Восемь суток с солдатами в теплушке
В середине января 1918 года стоял на станции Полтава железнодорожный поезд с эшелоном солдат, которые возвращались с Западного фронта к себе домой, в восточные губернии. Вагоны – простые теплушки. Отодвинулась дверь, ловко спрыгивают солдаты с чайниками и бегут за кипятком. Иные возвращаются, неся под мышкой хлеб.
Подходят к вагонам два пожилых человека в рясах. Один, седой, в остроконечной шапке, держит в руках постельную связку. Другой – помоложе, в сибирской шапке с наушниками, держит чемодан. Просят, чтобы солдаты пустили их в вагон.
– Нельзя, у нас своих довольно, – отвечают.
– Пустите, нам далеко ехать.
– Куда вы едете?
– В Сибирь, на Челябу и далее.
– Мы сами едем в Сибирь. Далеко… Ну, лезьте скорей.
Молодой скоро взобрался в вагон, а старому трудновато пришлось. Солдаты помогли.
В вагоне посредине железная печка, направо и налево – нары, под нарами – сено. Люди лежат на нарах и на сене, было больше тридцати человек. Все – солдаты, старые и молодые. Справа на нарах были молодые, и к ним прислонился старый священник. Они подвинулись, и он сел.
Поезд тронулся. В воздухе морозно. В печке дрова трещат, огонек блестит золотом. Солдатики оживленно разговаривают, покуривая трубки и папиросы, свернутые из газетной бумаги. В разговорах, слышно, поминают Керенского, цены на хлеб, своих домашних.
Возле печки сидят три пожилых человека в шинелях и громко ведут такой разговор:
– Охота вам пускать попов да монахов в вагон. У них всё обман, – говорит один.
– Известно, обман, – говорит другой. – Для того и религию выдумали, обряды выдумали, разные чудотворные иконы да мощи, чтобы нас держать в тисках…
– Всё у них для богатых, для буржуев. Возьмите святых – все ведь князья, да архиереи, да разные монахи. Простого человека и туда не пущают. Показать бы им дорогу…
Говоривший сверкнул глазами, сжал кулак.
Слушая это, грустно поник головой старец в рясе. В седой голове пастыря, который опекал более полумиллиона духовных детей, пронеслись знакомые облики всяких отступников от святой веры и от Святой Церкви. Он ясно почувствовал, что долг повелевает ему сказать свое слово, какие бы ни были от того последствия.
– Братцы, – громко и отчетливо обратился старый пастырь, признаете ли вы свободу за всеми людьми? Если признаете свободу, чтобы не веровать, то признайте и свободу за теми, кто желает веровать. Не дозволяйте глумиться над неверующими, но не оскорбляйте и верующих. О чем угодно гражданском говорите и обсуждайте свободно, но не касайтесь Господа Бога и святыни. Совсем не касайтесь религии…
– Верно, верно, – раздались по разным углам голоса.
– А желаете узнать насчет религии, – продолжал пастырь, – спрашивайте тех, кто на это дело поставлен. Ведь насчет лекарства вы спрашиваете у доктора, насчет суда спрашиваете у адвоката, так насчет религии спрашивайте у пастырей.
– Вы, стало быть, верующий и, видно, пастырь. Скажите, зачем обманывают нас мощами? Ведь это чучела и только.
– Отвечаю. Всем известно, что мощи, то есть нетленные тела святых угодников Божиих, находятся в наших монастырях, и особенно в Киевской лавре, по нескольку сот лет. Иные лежат семьсот лет, иные шестьсот, пятьсот и менее. К ним шли и ныне идут на поклонение люди всякого звания и состояния, простые и ученые. Шли тысячи народа, шли многие века. Скажите, неужели вы думаете, что при такой смене людей обман мог бы удержаться? Неужели никто бы до сих пор не изобличил его? Нет. Там действительно тела нетленные. В одном и том же месте погребены были многие люди, но обыкновенные люди все истлели, а в нетлении по воле Божией остались только святые угодники Божии. Прежде держали их закрытыми из блогоговения, не было нужды открывать. Теперь же в пещерах Киевской лавры целый десяток святых мощей открыты для уверения сомневающихся. Я и со мною множество пришлых богомольцев видели это.
– А что вы скажете на то, что между вашими святыми все князья, княгини да архиереи, а нет серого люда? Небось, одинаково царствие земное и Царствие Небесное не для них.
– Отвечаю вам и на это. Скажите, кто из находящихся в нашем вагоне едет в Екатеринбург, в Челябинск, в губернии Тобольскую, Томскую?
– Я еду, я, – раздались голоса.
– Вы, конечно, слышали про город Верхотурье, а может быть, и сами там бывали. В Верхотурье есть мужской монастырь, а в нем почивает праведный Симеон. Скажите, кто был Симеон? Зимой он ходил по домам и шил шубы людям, а летом ловил рыбу в Туре и тем кормился. Был портной и рыболов. Какой же он князь или архиерей? Это там все знают. А в Енисейской губернии, в городе Туруханске люди чтут убиенного Василия Мангазейского. Он был торговый приказчик. Был убит хозяином. Какой же он князь? А в Архангельской губернии, в Веркольском монастыре почивает праведный Артемий. Он был сын крестьянина и убит громом в поле во время пахоты с отцом. И это князь? Нет, так нельзя говорить, как вы говорите. Святые есть из всякого звания. А зачисляют в святые не люди, а Господь Бог посредством знамений и чудес. Наше дело только познать волю Божию и поступить по ней.
– Ну если Вы правильно говорите, то скажите: как вы считаете отца Иоанна Кронштадского? Небось, он тоже святой?
– Святой он или нет, этого я вам сказать не могу. А что по его молитвам многие люди получали исцеление от болезней и всякую помощь, то это знает целый свет. К нему обращались люди не только в России, но из заграницы.
– Нет, Вы прямо скажите: святой он или нет? Как вы думаете? Но только скажите по совести.
– Знаете что… Будучи молодым, на втором году священства, я ездил в Кронштадт исключительно для того, чтобы поучиться у этого знаменитого пастыря. Что я видел, что слышал, расскажу. Хотите?
– Просим рассказать, но только всё как было, – раздалось несколько голосов.
Водворилась полная тишина в вагоне. Пастырь повествует:
– Дело было лет 25 тому назад. Отец Иоанн пользовался тогда полным почитанием в России, знали его и в других государствах. Сильно хотелось мне узнать и поучиться у нашего всероссийского пастыря в чем тайна его духовной силы? Если это происходит от духовных качеств, то от каких именно? Происходит ли это у него от пламенной любви к людям? Или от великой силы ума и слова? Или от покоряющей силы его воли? Или от привлекательности его личности? Или от прекраснейших порядков по церкви? Где корень и основа его силы?
Шел июль. Погода хорошая. На пароходе я приехал по морскому заливу из Петрограда в Кронштадт. Был четверг, четвертый час пополудни. С парохода прошел я прямо к собору. Храм величественный, окружен чистеньким садиком с цветами. Над входом в садик – надпись: «Проход чернорабочим и нижним чинам воспрещается». Скажу откровенно – мне это не понравилось, при храме всероссийского пастыря этого не должно быть. Вхожу в храм, справляюсь о времени службы и об отце Иоанне. «Батюшки, – говорят, – нет, прибудет ночью». Отца Иоанна все в Кронштадте не назвали по имени, а говорили просто – «батюшка». Идет в соборе будничная вечерня. Ничего особенного ни в чтении, ни в пении. Всё в храме и самая служба идет, как в простой деревне. Ожидалось чего-то особенного, я и был разочарован.
Вышел из храма, и меня окружили содержательницы ночлежек, каждая назойливо приглашала к себе, ссылаясь на благословение батюшки. Нахальство их прямо было неприятно. Иду в дом трудолюбия отца Иоанна. Там чисто, но свободных комнат не оказалось. Поневоле иду в одну из ночлежек. Тут оказалось грязновато, народ попроще. Идут рассказы про чудеса батюшки. Вступил и я в разговор, как вот с вами. Оказались с Поволжья и с Дона. Ожидают люди батюшки целый месяц. Он был в поездке на Родину, в Архангельский край, и только теперь возвратился. «Коли ты поп, – говорят мне, – прочитай нам правило ко Святому Причащению». – «Добре» – отвечаю. Читаю правило для них и для себя. Молилось десятка два людей.
В 5 часов утра спешу в собор. Полно народа. Есть всякого чина высшие люди, есть и простые. Шумно. Берут свечи и ставят у святых икон. Вхожу в алтарь. Там оказалось десяток приезжих священников, как и я, и светские люди. Слышу внушительный голос старосты: «Как вы смели войти на солею и в алтарь, при запертой на замок решетке? Я позову полицию… Я скажу батюшке...» – «Ухожу, ухожу!» – отвечает провинившийся. Думаю себе: удивительно, странно, что здесь, в алтаре, доходит дело до полиции. Ищу глазами отца Иоанна – не видно. Наконец из бокового алтаря показывается сам батюшка: нервной походкой подошел и земно поклонился престолу. Затем подходит ко всем присутствующим по очереди и дает каждому братское целование. Потом подошел к жертвеннику и стал читать телеграммы и письма, видимо, с просьбой молитв. От жертевенника опять подошел к престолу, положил на него телеграммы и письма, нажал их рукою, а сам молитвенно опустился на колени. Помолившись, отец Иоанн вышел из алтаря. К этому времени по ходу богослужения уже начали канон утрени. Поют ирмосы левоклиросные любители. Раздалось чтение канона: слышно было голос резкий, произношение необычное и даже странное. Думаю: не образцовые здесь чтецы. Заинтересовался я и выглянул из алтаря. И что же? Каково было мое удивление, когда я собственными глазами увидел, что это читает и поет сам отец Иоанн. Кончается утреня, и отец Иоанн, проходя мимо меня пригласил меня служить с ним Божественную литургию. Вижу, что кстати сказалась моя вчерашняя подготовка. Быстро прочитаны были входные молитвы и совершена проскомидия. Вот мы стали у святого престола, и началась литургия. Я следил за каждым движением отца Иоанна. Батюшка произнес: «Благословенно Царство Отца, и Сына, и Святаго Духа...» – и лицо его изменилось. Глаза его вошли сначала как-то вглубь, потом в глазах и во всем облике показалась какая-то лучистость. Сказал он возглас с особенным нажимом голоса и прямо из глубины души. Потом у него оказался прежний обыкновенный вид. Длинную молитву во время Херувимской песни прочитал он молниеносно – глянул в книгу и завершил. Видимо, он не читал, но всем своим существом переживал то, о чем говорится в молитвах. В лице был блеск. Особенное вдохновение появилось на лице отца Иоанна, когда он говорил возглас: «Приимите, ядите, сие есть Тело Мое...» Тут ясно было, что для него здесь не кронштадский храм, а самый Иерусалим, самая Голгофа. Говорил он с полнотой чрезвычайной силы, лицо его блистало лучами вдохновения. Глаза у него оросились. Своим настроением отец Иоанн объединил всех окружающих святой престол, и щеки у нас также весьма увлажнились. Тут я понял, где существо, где самая суть духовной силы отца Иоанна: он черпал свою силу посредством молитвы у Господа Бога. Очевидно, у него была именно та вера, о которой Спаситель сказал, что она способна передвигать горы.
В конце Литургии отец Иоанн произвел общую исповедь и при этом сказал наставление говельщикам. Весь народ был в полном духовном подчинении ему: смотря по тому, что и как отец Иоанн говорил, то есть укорительное или утешительное, народ то плакал, то умилялся. Во время самого Святого Причастия подводили так называемых бесноватых, он внушительно читал им заклинательные молитвы, и они на виду у всех заметно успокаивались. Я продолжал все наблюдать, но эти исцеления не поражали меня после того, когда я уразумел самую суть духовной силы отца Иоанна. Пустяками показались мне все те недочеты, которые перед этим смущали меня. Я понял, что отец Иоанн велик в вере и молитве, чист душою, а во всем прочем есть обыкновенный человек. Тело его есть обыкновенный немощной сосуд. Вспомнил я и о том, как Христос Спаситель на первый взгляд казался обыкновенным человеком, как окружали Его рядовые люди, с их добром и злом. Перестал я удивляться виденным непорядкам. Я был вполне удовлетворен и возблагодарил Господа Бога. Теперь сами судите, на каком положении считать отца Иоанна Кронштадского... Я завершил…
Задумались слушатели рассказа. Длилось глубокое молчание. Тем временем подошли к станции и поезд остановился. Три укорителя Церкви спрыгнули с вагона и больше не появлялись. После этого в течение всех восьми дней совместной езды не раздавалось ни единого слова, оскорбительного для религии и для святыни.
Между пастырем и солдатами установились не только мирные, но и приязненные отношения. Старейшего они называли не иначе как батюшкой, а младшего называли отцом диаконом. Оказывали разные услуги, например, принести кипяточку, помочь сойти с вагона и войти в него. Батюшка не остался в долгу. Делился чаем и пищей с теми солдатиками, которые ели сухой хлеб. Давал им по своему указателю сведения, какие станции нужно ехать, сколько верст проехали и сколько верст еще нужно проехать.
Доверие настолько установилось, что к батюшке солдатики стали обращаться со всякими своими недоумениями. Один раз неожиданно предложили такой вопрос:
– Скажите нам, как Вы считаете Керенского? Какой он человек?
– Думаю, ответил батюшка, – что поначалу он был искренний, а потом стал мошенником.
Ответ этот многим понравился. Батюшка, забившись в свой угол, по целым часам читал свое дорожное Святое Евангелие да наблюдал жизнь и характеры солдат. Бывали такие случаи. Просятся в вагон крестьянин и крестьянка.
– Никак нельзя, убирайтесь, отвечают.
-Пустите, нам очень нужно.
– Ну да лезьте. Какие рыхлые, не вылезут. Давай руку. Погоди, твой мешок вытяну.
Вошли.
– Какие неуклюжие. Совсем иззябли. Садитесь к печке. Ну вот вам кипяток согреться. А нет хлеба, то и хлеба дадим.
Так под грубой оболочкой проглядывало у солдат доброе сердце.
Присматривался батюшка к тому, как солдаты молятся. Но не видно было, чтобы они крестились и молились. Наоборот, гнилая брань срывалась у них с языка за каждым словом. Особенно шла в ход на разный лад матерная брань. Задумался пастырь над тем, как бы вразумить эти христианские души, чтобы они послушались.
Проехали реку Волгу к Сызрани. Стал поезд постепенно взбираться на горы Уральские. Пошли очень красивые горные виды, но из теплушки, и притом зимой, трудно было наблюдать и любоваться ими. Подходит воскресный день, и батюшка решил воспользоваться им. Утро. Солдаты проснулись в вагоне. Ночная тишина сменилась дневной суетой. Одни хлопочут возле печки. Другие тянутся к трубкам, к чайникам.
– Братцы, – обращается батюшка ко всем в вагоне, – не мудрено вам в длинном пути дни потерять. А ведь сегодня – воскресенье. Ваши родные, отцы и матери, жены и дети идут в церковь, наверное, вас поминают в молитвах. Давайте и мы здесь в вагоне отметим воскресный день хотя краткой молитвой. Пропоем, я прочитаю вам из Святого Евангелия. Хорошо?
– Просим, батюшка. Но прежде помоемся и почистимся, когда станет поезд, – раздались голоса.
– И к чему это выдумывать, обошлись бы и без этого, – раздался глухой голос в углу.
Поезд стал. Солдаты начали выпрыгивать из вагона. За ними последовали батюшка и отец диакон. Стали умываться снегом. Белый снег на лице и руках становился черным. Вытерлись тем, что у кого было – кто полотенцем, кто полой одежды. И обратно в вагон. Поезд двинулся дальше.
Батюшка предложил всем, кому позволяет место, встать. Кому нельзя встать, молятся сидя. Затем предложил всем осенить себя крестным знамением и начал громко: «Благословен Бог наш всегда, ныне и присно, и во веки веков». Под руководством отца диакона солдаты подхватили: «Аминь» и стали петь «Царю Небесный». Пропели «Отче наш», «Спаси, Господи», «Богородице Дево». Пели одушевленно. Потом батюшка прочел по-славянски первое воскресное Евангелие, от Матфея, гл. 28, ст. 16–20. По прочтении дал обьяснение.
– Как видите, братия, – говорил батюшка, – Самому Господу и Христу лично одни ученики поклонились, а другие, сказано, усомнились. Грешное сомнение всегда было при людях. Вот апостол Петр когда крепок был в вере, то шел ко Христу по волнам моря, когда же сомнения охватили его душу, то стал утопать. Так и с нами было: пока крепка была вера, побеждали врагов; ослабела вера, и явилось расстройство. Господь дает Своим ученикам заповедь научить Святой Вере все народы и крестить их. Веровать в Бога и получать спасение определено всем людям. Кто намеренно уклоняется от этого, тот виновен перед Богом. Господь заповедает нам все исполнять по христианскому закону, а не произвольно делать выборку из него. Теперь благоговейно вникнем мы в последние слова Спасителя, слышанные вами в прочитанном Евангелии. Он сказал: «Я с вами во все дни до скончания века». С кем это обещает быть Господь? Говорено было апостолам. Но ведь они не остались на земле жить до скончания века, а умерли. Он обещает всем тем верующим людям, которым приходится жить после апостолов и до самого скончания века. Какое великое обещание дал Господь! С кем же Он теперь? С кем Он? Очевидно, Он с теми, кто того заслуживает. Мы с вами ведь тоже христиане. А с нами есть Господь... Вот над этим мы должны глубоко задуматься. Дорогие мои! Я с вами почти неделю живу в этом подвижном доме. Видел ваши душевные качества и скажу вам правду. Пред моими глазами много было случаев, как вы жалостливо относились к бедствующим людям, которые просили у вас приюта. Вы их устраивали у себя и даже кормили. Это доброе евангельское качество. Видел ваше терпение, с каким вы переносите выпадающие на вашу долю лишения. И это добро, ибо из этого вырастает дружба и христианская любовь. За все эти качества с нами может быть Христос. Но кроме этого, я видел у вас одну привычку, о которой не могу говорить без глубокой скорби. Это – постоянное употребление гнилых слов, и особенно матерной брани. Знаете, кого оскорбляет эта скверная матерная брань? Она прежде всего оскорбляет Матерь Божию, общую духовную матерь рода христианского. Затем она оскорбляет родную матерь каждого из нас, ибо все мы происходим от одних прародителей Адама и Евы. Наконец, она оскорбляет и нашу мать-сыру землю, ибо от земли все мы взяты, земля нас кормит и в землю по смерти возвращаемся. Вот такое тройное оскорбление производит каждый матерщинник. Иные произносят гнилые слова с усладой, смакуют, как жуки навоз. А иные произносят по привычке, без всякой мысли. Но как бы ни произносить их, можно ли сохранить при этом чистоту души? Спаситель наш сказал, что только чистые сердцем увидят Бога. Поэтому ясно: чтобы с нами был Господь Христос, нам обязательно надо навсегда отказаться от употребления гнилых слов, и особенно матерщины. Вот вам, дорогие Христиане, какой завет преподает нынешнее евангельское чтение. В добром намерении этом сами постараемся, и Господь нам поможет. Господь Христос да будет с вами.
Батюшка завершил свое наставление, и солдатики под руководством отца диакона спели «Достойно есть». Молитвословие было закончено, и батюшка поздравил всех с воскресным днем. Солдаты дружно ответили «Покорно благодарим».
После этого богомоления ехали все вместе суток двое. И пастырь имел великое утешение видеть, что старые солдаты почти перестали употреблять матерщину. У молодых срывалось с языка, но изредка.
Теплушку и своих спутников батюшка вместе с отцом диаконом оставил в Челябинске. Напутствовали друг друга самыми сердечными благожеланиями. На прощание батюшка благословил своих оставляемых спутников двойным крестом. Тут только солдаты узнали, что с ними ехал один из сибирских архиереев.
Жив Господь и жива душа народная!
Архиепископ Сильвестр