Действительность, действительный

ДЕЙСТВИТЕЛЬНОСТЬ, ДЕЙСТВИТЕЛЬНЫЙ

Слово действительность образовано от прилагательного действительный, которое, в свою очередь, произошло от глагола «дѣйствити». Глагол «дѣйствити» (νεργεĩν, agere), как синоним глагола дѣиствовати, отмечен в «Церковно-славянском словаре» А. X. Востокова.

По типу словообразования параллелью к действительный могут служить слова чувствительный, а также старинное и просторечное пользительный. Слово действительный появилось в русском литературном языке не ранее второй половины XVII в., когда в высоком стиле становятся особенно модными и активными «причастно-детельные» (как тогда их называли) прилагательные с суффиксом -тельный. Действительный сперва обозначало «действующий, активный, имеющий полную свою силу, действенный». Синонимность с более древним прилагательным действенный, унаследованным от старославянского языка (ср. у Мелетия Смотрицкого: действенный глагол, т. е. глагол действительного залога), была преодолена тем, что слово действительный, вступив в круг стилей официально-делового языка, развило новые оттенки: 1) «фактический, осуществляемый на деле, в противоположность номинальному, существующему только на словах, формально». Например, действительная служба, действительный член; 2) «точный, истинный, подлинный, не подлежащий сомнению». Например, это его действительные слова. Оба эти новых смысловых оттенка развились у слова действительный в русском литературном языке XVIII в. «Два колодезя – самые ближайшие к главному источнику, и потому самые действительные – бывают всегда открыты для бедных» (Карамзин, Письма русского путешественника // Моск. журн., 1792, ч. 5, с. 18).

Вся эта система значений нашла себе довольно ясное отражение в словарях Академии Российской и в словаре 1847 г. Здесь читаем: «Действительный, ая, ое, -лен, -льна, о, пр. 1) «Имеющий полную свою силу». Действительное лекарство. 2) «Не подлежащий сомнению; точный, истинный». Это его действительные слова. Действительный тайный советник. Чин 2 класса. – Действительный статский советник. Чин 4 класса. – Действительная служба. Служба, отправляемая самым делом. – Действительный член. Член ученого общества, действительно исполняющий свои обязанности по обществу. – Действительный глагол. Грам. Глагол, обозначающий действие одного предмета на другой» (сл. 1847, 1, с. 384).

Понятно, что имя существительное действительность, образованное от действительный по типу существенный – существенность, старый – старость и т. п., воплощало однородные значения. Оно выражало отвлеченное свойство – состояние соответственно значениям прилагательного действительный. Так обстояло дело до 20–30-х годов XIX в. В словаре 1847 г. находим: «Действительность, и, с.,ж. 1) «Состояние действительного». 2) «Точность, подлинность».В действительности этого происшествия нельзя сомневаться» (там же). В журнале «Аврора» (1806, т. 2) «О сказках и романах»: «Историк заключен в границах действительности. Он порабощен, так сказать, закону истинного. Целью его есть: распространение, усовершенствование наших познаний о свете, о людях...»; «Романист, напротив того, находится вне границ настоящего – в царстве возможности» (с. 155 – Сиповский, 1903, ч. 1, с. 250).

Новое значение слова действительность распространяется в 20-х годах под влиянием расширяющегося знакомства с философией Шеллинга.

Ср. в «Дневнике» А. В.  Никитенко под 1 янв. 1829 г.: «Поэтическая фантазия нередко уносит его из области нашей мертвой и горестной действительности в чистую, светлую область идей и хотя он не любит немецкой философии, но это только на словах, ибо сам того не замечая, почти во всем следует ее могучему гению» (Русск. старина, 1889, июнь, с. 596–597).

Ср. в передаче основных положений «Опытной наблюдательной и умозрительной физики» (1831) шеллингианца Д. М. Велланского: «Природа познается в духе, а дух образуется в природе: и первая представляет видимую форму, а второй изъявляет невидимую сущность одного и того же начала мира, являющегося в беспредельной своей возможности идеальным духом, а в определительной действительности – реальным телом»⁹².

В изложении системы Шеллинга «О новейших системах метафизики в Германии» (из Ансильона) (Вестник Европы, 1823, июль – август) слова существенность и действительность иногда употребляются параллельно как синонимы. Например, «Существенность (реальность) находится только в опытности» (там же, с. 23). «В положениях сей системы одно подлежащее [т. е. субъект. – В.  В.] составляет источник всякой существенности (реальности) и достоверности». «Сей образ действования не был бы достаточным для утверждения (constater) существования и действительности (реальности) трансцендентального подлежащего...»; «... подлежащее, будучи в смысле трансцендентальном единственною существенностию (реальностию) и действием первоначальным и свободным, полагается и замечается само собою...»; «Можно было нападать надействительность (реальность) трансцендентальную своего Я, которое в положениях критической философии было только явлением (phénoméne) для собственных глаз своих, и имело существенность (реальность) токмо в таинственном сопряжении с предлежащим...»; ср.: «В Философии Натуральной... спрашивается: составляем ли мы сами действительный предмет или предлежащее, в смысле трансцендентальном сего слова» (там же, с. 26–29).

Любопытно суждение Академии Наук о языке новой Шеллингианской философии (в отзыве о книге Д. М. Велланского 12 дек. 1821 г.): «... пустословие, которым Шеллинг и его последователи старались обыкновенные и простонародные понятия соделать оригинальными и глубокомысленными...» (Русск. старина, 1901, янв. с. 11).

У Е.  А.  Баратынского в письме к И.  Киреевскому (20 июня 1832 г.): «Что для них действительность, то для нас отвлеченность. Поэзия индивидуальная одна для нас естественна» (Татевск. сб., с. 47).

См. у Н.  И. Надеждина в статье о романе Загоскина «Рославлев»: «Не таково современное положение творческого духа. Его идеал есть гармоническое равновесие элементов жизни и следовательно сама действительность: отсюда, отличительный характер его поэзии должна составлять высочайшая истина. Это не значит того, что современная поэзия должна быть рабскою копиею действительности: напротив она должна быть вольным ее воспроизведением, из недр фантазии, сдружившейся с жизнию до симпатического единства» (Телескоп, 1831, ч. 4, № 13, с. 88–89). У В. И. Даля в рассказе «Гофманская капля»: «...Она уже несколько раз, в последнее время, была поражена враждебно холодною и суровой действительностию, хотя и не видала еще железных когтей этого стоглавого чудовища...» (Даль 1897, 1, с. 234). Старик-гегельянец князь Илларион Жеребьев-Зарайский в романе П. Д. Боборыкина «Перевал» употребляет выражение: «Красота есть действительный образ». Профессор Цыбашев так анализирует ее: «Ведь это только начетчик по диалектике идеализма поймет, чтовы хотите тут сказать словом действительный в противоположность всему случайному и преходящему, недействительному» (Боборыкин 1897, т. 7, ч. 2, с. 356–357).

Действительное, действительность (das Wirkliche, die Wirklichkeit) – центральные понятия философии Гегеля. Действительность есть единство бытия и понятия, когда идея осуществилась в явлениях, а явления вполне соответствуют идее о понятиях. Пока идея существует только в своих абстрактных определениях, она не имеет действительного бытия. Конкретные факты, представляющие собою частные, преходящие понятия, также не имеют такого бытия. Только тогда, когда конкретное выражение идеи вполне соответствует ее понятию, она имеет действительное бытие. Факт, несогласный с понятием, есть призрачное существование; идея, не осуществившаяся в конкретном мире, не есть еще бытие, она не действительна. «Все, что не есть действительность, установленная самим понятием, есть преходящее бытие, внешняя случайность, мнение, не имеющее бытия, явление, неправда» (Philosophie des Rechts, Vorrede S. 22). На этом фоне и следует воспринимать афоризм, что все существующее – разумно, и все разумное существует. Ибо действительно только то, в чем можно видеть осуществившийся разум, то есть единство бытия и понятия. Неправда, преступление, насилие суть явления ничтожные, призраки, не имеющие действительности и права на существование.

Новая полоса в истории развития значений слова действительность началась в 20–30-е годы XIX в., когда оно оказалось наиболее подходящим выражением для перевода немецкого философского термина Wirklichkeit. В слове действительность ярко обозначается новое значение: «то, что реально, существует на самом деле; реальное, подлинное, истинное, бытие, какая-нибудь сфера бытия». Например, у Н.  В.  Станкевича в письме Т.  Н. Грановскому (от 1 февраля 1840 г.) по поводу рассуждений Бакунина и Белинского о понятии «разумная действительность»: «Так как они не понимают, что такое действительность, то я думаю, что они уважают слово, сказанное Гегелем. А о действительности пусть прочтут в «Логике», что действительность в смысле непосредственности, внешнего бытия – есть случайность; что действительность, в ее истине, есть Разум, Дух» (Западники 40-х годов, с. 53).

У М.  А.  Бакунина в предисловии к переводу «Гимназических речей» (1837) Гегеля: «До сих пор, философия и отвлеченность, призрачность и отсутствие всякой действительности были тождественны; кто занимается философиею, тот необходимо простился с действительностью, и бродит в этом болезненном отчуждении от всякой естественной и духовной действительности, в каких-то фантастических, произвольных, небывалых мирах, или вооружается против действительного мира, и мнит, что своими призрачными силами он может разрушить его мощное существование, мнит, что в осуществлении конечных положений его конечного рассудка и конечных целей его конечного произвола, заключается все благо человечества; и не знает, бедный, что действительный мир выше его жалкой и бессильной индивидуальности, не знает, что болезнь и зло заключаются не в действительности, а в нем самом, в его собственной отвлеченности; у него нет глаз для гармонии чудного божиего мира; он не способен понять истины и блаженства действительной жизни... результатом субъективных писем Канта и Фихте было разрушение всякой объективности, всякой действительности, и погружение отвлеченного, пустого Я в самолюбивое, эгоистическое самосозерцание...».

«Да, счастие не в призраке, не в отвлеченном сне, а в живой действительности; восставать против действительности и убивать в себе всякий живой источник жизни – одно и то же; примирение с действительностью, во всех отношениях и во всех сферах жизни, есть великая задача нашего времени, и Гегель и Гете – главы этого примирения, этого возвращения из смерти в жизнь» (Белинский 1901, 4, с. 484–492).

Для В. Г. Белинского вслед за М.  А.  Бакуниным слово действительность в 1837–38 гг. становится центральным понятием его мировоззрения. В письме М. А. Бакунину (от 10 сент. 1836 г.) Белинский заявляет: «Так, в горниле моего духа выработалось самобытно значение великого слова действительность. Я бы сказал ложь и глупость, сказав, что я действителен и постиг действительность; но я скажу правду, сказав, что сделал новый великий шаг в том и другом... Я гляжу на действительность, столь презираемую прежде мною, и трепещу таинственным восторгом, сознавая ее разумность, видя, что из нее ничего нельзя выкинуть, и в ней ничего нельзя похулить и отвергнуть. (...) Действительность! твержу я, вставая и ложась спать, днем и ночью, – и действительность окружает меня, я чувствую ее везде и во всем, даже в себе, в той новой перемене, которая становится заметнее со дня на день. (...) Я теперь каждый день сталкиваюсь с людьми практическими, и мне уже не душно в их кругу, они уже интересны для меня объективно, и я не в тягость им. (...)

Действительность есть чудовище, вооруженное железными когтями и железными челюстями. Кто охотно не отдается ей, того она насильно схватывает и пожирает.(...) Рано или поздно, пожрет она всякого, кто живет с ней в разладе и идет ей наперекор. Чтобы освободиться от нее и, вместо ужасного чудовища, увидеть в ней источник блаженства, для этого одно средство – сознать ее.

Знание действительности состоит в каком-то инстинкте, такте, вследствие которых всякий шаг человека верен, всякое положение истинно, все отношения к людям безошибочны, не натянуты... Разумеется, кто к этому инстинктуальному проникновению присоединит сознательное, через мысль, тот вдвойне овладеет действительностью...» (Западники 40-х годов, с. 115–119).

В письме В. Г. Белинского к М.  Бакунину от 12 окт. 1838 г.: «Человек, который живет чувством действительности, выше того, кто живет мыслию в призрачности (т. е. вне действительности); но человек, который живет (конкретною) мыслию в действительности, выше того, кто живет в ней только своею непосредственностию. (...)

Петр Великий, который очень был плохой философ, понимал, действительность больше и лучше, нежели Фихте. Всякий исторический деятель понимал ее лучше его. По моему мнению, если понимать действительность сознательно, так понимать ее, как понимал Гегель; но много ли так понимают ее? – Пятьдесят человек в целом свете; так неужели же все остальные – не люди?» (там же, с. 122–123).

В письме Н.  В.  Станкевичу (от 29 сентября – 8 октября 1839 г.): «Слово ”действительность“ сделалось для меня равнозначительно слову ”Бог“!» (там же, с. 135).

Акад. Я. К. Грот отмечает у слова действительность три значения: «1. «Существующее на самом деле, в природе; наличное бытие, существование». Это не воображение, а действительность. 2. «Точность, подлинность». Действительность документа, сделки. // (Артил.) Действительность стрельбы, «достигание снарядами цели». 3. «Сила, влияние». Толковали, что он в первый же вечер подсыпал ей в чашку чая приворотного зелья – у нас еще твердо верят в действительность подобного средства... Тург. Постоялый двор» (сл. Грота – Шахматова, 1, с. 1226–1227).

В толковании акад. Я. К. Грота не нашел отражения смысловой оттенок: «окружающая обстановка; положение, общий ход вещей». Например: в условиях современной действительности; окружающая действительность и т. п.

Статья публикуется впервые как композиция из основного текста (рукопись, по-видимому, тобольского периода, на очень старой оберточной бумаге) и более поздних фрагментов, сохранившихся в разрозненном виде на нескольких небольших листках.

К слову действительность В. В. Виноградов обращался также в своей работе об основных этапах истории русского языка. Он писал: «Интерес к общественно-политическим и социально-экономическим наукам проявляется в широком развитии и распространении соответствующего круга понятий, выражений и терминов: пролетариат, гуманность, пауперизм, действительность (вместо прежнего слова существенность) и др.» (Основные этапы истории русского языка // Русский язык в школе, 1940, № 3–4–5. [Здесь цитируется по изданию: Виноградов. Избр. труды: История рус. лит. яз., с. 57]). – М.  Л.