Из далекого прошлого

(1923–1929)

Первый раз я увидела отца Сергия Великим постом, в день Благовещения, в год смерти батюшки отца Алексия, когда мне было десять лет. Жили мы тогда в небольшом переулке, выходящем на Котельническую набережную, в доме, расположенном напротив церкви, в которой служил папа. Нас было пятеро сестер и брат Володя.

Володя как-то сказал нам, что в день Благовещения поведет нас исповедоваться к отцу Сергию. И вот мы отправились на Маросейку. Из нашего переулка вышли на набережную и двинулись гуськом за Володей. Тронулся лед и шел по Москва-реке огромными глыбами. Воздух был насыщен весной. На фоне голубого неба сияли купола Кремля. Все кругом радовало и веселило. С набережной мы повернули в Китайский проезд, выходящий на Варварскую площадь. Оттуда поднялись в гору и вышли на Маросейку, где увидели небольшой храм, одной стороной плотно прилегающий к глухой стене жилого дома. Перейдя улицу, вошли в храм, поднялись по крутой внутренней лестнице. Народу в храме было много. Стояли две очереди на исповедь: одна, очень большая, к отцу Сергию, другая, поменьше, к отцу Лазарю. Нас, детей, провели к отцу Сергию без очереди. Как прошла исповедь, в памяти не осталось, помню только, что встретил нас отец Сергий очень ласково, и я ушла от него в каком-то по-детски приподнятом настроении.

Хочется несколько слов сказать о Володе. Он был очень религиозным с детства, глубоко самообразованным, необыкновенно жизнерадостным, веселым, добрым, горячим, обладал хорошим слухом и голосом. Много радости, веселья вносил он в жизнь нашей большой семьи. Много добра делал для других. Он готовился стать священником. В то неустойчивое время (1920-е годы) Володя многих привел к Церкви вообще и очень многих – к отцу Сергию, чем и мы обязаны только ему.

Так наши детские сердца потянулись туда, где нам все показалось особенным, хотя мы и воспитывались в религиозной обстановке. Но до Маросейки мы, дети, ходили только в один храм, где служил папа. К отцу Сергию мы привязались с первых встреч и вскоре стали ходить на Маросейку самостоятельно, без взрослых. Часто шли прямо из школы (когда учились в вечерней смене). Бегали обычно пешком, так как денег на трамвай не было. Жили мы очень скромно.

С большой любовью, теплотой и заботой принял нас отец Сергий под свое покровительство, в свою духовную семью, и мы глубоко почувствовали его большую любовь. Душа постоянно рвалась в храм, где служил наш дорогой батюшка. Как благодатно он совершал богослужения, как дорого было его благословение! Легко и отрадно было тогда на душе. Радость наполняла наши сердца. И мы, будучи еще детьми, легко выстаивали длинные службы, которые отец Сергий совершал по уставу. Батюшка стал для нас любящим, заботливым, никого не забывающим духовным отцом. Он все видел, все знал, все понимал, всех объединял, всех направлял. Он знал грехи каждого из нас. И знал то, что каждому из нас нужно. Он не только внутренне объединял всех своих духовных детей в одну семью, но усиливал это единение внешней обстановкой.

Церковь всегда была тесно заполнена народом. Братья и сестры нашей большой семьи стояли в храме на одних и тех же местах. Большинство несли послушания по церкви. В ризнице была оборудована раздевальня для своих. Без пальто стоять в храме было много легче. Большинство сестер носили косынки наподобие монашеских апостольников и надевали их с благословения отца Сергия. Также с его благословения сестры носили платья, пошитые из одинакового материала серого цвета, а братья – рубашки из такого же материала. Я была счастлива, когда такое платье сшили мне.

По двунадесятым и храмовым праздникам, в Великий Четверг и Великую Субботу, чтобы дать возможность причаститься всем, отец Сергий перед ранней литургией или после всенощной проводил для своих духовных детей общие исповеди в нижнем маленьком храме (в полуподвальном помещении), куда не допускали посторонних. Здесь же проводились спевки. Оплачиваемого хора не было – пели только свои. В главном приделе верхнего храма справа и слева от центра были отгорожены довольно большие места для правого и левого хоров, так как певчих было много. Регентами на правом клиросе были Мария Тимофеева и Клавдия Невзгодина, а на левом – Маруся Семенова и Анна Тарасова (в замужестве Отт). На солее между двумя приделами стоял аналой, где всегда исповедовал отец Сергий.

Углубляя внутреннее единение своих духовных детей, отец Сергий установил ежедневное чтение общей для всех главы Евангелия и уже впоследствии, чтобы твердо держаться (не сбиваясь) этого единства, Евангелие стали читать, начиная ежегодно с церковного новолетия (с 1 сентября по старому стилю), с первой главы от Матфея. Несмотря на то что маросейская семья была очень большой, отец Сергий неоднократно благословлял своих духовных детей одинаковыми иконами.

По большим праздникам и в Прощеное воскресенье мы ездили на кладбище, на могилку отца Алексия, где отец Сергий служил панихиду и всех благословлял. Когда ехали на трамвае туда и обратно, каждый старался садиться в один вагон с отцом Сергием.

Отец Сергий заботился об отдыхе каждого, советовал многим, как провести отпуск; помогал определиться с тем, куда пойти работать или учиться; благословлял интересоваться искусством, литературой; говорил, что почитать из светской или духовной литературы.

Своим духовным детям, наиболее эрудированным по разным вопросам, он поручал заниматься с более слабыми в этом отношении и с детьми. Заниматься с нами (небольшой группой детей) вопросами богослужения отец Сергий поручил Тане и Жене Куприяновым. Тогда они были еще очень юными, ходили с длинными косами. К ним мы горячо привязались. Для меня они остались воплощением внутренней и внешней красоты. Да, Таня и Женя сочетали в себе все – ум, знания, доброту, любовь, скромность и русскую красоту. Много хорошего они вложили в наши детские сердца.

Чаще всего мы занимались по воскресеньям. В нашей группе было одиннадцать человек. После поздней обедни мы с Таней и Женей шли всей гурьбой к нам или к ним домой (на Арбат). Ходили всегда пешком. После занятий Таня и Женя отправлялись ко всенощной. Мы, когда занимались на Арбате, шли с ними и заходили в храм, чтобы получить благословение отца Сергия. Он выходил к нам на амвон в том приделе, где не было службы, благословлял каждого, и после этого мы шли домой.

Обычно после каждой всенощной отец Сергий благословлял весь народ. Подходили к нему, так же как к кресту после обедни. В это время читались вечерние молитвы. Такой порядок, мне кажется, был заведен только у отца Сергия. Если он был не очень усталым, то часто сопровождал свое благословение словами: «Господь с вами» или «Господь с вами, родная», и произносил их так проникновенно и ласково, что тепло и радостно становилось на душе.

На Рождество Таня и Женя обычно делали для нас «елку», на которой всегда бывал отец Сергий и многие взрослые из маросейских. На «елках» иногда устраивали спектакли, сочиняли отцу Сергию гимны, приветствия, подбирали мотив. Приветствия батюшке обычно пели под руководством Володи. Однажды Таня и Женя сочинили для нас пьесу, которая называлась «Рождественская ночь». Эта «елка» осталась незабываемой. Содержание пьесы было такое: лесные и полевые цветы пробудились в рождественскую ночь. К ним явились три ангела и сообщили о рождении Христа. Столько души было вложено нашими незабвенными Таней и Женей в это маленькое, но необыкновенное творчество. Сшили они для нас и красивые костюмы, смастерили прекрасную декорацию.

Я была Незабудкой. Выступала первой. Боялась. Со страхом поднялась из снежного сугроба, и тут в гуще зрителей, где было темно, сверкнули два креста. Больше уже я никого и ничего не видела. Это были отец Сергий и папа. Стало еще страшнее, и я действительно с большим испугом, как это и нужно было, произнесла: «Что случилось? Кто нас разбудил?» и так далее.

Гимн и приветствия отцу Сергию все пели с такой душой, с таким подъемом! С нами на «елке» были тогда и наши маросейские регентши и другие певчие. Хор получился большой, управлял им Володя. Было очень торжественно. Для отца Сергия такое приветствие оказалось неожиданным. Он был сильно растроган и необыкновенно тепло ответил нам. Он говорил тогда о любви так, что хотелось плакать. Все были счастливы. А сверкающая огнями елка была такой Рождественской!

В те далекие годы были у нас еще и дорогие для многих Дубки, тоже тесно связанные с Маросейкой. Дубками называлось местечко, где среди леса стоял большой деревянный двухэтажный дом, от которого приблизительно на два километра не было никакого жилья. Дом этот достался по наследству или по завещанию моей старшей сестре Шуре от нашей бабушки. Летом здесь жила наша семья. Сюда, кажется начиная с 1923 года, приезжали многие маросейские и проводили здесь свои отпуска. Неоднократно бывал и отец Сергий. Особенно полюбили наши Дубки Таня Куприянова и Володя Коншин. (О Дубках написаны воспоминания моей сестрой Ирой, повторяться не буду).

Когда мы стали постарше, то с нашей группой (тоже по инициативе отца Сергия) стал заниматься некоторыми вопросами литературы отец Борис¹. Осталось в памяти, как на первых занятиях он затронул вопрос о том, в чем некоторые русские писатели видели добро и зло в мире. В этом смысле очень интересно говорил тогда отец Борис о Достоевском, Гаршине, Чехове, Льве Толстом. Каждому из нас он дал темы для докладов. Но, к сожалению, занимались мы непродолжительно. Что-то помешало – не помню...

Забота отца Сергия обо всех нас не имела границ. С его благословения мы занимались еще и в третьем кружке – рукоделием. Занятия проводила пожилая маросейская сестра Елена Матвеевна (фамилии не знаю).

Отец Сергий был очень горячим и иногда очень-очень строгим. Были случаи, когда некоторых своих духовных детей он не принимал на исповеди и даже прогонял из церкви. Но бывало, что сразу после этого посылал за ними. И тогда по храму бежала сестра Павла или неспешной походкой плыла Мария Александровна Залесова, разыскивая провинившегося.

Я его строгости испытать на себе не успела. Но однажды, когда он был у нас дома в гостях, возможно, кто-то из старших что-то наговорил ему про меня. Он строго посмотрел в мою сторону (мы все сидели за столом) и сказал: «Кому нужна ласка, а кому таска». Но мне показалось, что глаза его все-таки улыбались. Так я и не поняла, относились ли эти слова ко мне или к кому другому. Ну, а если ко мне, тоже осталось не понятно: что же мне нужно – ласку или таску. Да, я была очень живым ребенком, может, чего и натворила. На Маросейке мне дали прозвище Мышка, которое в то время твердо закрепилось за мной. Все звали меня так до моего отъезда в Минск, даже отец Сергий иногда называл меня так. И вот совсем недавно, в день моего Ангела, я встретила в церкви Павлу. Когда спросила ее, узнает ли она меня (а не виделись мы более сорока лет), в ответ услышала: «Мышка?» Меня очень удивило, что такой я осталась в ее памяти. С ней, будучи на Маросейке, мы обычно встречались только в храме. В домашней обстановке мы бывали вместе, может, два-три раза. По-видимому, близость между членами нашей маросейской семьи была более тесной, чем мы сами себе это представляли.

Годы, связанные с Маросейкой, остались самыми светлыми в жизни. Они были насыщены общением с богато духовноодаренными людьми. В церкви, где отец Сергий с большим благоговением совершал богослужения, бывали так часто, что радость жизни не успевала покидать нас. И несмотря на то что жизнь иногда была очень трудной во многих отношениях и даже мы, дети, сталкивались с большими огорчениями и невзгодами, с отцом Сергием переносить все это было легко. Его заботам о своих духовных детях не было предела. Нас было много – он один. И невозможно постичь умом, когда же он успевал познать душу каждого из нас, заботиться о каждом, знать, что нужно каждому, каждого направлять и согревать своей неисчерпаемой отеческой любовью. Он вел каждого вперед. И казалось, что так будет всегда...

В 1929 году 29 октября наша семья осиротела...

С тех пор прошло пятьдесят лет. За эти годы я видела отца Сергия лишь однажды – в 1936 или 1937 году, точно не помню: исповедовалась у него в подмосковном лесу. Сестра моя Тоня ездила к отцу Сергию в годы его ссылки. Когда он увидел Тоню после нескольких лет разлуки, сразу обратил внимание на ее сильную худобу. Как он забеспокоился! Забросал ее вопросами: «Что с Вами? Вы больны? Как так можно... Немедленно покажитесь врачу». Его лицо выражало беспокойство, сочувствие, заботу. Он не мог успокоиться и без конца возвращался к вопросу о ее здоровье. Когда Тоня вернулась домой, то по распоряжению отца Сергия ее срочно направили к одному из маросейских врачей. Переменили для нее обстановку, значительно улучшили питание. Несколько месяцев она жила в семье Прянишниковых, где ее старательно лечили. Так, благодаря вмешательству отца Сергия, здоровье Тони было восстановлено.

И вот сейчас, когда думаешь об отце Сергии, чувствуешь его все таким же любящим, заботливым, обращенным к своим духовным чадам, всевидящим и никого из своей большой духовной семьи никогда не забывающим. Так ярко стоит он перед глазами в своем священническом достоинстве, озаренный такой прекрасной духовной и внешней красотой, в полном облачении, с крестом в руках, всех призывающий.

В моем восприятии отец Сергий ярко воплотил в своей жизни основные заповеди Божии, суть которых изложена словами Христа в 22-й главе Евангелия от Матфея: «возлюби Господа Бога твоего всем сердцем твоим, и всею душою твоею, и всем разумением твоим» и «возлюби ближнего твоего, как самого себя» (Мф.22:37, 39).

Наш дорогой батюшка через всю свою жизнь пронес неизмеримую любовь к Богу и к ближним. Вот таким, любящим всех, сияющим духовной красотой, встает он в моей памяти.

5 декабря 1979 года