Га́рнак
Га́рнак, Харнак (Harnack) Адольф фон (1851–1930), немецкий историк Церкви, богослов, представитель *либерально-протестантской школы экзегезы.
Родился в Дерпте (ныне Тарту, Эстония) в семье профессора богословия. Окончив Дерптский университет, продолжил образование в Лейпциге, где был оставлен приват-доцентом, а затем получил звание профессора (1876). Защитил докторскую диссертацию (1873) по гностицизму и опубликовал около 90 научных работ, среди них – критическое издание «Писания мужей апостольских» («Patrum apostolicorum opera», Lpz., 1875–1877). В 1879 перешел в Гиссенский университет, в 1886–1888 состоял профессором в Марбурге – центре неокантианства. В эти годы с наибольшей полнотой раскрылся многогранный талант Гарнака и проявилась его неутомимая энергия. Он сумел поставить на новый уровень изучение святоотеческой письменности и раннего христианства. Со своими сотрудниками Гарнак объезжал города Средиземноморья, отыскивая древние рукописи. С 1882 под его руководством стало выходить многотомное издание «Тексты и исследования по истории древнехристианской литературы» («Texte und Untersuchungen zur Geschichte der altchristlichen Literatur», Giessen, 1883), а также в сотрудничестве с *Шюрером – «Богословско-литературный временник» («Theologische Literaturzeitung», Lpz., 1876). В них печатались работы выдающихся богословов и библеистов Европы. Гарнак знал русский язык и читал в оригинале труды многих православных авторов (Вл.*Соловьева, А.П.*Лебедева, А.Иванцова-Платонова, *Глубоковского и др.).
Гарнак открыто развивал богословские идеи *Ричля, которые были неприемлемы для евангелической ортодоксии. Эти идеи он последовательно провел в своем «Руководстве по истории догматов» («Lehrbuch der Dogmengeschichte», Bd.1–3, Freiburg, 1886–1890), которое издал позднее в сокращенном виде (рус. пер.: История догматов, в кн.: Общая история европейской культуры, СПб., 1911, т. 6). Поэтому, когда в 1888Гарнак был приглашен богословским факультетом Берлинского университета занять кафедру, Верховный совет Евангелической церкви выступил с официальным протестом. Только под давлением Бисмарка и самого императора Вильгельма II протест был отклонен. В Берлинском университете Гарнак работал до 1921; он был избран в Академию наук, состоял директором Прусской государственной библиотеки (1905–1921), президентом Евангелического социального конгресса (1903–1911) и считался «придворным богословом» Вильгельма II.
В зимний семестр 1899/1900 Гарнак прочел в Берлине для всех факультетов цикл лекций, которые вскоре издал под названием «Сущность христианства» («Das Wesen des Christentums», Lpz., 1900). Книга разошлась огромным тиражом и была переведена на все европейские языки (есть несколько русских переводов, лучший из них вышел в Москве в 1907). В этих лекциях Гарнак сформулировал свое кредо, причем не просто как ученый-историк, а как христианин, который имеет собственный взгляд на Евангелие. «Сущность христианства», как отметил *Андреев, «у противников Гарнака получила название канонической книги ричлианской секты».
Гарнак как богослов и библеист.
а) Евангелия, Церковь и догматы. Если *Баур был представителем гегельянства в богословии, то Гарнак, вслед за Ричлем, отдавал предпочтение Канту и неокантианству. Поэтому он не признавал возможности умозрительного постижения запредельных тайн, ограничивая религию областью этики и «внутренних переживаний». Именно это он и считал подлинной сущностью христианства. Желая оставаться на «чисто исторической» почве, Гарнак задавал вопрос: «Что следует считать исходной точкой христианства?» – и отвечал: «Иисуса Христа и Его Евангелие». Однако Христос для Г. не Откровение Божье, не Богочеловек (ибо что может наука знать об этом?), а только величайший из людей, Который как никто глубоко пережил чувство Богосыновства, что послужило основой апостольской проповеди. Гарнак не отрицает, что возникновение первохристианской общины тесно связано с верой в Воскресение, но толкует пасхальный догмат в плане «духовном». «Если бы, – говорит Гарнак, – это Воскресение означало лишь, что умершая плоть и кровь вновь ожили, мы живо покончили бы с этим преданием. Но ведь это не так. Уже в Новом Завете различают пасхальное благовествование о пустом гробе и явлениях Христа от веры в Воскресение... Вера в Воскресение зиждется на убеждении в торжестве Распятого над смертью, в силе и благости Бога и в жизни Того, Кто был первородным из многих братьев... Что бы ни случилось у гроба и во время явлений – одно неопровержимо: этот гроб сделался источником нерушимой веры в торжество над смертью и вечную жизнь» («Сущность христианства»).
Таким образом, тайна Воскресения есть, по Гарнаку, лишь результат необыкновенного воздействия личности Иисуса и Его учения, которое есть «сама религия» в ее истинной форме. Гарнак был убежден, что нашел это «чистое» христианство путем исторического исследования. Между тем исторические исследования никогда не бывают абсолютно объективными. Факты, добытые историком, неизбежно им же интерпретируются. Интерпретировал их и Гарнак – в свете философии либерального протестантизма, что доказывает его «История догматов». В ней он изобразил развитие церковного и догматического христианства как историю длительного упадка. Гностики начали «острую эллинизацию» Евангелия, которая завершилась в вероучительной метафизике, чуждой учению Христа, а иудео-латинский дух превратил Церковь в организованный институт. Только германский протестантизм сумел вернуться к Евангелию. Но в глазах Гарнака даже Лютер оказался слишком робким. «Надо, – писал он, – сохранить и продолжить то, что он начал», иными словами, «освободить» Евангелие от наносных пластов, фактически перечеркнуть двухтысячелетний опыт Церкви и обрести «простую веру», веру «в того Бога, Которого Иисус Христос называл Своим Отцом и Который является и нашим Отцом».
Известная доля правоты в концепции Гарнака есть: церковная история содержит не только высокий христианский опыт, но и печальное наследие веков, когда нередко терялась связь с Евангелием. Однако, по Евангелию, Церковь есть древо, растущее из семени, и едва ли правомерно стремиться снова превратить его в семя. Гарнак прав, указывая на важность этического аспекта Евангелия, но он сводит к ничтожному минимуму его мистическое содержание, отрицая при этом законность богомыслящего и созерцающего разума. Вот почему, говоря о «сущности» христианства, Гарнак вынужден преимущественно трактовать факты истории. «Если бы Гарнаку, – заметил в связи с этим Л. Шестов, – поставили условие написать такую книгу о своей христианской вере, в которой бы не было ни истории, ни критики предшествовавших воззрений, я не знаю, мог ли бы он написать больше двух-трех бледных страниц».
Гарнак искренне верил, что неокантианство – последнее и высшее слово философской мысли. Поэтому он заботился о том, чтобы привести в согласие с ним евангельскую веру. В результате он обеднил и обескровил духовное содержание Нового Завета. Тщетны были и его надежды на одобрительную санкцию науки, ибо никакая наука не может подтвердить уникальность Христа. Это область веры, а не исторических. исследований. «Христианская Церковь, – признавал Гарнак, – должна отклонять все такие взгляды на Христа, которые сглаживают всякое различие между Ним и другими великими учителями человечества. Он Сам, Его ученики и всемирная история высказались в этом отношении так ясно, что не может быть никакого сомнения». Но это справедливо лишь по отношению к словам Христа и свидетельству учеников, а «всемирная история» в данном случае не имеет решающего голоса, поскольку зависит от толкования историка. Гарнак не мог не осознавать этого и часто входил в противоречие со своими взглядами на науку как на высший авторитет. «Получается порочный круг, – справедливо указывал *Бердяев, – “сущность христианства” есть религия Гарнака, добытая им непосредственно религиозным чувством, а историческое исследование, не сознавшее своих религиозно-философских пределов, делает вид, что оно определяет “сущность”, которая для научного исследования всегда неуловима». Поэтому попытка Гарнака создать «научно-историческую теологию» явно не удалась. Ее несостоятельность осознали уже ученики Гарнака, в частности, *Барт. Однако идея либеральной христологии в модифицированном виде время от времени продолжает находить отклик (*Бультман, *Кюнг и др.).
б) Ветхий Завет и христианство. В подходе и оценке Ветхого Завета Гарнак следовал за *Велльхаузеном, разделяя его отрицательное отношение к религии *Второго Храма периода. Но и здесь во взглядах Гарнака проявилась двойственность. Он считал, что влияние древневосточных культур (в частности, вавилонской) на Ветхий Завет позволяет трактовать его как сборник мифов. «Этот факт, – писал он, – убийствен для ходячего представления о боговдохновенности». Но в то же время Гарнак указывал, что важнее всего содержание священных книг, а не элементы заимствований, которые в них есть. Гарнак высоко ставил «учение пророков и псалмопевцев» и протестовал, когда говорили, что с Ветхим Заветом «теперь покончено». Он доказывал, что сохранение Ветхого Завета древнехристианской Церковью (вопреки мнению гностиков и *Маркиона) было великим благом, Библия стала сокровищем христианства. «Как источник назидания, утешения, мудрости и совета, как документ истории она получила неоценимое значение для жизни и для апологетики». И все же Ветхий Завет оставался для Гарнака символом ненавистной ему организованной, институциализированной Церкви. Он сетовал, что через книги Ветхого Завета в христианство вторгается «более низменный, отживший элемент». Вместо того чтобы принять Ветхий Завет в свете Евангелия, Гарнак прямо называл ветхозаветную религию «мусором», среди которого чудом возникло христианство. И это говорилось после филиппик против «острой эллинизации» Церкви, которая погребла ее под «грудами греческой метафизики» (т. е. догматов).
Итог этим размышлениям Гарнак подвел в одной из своих последних книг – в «Маркионе» («Marcion: das Evangelium vom fremden Gott», Lpz., 1921), в которой он с сочувствием говорит о взглядах еретика, считавшего Ветхий Завет порождением злого духа. «Отвергнуть Ветхий Завет во 2-м столетии, – писал Гарнак, – было бы ошибкой, которую отклонила великая Церковь; удержать Ветхий Завет в 16-м столетии было судьбой, от которой Реформация не смогла уйти. Но сохранение его в протестантизме 19-го столетия как канонической основы есть следствие религиозной и церковной косности». В годы выхода «Маркиона» в Германии была развернута пропаганда против Ветхого Завета, начатая еще Фридрихом *Деличем и немецкими расистами типа Х. С. Чемберлена. Гарнак не желал солидаризироваться с ними, но они охотно использовали его идеи.
в) Труды по происхождению новозаветной письменности и раннему христианству являются наиболее ценной и позитивной частью наследия Гарнака. После долгого и тщательного изучения первоисточников он пришел к выводу, радикально отличавшемуся от воззрений Баура и *тюбингенской школы, которые относили большую часть Нового Завета ко 2 в. и считали книги Нового Завета «манифестами враждующих партий». «Евангелия, – возражал им Гарнак, – не “партийные воззвания” и, кроме того, они еще не насквозь пропитаны греческим духом. Главным своим содержанием они еще принадлежат первой, иудейской эпохе христианства... В особенности они отличаются манерой рассказа от всего последующего сочинительства. Этот род литературы, образовавшейся отчасти из подражания рассказам об иудейских раввинах, отчасти из потребности в катехизации, – эта простая и вместе с тем выразительная форма изложения уже через несколько десятков лет не могла быть воспроизведена в полной чистоте... Несомненно, что в главном мы имеем перед собой предание из первых рук» («Сущность христианства»).
Эти взгляды Гарнак подробно обосновал в двух своих больших работах: «История древнехристианской литературы до Евсевия» («Geschichte der altchristlichen Literatur bis Eusebius», Bd.1–2, Lpz., 1893–1904) и «К введению в Новый Завет» («Beiträge zur Einleitung in das Neue Testament», Bd.1–7, Lpz., 1906–1916). Последняя книга включает трактаты о евангелисте Луке, речениях Христовых и Деяниях. Гарнак относит первые логии к очень раннему времени и вообще считает, что к 80 г. весь корпус *синоптиков был завершен. В отношении Деяний он придерживался традиционного взгляда на авторство евангелиста Луки. Лука был греком, врачом, антиохийцем, спутником апостола Павла. Если бы книгу писал другой, было бы непонятно, почему Лука ни разу не упомянут в Деяниях. *«Мы-отрывки» в Деяниях, внимание автора к Антиохии, медицинские термины, преклонение перед личностью «апостола язычников» – все эти черты Деяний указывают на авторство Луки. Гарнак отмечает, что в Деяниях и в Евангнлии от Луки есть 43 слова, которых нет у других евангелистов. По мнению Гарнака, не исключено, что Лука начал писать Деяния еще при жизни апостола Павла.
Широтой охвата отличается одна из самых известных книг Гарнака – «Проповедь и распространение христианства в первые три века» («Die Mission und Ausbreitung des Christentums in den ersten drei Jahrhunderten», Lpz., 1902), переведенная на многие языки (русский перевод ряда глав сделан патрологом А. Спасским: «Религиозно-нравственные основы христианства в историческом их выражении. Из истории миссионерской проповеди христианства за первые три века», Харьков, 1907). На основе богатого, детально проработанного материала Гарнак дает в этой книге картину проповеди христианства от апостольских времен до кон. 3 в. Он рассматривает предпосылки миссии среди язычников в Евангелии, характеризует иудейскую и греко-римскую среду той эпохи, описывает переход от миссии в Палестине к миссии за ее пределами, дает блестящий очерк служения апостола Павла и других благовестников. За историческими главами следует анализ содержания и методов миссионерской деятельности, состава общин, их жизни и отношения к окружающему миру. Основной вывод книги Гарнака заключается в том, что победу христианству принес прежде всего высокий религиозный и нравственный дух верующих во Христа.
Несмотря на то что многие богословские установки Гарнака утратили актуальность после Первой мировой войны, влияние его как ученого оставалось глубоким и длительным. Этому он обязан своим исчерпывающим знанием источников, мастерством изложения, глубиной исторического анализа. Глубоковский писал, что Гарнак «везде вносит живую мысль творчества, выдвигает новые задачи и открывает неожиданные перспективы. Самые его крайности сопровождались тем, что вызывали горячее обсуждение во всем ученом мире». Из русских авторов наибольшее влияние Гарнак оказал на *Трубецкого.
♦ В рус. пер.: Взгляд на Сократа церковных писателей первых веков, ВиР, 1905, № 18; Сущность христианства, М., 1907; Церковь и государство до образования государственной Церкви, в кн.: Из истории раннего христианства, М., 1907; Монашество, его идеалы и его история, СПб., 1908. Прочие сочинения Гарнака указаны: ODCC, р. 620.
· *Бердяев Н., О «Сущности христианства» Гарнака, «Живая жизнь», 1907, №2; Виноградов В.П., Иисус Христос в понимании Ренана и Гарнака, Серг. Пос., 1908; Григорьев К., Сущность христианства (Das Wesen des Christentums): Лекции проф. Берлинского университета А. Гарнака, ВиР, 1903, №1–7; Керенский В.А., Школа риглианского богословия в лютеранстве, Каз., 1903; Кулюкин С.Л., «Сущность христианства» проф.А.Гарнака, Пг., 1902; *Лебедев А.П., Церковная историография в главных ее представителях с IV по ХХ в., в его книге: Собрание церковно-исторических сочинений, СПб., 19032, т.1; его же, «Сущность христианства» по изображению церковного историка А.Гарнака, Серг. Пос., 1901; Лепорский П.И., Христианство и современное мировоззрение: По поводу книги А.Гарнака «Сущность христианства», ХЧ, 1903, №1–3; [Митякин А.], Мнение Гарнака о Воскресении Христовом, «Странник», 1903, №4; НЭС, т.12; ПБЭ, т.4, с110–123; *Поснов М. Э., Новые типы построения древней истории Церкви, К., 1909; его же, О личности Основателя христианской Церкви, СПб., 1910; его же, Евангелие Иисуса Христа и евангелие апостолов о Христе, ТКДА, 1911, № ; диак.Сахаров Н., Очерки религиозной жизни в Германии, БВ, 1903, №7/8; Спасский А., Новый труд проф. Гарнака по истории распространения христианства, ВиР, 1905, №11; Эрн В., Методы исторического исследования в книге Гарнака «Сущность христианства», в его книге: Борьба за Логос, М., 1911; Genthe, S.134–143; Glick G.W., The Reality of Christianity: A Study of Adolf von Harnack as Historian and Theologian, N. Y., 1967; ODCC, p.620; RGG, Bd.3, S.77–79; TTS, S.44–9; *Zahn-Harnack A., Adolf von Harnack, B.,19512.