Гу́нкель

Гу́нкель (Gunkel) Герман (1862–1932), немецкий протестантский историк и исследователь Ветхого Завета. Родился в Ганновере в семье пастора, рано увлекся проблемами религиозной истории. Окончил университет в Геттингене, где специализировался по библейской экзегетике. Преподавал Ветхий Завет в Галле (1889–1893). С 1894 по 1907 экстраординарный профессор Священного Писания в Берлине, затем ординарный профессор в Гессене (с 1920) и в Галле (с 1927). Проявил себя талантливым ученым и лектором; слушать его съезжались студенты со всех концов мира. Гункель был инициатором создания, редактором и одним из авторов либерально-протестантской энциклопедии «Религия в истории и современности» (RGG).

Гункель как библеист. Гункеля не удовлетворяла текстуальная и литературно-критическая экзегеза, на которую опиралась школа *Велльхаузена. Он обратил внимание комментаторов на роль духовной культуры *Древнего Востока в формировании Библии. По его мнению, Священное Писание следует рассматривать в контексте этой культуры, чтобы точнее понять язык библейских авторов. Гункель солидаризировался с *Буссе и другими представителями *религиозно-исторической школы, которые понимали *боговдохновенность очень широко. Творчество священных писателей Гункель приравнивал к любому высокому религиозно-поэтическому творчеству. Специфику же библейского учения он видел в его идейном содержании, которое и отождествлял с *Откровением. Так, он признавал, что у пророков много общего с восточными прорицателями, однако подчеркивал, что *профетизм есть нечто уникальное. «Главную его ценность для нас, – писал Гункель, – представляет не его форма, а смысл; мы признаем, что божественное Откровение всегда присутствует в этих глубоко благочестивых и вдохновенных людях и в тех вечных мыслях, которые они высказывали».

Огромное влияние на ветхозаветную экзегетику имел классический труд Гункеля «Творение и хаос» («Schöpfung und Chaos in Urzeit und Endzeit», Gött.,1895), в котором подчеркнут аспект библейского учения о творении, прежде мало привлекавший внимание исследователей. В целом ряде мест Писания творческой силе Бога противостоят чудовища водного хаоса: левиафан, раав, дракон (Иов.9:13 [в рус. переводе слово «раав» в этом месте заменено словом «гордыня»]; Пс.73:13–14; 88:11; Ис.51:9–10 и др.). Они являются наиболее ранними в Ветхом Завете символами сатаны. Образы хаоса, как показал Гункель, генетически связаны с вавилонским мифом о борьбе бога весеннего солнца Мардука с чудовищем Тиамат. Эта тема, по гипотезе Гункеля, пришла в Ветхий Завет из Ханаана, который находился под сильным вавилонским влиянием. В то же время Гункель признавал, что «Израиль самым радикальным образом приспособил миф к себе и своей религии. Прежде всего устранялся мифологический элемент, который так противоречил его религии и в конце концов был полностью изъят». Действительно, хаос в Библии не божество, а тварь, восставшая против Бога. Ее разрушительные действия обузданы Богом, но полное поражение дракона совершится лишь в эсхатологическое время.

Таким образом, Библия, используя *дуализм Востока, приоткрывает завесу над тайной миротворения, показывает его как процесс, в котором Бог торжествует над искажением Его замысла. Следует подчеркнуть, что дуализм творческой Гармонии и хаоса не был чертой, свойственной только вавилонскому мировоззрению. Впоследствии он был обнаружен и в ханаанской, и в египетской, и в других религиях (см. Топоров В., Хаос, МНМ, т.2, с.581–582). Гункель проследил, как дуалистическая и другая древневосточная символика оказали влияние на *апокалиптическую литературу, в т. ч. на Откровение Иоанна (священное число 7, эсхатологическая битва и т. д.). Гункель подчеркивал и даже утрировал синкретические элементы в иудаизме и христианстве, но считал, что это не может быть аргументом в пользу *отрицательной критики.

«Общий итог сравнительного изучения, – писал он, – сведется, конечно, не к тому, что исчезнет своеобразие Израиля и его религии, но к тому, что именно эта религия еще яснее засияет в своем удивительном величии. Все яснее будет для нас, что Бог, в Которого мы верим, был к этому народу ближе, чем к какому-либо другому до него и рядом с ним, что великим религиозным вождям Израиля открывались фундаментальные истины религии, которые человечество уже не сможет забыть, не теряя себя. Ибо пройдет и то впечатление, которое нередко создавалось прежде, – будто эта религия в своем начале была примитивна. Мы все больше будем понимать, насколько длинную, необозримую историю имело позади себя человечество, прежде чем могла появиться такая религия. И, быть может, когда-нибудь придет час, когда христианская Община осознает, что это исследование способно служить ей: служить тем, что оно по-новому сделает привлекательными и дорогими сокровища Библии, и тем, что все яснее предстанет перед ней удивительная картина истории библейской истины».

Одна из ведущих идей Гункеля заключалась в установлении Sitz im Leben – *«жизненного контекста» того или иного библейского произведения. Для этой цели он разработал методику различения *жанров в Библии, которые указывали бы на среду и обстоятельства, служившие фоном для Священного Предания. Тому, что записано в Библии, предшествовала долгая письменная традиция; в свою очередь, она уходила корнями в устное предание. Гункель смотрел на экзегезу как на искусство, которое требует тонкого чутья и позволяет определить особенности дописьменных элементов Предания и их «жизненный контекст». Сам он применил свой метод в толковании *Псалтири («Ausgewählte Psalmen», Gött.,1904; «Die Psalmen», Gött.,1926), в посмертно изданном «Введении в Псалтирь» («Einleitung in die Psalmen», Gött.,1933). Метод Гункеля положил начало *«истории форм» школе в новозаветной науке (*Дибелиус, *Бультман, К. *Шмидт).

Наиболее слабой стороной в наследии Гункеля является его исторический скептицизм, мешавший ему видеть за большинством сказаний Быт. и Исх. реальную основу. Гункель считал, что легенда развивается по собственным законам, не находясь в большой зависимости от подлинных исторических воспоминаний. Развитие библейской археологии в 20 в. сильно подорвало аргументы в пользу такого скептицизма. Хотя взгляды и выводы Гункеля нередко оспаривались, влияние его трудов сказывается и по сей день. В наше время с подходом Гункеля к истории священной письменности считаются почти все европейские и американские библеисты.

♦ Genesis, Gött., 1901; в рус. пер.: Храм в Элефантине, «Странник», 1912, №2.

• *Gibert P., Une Théorie de la légende: Hermann Hunkel et les légendes de la Bible, P., 1979 (там же дана библиография трудов Гункеля); ODCC, p.607; RGG, Bd.2, S.1908.