Несколько мыслей о страданиях и смерти Христа

Смерть Христова стала для нас торжеством: – не только потому, что она была условием нашего спасения, но потому так же, что в неискоренимом эгоизме нашем мы не склонны видеть в ней ничего больше, чем средство нашего спасения. Муки Христовы вызывают в нас умиление, быть может, некий трепет сострадания и недоумения, но мы спешим в прославлении нашего Спасителя, в мысли о Его воскресении уйти от Его креста. Самый крест для нас позолочен воскресением, но некогда он был орошен кровью Распятого на нем.

Что привело Христа на Крест? – Мы знаем, что наши грехи, но почему они должны были пригвоздить Его к крестному древу, нам трудно понять, и мы часто более делаем вид, что понимаем, повторяя тексты Писания и богослужения, чем понимаем на самом деле смысл Креста.

Первое, что может быть ясным для нас это то, что не Он, а мы должны были быть распяты и от рождения до смерти претерпеть все то, что Он претерпел. И действительно, хотим ли мы́ этого или не хотим, зло распинает всех нас, но от всей бездны человеческих страданий многое ли меняется в мире? В страданиях мы являем нашу немощь в смерти – наше ничтожество. Мы боимся страданий и ужасаемся смерти, но знаем их неизбежность. Они то подкрадываются к нам изнутри, пронизывая нас насквозь, доводя до смертного вздоха, то нападают на нас извне, выпуская из своих объятий лишь прах. Весь мир, связанный, как круговой порукой, и в добром, и в злом, покорен греху, и мукам, и смерти.

Грех разлагает весь мир, разлагает и каждого из нас, ибо грех есть разлад, вражда, разъединение. Грех есть произвол, в котором мы отделяемся от Бога, Источника жизни, надеясь только на природные силы и забывая, что все тварное есть столько же сущее, как и несущее. Грех есть произвол, в котором мы нарушаем самые основные законы жизни и извращаем свою и чужую природу... Зло имеет страшную силу, и часто очень, очень нескоро обнаруживается его смертоносность, но наступает время, когда, исчерпав все жизненные силы того, кем или чем оно владело, оно умерщвляет его и гибнет вместе с ним. Зло гибнет со своей жертвой, как болезнь со смертью тела.

Где грех, там и смерть; вопрос лишь в сроке, когда она наступит. А по дороге к смерти неизбежны страдания, как переживание того разлада и извращений, в которых совершается наше умирание. Страдание есть как бы крик раненной природы, стон изломанной жизни.

Каждому человеку должно понять рано или поздно, что имея в себе зло и принадлежа миру, зараженному злом, он обречен на страдания и гибель, и что ничто, ни даже Бог, не избавит его от них. Если бы Бог захотел избавить нас от страданий («анестезировал» бы нас!), мы тем быстрее погибли бы от зла, ибо перестали бы замечать и опасаться его. Если бы Бог избавил нас от смерти, наше умирание стало бы бесконечным, и мы бесконечно бы приближались к состоянию ада, пребывание в котором и есть по Писанию вечное умирание («смерть вторая»).

Но разве нет благ в этом мире и невозможно в нем счастье? – Есть и блага и счастье, – мир сотворен благим. Но в каждое благо грех вложил хоть каплю зла, в каждое счастье – хоть каплю несчастья. А главное, каждому благу и счастью положен в мире скорый конец... Но не сулит ли нам блаженство, хотя бы за гробом, бессмертие души? – До Христа, после смерти всех ждал лишь шеол¹: отчего душа, извращенная и запятнанная злом, могла стать лучше и блаженнее только потому, что разлучалась с телом? Рай мог быть лишь мечтой.

Когда Христос пришел на землю, большая часть приходивших к нему ждала от Него исцелений, и сегодня исцеленные, завтра умирали. Ученики Его хотели блаженствовать с Ним на земле, но «не знали, о чем просили», потому что никакое царство в этом мире не может дать ни блаженства, ни бессмертия. Христос обещал им только «чашу Свою»...

Когда Христос пострадал и умер, ученики Его пришли в отчаяние, и мы стенаем даже до сего дня от сознания, что продолжаем быть обреченными на страдания и смерть.

Не надо забывать, что Сам Господь – не только, как Бог, но и как Сын Человеческий – был безгрешен, обладал бессмертием и – «бесстрастием» (в древнем смысле недоступности страданиям). Ни муки, ни смерть не были нужны Ему Самому ни в каком отношении и были приняты Им только добровольно... Смерть была для Христа предельно противоестественна и отвратительна, и Он ужасался перед ней даже до кровавого пота. И вместе с тем, принятые Им муки и смерть были в тысячу крат действительнее чем наши...

Вспоминая страсти и смерть Христову, мы часто обращаем больше внимание на злодейство Его мучителей и убийц, чем на испытания Самого Господа². Но о чем говорит Писание?: – О смертельной скорби, ужасе и тоске Христа; о вопле и слезах моления «Могущему Его спасти от смерти»; о борениях и кровавом поте; о безропотном послушании Отцу; о возмущении духа перед лицом друга, целованием предававшего Сына Человеческого; о власти тьмы над Христом; о кратком протесте Христа после первого, полученного Им удара («что ты бьешь Меня?»); о молчаливо принятых Им потом муках; о Человеке в терновом венце и багрянице, распятия Которого неистово требовали возлюбленные Им единоплеменники; о кресте, который Он нес, изнемогая; об уксусе, смешанном с желчью, который, отведав, Он не захотел пить; о прибитии Его на крест гвоздями... «Возопил Иисус громким голосом: Боже Мой, Боже Мой! для чего Ты Меня оставил?» (Мф.27:46). «Иисус, зная, что уже все совершилось (да сбудется Писание), говорит: жажду... Напоив уксусом губку, поднесли к устам Его. Когда же Иисус вкусил уксуса, сказал: совершилось» (Ин.19:28–30). «И померкло солнце, и завеса во храме раздралась по середине. Иисус, возгласив громким голосом, сказал: Отче, в руки Твои предаю дух Мой. И сие сказав, испустил дух» (Лк.23:45–46).

Мы не впадали бы во многие искушения и многое могли бы постичь, если бы не спали, подобно апостолам в Гефсиманском саду, и не бежали, подобно им, от распятия Христа, Божьей Силы и Божьей Премудрости.

Сын Божий, еще до основания мира, знал о том, что Он должен стать Агнцем закланным. Сын Человеческий твердо шел к Голгофе, зная день и час Своей смерти. Но для чего же все это? – Для нас, потому что иначе нельзя, было спасти нас от вечной власти греха, страданий и смерти, как пройдя через них вместе с нами³.

Начало крестного пути Христа в приятии Им в Себя нас, падших людей. Это приятие не было делом ни природы, ни необходимости: Сам по Себе, как один из людей, Он был «отделен от грешников» (Евр.7:26), но во всеобъемлющей любви Своей к заблудшим братьям, Христос всех нас содержал в душе Своей такими, как мы есть. Мы верим, что по неизреченной Его благости и силе, каждая жизнь наша пережита Христом, как Своя. Тем самым Он взял в Себя и все грехи наши, и все наши страдания, и немощи, и все наши смерти, и, взяв их в Себя, осудил, и, осудив, открыл Путь преображения для каждого грешника. Этот путь есть путь покаянного крестного изменения всего нашего падшего существа и приобщения нас святейшему существу Христову. Ибо каждому из нас открыт во Христе путь спасения, каждый восстановлен во Христе в своем первообразе, как замыслил его Бог... Стали ли мы оттого праведниками? – Нет, но праведность наша, сокрыта и уготована нам во Христе... О том же свидетельствует крещение Господне, ибо не Он имел нужду в освящении, но мы в Нем предосвящены Св.Духом, очищены «банею водною», чтобы не иметь ни пятна, ни порока.

Путь очищения для нас узок и труден, как путь Самого Господа на земле. Христос открыл нам и конец его: конец этот крест, – не для греха только, но и для всего падшего мира. Христос пригвоздил грех ко кресту, но Он пригвоздил его в Себе и вместе с Собой, для нас и вместо нас. Мир сей осужден и распят во Христе, потому что он неисцелен и неотделим от греха. Смерть Христова есть окончательный приговор нашему миру; мы все умерли во Христе, и в кресте Христовом для каждого из нас назначен свой крест. Все мы распинали Христа и с Ним же осуждаемся на смерть. Грех порождает смерть, и смерть уничтожает грех. Как Христос претерпел муки и был оставлен Богом в смертный час, так и мир, претерпев мучения, будет оставлен Богом и погибнет; так и каждый из нас.

Было бы, однако, хулой на Христа думать, что Он пришел в мир, чтобы осудить его. Мир был осужден в момент грехопадения, и подобно тому, как ап. Павел говорил, что грех не от закона, но становится сугубо грешен, когда провозглашен законом, так и осуждение мира не от Христа, но́ оно становится очевидным и окончательным после того, как мир распял Христа, и Христос в Себе распял мир.

Христос не может воспрепятствовать нам грешить, но в Нем побеждены наши грехи и, более того, они умерщвлены во Христе, ибо со смертию во Христе падшего мира исчезает и почва греха, И эта смерть падшего мира, которая была бы вне Христа полным его уничтожением или вечным умиранием, во Христе есть переход к новому бытию, основание которого Сам Христос, Новый Адам.

Если мир продолжает грешить, то он продолжает и страдать, но не имеет более безнадежности в страдании: Бог отрет некогда всякую слезу с очей человеческих (Откр.21:4). Для злых страдания есть приближение к аду; но для добрых – путь очищения и умирания в жизнь.

Падший мир умирает и умрет, но смерть Христова была началом общего воскресения. Неправильно думать, что смерть Христова есть, сама по себе, причина, воскресения, как бы та сила, которая воскрешает Христа. Сила воскресения есть сила жизни, извечно присущая Сыну Божию и проникшая собою и все человеческое Его естество. Христос мог умереть только добровольно и имел власть воскреснуть по Своему, произволению. Смерть не могла сама ни завладеть Им, ни удержать Его... Однако, смерть Христа была поистине условием воскресения: не только потому, что, очевидно, нельзя воскреснуть не умерев (Христос мог преобразиться и вознестись одесную Отца не умерев и не воскреснув), но потому, что победа над смертью могла быть достигнута только через смерть же, и весь мир, повинный смерти, никогда не мог бы воскреснуть без смерти Христовой... Восстановление падшей природы не есть ни частичное подновление ее, ни простая замена старого новым, но претворение. Наш падший мир может становиться лучшим, чем он есть, как и каждый из нас, даже и вне Церкви, но это возможное улучшение всегда и относительно и ограничено. Если бы Бог просто заменил падший мир новым, упразднив старый, то тут не было бы никакого восстановления, а совершенное уничтожение, и Сам Бог признал бы, таким образом, полную неудачу Своего творения и показал бы полное равнодушие к твари, обреченной на гибель. Весь план божественного спасения мира заключался в том, чтобы всех спасти (кто только сознательно и окончательно не отказывается от спасения) и спасти совершенно, т. е. и от малейшего зла или порчи. Для этого, очевидно, каждая тварь, как и весь мир, должен быть остановлен в своем испорченном бытии, разъят до последней глубины и частицы, очищен от всего, что отравлено злом, и приобщен к новому началу жизни, который оживотворит здоровый остаток нашего естества, восполнит отсеченное и возрастит заново обновленную природу⁴.

Смерть не обязательно есть полное уничтожение: если в умирающем естестве существ, при самом его умирании, живая сила преобразует и восстанавливает распадающуюся его природу, то смерть становится своего рода преобразованием или претворением, – «новым рождением», как называли христиане смерть мучеников. Но, разумеется, в этом процессе отрицательная сторона есть только необходимое условие положительной, но не ее творческая причина: «не оживет, аще не умрет», но не смерть становится жизнью, а жизнь преодолевает смерть, пользуясь ей, как очистительным огнем или хирургическим ножом. Назначение смерти остается всегда разрушительным, хотя бы она и была необходима. Бог может и зло использовать ко благу, но зло не становится от этого благом. Не надо забывать, что самое благо, происходящее от зла и заключается в его разрушительности. Поэтому, кто не понимает ужаса страданий и смерти Христовой, не понимает и силы их, не постигнет и цены воскресения⁵.

Итак, если страдания и смерть неустранимы там, где господствует грех, если Христос, не только не избавил нас от них, но Сам принял их на Себя, то этим страшным путем Христос изжил и умертвил зло в нашей природе и, приобщив нас Своему богочеловечеству, даровал нам через воскресение быть новой тварью в блаженной и вечной жизни. Но и наш путь, вслед за Христом, идет к воскресению через страдания и смерть, хотя смерть для нас уж не мрак шеола, но заря новой жизни. Однако великое значение имеет в смерти каждого христианина, насколько велика в нем сила жизни Христовой, насколько еще на земле он прошел искус очищения. «Честна пред Господом смерть преподобных Его». Тяжела смерть тех, кому почти нечего пронести в другую жизнь; если и спасутся они, то «как бы из огня»,

Страдания и смерть Христовы имеют не только тот смысл, на котором мы остановились. Крест неизбежен на пути борьбы добра со злом; он рассекает мир на двое и изгоняет зло во тьму кромешную; он есть знамя победы над злом – крестной победы. На кресте же Христом была принесена за нас искупительная жертва, изгладившая во Христе нашу вину перед Богом и людьми; в этой жертве – общее примирение и соединение всех во Христе между собой и с Богом... «Широта, и долгота, и глубина, и высота» креста превосходит наше разумение, как и та любовь Христова, исполняющая нас полнотою Божией, которая открылась в Его крестной смерти (Еф.3:18–19).