Слово в день тезоименитства её Императорского Величества Государыни Императрицы Александры Феодоровны

Из бесчисленного множества мученических подвигов, воспоминаемых православной церковью на протяжении целого года, только день крестной смерти Христа Спасителя и день мученической кончины Предтечи Христова Иоанна мы встречаем в посте и с печалью. В остальных же случаях, зная от древнего хр. оратора, что кровь мучеников становилась семенем, из которого рождались новые христиане, мы поэтому все, воспоминаемые церковью, страдания и убиения исповедников Христовой веры встречаем с торжеством и в радости. Нынешний же день есть для нас день еще большей – сугубой радости. Всякий знает, что св. мученица, прославляемая церковью сегодня, есть мученица и царица Александра, имя и покровительство которой избрала для себя супруга христианнейшего нашего Монарха – благочестивейшая Государыня Императрица Александра Феодоровна. Это уже наша русская радость, хотя отзвуки ее слышатся и в других странах, повторяясь каждогодно с неизменной точностью закона.

В противоположность всем другим наше православнорусское самодержавие есть не просто самодержавие – не просто дает всей громаде русского народа твердую сплоченность, а вместе и весьма драгоценную удобоподвижность; но есть самодержавие благое. Опознавая свое величие и свое могущество во всей их широте, пользуясь своей безграничной властью там, где того требует народное благосостояние, первое всего оно, однако, помнит об обязанностях и более всего старается заботиться о наивозможно совершенном исполнении долга. А заботы – старания эти одушевляют не только самих представителей благого самодержавия, но и связанных с ними узами брака – Августейших помощниц их. И конечно, первое попечение здесь есть попечение о женском образовании, которое не только все более и более распространяется и возрастает в нашем отечестве; но, благодарение Богу, появилось уже второе поколение женщин, получающих высшее образование, и, значит, все ближе и ближе желанная свобода женского ума от того рабства, в котором он вынужден служить одному лишь прельщению, ближе и ближе то время, когда женский ум уже по наследственности с рождением будет способен, принаровлен к совершению истинных и важных дел – учения, лечения, а также и вполне продуманного воспитывания. – С другой стороны, то великое хр. милосердие, которое ищет помочь чужому страданию и другим бедам – невзгодам ближнего, – оно, истекая из великого множества сердец по природе сердобольных сынов и дщерей Руси, находит себе желанное средоточие, и опору, и покровительство в сердце, в уме и власти царственных сподвижниц благого самодержавия – которые даруют, а вместе и упорядочивают всякую возможную помощь и на военном поле, и в обывательских лечебницах, и во время народных эпидемий, вроде холеры, и в дни массовых недородов, и в случаях нововозникающей опасности, от проказы напр., словом везде и всюду, где только случается несчастье, и оно вызывает сострадание во многих, и по всему видно, что сострадание это будет жить, давать от себя плод, если получит для себя высшую опору или одобрение тех, к кому прислушивается вся Россия. Наконец, кому неизвестно то зло, которое у других народов успело уже укорениться совсем, у нас же начало сказывать себя заметно лишь в городах? Здесь обыкновенно всегда есть налицо немалая часть людей, которые не находят места и дела, где бы могли приложить свои силы и старания; а поэтому над ними всегда висит грозная опасность или совсем отучиться от труда, сведя его к искусству жить помощью других; или соблазняться непозволительными средствами к обеспечению своих надобностей; или отдаться, иногда бесповоротно, средствам, дающим возможность хоть на некоторое время забыть свое горе – нужду. И вот благое самодержавие царственных сподвижниц подъяло на себе почин и бремя если не предотвратить, то значительно ослабить зло. Таким образом в местностях России, которые наиболее других стягивают к себе работающие силы, на наших глазах возникли и умножаются «Дома трудолюбия». Могущие работать, но не нашедшие себе применения, силы находят здесь полную возможность трудиться, встречают здесь вдобавок разнообразие труда, благодаря которому каждый может избрать себе такое дело, которое более всех ему сподручно. А благодаря этому не только все эти труженики обеспечивают себе удовлетворение первейших нужд своих, не только они оздоравливаются в том смысле, в каком силен оздоравливать человека всякий серьезный труд; но и в часы после трудового досуга они в этих же домах трудолюбия получают: или приращение знаний – просвещение ума, или назидание – воспитание сердца и воли. Поистине такие трудовые учреждения наравне со школами для малолетних – суть знамения и видимые признаки лучшего будущего в тех слоях отечественного населения, в которых издавна царствует мрак.

А последние добрые события прямо обращают нас к общему празднеству, с которым совпало ныне наше русское празднствование. В великие дни великого поста Августейшая чета предприняла путешествие в древнюю российскую столицу, чтобы в среде народа провести время воспоминания страстей Христовых и славного Его воскресения. И путешествие Их явилось сплошным паломничеством на поклонение великим святыням Москвы. Таковое паломничество как нельзя более в духе русского народа – который издавна и постоянно шествует к отечественным святыням и здесь, при иконах и раках св. угодников Божиих, снискивает себе утешение и силу готовно нести свой крест по заповеди Спасителя об этом. Только надлежит знать, что таковое паломничество возникло еще раньше, и оно современно самым первым дням христианства. В ночь Воскресения Христова, купивши ароматы, жены мироносицы пошли ко гробу Господню зело рано, и ни сон, ни ночное время, ни опасности и страхи не остановили их. А церковь с особенною силою отмечает это первое христианское паломничество. Она отделяет нарочитый особливый день торжественному чествованию первой из мироносиц – Равноапостольной Марии Магдалины. Каждое всенощное воскресное служение она в умилительных и сильных песнопениях изображает, как бы на какой картине, первое паломничество святых жен, увенчавшееся радостною вестью для них и для всех христиан. Наконец, на каждый год она установила особую, теперь вот ныне начинающуюся, неделю, которая носит название жен мироносиц. И одна – одна только причина такового превознесения св. жен. Они первые уверовали в Воскресшего Господа. Они уверовали в то время, когда ученикам Спасителя это казалось простым обманом, и казалось, не ап. Фоме лишь, который, как совсем не склонный к вере, способный веровать только телесным чувствам, служил своим последовавшим уверованием наилучшим свидетелем истины Воскресения Христова; но и весь сонм апостолов остался глухим к радостной вести мироносиц. Наконец, они не просто веровали без колебаний и сомнений; но жили верою – которая с воскресением Христа у них только изменилась – стала верою в Воскресшего; но была и раньше – была в полноте, когда они пошли ко гробу Погребенного. Вот эта именно вера их и есть причина их возвышения и прославления. Потому что она великое сокровище и одаряет всякого религиозного великими сокровищами, которых кроме нее ниоткуда нельзя приобрести. На самом деле, если человек религиозен, тогда душа его не есть уже пустая. Что угодно человек может ставить ни во что и даже обращать в смех – не только все, что и заслуживает этого, но ему нет помехи уничижать – напр., в виду предстоящей каждому смерти – и ученость, и знатность, и человеческое достоинство, и родственные связи; и он уничижает это нередко даже тогда, когда сам отдается и живет этим. Но божественное? К божественному нельзя относиться иначе, как с благоговейным, сплошь серьезным уважением; потому что божественное есть высшее, иначе сказать: есть достойное беспримесного и неизменного почтения. Отсюда, если человек религиозен – верует; и чрез это самое он совсем недосягаем до ужасной, но к сожалению далеко нередкой болезни, которая называется нигилизмом, и которая хотя называется иностранным словом, но в известной мере закралась и в среду некнижных и необразованных. Религиозность предохраняет от этой болезни, потому что нигилизм является отнюдь не вследствие каких-нибудь соображений ума, или показаний наблюдения, а также отнюдь не вследствие исторических обстоятельств и условий. Как заразительная болезнь действовать может только на предрасположенных к ней, других же обходит совсем не затрагивая; так и нигилизм может войти в человека только лишь в том случае, когда в его душе все пусто, нет ничего высокого, все условно, и ныне оно хорошо, а завтра совсем никуда не годится. Поэтому Бога должен благодарить всякий, если в молодости он жил среди религиозных родителей, сознательно и несознательно учась у них, как св. Григорий Богослов у своей матери, вере, и если в дальнейшем он сохранил это святое семя христианской религиозности. Он, впрочем, и сам это должен знать, потому что религиозность не только спасает от пустоты душевной и отрицательного отношения ко всему; но и дает ему уверенность в себе самом. Конечно, мы часто думаем, что уже сделались властелинами внешней природы; но так мы думаем, собственно говоря, в счет будущего, и это верно не только потому, что в главном мы отнюдь еще не овладели внешней природой; но и потому, что там, где мы овладели ею, она за свое порабощение платит нам новым злом – мы овладели, напр., паром и пользуемся им для движения; а она отвечает нам разного рода крушениями; и это везде так. По настоящее время человек должен смиренно сознаться, что природа слепая еще господствует над ним, и само по себе он перед нею тоже, что песчинка. Но раз он воспитал в себе веру в Бога и с этим он поднимается на высокую какую гору. Воочию видит он, что вся эта обширная вселенная со всеми ее силами и законами в свою очередь есть ничтожная песчинка пред Тем, Кто все объемлет, зиждет, сохраняет. И он видит – живо чувствует, что в нем есть душа – благодаря которой и ему не чуждо это Высшее Бытие чистого Духа, и он чрез душу свою может – ему дано входить во внутренний союз и живое общение с Высшим; а раз это есть; и тогда, не смотря на свое ничтожество: чрез Бога он может вполне спокойно, самоуверенно и смело глядеть на эту, без Бога угрожающую и способную задавить его внешнюю природу. Наконец он не может не видеть, что кроме духовного в его составе есть телесное, и оно тянет его к земле, с неизбежным в конце порабощением слепой природе. Значит, если он хочет добыть свободу и близость к Божественному, он должен жить на земле по божественным законам, среди плоти – по духу, при страстях – по законам и требованиям добродетели. И таким образом вера – религиозность – является величайшим сокровищем потому, что она до назойливости решительно и ясно ставит пред нами долг нравственного оздоровления, достигающего правды в действиях, чистоты в желаниях и чувствах.

Итак, будем же, братие, у религии – к этому нас призывают священные паломничества, начиная с первого жен мироносиц и завершая паломничеством Венценосных. Возлюбим жизнь в Боге – к этому нас призывают благие дела благого самодержавия, а также и древнерусские тяготения, сложившие золотое правило: не так живи, как хочется, а так, как Бог велит. Вживаясь в веру, мы спасаем в себе человека и снискиваем себе вспомоществование божественной благодати. А вживаясь в добродетель и усовершаясь в ней, мы, значит, достойно внимаем великому завету Господа Спасителя: ходите в свете, да сынове света будете. Аминь.