Библиография. Новые издания материалов по истории Русской Церкви

Издание Великих Четь-Миней митр. Макария крайне медленно подвигается вперед. Новый седьмой по счету выпуск их появился чрез 17 лет после предыдущего и спустя 29 лет после первого. А еще остается в неизданном виде более трех четвертей этого громадного сборника. Если издание не пойдет быстрее, то его окончания не придется увидать не только нам, но и детям нашим. – Под первыми числами ноября немного житий русских святых, – только два: житие Ионы, архиеп. новгородского (5 числа), и житие с чудесами преп. Варлаама хутынского (6 числа). Житие Ионы уже было издано в IV выпуске Памятников Старинной Русской Литературы, но житие преп. Варлаама по этой редакции издается в первый раз. Из четырех редакций жития хутынского подвижника древнейшая и краткая, послужившая первообразом для позднейших пространных, была издана по Прологу XIII–XIV в. проф. И. Некрасовым в тексте его исследования «Зарождение национальной литературы в северной Руси». Часть I. Одесса 1870, стр. 121–123. Поздняя и самая полная редакция жития с чудесами, записанными в ХVI веке, в которых превосходно отразился идеальный образ древнего подвижника в народном миросозерцании новгородского края, а также и жизнь его монастыря в XVI стол., – издана Обществом Любителей Древней Письменности (№ XLI, Спб. 1881) по двум спискам. В Макарьевских Четь-Минеях житие преп. Варлаама имеется в редакции Пахомия Серба и издается впервые. Таким образом, осталась неизданной в настоящее время только одна редакция жития Варлаама, именно та, по которой составлял свое житие Пахомий. Особенное значение настоящий выпуск Четь-Миней получает благодаря тому, что в нем издана книга огласительных поучений преп. Феодора Студита (под 11 числом на стр. 482–801), соответствующая второй части доселе неизданного в подлиннике так называемого его Великого Катехизиса. Редакторы этого выпуска, академик Васильевский обещает выпустить в скором времени эти беседы преп. Феодора Студита в подлиннике.²

Житие св. Стефана пермского, единственный источник известий о его миссионерской деятельности, отличается обширными размерами и, может быть, потому было мало распространено в нашей письменности. Самым древним и наиболее исправным признается специалистами список жития кон. XV или нач. ХVI в., заключающийся в Четь-Минее до-макарьевского состава Синодальной Библиотеки. По этому списку и издано теперь житие апостола зырян. Новое издание должно заменить прежнее в Памятниках Старинной Русской Литературы (вып. IV), которое было сделано по другому, менее исправному списку ХVI стол.³

Паломничество в истории русской культуры, духовной письменности, религиозного сознания и, наконец, в нравственной жизни народа сыграло громадную роль и, несомненно, имеет значение доселе. Поэтому всякую находку в области древней паломнической литературы надо приветствовать. А такие находки оказываются возможными. Не так давно была открыта академиком Л.Н. Майковым «Беседа о святынях и других достопамятностях Цареграда» (кон. ХIII или нач. XIV в.), представляющая апологию паломничества, против которого иногда вооружались древнерусские пастыри. Этот интересный памятник уже вызвал значительную литературу.⁴ Хождение Варсонофия является последними открытием в этом роде литературы и открытием очень ценным. Его нашел покойный Н.С. Тихонравов в последний год своей жизни (в апреле 1893 г.); Тихонравов первый сделал и сообщение об открытом им «хождении». Памятник издается теперь в первый раз вместе с этим сообщением, а также с предисловием редактора издания С.О. Долгова. Издание посвящено памяти Н.С. Тихонравова.

Варсонофий в своем хождении не сообщает о себе никаких биографических данных, как это обычно для паломников-писателей древней Руси. Только его прием измерять расстояние милями да черты северо-западного говора в языке Хождения заставляют думать, что Варсонофий уроженец смоленской или полоцкой земли. Догадываются далее, что наш паломник одно лицо с Варсонофием, духовником новгородского архиепископа Ионы († 1471), бывший одним из кандидатов на новгородскую кафедру после смерти этого владыки. О Варсонофии же, духовнике владычнем, известно, что ранее этой должности он состоял игуменом Полоцкого монастыря на Бельчицах. Описание своего путешествия Варсонофий начинает прямо с Киева. В первый раз в 1456 году он отравился из Киева в Царьград, отсюда на Крит, Родос и Кипр в Лаодикию; потом в Триполь и Бейрут на Дамаск; из Дамаска в Иерусалим, где прожил два месяца и обходил все святые места. Второе хождение к святому граду в 1461–62 гг. Варсонофий сделал по другому маршруту чрез Египет и Синай. В неоконченной рукописи из второго хождения и сохранилось описание только святынь Египта и Синая.

Новый памятник, не большой по объему и известный пока не в цельном виде, представляет важный вклад в древнерусскую паломническую письменность. Варсонофий описывал свое путешествие для себя, а не для назидания читателей, и его произведение носит характер безыскусственности и деловой точности. Записывал он только то, что слышал в святой земле и видел там своими глазами, и у него незаметно следов литературных заимствований. Сличая известия Варсонофия с описаниями других паломников русских и западных, Тихонравов и г. Долгов признают «ясность и определенность выражений» его Хождения, «необыкновенность сведений у Варсонофия» и большую научную важность многих его описаний. Хождение подтверждает существующие научные теории по части исторической географии и истории христианских святынь востока, напр., подтверждает теорию Тоблера и Робинзона о местоположении новозаветного Еммауса в Никополе, теорию Вогюэ о том, что главная часть храма Воскресения в Иерусалиме не изменилась со времени крестоносцев. Оно пополняет описание святынь у других паломников новыми частностями: об украшениях внутри часовни гроба Господня, о «Марфиной воде». Особенное значение в этом отношении имеет описание святынь Синая, сделанное Варсонофием, так как древние сказания о них паломников или кратки, или сравнительно поздни.

В произведении Варсонофия есть и легендарный элемент, как у других паломников, но апокрифы не взяты им из книг, а записаны со слов. У него встречаются неизвестные другим паломникам предания, напр., о смерти пророка Софонии. Легенду о кузнеце, кующем гвозди для пригвождения Спасителя ко кресту, он отвергает. Из синайских сказаний Варсонофий приводит в простом рассказе два: об обретении мощей великомученицы Екатерины и о явлении Богоматери старцам одного синайского монастыря. Сказание было приурочено к церкви Παναγία τοῦ Οἰκονόμου (Всесвятая Экономова). Приводим его словами нашего паломника. «Се же написах иже суть за манастырем святыя церкви: 1. церковь рожество Пречистые Богородици, идеже срете святая Богородица святых отец, коли побежали и вси из манастыря, оставя нус. И рече им святая Богородица Мати Божиа: святии отци, чего ради избегоша из манастыря? И они же отвещаша и глаголющи: за оскудение хлеба и масла и за множство гаду живущих манастырь. И рече им святая Богородица Мати Божиа: отселе есми аз вам имам келаре быти; от сех мес и гадове вси изоумрут; и кто претерпит на сем святем мести до конца живота своего, и аз имам отвещати на страшнем судии (!) за всех вас Сыну Богу моему Иисусу Христу. И то место зовемо ее Явление Пречистыя Богородици; и ту есть камен велик, на немже седела Пречистая, от негож благоухание ее и до ныне; и возле того святый камен церков стоит. – И святии ж отци с радостию возвратишас, идоша во святый манастыр синайский, обретоша великую корчагу полну масла древяного кипяшу, и гадови же вси изомроша манастыре том по словеси святыя Владычица нашея Богородици и Приснодеве Марии». Из Египетских сказаний Варсонофий приводит такие, которые содержатся в апокрифических евангелиях и касаются пребывания в Египте святого семейства.

Во время своих путешествий Варсонофий видел многие грады и веси, наблюдал диковинную для русского человека природу, но следуя примеру других писателей паломников в своем Хождении он останавливает внимание только на святынях. Из естественно-научных наблюдений у Варсонофия записаны только два: «видех же лютаго зверя в Египте» (должно быть крокодила); а также сообщения о кустарнике купине, из которой Господь говорил пророку Моисею: «купина ж ес трава кринь се иныи, ниско растет, и другое ее растуще аки прутие толсто и высоко бодущее и мы же глаголем своробовина, иные же глаголють шитина». Любопытно отметить, что, говоря о видении Моисея Варсонофий заявляет, будто в неопалимой купине пророку явилась Богоматерь с Предвечным Младенцем на руках. Здесь сказалось очевидным образом влияние со стороны иконографического сюжета «Неопалимая купина» на представления нашего древнего паломника. – Надо пожелать, чтобы было найдено, а не погибло бесследно, и окончание этого интересного памятника.

Издание было приготовлено к печати покойным наместником Троицкой лавры Леонидом и теперь посвящается его памяти. – Первое сообщение об этом паломнике сделал преосв. Филарет Черниг. еще в 1858 году. Он нашел его в своей рукописи XV в. Эта рукопись после смерти Филарета попадает в Киевскую Духовную Академию. Здесь Хождением архим. Агрефенья занимался воспитанник Академии Я.И. Горожанский, который и издал его в первый раз в 1884 г.⁵ Настоящее издание второе. – О паломнике Агрефенье (Грефенье, Григентие, как читают другие) не имеется никаких сведений, кроме того, что он был архимандритом монастыря Пресвятой Богородицы (по предположению, смоленского), как значится в надписании Хождения. Путешествие в святой град он совершил, опять по предположению, в последней четверти XIV стол. Вот интересная подробность из его Хождения. «Аз же идох от Дамаска пезы Иopдань мимо Фавор, Назареть, языка не зная; не ведаю, что ест; после же уведах в Иерусалиме». Значит, Аграфений часть своего путешествия сделал без «вожа и языка», что было не в обычае древнерусских паломников. – По-видимому, памятник не окончен. Думается еще, что он нуждается в исследовании со стороны языка.

Этот памятник хорошо известен занимающимся русской историей. Он был издан Бодянским к Чтениям Общества Истории и Древностей (1830 г. № 3) под таким заглавием: «Рассуждение инока – князя Вассиана о неприличии монастырям владеть вотчинами». Бодянский издал памятник по одному только списку (по-видимому, XVI века) и притом неполному. Новое издание сделано по 19-ти спискам, которые не восходят ранее XVII стол., и представляет Беседу в целом виде. – Следует остановиться на ученом введении к изданию. Известно, что историки разногласят в вопросе об авторе Беседы. Вслед за Бодянским ее автором считают Вассиана Патрикеева, Иконников, Невоструев, Макарий, Хрущов и Жмакин. Его авторство отрицают Павлов, Ключевский, Филарет, и Белов. Издатели Беседы становятся решительно на сторону второго мнения. «Не может подлежать никакому сомнению, заявляют они, что автором разбираемого памятника не был инок – князь Вассиан». «Для нас не остается никакого сомнения в том, что не Вассиан был автором Беседы». Они доказывают это прежде всего сопоставлением некоторых частей памятника с местами из несомненно подлинных писаний Вассиана и сопоставление показывает резкое различие в слоге при тождестве мысли, – во-вторых, тем обстоятельством, что автор Беседы нигде не проговаривается ни о казни еретиков, ни о вдовых священниках, что составляло помимо вопроса о вотчинах главные темы писаний Вассиана, – наконец тем, что неизвестный автор Беседы обвиняет и укоряет в нестроениях иноческой жизни царей и великих князей русских, тогда как Вассиан имел перед глазами только Иосифа Волоцкого, своего кровного врага. С внешней стороны писания князя – инока представляют плод большой начитанности, а Беседа по собственному признанию автора написана «непроста, простотой своею и неученою речью», и действительно не отличается эрудицией. – Автором Беседы был, вероятно, мирянин. Особенности языка памятника наводят ученых издателей на предположение, что он был новгородец. На Новгород же, как на родину Беседы, указывают и мнимые авторы ее (валаамские чудотворцы), и ссылка настоящего автора на новгородского архиеп. Иоанна, и защита известного чуда этого святого с бесом. Наконец в пользу ее новгородского происхождения убедительно говорит надписание второй части – «Ино сказание».⁶

Надо сказать, что в некоторых рукописях Беседа имеет два добавления – вот это «Ино сказание», а потом «Извет преподобного отца нашего Иосифа Волоколамского».⁷ В Сказании предлагается созвать всероссийский собор из представителей духовной и гражданской власти. В Извете высказывается не совсем ясная просьба московским великим князьям одолеть удельных князей, врагов своих, и соединить под собою всю русскую землю.⁸ Как смотреть на эти добавления? Издатели полагают, что они произведения другого автора и более позднего времени. Но мы склонны признать весь памятник сочинением одного лица, хотя и не единовременным. Возражение против этой мысли неубедительно. Указывают на разницу взглядов у составителя Беседы и автора Сказания: в первой много раз повторяется мысль, что цари должны править не с иноками, а во втором предлагается собрать на земский собор (о котором нет и помина в Беседе) и духовных властей. Но ведь надо помнить, для чего нужен собор неизвестному автору. Ему хочется путем законодательства отобрать вотчины у монастырей. А конечно об этом надо было спросить представителей духовенства и монашества. В пользу же единства автора Беседы и добавлений имеются серьезные основания. И там, и здесь ссылка на новогродского архиеп. Иоанна, на Беседы Иосифа Прекрасного, единственный кажется козырь в распоряжении не особенно начитанного автора. Наконец, как в первой, так и во второй части памятника встречается оригинальная мысль о царском надзоре за исправным хождением верующих на исповедь. Правда то, что Ино сказание и Извет приписаны к Беседе после, что и объясняет редкость полных списков памятника. Но это не исключает предположения, что составил их тот же самый автор.

Когда же составлена Беседа? Не ранее 1547 года, потому что архиеп. Иоанн называется в ней «новым чудотворцем», а он канонизован на соборе 1547 года. Другую хронологическую дату дает упоминание Беседы о еретиках, которые говорили, «яко самовольна человека сотворил есть Бог на сесь свет». Но, рассуждает автор Беседы: «аще бы самовластна человека сотворил Бог на сесь свет, и он бы не уставил царей и великих князей и прочих властей и не разделил бы орды на орды». Здесь разумеются еретики времени Грозного, особенно Феодосий Косой, проповедовавший такие мысли. Они осуждены на соборе 1553–54 г. и надо полагать, что наш памятник составлен около этого времени. Во второй его части есть упоминание о вселенском соборе, на который является чудотворец Иоанн новгородский, с именем которого у Новгородских писателей пол. XVI в. связаны были полемические мотивы против Феодосия Косого.⁹ – Но этих соображений не нужно было опускать при решении вопроса об авторе Беседы. На Московском соборе 1553–54 года судился Артемий, ученик Нила Сорского, бывший игумен Троицкий, в посланиях которого также не редки заявления о самовластии созданного Богом человека, хотя в другом смысле, чем у Косого, – судились и другие заволжские старцы. Собор имел ясные иосифлянские тенденции. Если же автор Беседы сочувствует собору, то это значит, что он не имел никакой связи с заволжским монашеством и, вероятно, не был одним из учеников Вассиана, как это предполагают издатели Беседы. Разделяя заволжскую мысль о монастырских вотчинах, автор не питает ненависти к иосифлянам и прилагает к своей Беседе Извет «преподобного Иосифа Волоколамского». – И так можно предполагать, что составитель Беседы был таким лицом, которому были довольно безразличны взаимные счеты двух монашеских партий, но дороги землевладельческие интересы. Апокрифической Беседой откликнулось на вопрос о монастырских вотчинах землевладельческое боярство полов. XVI стол.

I. К вопросу о неизданном поучении митрополита Климента Смолятича. Под таким заглавием г. Никольский помещает заметку относительно древнего «поучения о любви» и издает его (по Торжественнику XVI-XVII в. Б-ки Новоиерусалимского Воскресенского монастыря). Статья имеет связь с прежней работой автора «О литературных трудах м. Климента Смолятича, писателя XII в.» (Спб. 1892). И.И. Срезневский приписывал этому митрополиту «Слово о любви Климово», которое «сохранилось в позднем списке в Воскресенском сборнике».¹⁰ Вследствие такой неясной ссылки покойного академика г. Никольский в свое время не знал, где найти это слово.¹¹ Теперь он ищет его по следам Срезневского. «Воскресенский сборник», в котором сохранилось слово Климово, по предложению г. Никольского, есть Торжественник Новоиерусалимской Б-ки № 109, в котором читается «поучение о любви». «Но вопреки ожиданиям» автора «как в надписании, так и в содержании Поучения о любви не находится намеков на Клима или на другого автора». Но может быть по крайней мере имеются косвенные данные в пользу мысли, что это поучение можно приписывать Клименту? Оказывается, что нет и таких данных. Самое поучение сохранило следы древнего языка, невелико по объему и не оригинально по содержанию. Оно составлено главным образом по беседам Златоуста и творениям Ефрема Сирина. С литературными трудами м. Климента Смолятича его сближает только однородная компилятивность. Но эта черта слишком общая для писателей древней Руси и г. Никольский не имеет смелости утверждать не только вероятную принадлежность поучения русскому митрополиту XII стол., но и то, «что именно последнее Слово могло быть приписываемо Климу И.И. Срезневским». Вот окончательный вывод автора, результат его проверки. Он является совершенно «вопреки ожиданиям» читателя, обратившего внимание на заглавие статьи. Из нее выносится такая дилемма: или Срезневский не точно или даже не совсем добросовестно ссылался на Слово Климово (если он разумел изданное теперь поучение), или же г. Никольский не напал на настоящий след искомого памятника. Во всяком случае автор совершенно прав, когда говорит в заключение, что вопрос о неизданном слове м. Климента должен еще ожидать разъяснений.

II. Поучение старца Кирилла в неделю сырную. Это небольшое поучение, отчасти, а может быть и всецело, заимствованное из произведений подобного рода, г. Никольский не без основания приписывает преп. Кириллу Белоозерскому. В поучении содержатся две мысли: инок обязан держать память смертную и приглашение в виду поста к покаянию, молитве и слезам.

III. Молитва, составленная преп. Нилом Сорским. Это неизвестное до сих пор произведение знаменитого подвижника представляет покаянную молитву к Богу от лица престарелого инока. В обоих списках, по которым издана молитва, она усвояется «преподобному старцу Нилу»: значит авторство сорского подвижника здесь, несомненно. На молитве преп. Нила заметно отразилось литературное влияние со стороны поновлений из древнерусских чинов исповеди, покаянного канона св. Андрея Критского, творений св. Ефрема Сирина, молитв перед причащением и других. Но преп. Нил Сорский не принадлежал к числу механических компиляторов, сцеплявших внешним только образом патристические творения; он мыслил отеческими образами и выражался отеческим языком. Поэтому новооткрытое произведение подвижника, не имея характера автобиографического источника, восполняет характеристику его душевной настроенности и литературного стиля. Вот отрывки из молитвы, дающие представление о силе и художественной выразительности ее языка. «И несмь достоин и очию моею возвести ради студа моего, ни зрети высоту небесную. И землю сию хожением оскверняю, и самого живота моего недостоин есмь, и вем Господи, яко несмь достоин от Тебе прияти отпущения грехом моим, вящши бо вина моя, еже оставитися ми. И самых бесов горше аз, понеже обладан быв ими волю их творю, яко ин никтоже, и дивлюся, незлобивый Господи, многому и преблагому Твоему долготерпению, како земля не разверзется и не пожрет мя, яко и Дафана и Авирона». «Вне благоговейно лицемерюся, а внутрь всякаго безчиниа и безумиа исполнен есмь, и аще бых что мнимо благо сотворил коли, то мерзос ес пред Тобою, Господи, понеж в гордости и тщеславия ради и человекоугодиа творю». «Точию прибегаю к неизследованней бездне Твоего человеколюбиа и вметаю себе в пучину неизмеримую Твоея милости, надеяся на неизреченное милосердие Твое… Ими же веси судбами преж даж до конца не погибну, аще хощу, аще не хощу, спаси мя… И не предаже ю (душу) темным и лукавым бесом…, ангела светла, мирна послав пояти ю кротко разлучити от сквернаго ми тела и чисту ея покаянием и исповеданием прими». По приведенным словам молитвы можно составить представление и об ее содержании.

Житие преп. Паисия († 1460), современника великого князя Василия Васильевича, написано, как полагают, в XVII в. Это исторический памятник невысокого достоинства. Житие содержит очень мало известий о святом и в то же время заключает в себе немало ошибок. Но оно весьма редко встречается в рукописях, а потому настоящее издание полезно. В издании есть ошибки. В разговоре боярина Ивана Овина с женой слова последней напечатаны: «ни, Господи мой, не видех никого» (стр. 14). Обращение «Господи мой» относится не к Господу Богу, а к господину – мужу и должно читаться со строчной буквы. Возбуждают недоумение слова на стр. 20: «Тоя образ ныне храним бяше и строгом». Не правильнее ли «стрегом», так как ниже на той же странице стоит слово «стрегущим»?

Выпуск I. Спб. 1894. Поучения Луки Жидяты, митр. Илариона, Феодосия Печерского и Кирилла Туровского.

Выпуск II. Спб. 1896. Славяно-русский пролог. Часть первая. Сентябрь-декабрь.

Выпуск III. Спб. 1897. 1. Поучения о разных истинах веры, жизни и благочестия. 2. Слова на св. Четыредесятницу. 3. Поучения против язычества и народных суеверий.

Редактор журнала Странник, профессор А.И. Пономарев возымел прекрасную мысль издавать памятники нашей древней церковно-учительной литературы и к этой работе привлек сотрудников проф. Петухова и Владимирова, гг. Евсеева, Калугина и Н.К.Н. Всякому, занимающемуся нашей древней письменностью, хорошо известно, как еще много остается сделать в изучении этого рода древнерусской литературы. Правда, учительные произведения русской древности, принадлежащие известным исторически лицам, изучаются давно и обследованы довольно обстоятельно. Но все безыменное требует еще долгого и дружного изучения, не смотря на работы современных нам историков русской литературы. Русские произведения, нередко обезличенные неизвестными редакторами сборников вроде Измарагда и Златоуста, представляют иногда памятники великого научного интереса, принадлежать, как это открывается, авторам очень хорошо известным исторически. Укажем один пример в таком роде. В Православном Собеседнике 1861 года (кн. 1) было издано по Измарагду ХVI в. поучение под заглавием: «Слово Иоанна Златоуста к попам и простым людям», которое прекрасно описывает нравы древнерусского духовенства и общества. Не так давно покойный А.С. Павлов нашел это слово в древней редакции в сборнике XV в. и издал его под таким заглавием: «Неизданный памятник церковного права XII века» (Журн. М. Нар. Проев. 1890 г. ч. 271). Оказывается, этот памятник представляет собою поучение новгородского архиеп. Илии-Иоанна к собору епархиального духовенства в 1166 г. Теперь памятник имеет научную ценность не меньшую, чем, например, Вопрошание Кирика. И надо только пожалеть, что это открытие покойного ученого, так много сделавшего для русской исторической науки, осталось почти незамеченным и памятник ждет исследований со многих сторон.¹² Этот пример показывает, чего еще можно ожидать от обстоятельного изучения безыменных памятников древнерусской учительной письменности. Впрочем, настоящее издание не имело такой задачи. Оно отвечает или желает отвечать потребности ознакомления с источниками древнерусской литературы, назревшей в средней школе и читающей публике, преимущественно духовной. Редактор предполагал в своих выпусках собрать поучения, разбросанные по разным изданиям, иногда редким, дорогим, или старым, – а также печатать неизданные памятники, помещая все это или в подлинном тексте, или в переводе.¹³ Но издание пошло плохо. (Издание продолжается: печатается пятый выпуск, и открыта подписка на шестой). В предисловии к третьему выпуску редактор горько жалуется на то, что изданные Памятники осуждены долго лежать в связках, сознается, что у него опускаются руки после того, как его усердная кропотливая издательская работа не нашла сочувствия. Он жалуется на равнодушие публики. Остановимся на этом издании, повторяем, прекрасном по замыслу и посмотрим, одно ли равнодушие публики (у которой притом назрела потребность в подобном издании) причина этой неудачи.

Прежде всего, мы не замечаем строгого выполнения задачи и плана издания, а потом и солидарности у разных его участников. Редактор видимо не удержался на своей скромной задаче только переиздавать изданное и напр., пред поучениями преп. Феодосия Печерского заявляет, что их текст в известном издании преосв. Макария весьма неисправен и что (так должен умозаключать читатель) настоящее издание, сделанное с рукописи, совершенно исправно. Под текстом приводятся варианты даже грамматические. Пред группами поучений (по авторам или по предметам) помещены статьи, иногда очень обширные и специальные, совсем не такие, какие принято помещать в хрестоматиях. В многочисленных примечаниях сообщаются специальные сведения об авторах или памятниках, нужные только для ученого. Все это дает право предъявлять к изданию строго-научные требования.

Начнем с предисловий и примечаний. Здесь в особенности видна несогласованность в работе. Эти статьи не одинаковых задач, размеров и достоинств. Пред поучениями преп. Феодосия г. Н.К.Н. сообщает только то, что может относиться к проповеднической и учительной деятельности печерского подвижника. Но рассуждения г. Евсеева пред поучением Луки Жидяты, г. Калугина пред словом м. Илариона, особенно длинное рассуждение самого проф. Пономарева пред поучениями Кирилла Туровского представляют собою цельные статьи, обнимающие все, что можно сказать об авторах и их произведениях. Уж в этом видно отсутствие определенного плана и строго намеченных задач издания. Несогласованность работы заметна и в другом. Например случается, что один автор считается с каким-нибудь научным мнением, изложенным в довольно известной книге, другой же этой книги не знает, хотя ему следовало бы ее знать. Г. Евсеев разбирает мнение Малышевского о Луке Жидяте, изложенное покойным профессором в статье (и отдельном оттиске) «Евреи в южной Руси и Киеве в XI-ХII вв.», а г. Калугин, издававший слово м. Илариона, не знаком с этой книгой, хотя она содержит заслуживающий полного внимания взгляд на это знаменитое слово, как на полемический трактат против иудейства. В этих статьях сообщаются читателю иногда много сведений, не необходимых при чтении изданного здесь материала, и опускаются сведения, положительно нужные. В статье о Кирилле Туровском идет речь о всех его произведениях, и об иноческих творениях, и о его молитвах, которые отсутствуют в этом издании, а в обширном предисловии к Прологу (вып. II) проф. Пономарев как будто забыл, что Пролог не только нравоучительный сборник, но и исторический памятник (и в его издании) и оставил своего читателя наполовину без предисловия. Мы заметили, что эти статьи разного научного достоинства. Превосходна статья проф. Е. Петухова в вып. III пред поучениями на св. четыредесятницу¹⁴, но статья г. Евсеева о Луке Жидяте очень неудачна. В своих суждениях автор высказал много предположений, облек их несомненностью или вероятностью, нагромоздил одно на другое и рассказал читателям немало нового. Лука Жидята по г. Евсееву несомненно новгородец по происхождению. Кандидат на новгородскую кафедру, отстраненный кн. Ярославом в пользу Луки, по имени Ефрем, как ученик Иоакима Корсунянина, вероятно грек. После избрания Луки в епископы Ефрем, по всей вероятности, удалился из Новгорода или был удален князем Ярославом куда-нибудь в другое место. Но г. Евсеев доставляет читателю удовольствие встретиться с ним после. Этот Ефрем, естественно предполагать, одно лицо с русским митрополитом того же имени. А новгородская летопись рассказывает, что м. Ефрем судил и осудил Луку Жидяту по доносу его же холопа. Теперь становится понятным пристрастное отношение к новгородскому епископу со стороны митрополита: оно объясняется старыми счетами. Все эти предположения и сближения более, чем рискованны. Г. Евсеев старается обрисовать нравственную личность второго новгородского епископа, хотя на это не имеется достаточных данных. Состояние же новгородской церкви времени Луки Жидяты он описывает положительно вопреки данным источников. Положение христианства в Новгороде в пол. XI в. г. Евсееву представляется цветущим. «Судя по многочисленности храмов и монастырей в Новгороде в конце XI в., можно думать, что некоторые из них построены были раньше в пол. XI в., еще епископом Лукой. Строились храмы, несомненно слышалась и проповедь. Потребность в храмах говорит об увеличении числа молящихся, но это увеличение немыслимо без проповеди» (вып. I, 9–10). Но летопись к концу XI в. упоминает только о четырех церквах в Новгороде. Вероятно, она пропускает известия о храмах. Но откуда же об их многочисленности известно г. Евсееву? Упоминаний о новгородских монастырях к к. XI стол., как известно, нет совершенно. А отсюда трудно заключать об увеличении числа молящихся и о судьбе проповеди. Такая статья для читателя из средней школы и вообще не имеющего своего суждения по научным вопросам, положительно вредна, так как сообщает неверные сведения. В других статьях мы встречаем ошибки в частностях. Г. Н.К.Н. помещает город преп. Феодосия Курск в Черниговской губернии (вып. I стр. 26). Проф. Пономарев в своем предисловии к Прологу странно объясняет термин «изгой» (стр. XXXIX), а в примечаниях (стр. 187) высказывает сомнение в существовании проложного жития Варлаама хутынского до XV в., тогда как имеется его печатное издание по Прологу XIII–XIV века (см. выше 135 стр.).

Теперь об издании самого текста памятников. Большая половина Памятников представляет перепечатку уже изданного материала (I и II вып. целиком, а III отчасти). Научную цену изданию придает только III выпуск, где напечатано в первый раз немало поучений из Златой Цепи XIV в. Троицкой Лавры, из Паисиевского сборника, из разных списков Измарагда XV и XVI вв. Здесь опять не заметно единства в плане издания. Из поучений преп. Феодосия помещены только принадлежащие ему несомненно, но в числе слов Кирилла Туровского напечатаны и два таких, которые только приписываются этому автору. Заметно, что один издатель не знает работы другого. Г. Н. К. Н. упоминает в примечании (I, 46) о древнем поучении «св. Василия Великого о пьянстве», которое имеет отношение к известному поучению преп. Феодосия и издано было Срезневским по Дубенскому сборнику XVI века. В III вып. проф. Пономарев перепечатал это слово без всякой ссылки на раннейшее замечание о нем, не упоминая вовсе об имени преп. Феодосия и почему-то предполагая, что у Срезневского оно издано по списку XII века (стр. 94–99). Разные издатели не всегда согласны в комментариях текстов. Например, трудное слово в поучении Луки Жидяты «масколудство» г. Евсеев объясняет, как скаредничество (I, 15 прим. 12), проф. Владимиров держится прежнего объяснения – «переряживание» (III, 211). – От издания Памятников можно требовать большей тщательности. Поучение Луки Жидяты переиздается с прежних изданий, но варианты приводятся неисправно. При печатании слова м. Илариона «О законе и благодати» не принять в расчет его текст по Сборнику 1414 г. гр. Мусина-Пушкина, изданный по копии в Записках Академии Наук в 1893 г., т.е. за год до выхода в свет первого выпуска Памятников. Случаются повторения ошибок прежних изданий, хотя показывается вид, что памятник печатается с рукописи. В III вып. помещено из Златой Цепи XIV в. «слово о манастырех», начало которого в издании такое: «монастыри же, чада, любите: то бо суть сынове святых». Слово уже было издано Погодиным в Москвитянине 1851 г. № 6, стр. 122–123 и буквально также. Но давно было замечено, что Погодник неверно прочитали сокращенное в рукописи слово «сн҃ове» и предлагалось чтение сунове, т.е. крепости, башни.¹⁵ А за него стоят варианты. В том же поучении только по списку XV в. монастыри называются "домове святых» (преосв. Макария, История т. V, 415). Любопытно отметить, что в том же III вып. Памятников всего за 9 страниц пред этим поучением читается фраза: «показываю ти, сыну мой, истинна пристанища – манастыря, домы святых» (стр. 34). И не смотря на все это ошибка прежнего издания не исправлена. На этом же слове можно видеть, как издатель (проф. Пономарев) обращался с памятниками. Слово есть только часть обширной нравоучительной статьи «На поучение ко всем крестьянам», которую преосв. Филарет приписывал м. Кириллу I, преосв. Макарий еп. Матфею Сарайскому, а проф. Е.Е. Голубинский неизвестному по имени светскому лицу из домонгольского периода. Все поучение, состоящее из 17 слов (о посте, о соседях, о князях, о челяди и т.д.), представляет драгоценный памятник древней русской письменности по типу Домостроя. И вот проф. Пономарев из этого поучения для своего издания выбирает только некоторые части, размещает их в разных местах III вып. применительно к своему плану, т.е. произвольно разрывает памятник, а из слова «о князех» он опускает большую половину (о жене, изменившей мужу), хотя прежние издатели Погодины и преосв. Макарий помещали слово в целом виде. Уж лучше бы совсем опустить слово «о князех», чем издавать его в таком урезанном виде. – В том же III вып. переиздано открытое Павловым поучение новгородского архиеп. Илии-Иоанна, «как древнейший литературный памятник, представляющий высокий интерес» (см. стр. 322). О нем мы уже упоминали. Но памятник помещен не там, где следует. Это – поучение епархиальному духовенству и должно было стоять рядом с подобным «поучением к попом» (№ 57, на стр. III), а не с словами против язычества, куда пришил его проф. Пономарев. Потом, автора поучения, лицо хорошо известное исторически, издатель называет Лукою – Иоанном. Новгородский святитель Иоанн имел мирское имя Илия и по каким соображениям почтенный профессор назвал его по новому – это его секрет.¹⁶ – Нам кажется, выбран неудачный способ вставлять в самый текст объяснения слов (иногда всем понятных), или просто добавления. Можно привести пример, когда такие добавления портят издание. В «слове о посте» читаем: «сирот (и) домашних не обидите» (вып. III, 57). Союз «и» вставлен здесь по недоразумению. Слово говорит о миловании рабов, которых и называет описательно «домашними сиротами». Разделять эти два слова союзом значит искажать мысль памятника. Впрочем, такого способа вставок придерживались не все участники издания. В корректурном отношении оно далеко небезупречно. Кроме опечаток встречаем ошибки в примечаниях, то примечание не имеет конца, то неизвестно, куда относится, то неизвестно, куда оно пропало.¹⁷

Конечно вследствие назревшей потребности в подобных изданиях при их недостатке «Памятники древнерусской церковно-учительной литературы» будут употребляться. Но нужна большая осторожность, чтобы пользоваться ими научно. «Дело великой важности, великого труда и ответственности», как признавал это редактор издания, мол то и, то должно было быть выполнено гораздо единодушнее, внимательнее и исправнее. И возможно, что в таком случае предприятие имело бы больше успеха и редактору не пришлось бы делиться с публикой жалобами на ее равнодушие.