добрался до Кременчуга, откуда его доставили в полк к Ромодановскому, стоявшему в то время на левом берегу Днепра, против Канева. Нашествие турок и татар на Украйну продолжалось недолго. В начале сентября 1674 г. турки из-под Умани и Лодыжина пошли обратно. Дорошенко с Крымским ханом хотя и думали продолжать военные действия в Западной Украйне, но попытки их были неудачны: они были постоянно побиваемы, и 8-го октября хан повернул в Крым.

После возвращения хана в Крым, поляки прекратили свои действия в Малороссии, хотя о завоевательных планах короля Яна Собесского все время ходили слухи. Ромодановский сообщил Царю о временном затишье на Украйне, на что Государь писал, что, если действительно на Украйне неприятеля нет, то он, Государь, дает Ромодановскому позволение отступить к пределам собственно Московского государства – на воеводство в Курск, Самойловичу же – в Батурин, а войска Московские распустить на осень, как это делалось на Руси в спокойное от военных действий время. Но Государь ставил непременно в условие, чтобы боярин оставил в Переяславле своего молодого сына стольника князя Михаила Григ. Ромодановского с отрядом Московских ратных людей, а Самойлович – отряд казаков, выбрав им наказного гетмана. Тогда Ромодановский стал просить за сына, князя Михаила, отпустить его со службы, указывая на свою службу, на службу этого сына и на старшего его брата Андрея. «Служу тебе на Украйне», пишет Ромодановский: «22 года беспрестанно, да сынишка мой, Мишка, служит 6 лет без перемен, а другой мой сынишка, Андрюшка, за тебя разлив свою недозрелую кровь в томительной нужде, в Крымском полону, в кандалах живот свой мучит седьмой год». Ссылка на многолетнюю службу подействовала, и князь Михаил Ромодановский был отпущен в Москву для свадьбы.

К весне 1645 г. стали опять подумывать о возобновлении военных действий. 26-го февраля Ромодановский со своим сыном получил назначение воеводой в Белгород, но оставался он там недолго, так как в апреле присылались гонцы от него из Курска. 26-го апреля получено было приказание Государя сбираться с Белгородскими и Севскими полками и с казаками и двинуться к тому месту Днепра, где он более удобен для переправы, и, остановившись там, послать к Польским и Литовским гетманам, чтобы договориться с ними о соединении ратей. Если турки и татары не придут, и при Дорошенке турок и татар будет не много, то, сказано в наказе, боярину с гетманом и царским войском с польскими не соединяться и далее Паволочи не ходить; а когда с неприятелем сойдутся, то предоставить первый бой войскам королевским, а царских войск не посылать. Однако, в наказе было упомянуто, что нужно «стоять заодно и в нужное время друг от друга не отступать. В благодарность же просить, чтобы за соединение войск король уступил на веки завоеванные места». Царский посланец, стряпчий Алмазов доставил Ромодановскому с гетманом грамоту (29-го мая) в Сумах, в присутствии старшин. Ромодановский с гетманом в ответ на царскую грамоту указали посланцу на опасность соединения Польских и Русских войск: поляки, ведь, не приходили сражаться с общими врагами, с турками и татарами; между ними не происходило никаких стычек и сражений; наоборот, известно им об ссылке с салтаном и с Дорошенком о мире. Цель же появления короля на Украйне – не отпор туркам, но желание отобрать Украйну и Киев себе. Напротив того, они просили передать Государю, что если Государь укажет им идти в Крым, то они надеются учинить там великое разорение. В конце июля велено было Ромодановскому двинуться из Курска в Суджу, а в Заднепровье послать знающих людей выведать настоящее положение дел; вместе с тем отписать к коронному гетману князю Дмитрию Вишневецкому, что, если все войска коронные и литовские в соединении не будут, то царские войска с одним коронным гетманом не соединятся. В августе вышел новый указ Ромодановскому – выйти из Суджи, а Самойловичу из Батурина и двинуться к Днепру, а за Днепр послать по отряду; Самойлович и на этот раз объявил царскому посланцу, что он готов исполнить указ великого государя, но что, по его мнению, надо только ограничиться тем, что прогнать татар, а не соединяться с поляками, Соединение польских и русских войск так и не состоялось; тем не менее, Ромодановский и Самойлович сошлись у так называемой Обечевской гребли (между рекою Галицею и Прилуками, в 50 верстах от Днепра, а отсюда двинулись к Яготину, куда пришли 11-го сентября. Сюда к ним явились Польские посланцы и объявили, что хан ушел из польских пределов к Каменцу. Это очень обрадовало Ромодановского с гетманом: теперь уже не было повода для соединения с польскими войсками; они теперь вполне могли отказаться от этого и поступить в этом случае согласно царскому указу. Простояв под Яготином до 16-го сентября, они приблизились к Днепру, а 18-го сентября остановились в 10-ти верстах от Канева. Однако, они послали на другую сторону Днепра Московский отряд под начальством генерал-майора Франца Вульфа и казацкий – под начальством генерального есаула Ивана Лысенка. Приверженцы Дорошенковы массами бежали к нему в Чигирин. Это движение нагнало страх на Дорошенко, который стал просить помощи у турок и татар, но тщетно: они занятые войной с Польшею, помощи не оказали. Впечатление от этого движения было очень сильно. Несмотря на то, что Ромодановский с гетманом разошлись (Ромодановский – в Курск, Самойлович – в Батурин), не предпринявши ничего важного, тем не менее, этот поход имел важные последствия, так как Дорошенко увидел, что ему, оставленному на этот раз турками, пора прибегнуть к последнему средству спасения, которое он приберегал к концу: Дорошенко решил прямо и искренно отдаться в подданство Московскому Государю. Переговоры велись при посредстве кошевого атамана Запорожской Сечи Серка. В январе 1676 года Дорошенко отправил своих двух посланцев в Москву (своего тестя Яненко и Семена Тихого). Эти посланцы привезли и Москву бунчук и санджаки, подаренные султаном Дорошенку под Уманью, оставив у себя только булаву, будто бы для той цели, чтобы ему прилично было с ней явиться в Москву к великому Государю, когда Государь дозволить ему «видеть свои царские очи».

12-го января 1676 г. состоялся с торжественной церемонией прием знаков гетманского достоинства. При отпуске посланцев, старшему из них Яненку была отдана ответная грамота Государя, с похвалою за желание отступить от турецкого султана и отдаться в подданство Государю, дано было дозволение по желанию избрать место жительства, но он должен был вместе с тем сложить с себя гетманское достоинство, а так как присяга, данная в присутствии кошевого атамана Серка и Запорожской Сечи, была признана недостаточной, то его обязывали перебраться на левый берег Днепра и здесь присягнуть перед св. Евангелием в присутствии гетмана Самойловича и боярина князя Ромодановского. 30-го января скончался Царь Алексей Михайлович, а новый Царь смягчил второе требование и послал для присяги стольника Доримедонтова. Доримедонтов проехал не прямо в Чигирин, а явился сначала к гетману Самойловичу. Последний, узнав о том, что новое правительство не настаивает уже на том, чтобы присяга была принесена перед гетманом и боярином Ромодановским, а также, что в грамоте царской на имя Дорошенка он был, вопреки обычаю, назван с «вичем» (окончание отчества на «вич» считалось в то время признаком особенной почтительности), решился на смелый и рискованный поступок. Опасаясь поворота Московской новой политики с переменою царствования, Самойлович задержал стольника Доримедонтова у себя. Самойлович верно учел нерешительность Московской политики; к сделанному уже дерзкому поступку (задержанию Доримедонтова) он присоединил безнаказанно и другой: он не только послал в Малороссийский Приказ письмо, но еще и с наставлением, что не следует так почтительно обращаться с Дорошенком, не следует никого посылать в Чигирин для отобрания присяги, а напротив того привести, хотя бы силою, Дорошенко к присяге перед боярином Ромодановским и им, гетманом. Благодаря своей настойчивости, Самойлович добился того, что второе требование, а именно обязательность присяги в присутствии Ромодановского и гетмана, отмененная новым Московским правительством, снова была восстановлена. Затем опять начались частые посылки от боярина и гетмана с приглашением Дорошенку явиться и в их присутствии принести присягу. Дорошенко, хотя и желавший принести присягу, но считавший для себя, видимо, унизительным выполнение этого требования, стал отговариваться, что он в ожидании прибытия своих послов из Москвы, а также возможности нашествия неприятелей на Чигирин, не может явиться к боярину, боясь оставить Чигирин на произвол судьбы. Желая понудить Дорошенко, гетман послал к Чигирину казацкий отряд Черниговского полковника Василия Барковского (который и прибыл 18-го марта под Чигирин), но по царскому указу вынужден был отозвать его. Наконец, в конце июня Дорошенко наотрез отказался сдать гетманство Самойловичу. «Не поеду, – сказал он, – и не сдам гетманства без войсковой рады: это бесчестно». В свою очередь, Самойлович все настойчивее стал указывать на унизительность посылать бесполезные приглашения и добился указа (в июне) двинуться боярину и ему, гетману, к Днепру со всеми войсками. Послав наперед передовой отряд (Ромодановский – Косагова с 15000 войска, а Самойлович – генерального бунчужного Леонтия Полуботка с 3 полками), они отправили их под Чигирин, а затем и сами (15 то августа) приблизились к Днепру (под Крыловым) и стали по частям переправлять войска. Высланные вперед Косагов и Полуботок остановились за несколько верст от Чигирина и отправили к Дорошенку увещательную грамоту от имени Государя, а утром приблизились к городу. Произошла недолговременная битва. Видя успех Московских войск, Дорошенко созвал раду, на которой порешено было отдаться на милость Государя, а затем отдал приказ прекратить бой. На другой день он выехал за 3 версты от Чигирина; с ним было духовенство с хоругвями и образами, старшина и Чигиринская знать. Там (на речке Янчарке) он дал присягу в подданстве Государю в присутствии Косагова и Полуботка. Затем были отправлены посланцы, которые должны были отвезти боярину Ромодановскому знаки гетманского достоинства и объявить, что Дорошенко вскоре вслед за ними сам прибудет к нему; кроме того, они должны были повезти статьи, на каких он хотел перейти в подданство.

Получив согласие на все условия, Дорошенко в сопровождении казацкого войска, Косагова и Полуботка из Чигирина двинулся за Днепр и 19-го сентября 1676 г. передал знаки гетманского достоинства боярину Ромодановскому, а тот – Самойловичу, как гетману обеих половин Малороссии, и на другой день отправился в Чигирин. Вслед за тем были отправлены назначенные от боярина и гетмана для занятия Чигирина стольник князь Мих. Гр. Ромодановский (сын боярина) и Черниговский полковник Василий Борковский, а за ними подъехал в Чигирин и сам гетман. Дорошенко сделал гетману и стольнику торжественную встречу, сам вышел за 3 версты от города и, в знак особенного удовольствия, приказал палить из пушек ради приветствия прибывших. Получив от Дорошенка городские ключи и 16 пушек и переночевав, гетман со стольником поутру отбыли из Чигирина, а затем гетман с боярином Ромодановским переправились назад за Днепр. Взятые у Дорошенка знаки гетманского достоинства были отправлены Ромодановским в Москву, куда они прибыли 12-го октября. 1-го ноября Дорошенко, по указанию гетмана, прибыл к нему в Батурин, где Самойлович не только встретил его радушно, но и почтил его приезд трехдневным пиром, а затем, по уговору с боярином Ромодановским, назначил ему жить в Соснице, но оттуда Дорошенко был вытребован в Москву, куда и уехал 8-го марта 1677 г., а 20-го марта «видел очи государевы». Еще находясь в Чигирине, а затем в Соснице, Дорошенко предупреждал Ромодановского и гетмана о возможности следующего: Султан, считая себя властителем правобережной Украйны, после отречения Дорошенка от гетманского достоинства и даже перехода в подданство Московскому Государю, несомненно, пожелает назначить от своего имени гетмана для правобережной части Украйны. Таким гетманом возможно, что он назначит сына Богдана Хмельницкого Юрия, уже бывшего гетманом и находившегося у него в заточении в Константинополе. Предсказания Дорошенка сбылись. По совету Константинопольского патриарха, султан выпустил Юрия Хмельницкого из Семибашенного замка, пожаловал князем Малороссийской Украйны и приказал готовиться к походу. Вновь назначенный гетманом и князем Малороссии, Хмельницкий с началом весны переправился через Дунай. Он имел при себе по одним известиям, 150 человек, а по другим – всего только 60. Во главе столь незначительного числа казаков Хмельницкий, как гетман и князь Малороссийский, назначил от себя «наказным гетманом» Евстафия Гиновского, который двинулся в Подолию и стал повсюду рассылать универсалы, требуя, чтобы находившиеся в подольских городах польские гарнизоны выходили из города, так как Подолия Польшею уступлена Турции, а кроме того было объявлено, что если города Подолии признают Хмельницкого гетманом и князем, им обеспечивается безопасность от наступающих турецких войск. Неохотно, недоверчиво отнеслись жители Подолии и Украйны к Хмельницкому. Один такой универсал был доставлен Самойловичу. 7-го апреля Хмельницкий отправил письмо к кошевому Запорожья – Серку. Это еще могло быть серьезно по своим последствиям, так как Серко стал склоняться на сторону Хмельницкого. Вслед за Хмельницким должно было выступить 60-тысячное турецкое войско, но во главе его был поставлен не Хмельницкий, а Ибрагим-паша, по прозванию «Шайтан» (черт). 13-го июля войско Ибрагима перешло через Днестр, а 8-го августа Ибрагим подступил к Чигирину, чтобы там соединиться с подступавшим туда войском Крымского хана. Услышав о появлении Хмельницкого, а также о приготовлении турок к походу под Чигирин, Московское правительство в свою очередь стало принимать меры. В Чигирин отправлен был генерал-майор Афанасий Трауернихт, с ним был послан инженер-полковник фан Фрастен, да двое стрелецких голов: Титов и Мещеринов с Приказами, так что во всех трех стрелецких полках было до 24000 человек. Ромодановский, стоявший в том году с войском в Курске, получил приказ соединиться по первому требованию с гетманом. На подкрепление соединенным войскам послано было еще войско под начальством боярина князя В. В. Голицына, причем стоять ему велено было в Путивле. В конце июня Трауернихт уже прибыл в Чигирин и начал приводить в порядок укрепления. Весь июль прошел в подготовлениях. 28-го июля уже проникло первое известие о наступлении турецких войск, о чем известили гетмана Самойловича, находившегося в Ромнах; 3-го августа неприятели стали появляться под городом, а 4-го августа осадили его. Трауернихт не пользовался авторитетом среди подчиненных; он был осторожен, а в этом видели подозрительность. Испытывая верность казаков, Трауернихт приказал им в ночь на 6-ое августа 1677 г. сделать из города вылазку. Необходимость в подобной отчаянной вылазке явилась потому, что турки подвели свои траншеи уже так близко, что находились всего в 100 шагах от верхнего города. Казаки не возражали и вышли из города в количестве 1000 человек, захватив с собой до 800 царских ратников. Вылазка была удачна для русских: они побили много турок в траншеях и захватили в плен 11 человек языков. 10-го августа явился к Ибрагиму Крымский хан с татарским войском. В то же самое число (10-го августа) произошло соединение войск гетманских с войсками Ромодановского в Артополоте, и оба двинулись к Днепру. Турки с татарами, заслышав о движении Ромодановского с гетманом, стали прилагать все усилия захватать город приступом до прихода русских войск, но все приступы храбро отражались осажденными, постоянно и с большим уроном для осаждающих. 17-го августа Ромодановский с Самойловичем подошли к Снятину и отсюда послали отряд на помощь осажденным, причем гетман послал пехотный казацкий полк, а Ромодановский 1000 драгун. Придя к Чигирину, этот отряд ночью прокрался чрез ряды татар в виду турецкого войска, со славою, чрез окровавленные трупы своих врагов, с музыкою и распущенными знаменами вошел в город. Это настолько подняло дух осажденных, что они не пали, когда 23-го августа взорвало один турецкий подкоп и турки хотели проникнуть через прорыв в стене в город. Узнав через одного пленного молдаванина о намерении турок, осажденные приготовились и отбили турок, бросившихся в прорыв. На другой день, 24-го августа, осажденные заметили, что значительная часть осаждавших, особенно татары, удаляется от города. Это не изумило, но, наоборот, еще ободрило осажденных. Через вновь прибывший отряд они были извещены, что к городу подступал Ромодановский с гетманом. Они поняли, что означало отступление неприятеля от города. И действительно, 25-го августа Ромодановский с гетманом подошли к Днепру против Чигирина, к Бужинской пристани. Чтобы не допустить Ромодановского с гетманом переправиться через Днепр, был отряжен сначала хан Крымский с татарами и с частью только турецких войск, для чего и был занят неприятелем островок на Днепре. Вскоре двинулся и сам Ибрагим-паша с большею частью своих сил. 26-го августа казаки, по приказанию гетмана, под выстрелами, подплыли на лодках по Днепру, переплыли на правый берег и зашли туркам в тыл, так что туркам пришлось отстреливаться на два фронта. Наступила ночь. На утро 26-го августа уже все русские войска были на правом берегу; тогда турки двинулись по направлению к Крылову. 28-го августа произошла схватка. Турки потерпели поражение, русские их гнали на протяжении 5-ти верст. Отсюда турки двинулись к реке Тясьмину, перешли ее и, идя позади реки, к ночи достигли Чигирина. Канонада по Чигирину была усилена, но они не думали ни о каком приступе, так как канонада была необходима, чтобы замаскировать отступление. И действительно, к трем часам утра канонада стала утихать, турки вывезли весь обоз и артиллерию, зажгли свой стан и быстро ушли. Когда наступило утро, осажденные вышли из города и, к изумлению своему, не нашли в турецких траншеях ни одного турка. В тот же день (29-го августа) Ромодановский с гетманом прибыли к Чигирину. Ромодановский не двинулся всем войском преследовать их, но ограничился только тем, что послал 3000-ный отряд для выведывания о неприятеле. Привели какого-то плененного ими славянина (серба или болгарина), который сообщил, что турки бежали в такой панике и с такою поспешностью, что на переправах покидали лошадей и наметы и ушли за Днестр в свои владения. Татары, уже дойдя до Буга, покинули союзников и поворотили домой. Узнав об этом, гетман отправил за Ингул большой отряд казаков, который нагнал партию татар, рассеял их и возвратился с большой добычей. Дальнейшею заботою Ромодановского было привести в порядок и выровнять местность под Чигирином: она была вся изрыта траншеями и ходами для подкопов. Чтобы ими на будущее время не воспользовался неприятель, Ромодановский приказал зарывать траншеи и шанцы и срывать бугры, насыпанные для постановки на них осадных орудий. Приведя все в порядок, Ромодановский с гетманом отправили свои донесения в Москву, а 9-го сентября (1677 г.) переправились на левый берег Днепра, где встретили наготове войско, шедшее на подмогу под начальством боярина князя В. В. Голицына, а т. к. неприятеля в правобережной части Украйны уже не было, то они и возвратились к себе по местам; Ромодановский возвратился на воеводство в Курск. По получении известия об этой победе, Царь с милостивым словом к боярину князю Ромодановскому и гетману Самойловичу отправил стольника Василия Тяпкина. Кстати Тяпкину было поручено узнать мнение относительно Чигирина и у Ромодановского, и у Самойловича, и у старшин. Все они сходились на одном, что Чигирин не только не должен быть разрушен, но должен быть сохранен и даже укреплен настолько, чтобы служить оплотом против турок. В Москве понимали, что турки не примирятся с поражением при Чигирине и в следующем, 1678 году возобновят попытку вторгнуться в Украйну. В Москве не желали войны с турками, поэтому решено было отправить в Турцию гонцом Афанасия Парасукова, как бы с известием о вступлении на престол Царя Феодора Алексеевича, на самом же деле предложить, если представится возможность, возобновить дружественные отношения между государствами и указать, что достаточных поводов нарушать их нет.

Вступив на этот путь, Московское правительство и в дальнейшем старалось прибегать к попыткам разрешать все мирными переговорами. Турецкое же правительство смотрело на дело иначе.

Парасукову категорически было объявлено, что, если Государь не отступится от Чигирина и Украйны, то война неизбежна. Парасуков сообщал в Москву о поспешных приготовлениях для предстоящего похода на Чигирин. Стало известно в Москве, что султан сменил Ибрагима-пашу, заменив его Каплан-пашою, человеком очень воинственным; сменен был даже хан Крымский Селим, которому султан приписывал неудачу Чигиринского похода в прошлом году, и он был заменен ханом Мурад-Гиреем, который прославился победой под Чудновом над воеводой боярином В. Б. Шереметевым в 1660 году.

Получая такого рода известия, Государь, по совету с духовенством и боярами, 12-го апреля 1678 г. указал Ромодановскому идти в Малороссию, но до начала действий попытаться вступить с визирем в переговоры, отстаивать Малороссию, доказывать, что она исстари принадлежала России, что ею не мог, не имел права распоряжаться Дорошенко, отдаваясь в подданство турецкому султану; в случае неудачи переговоров, всеми силами защищать Чигирин, а если это невозможно, то Ромодановский должен разорить его до основания, если же после его разорения возникнут у Ромодановского с турками переговоры, то постановить такой договор, чтобы в тех местах никаких городов не строить, а жителей перевести на левую сторону Днепра.

Ромодановскому, однако, было указано делать это так, чтобы не возникло ропота у малороссиян.

Желая, на случай предстоящей войны, укрепить Чигирин, Московское правительство отправило туда воеводою окольничего Ив. Ив. Ржевского, с успехом уже раньше действовавшего в Малороссии; старый гарнизон, уже выдержавший осаду, был заменен новым, свежим. Послано было 5 стрелецких Приказов с головами, Севский драгунский полк, да еще шотландец инженер Патрик Гордон, получивший большую известность в нашей истории. Ржевский с Гордоном прибыли в конце апреля и деятельно стали заниматься укреплением города и подготовкою его к осаде. 12-го мая прибыли туда Гадячские казаки под начальством полковника Фед. Криницкого, 17-го июня к ним присоединились еще казаки из полков Нежинского и Лубенского, предназначенные для ведения земляных работ и отданные в распоряжение Гордона; вообще казаки были подчинены специально назначенному наказному гетману Павлу Животовскому. Много хлопот было Ржевскому и Гордону. Когда они явились в Чигирин, то увидели его в полном разорении; обещанных ранее гетманом хлебных запасов они также не нашли; кроме того, обещано было, что в пути к ним присоединятся казаки, посланные гетманом, но и этого не случилось. Когда они известили об этом в Москву, то в Москве забили тревогу, и к гетману в Батурин и к Ромодановскому в Курск поскакал, в апреле же, стольник Алмазов запросить того и другого, что они думают.

Ромодановский отвечал, что он немедленно идет к Чигирину, гетман же оправдывался тем, что у него войска были не все в сборе, что он к Ромодановскому пока и один без войска пойдет для переговоров, что опасаться нечего: и войска, и запасы придут вовремя. Гетман был прав: войска и запасы пришли вовремя, но это случилось только потому, что турецкий верховный визирь Кара-Мустафа явился к Чигирину только 9-го июля. Война возобновилась собственно в марте; открыл военные действия Крымский хан Мурад-Гирей в Переяславском полку, где татары под предводительством Юрия Хмельницкого стали производить страшные опустошения. Между тем, из Москвы двинулось войско к Ромодановскому под начальством воевод Касимовского Царевича Василия Араслановича, окольничего князя Конст. Осип. Щербатова и стольника Сем. Фед. Толочанова, и Ромодановский принял над ним начальство. 10-го мая выступил из Батурина гетман и в начале июня в Артополоте соединился с Ромодановским. Тут Ромодановский дал гетману пир, пригласил казацкую старшину и вообще дал им предпочтение пред велокороссиянами; отсюда возникает первая причина ненависти участников похода к Ромодановскому. Из Артополоты они двинулись к Лубнам, куда прибыли 12-го июня (1678 г). Отправив вперед 12-тысячный отряд под начальством Косагова для приискания места для переправы, Ромодановский с гетманом в конце июня прибыли к Днепру. 1-го июля пришло известие, что Турки приблизились к Бугу. Нужно было ждать быстрого нашествия. Тогда только Ромодановский с гетманом сообразили, что место, выбранное ими для переправы и куда был выслан отряд с Косаговым, было неудобно, так как им мили 3 пришлось бы двигаться к Чигирину чрез леса и болота и быть постоянно в страхе, что неприятель нападет на них сбоку или сзади, и они решили повернуть вверх по течению Сулы (чрез нее перешли 3-го июля), а потом пришли к Бужинскому перевозу, где совершали переправу в прошлом (1677) году. По причине большого на этот раз количества войск, переправа затянулась и была медленной. Начав ее 6-го июля, они к 10-му июля еще не успели переправить большой части войск, а татары в этот день тайком переправились через Днепр у Крылова, ударили сбоку на русские обозы, но потерпели большой урон. На другой день (11-го июля) татары опять напали на переправившуюся часть русских войск, но потерпели еще больший урон. 12-го июля уже все русские войска были на правой стороне, а на другой день выдержали бой с 5 пашами и Крымским ханом. Битва происходила с 8 ч. утра до вечера, при селе Шабельниках, но русские отбили неприятеля. Затем 7 дней подряд происходили стычки, но Ромодановский, согласно царскому указу, не двигался дальше, чтобы не принимать генерального сражения, так как ему велено было дожидаться прихода князя Каспулата Муцаловича Черкасского, который должен был придти в подмогу к Ромодановскому с калмыками и татарами. Весь июль прождали Черкасского. Ромодановский, согласно указу, не мог двинуться к Чигирину, а между тем осажденные все время посылали в лагерь к Ромодановскому с просьбой о выручке; к 27-му июля сообщение с городом было отрезано. Черкасский обманул ожидания, приведя, вместо большого вспомогательного войска, всего каких-нибудь 4 тысячи, а между тем времени было упущено много, и гарнизон Чигирина был истомлен. С приходом князя Черкасского Ромодановский на другой же день послал его к Чигирину, дав от себя рейтаров и копейщиков, от гетмана – охочих казаков, так что всего было тысяч около двадцати. Вслед за ними двинулось от Бужина к Чигирину и все остальное войско. Между тем, осада Чигирина усилилась. 29-го июля был взрыв первого подкопа, а на следующий день произошел 2-ой и 3-ий взрыв, притом с такою силою, что в нижнем городе думали, что верхний разрушен был до основания и все погибли. Образовался пролом, но Гордон принял меры. 1-го августа Каплан-паша двинулся против Ромодановского и гетмана.

Между Чигирином и Днепром находились горы, стоявшие на границе приднепровской равнины. Особенно господствовала над всей приднепровской местностью и даже над Чигирином так наз. «Стрельниковая гора». Турки заняли эти высоты, возвели батареи, уставили пушки и стали защищать вход на гору. Вперед был выслан Алеппский паша, с которым и завязалась 31-го июля битва; Алеппский паша был побежден и принужден отступить к Каплану-паше, стоявшему на горах. 1-го августа Каплан-паша, спустившись с горы, вступил в битву, но был отражен, а Ромодановский с гетманом подступили к горам; хотя попытки русских (1-го и 2-го августа) овладеть высотами были неудачны, однако, Ромодановский 3-го августа снова двинул значительный отряд и овладел высотами.

Получив об этом известие, Ив. Ив. Ржевский, главный воевода Чигирина, на радости взобрался на стену города, желая оттуда видеть прибывших русских, но случайно осколок гранаты сразил его насмерть. Начальство над гарнизоном перешло к Гордону. Услыхав о победе русских, Гордон послал к Ромодановскому с просьбой, чтобы он поскорее прибыл в город и тем завершил победу; но Ромодановский не сумел воспользоваться победой; он послал Гордону один только драгунский полк, сам же, спустившись с высот, остановился в 2½ верстах от города. Гордон 5-го августа снова послал к Ромодановскому с просьбою хотя бы приблизиться к городу, указывая даже удобное место для стана, а именно на островке, пониже Чигирина, указывая, что оттуда легко можно обстреливать неприятеля; но Ромодановский не послушал Гордона, послал ему еще около 3-х тысяч ратных людей на помощь и рекомендовал самому сделать вылазку. Вылазка (6-го авг.) сказалась неудачной. Как ни домогался Гордон, Ромодановский упорно не хотел приблизиться к городу, посылая Гордону только на помощь, все новые отряды. В то время, как Ромодановский так вяло действовал для выручки Чигирина, в русский стан перебежал Куницкий и донес, что был у турок в плену, что они ощущают большой недостаток в продовольствии и при первой неудаче отступят. Гордон воспользовался этим известием и послал к Ромодановскому умолять придти на помощь, но и на этот раз Ромодановский ограничился посылкой отряда для вылазок. Чигирин мог держаться только до 11-го августа. В этот день взорвало мину под нижним городом, и образовался прорыв. Много казаков погибло. Толпою кинулись казаки из города через Московский мост, чтобы проникнуть в войсковой обоз Ромодановского. За мостом стояли турки, проникшие туда через болото; они надломили мост; масса казаков потонула при крушении моста, другие казаки погибли во время давки, происшедшей от испуга после взрыва в нижнем городе, и возникшего пожара, так как проникшие через прорыв турки стали зажигать строения. К вечеру этого дня (11-го августа.) Ромодановский прислал от себя гонца с повелением вывести гарнизон из верхнего города, но он не вошел в город, а устно передал его – и то не Гордону, а одному из стрелецких голов, который уже в свою очередь донес Гордону. Гордон на это ответил: «Мне дано повеление лучше погибнуть, чем оставить свой пост; и другим я этого не позволю, не получивши письменного приказа». Только в 3 часа ночи явился барабанщик из полка стрелецкого полковника Карандеева и привел гонца от Ромодановского, на этот раз уже с письменным приказом выступить из города с ратными царскими людьми, взять с собою пушки, что полегче, прочие закопать, укрепления разорить, боевые запасы и порох истребить. Гордон все приготовил к отступлению, но не мог вывести войско в порядке. Воины, без команды, побросали оружие и с ужасным криком бросились к обозу Ромодановского; много их погибло: частью они были перехвачены по дороге и изрублены турками, частью погибли, когда переправлялись вплавь через реку Тясьмин. Гордон, говорят, с пистолетом в одной руке, с саблею в другой благополучно пробрался среди неприятелей; явившись в лагерь к Ромодановскому, он стал упрекать и обвинять его в гибели множества народа, так как вовремя не дал помощи. Ромодановский с понятным неудовольствием выслушал тяжкие упреки, но мало мог возразить на них. Пала дисциплина в гарнизоне Чигирина, но не лучше дело обстояло и в войске самого Ромодановского. Несколько позднее посланцем, отправленным от гетмана в Малороссийской Приказ – Ив. Ст. Мазепою, была дана очень интересная характеристика войску Ромодановского в то время «У нас в походе», говорит он: «с Ромодановским людей было много, а на боях было их мало: только солдатские полки да стрелецкие приказы; да и стрельцов было немного, прочее все пряталось в обозе, в телегах: от рейтар, городовых дворян и детей боярских только один крик! Гетман много раз посылал к ним, а они не шли, и гетман принужден был послать в бой свои казацкие полки, а сам остался со своим двором и драгунами, которые всегда неотлучно находились при нем». Характеристика эта делает понятною ту ненависть, какую питали казаки и стрельцы, к прочим ратным людям, упоминаемым им, так как они, казаки и стрельцы несли на своих плечах всю тяжесть похода и сражений, и не мудрено, что эту ненависть они переносили и на самого Ромодановского, а эта ненависть впоследствии была причиной трагической кончины Ромодановского. На другой день после разрушения и падения Чигирина боярин с гетманом повернули назад к Днепру, подвергаясь нападениям от неприятеля, которые всякий раз, правда, с успехом отражали, пока не достигли наконец (к полудню 13-го августа) до Бужинского перевоза; но они не переправились тотчас через Днепр, опасаясь нападения со стороны неприятеля при переправе. Так прошло время до 19-го августа, и. после кровопролитного сражения в этот день, в ночь с 19-го на 20-го августа великий визирь, не надеясь уже завладеть русским обозом и лагерем, видя, что постоянные кровопролитные нападения, сопровождавшиеся большими потерями, всякий раз с неизменным успехом отражаются русскими, отступил к Чигирину, а затем, разорив его окончательно, – оттуда к Днестру. Война 1678 г. и операции под Чигирином были последними действиями Ромодановского в Малороссии, да и вообще прекращается тогда его военное поприще: Ромодановский после падения Чигирина был отозван в Москву, где и оставался до своей кончины в 1682 г. Поступок Самойловича был вполне понятен, так как он не мог выставлять очень категорически свою инициативу при боярине князе Ромодановском, как наместнике царском. Поведение князя Ромодановского казалось мало объяснимым и вызывало большие толки. С одной стороны, говорили о его измене. Была даже такая версия. В плену у Крымского хана находился его старший сын, князь Андрей Григорьевич, взятый в 1668 г. запорожским кошевым Суховеенком и отосланный в Крым. Говорили, будто хан обещал отпустить князя Андрея, если Ромодановский допустит визирю взять Чигирин, в противном случае боярину пришлют голову сына. Эти толки тем более казались правдоподобными, а действия Ромодановского, его медленность и недодача помощи осажденному Чигирину казались тем обиднее, что из турецких областей доходили вести (напр., от Куницкого к Самойловичу), что положение турок было плохо, что туркам пришлось бы пропасть под Чигирином, если бы Ромодановский действовал иначе. Существует и другое, противоположное мнение. Говорили (и это известный факт), что еще прежде, чем Ромодановский явился с войском под Чигирином, у него был царский указ оставить Чигирин, предав разорению, если окажется трудным его удерживать. Кроме разорения Чигирина, указ этот предписывал попытаться завести с турками сношения о мире. Возможно, что этот указ стеснял активность военных действий. Мы не имеем достаточно проверенных фактов для утверждения того или противоположного взгляда на деятельность Ромодановского под Чигирином. Возможно, что операция под Чигирином при условии существования вышеупомянутого указа требовала от предводителя русско-казацких военных сил сочетания, помимо военных, еще и дипломатических способностей, по боярин князь Гр. Гр. Ромодановский был только воин, и задача, возложенная на него Московским правительством, не соответствовала его дарованиям, и потому он потерпел неудачу. Но также возможно, что сыграло роль и общее деморализованное состояние войска, что так характерно передано известным посланцем в Москву (будущим гетманом) Ив. Ст. Мазепою (в марте 1679 г.). В 1678 году 27-го марта, вероятно, благодаря успеху 1-го Чигиринского похода (1677 г.) боярин князь Гр. Гр. Ромодановский получил в вотчину село Ромоданово с приселками Покровским (Покрова Пресвятые Богородицы), Николаевским, да Рождественским с деревнями и с крестьянами, пустошами, с мельницами и рыбными ловлями, с перевозами и со всеми угодьями. Получение этой вотчины было особенно важно для него, так как в этом месте когда-то его предки были владетельными удельными князьями и от него, села Ромоданова, и получили свою фамилию, называясь ранее только князьями Стародубскими.

Вызванного в Москву Ромодановского мы не видим в опале: мы видим, что он принимал, правда лишь некоторое, участие в придворной жизни. Так в 1679 году, 9-го сентября, мы видим его среди бояр, которые следовали за Государем в его о походе в село Хорошево; в 1682 г., 12-го января, он участвовал в Соборе, созванном Царем Феодором Алексеевичем по вопросу об уничтожении местничества, и мы находим его подпись под «соборным деянием». В том же 1682 г., 2-го мая, он дневал и ночевал при гробе Царя Феодора, а 15-го мая пал в числе жертв Стрелецкого бунта, когда стрельцы, наущенные партией Милославских, стали не только убивать лиц, враждебных или опасных для партии Милославских, но и тех, к которым у них накопилась вследствие той или другой причины ненависть. Причиною «казни» князя Ромодановского, как они говорили, было то, что они считали именно его виновником неудачи Чигиринского похода, припоминали также и те притеснения и жестокости, какие он им чинил во время похода. Стрельцы поймали его между патриаршим двором и Чудовым монастырем, против Посольского Приказа. Как описывает один современник события, стрельцы схватили его за бороду и потащили к Разряду. «Ведуще его за власы и браду, зело ругательно терзаху и по лицу бивше»; там они подняли его на копьях, а затем, опустив на землю, зарубили. Издевательства продолжались и после смерти жертв: за ноги потащили их через Спасские ворота и Красную площадь на Лобное место, саркастически выкрикивая, как бы расчищая для почета дорогу: «Давайте дорогу! Се боярин князь Григорий Григорьевич Ромодановский». Так же поступили и с другими жертвами: притащив трупы на Лобное место, они рубили их бердышами на куски с костями, все время приговаривая: «Любили величаться, вот нам и вознаграждение». Мало того: у растерявшегося правительства было вытребовано строгое воспрещение называть стрельцов изменниками, а над телами убитых на Лобном месте были поставлены столбы с надписями, за что эти лица были «казнены».

Боярин князь Григорий Григорьевич Ромодановский был женат на Анастасии Ивановне (фамилия неизвестна) и имел от нее двух сыновей: князей Андрея (см. выше) и Михаила Григорьевичей (см. ниже), из которых старший действовал с отцом в Малороссии, в 1668 г. был захвачен в плен Суховеенком и отдан Крымскому хану, у коего и находился в Бахчисарае и заточении до 1681 г., когда, после заключения мира с Турциею и Крымом, был 4-го ноября освобожден и передан русским. Князя Андрея Ромодановского, пойманного вместе с отцом во время Стрелецкого бунта, стрельцы освободили от «казни», принимая в соображение его долголетний тяжкий татарский плен и неволю. Как бы на память о многолетних военных действиях боярина князя Г. Г. Ромодановского, В Малороссии осталась большая дорога, проведенная им во время Чигиринских походов прямым путем по степным местам от Путивля мимо Конотопа, Ромен и Хорола. Эта дорога, построенная им и уцелевшая до последних времен, носила, по имени строителя, название Ромодановской, а простой народ называл ее Родоманом.

«Акты Архивной Экспедиции», т. IV, стр. 197–198, 266, 268, 271, 274, 277, 306, 313, 369, 362; «Акты Истории.», т. IV, стр. 322–323, 325; т. V, стр. 17. «Доп. к Акт. Истор.», т V, стр. 395, 396; т. VI, стр. 59–61, 64, 60, 286; т. VII, стр. 64–66, 68, 71, 85, 206, 211, 212, 215, 218; т VIII, стр. 21, 84, 87, 125, 137; т. IX. стр. 23, 24, 57, 60–62, 86, 103, 257, 261, 282, 342; т. X, стр. 203; «Акты, относ. в ист. Южной и Западн. России», т. IV, стр. 10, 22, 23, 24, 27, 29, 34, 35, 40, 46, 48–49, 50–64, 56, 62, 64, 129, 134, 145, 148, 149, 151, 152, 153, 157, 163, 166, 167, 174, 175, 178, 181, 189, 190, 191, 199, 219, 220, 225, 235, 236, 237, 242, 252, 262, 270, 274; т. V (указатель), т. VI (указатель), т. VII (указатель), т. VIII, указатель), т. X (указатель); «Сборник Муханова», стр. 388; «Акты Московского Государства», т. II, стр. 402, 476, 609, 611, 623, 624, 630–633, 636–638, 642, 644, 648, 649, 656, 672, 676; т. III, стр. 35, 28, 29, 31, 88, 89, 97, 83, 112, 113, 120, 127, 129, 132, 138, 140–142, 157, 160–163, 175, 176, 178, 181, 182, 184, 186, 187, 191, 192, 194, 196, 198, 202, 203, 216, 220, 222, 223, 224, 245–250, 252–255, 257–262, 267, 272, 283, 296, 297, 300, 303–305, 309–321, 325, 365, 366, 381, 400, 433, 436, 441, 473, 483, 507, 512, 516, 519, 521, 541, 544, 547, 551, 552, 565, 572, 573, 574, 580; «Собр. Госуд. Грам. и Догов.», т. IV, стр. 36, 40, 50, 59, 64, 66, 82–84, 176, 218, 226, 229, 237, 241, 264, 276, 300, 302–305, 311, 313, 328, 357, 365, 407; «Синбирский Сборник», т. I, отд. III (Малороссийские дела), стр. 14, 36, 37, 75, 78, 80, 85, 88, 89, 92, 94, 95, 96, 97, 110, 111, 141, 159, 172, 178, 181, 199, 203, 206, 211, 212, 218, 219; «Памятники дипломат. снош.», т. IV, стр. 1124, 1126; т. V, стр. 241, 255, 256, 258, 305, 519, 877; «Памятники», изд. Киевск. Врем. Комм. для разб. древн. актов, т. III, отд. 3, стр. 297, 307, 333; т. IV, отд. 3, стр. 44, 162, 191, 197, 199, 241, 315, 331, 343, 346, 350, 367, 368, 424; «Дворцовые разряды», т. III, стр. 20, 34, 118, 119, 142, 148, 213, 215, 256, 302, 308, 375, 394, 416, 439, 457, 461, 718, 797, 799, 811, 812, 817, 824, 826, 827, 843, 887, 909, 910, 911, 912, 914, 921, 922, 923, 930, 932, 984, 985, 1018, 1024, 1028, 1036, 1038 (прим.), 1044, 1047, 1048, 1125, 1140, 1143, 1164, 1250, 1256, 1281, 1294, 1332, 1366, 1368, 1377, 1378, 1385, 1386, 1387, 1388, 1405, 1406, 1466, 1471, 1476, 1477, 1483, 1504, 1521, 1550, 1565, 1566, 1577, 1581, 1626, 1652, (прим.), т. IV, стр. 69, 112; Доп. к III т., стр. 8, 18, 28, 33, 34, 35, 36, 105, 122, 130, 152, 154, 202, 203, 204, 210, 216, 216, 219, 328, 329, 342, 345, 346, 347, 365, 367, 370; Сам. Величко, «Летопись событий в Ю.-З. России в XVII в.», изд. Киевск. Врем. Комм., т. I, стр. 330, 333, 339–341, 361, 362, 365, 372–375, 460; т. II, стр. 19, 27–30, 37, 85, 86, 161, 166, 168, 179, 180, 182, 184, 200, 305, 306, 310, 328, 350, 397, 398, 419, 456, 458, 460, 462–467; «Летопись Гр. Грабянки», стр. 167, 168, 186, 197, 198, 200, 212, 214, 216, 220, 221, 223, 224, 226, 231, 305; «Летопись Самовидца о войнах Богд. Хмельницкого и о междоусобиях, бывших в Малор. по его смерти», изд. Киевск. Врем. Комм., Киев. 1878, стр. 55–58, 64–72, 82, 83, 99–103, 116; 120–122, 125, 127–130, 136–138, 141–143, 160, 253, 254, 258, 259, 262, 263, 268, 270, 274, 276–278, 280, 281, 283, 286; «Материалы для истории Воронежской и соседних смежных губ.», т. I, стр. 256; «Древн. Росс. Вивлиофика», кн. III, ч. 2, стр. 246; кн. VII, ч. 7, стр. 392; кн. XI, ч. 49, стр; кн. ХV, ч. 18, стр. 298; кн. XVII, ч. 7, стр. 285, 288, 286, 290, 292, 293, 294, 297, 300, 302, 305, 322, 326, 330, 338, 340, 842–842; кн. XX, ч. I, стр. 112, 118, 127; И. Голиков, «Деяния Петра Вел.», т. I, стр. 15; т. XIII, стр. 52, 53, 54, 60, 61, 66, 83, 97, 96, 99, 107, 109, 111; т. XIV, стр. 128; Н. П. Лихачев, «Разрядные дьяки, стр. 97; П. И. Бартенев, «Собрание писем царя Алексея Михайловича», M. 1856; И. П. Сахаров, «Записки русских людей», СПб, 1841; А. П. Барсуков, «Род Шереметевых,» т. III, стр. 486; т. IV, 70, 236; т. V, 90–92, 96, 101–103, 118, 119, 126, 130, 142, 143, 146–148, 161, 164, 165, 171, 173–175, 177, 178, 181, 208, 214–216, 284, 375, 382; Ю. Щербачев, «Датский Архив», стр. 275; Д. H. Бантыш-Каменский, «История Малой России», издание Южно-русского книгоиздательства Ф. А. Иогансона, Киев. 1903 г., стр. 212, 222, 224, 226–227, 229, 230, 240, 241, 253, 366, 270, 271, 272, 276, 276, 277, 282, 285, 286, 289, 292, 293, 294, 295, 299, 302, 306, 307, 308, 309, 310, 811, 312, 330; Н. И. Костомаров, Собрание сочинений. Историч. монографии и исследования, кн. I, т. II, стр. 319, 326, 350, 351, 353, 354, 355, 356, 358, 359, 360, 361, 369, 371, 372, 373, 374, 875, 377, 380, 381, 382, 399, 479–430; кн. IV, т. XI, стр. 594, 597; кн. V, т. XII, стр. 101, 141, 142, 150, 153, 154, 159, 160, 161, 162, 163, 168, 169, 176; кн. VI, т. XV, стр. 13, 19, 21, 31, 114, 115, 118, 120, 129, 135, 136, 138, 139, 140, 143, 145, 208, 209, 210, 211, 212, 214, 229, 230, 242, 243, 244, 245, 246, 240, 250, 253, 256, 260, 261, 264, 265, 266, 267, 268, 269, 273, 284, 295, 296, 298, 299, 302, 303, 305, 306, 307, 308, 309, 310, 327; С. М. Соловьев, История России, изд. т-ва «Общ. польза», кн. II, т. X, стр. 1678; кн. III, т. XI, стр. 7, 10, 16, 17, 26, 31, 50, 55, 97, 107, 108, 109, 126, 139, т. XII, 365, 367, 380–383, 435–438, 447, 449, 450, 462–465, 469, 473–477, 484, 485, 487, 488, 489, 491, 607, 608, 612, 613, 616, 617, 680, 682, 802, 823, 824, 829, 830, 835, 836, 837, 840, 841, 899, 901, 906; М. П. Погодин. «Семнадцать первых лет в жизни Имп. Петра Великого (1672–1689)», М. 1875 г., стр. 49; Н. Аристов, «Московские смуты в правление Царевны Софии Алексеевны», Варш. 1871 г., стр. 73; А. П. Барсуков, «Списки городовых воевод»; П. Иванов, Указатель к боярским книгам.