«Животе, како умираеши...»

«Животе, како умираеши? Како и во гробе обитаеши?»

Да, Жизнь во гробе. Погребению предается Его израненное тело... После смерти к Распятому приблизилась любовь погребающая:

«Благообразный опрятает Тя страшно, Спасе... И ужасается образа Твоего страшного».

«Красный добротой паче всех человек, яко беззрачен мертв является, естество украсивый всех».

«Меры земли положивый, в малом обитаеши гробе».

«Землю содержай горстию, умерщвлен плотию, под землею ныне заключается».

«Под землею скрылся еси якоже солнце ныне, и нощию покровен был еси».

«О чудес странных! О вещей новых! Дыхания моего Податель бездыханен носится, погребаем руками Иосифовыма».

«Иисусе сладкий мой и спасительный Свете, како во гробе темном скрылся еси!»

Над Мертвецом в тихой печали склонилась Богоматерь с мироносицами.

«Увы мне, свете мира! Увы мне, свете мой, Иисусе мой вожделенный!»

В священном ужасе опустили крыла свои силы небесные, пророки в трепете склонили свои вещия хартии, и преклонилась вся небесная и земная Церковь. Тихо и благоговейно приближаются верующие, преклоняют пред Гробом в глубокой думе светящияся любовью лица свои, и возставляют свои светы в пылающем множестее огней у Гроба. В торжественной тишине совершается мистерия смерти Бога, Его субботствование. Вместе с ними и мы, худые и последние, дерзаем приблизиться к

«Блаженному Гробу: в себе бо приим яко спяща Содетеля, жизни Божественное хранилище показася»,

и к сему субботствованию Создателя мира:

«седьмый день днесь освятил еси, егоже древле благословил еси упокоением от дел...»

«Сия бо есть благословенная суббота... день, в оньже почи от всех дел Своих Единородный Сын Божий».

Станем робко с предстоящими у Гроба, они не охвергнут нас, ибо и в нас тоже горит любовь, ибо и мы принесли Ему свечу своей темной жизни, возлагаем цветы от всей любви своей и прикасаемся со слезами сердца к Его ранам... Но откуда же здесь, в месте печали, эта тихая радость, и, вместо терзания сердца, сей торжественный мир, а, вместо мрака, серебрится тихое сияние света? Откуда это б л а ж е н с т в о скорби, и как ужас снятия с о к р е с т а сменяется победностью свершения? С о в е р ш и ш а с я! Да, здесь совершилась крестная победа, и свидетельствуется она в наших сердцах радостию неизреченной, радостью с н я т и я со креста, торжеством этой смерти крестной и ран: ликующей полнотой этой жертвы любви, в с е понесшей и в с е отдавшей, и самую жизнь...

А еще несколько часов назад мир весь переживал судороги смерти. Померкло солнце, не вынеся мирового отчаяния, и разодралась завеса храма, созданного для освящения земли, после того, как на ней совершилось христоубийство, вкусил крестную смерть Жизнодавец. Никогда не было и не будет в мире такого отчаяния, угасания всяческих смыслов, в возстании на Бога и Христа Его. Тварь возмятежилась против Создателя и восхотела убить Его, дать торжество князю мира, и Он отдался этой смерти, не воспротивился ей... И на Него, Кроткого и Смиренного сердцем, принесшего миру откровение Божественной любви, обрушилась вся ненависть, чуждость, непонимание, равнодушие, малодушие, измена, предательство, превосходящая всякую меру жестокость и злоба. Его поносили, мучили, бичевали, разрывали Его тело ранами гвоздиными и, наконец, повесили Его на кресте умирать в страшных мучениях, в оставленности и одиночестве, как бы в удел отчаянию во всем Своем деле и во всем человечестве. Ученики разбежались, – Иуда предал, и Петр отрекся, – и только один единственный остался у креста. Народ, внимавший Его учению, принимавший дары Его чудотворений, с ненавистью обратился на Него, и немногие верные лишь биением себя в грудь и слезами способны были отозваться на происходящее. И последней скорбью, переполнившей чашу Его страдаций, были муки Матери, которой оружие проходило сердце, вонзаясь и в умирающее сердце Сына, – е я крестное истощание:

«Ныне приими мя с Тобою...

Да сниду во ад с Тобою и аз: не оставь мене едину, уже бо жити не терплю, не видяше Тебе, сладкого моего света...

Радость мне николиже отселе прикоснется рыдающи глаголаше Непорочная; Свет мой и Радость моя во гроб зайде: но не оставлю Его единого, зде же умру и погребуся с Ним...»

Такова была эта ночь мира и агония его. От смертных судорог останавливалось сердце мира, и, казалось, только смерть, погружение во тьму небытия, могла положить ей конец.

И смерть пришла, конец страдания. Но она не сделалась торжеством небытия, а явилась победою жизни. Ея тьма озарена лучащимся светом, мертвое молчание исполнено полнозвучной тишины, ея скорбь погасла в сиянии Жизни во гробе. И воинство церковное преклоняется и торжествует торжество победившей, ибо до конца все отдавшей и все приявшей, любви, оно теснится вокруг Богаматери. Она уже познала, в глубинах своего страдания, что пройден единственный путь к последней победе Жизни над смертью.

«О, како утаися от Тебе бездна щедрот, Матери в тайне изрече Бог: тварь бо Мою хотя спасти, изволих умрети, но и воскресну.

Не рыдай Мене, Мати, зрящи во гробе... Возстану бо и прославлюся».

В сердце воцаряется субботний покой, последняя достоверность, и становится ему ведомо, что там, за вратами смерти, совершается из этого гроба:

«Иисусе Христе, Царю всех, что ища к сущим во аде пришел еси? Или род свободити человеческий?»

Воистину, Он пришел на землю для спасения человеческого рода:

«На землю нисшед, да спасеши Адама: и на земли не обрет его, Владыка, до ада снизшел его ища.

Якоже пшеничное зерно, зашед в недра земная, изобильный воздал сего клас, возставив человеки, сущия от Адама.

Зерно двоерасленное жизнеподательное в недра земли сеется со слезами днесь, но прозябнув мир обрадует.

Да Твоея славы все исполниши, сшел еси в преисподняя земли: от Тебе бо не скрыся мой во Адаме состав, и погребен быв, истлевша мя обновляеши, Человеколюбче.

Разрушися пречистый храм, но с собою возставляет падшую скинию, ко Адаму бо первому вторый Адам, в вышних живый, сниде даже и до адовых хранилищ».

Господь, пребывающий во гробе, проходит путь и загробной, жертвоприносящей любви, свет невечерний Богоявления озаряет тьму смертную.

У гроба Господня прикасаемся к т а и н с т в у с м е р т и. Светом этого гроба озарена каждая христианская кончина, как упокоение о Господе. Светлая тишина и говорящее молчание, откровение смерти, возвещается у гроба любимых, и успокоенное от зноя земного небесной прохладой тело посылает нам весть о мире нездешнем. И знамение этой жизни в смерти, как умирание в жизни, есть крест Господень, крестная жизнь и крестная смерть.

«Якоже лев уснув плотию, Спасе, яко некий скимен млад возстаеши, отложив старость плотскую»¹.