Повествование ассиро-вавилонских клинообразных надписей о творении мира

Среди существенно важных для науки письменных памятников древних ассиро-вавилонян, клинообразных надписей, значительный интерес представляют открытые в сравнительно недавнее время в Ниневийской библиотеке царя Ассурбанипала ассиро-вавилонские повествования о первобытных временах – о творении мира, грехопадении прародителей, потопе, вавилонском столпотворении. Первоначальное открытие этих повествований принадлежит английскому ассириологу Г. Смиту. Мы задаемся целью воспроизвести первое из этих повествований – о творении мира, пользуясь последним (прошлогодним только) изданием этого повествования немецкого ассириолога Иенсена¹.

В этом издании ассиро-вавилонское повествование о творении мира представляется в виде двух особых, самостоятельных преданий.

Первое из них:

«Когда наверху небо еще не получило своего названия, и внизу земля еще не была известна, – Апсу (океан), первый из всех, который их произвел, и Мумму²-Тиамат, которая их всех вызвала к бытию, их воды соединялись вместе, – деревья не прививались, тростниковая чаща не …, когда из богов еще ни один не явился на свет, ни одного имени не дал, ни одной судьбы не определил, – тогда были созданы боги, тогда впервые явились на свет Лагму и Лагаму. Пока они подросли…, были созданы Ансар, и Кисар. Прошло много времени…, Ану… Ансар… на дорогах задумали возмущение и… Апсу открыл свои уста и сказал, сказал к Тиамат, славной, следующее: «… их предприятие… я быстро расстрою и…, я расстрою их предприятие и…» Голос – «да будет так» и «горе им». Когда Тиамат услышала это, …боги, которые… проклял и сказал: «мы быстро двинемся против них, их предприятие должно разрушиться»… между тем Мумму³ сказала в ответ Апсу, своему отцу…, благожелательно дала ему следующий совет: «да, разузнай об их предприятии, быстро оно должно быть расстроено, сокрыто, как ночь!». Когда Апсу услышал это, лицо его засияло, так как он злое замышлял против богов, тех перворожденных. Как лев, разъярился он, как…, колени его дрожали, голова его тряслась, вследствие того зла, которое те перворожденные ими замышляли,… те перворожденные… Тиамат, мать их, проклинала их, собрала их вместе и злобно неистовствовала. Когда к ней перешли все боги, стали на её сторону и те, которых создали Лагму и Лагаму, – проклинали этот день и приняли сторону Тиамат, свирепствовали, замышляли, не успокаиваясь ни днем, ни ночью, готовились к борьбе, неистовствовали, свирепствовали, собирались толпой и подготовляли неприязненные военные действия. Мать северной земли⁴, которая все создала, приготовила для этого непобедимое оружие, производила на свет исполинских змей. Остры у них были зубы, беспощадны были они. Ядом, как кровью, она наполнила их тело. Свирепых драконов она сделала внушающими ужас, придала им страшный, ослепляющий вид…, их как… «Один вид их будет уничтожать…, их тело будет…, их силе нельзя будет противостоять». Она производила ящериц, свирепых змей и…, исполинских…, бешеных собак и скорпионов, двигающихся…, рыб и баранов, которые имели у себя беспощадное оружие, которые не пугались перед битвой. Таких, по её словам, страшных, с которыми нельзя и встречаться, одиннадцать родов этого исчадия она произвела на свет. Среди богов, тех перворожденных, которые собрались вокруг неё, она возвысила Кингу, сделала его великим между ними. Предводительствовать войском, повелевать толпой, поднимать впервые оружие, начинать битву, распоряжаться ею – все это она предоставила ему и поставила его на…: «твое имя я назвала, тебя сделала великим в толпе богов, тебя наградила господством над богами, над ними всеми. Теперь ты будешь величайшим, ты мой… любимец, да возвеличится имя твое во всем…». Затем она дала ему таблицы судьбы, возложила их на его грудь. «Ты, твое повеление да не будет нарушено, все, что исходит из твоих уст, да будет неизменно». Когда Кингу был таким образом возвышен и получил достоинство Ану, они распределили судьбу между богами, своими детьми: «когда ваши уста откроются, они будут утишать пламя, будут в борьбе грозно побеждать силу». Когда Ансар услышал, что Тиамат в сильном волнении, он боролся со стыдом и кусал губы, …не… свой живот, …громко возопил к Ану, своему сыну: «сын мой, начинать битву… прими на себя. Ты, мой сын, умертвишь Апсу (океан), а я пойду против Тиамат». Сказал Ансар своему сыну Ану: «Ану, ты здесь, мой могущественный исполин, силы твои велики, нападению твоему нельзя противостоять, иди туда и выступи перед Тиамат, пусть её печень,… пусть её сердце вздыхает. Если она упряма и не захочет слушать твоих слов, скажи ей…, пусть она успокоится». Выслушав повеление своего отца Ансара, он напал на её след, пошел за нею. Ану приблизился и пытливо стал смотреть Тиамат в…; так как он не мог противодействовать ей, то возвратился назад…, сказал своему отцу Ансару… Когда Меродах услышал слова своего отца, возрадовалось сердце его и сказал он своему отцу: «господин богов, владыка великих богов! Если действительно я, как ваш отмститель, должен победить Тиамат и спасти вас, то соберитесь все вместе и назначьте мне особенно выдающуюся судьбу: если вы все с радостным чувством заседаете в Упсуккинаку, то пусть и я, когда мои уста открываются, на вашем месте определяю судьбу! Пусть будет неизменно то, что я всегда делаю, пусть не расстраиваются, пусть не превращаются повеления моих уст!» Ансар открыл свои уста и сказал к Гага, своему вестнику, следующее: «Гага, вестник, успокаивающий мою печень, я хочу послать тебя к Лагму и Лагаму. Ты сейчас услышишь повеление моего сердца…, запомни. Имеют прийти боги, все они, беседовать, сидеть, на пиршестве, есть пшеничный хлеб, приготовлять вино, пусть будет…, и они будут определять судьбу! Разве ты, гага, выступи пред ними, объяви им повеление, которое я тебе передаю: Ансар, ваш сын, послал меня, повеление своего сердца передал мне. Именно: Тиамат, мать наша, прокляла нас, собрала вместе и злобно неистовствует. Когда к ней перешли все боги, стали на её сторону и те, которых вы создали, – проклинали этот день и приняли сторону Тиамат, свирепствуют, замышляют, не успокаиваясь ни днем, ни ночью, готовятся к борьбе, неистовствуют и свирепствуют, собираются толпой и подготовляют неприязненные военные действия. Мать северной земли, которая все создала, приготовила для этого непобедимое оружие, произвела на свет исполинских змей. Остры у них зубы, беспощадны они, ядом, как кровью, она наполнила их тело. Свирепых драконов она сделала внушающими ужас, придала им страшный, ослепляющий вид…, их, как… Один вид их будет уничтожать…, их тело будет…, их силе нельзя противостоять. Она произвела ящериц, свирепых змей и…, исполинских…, бешеных собак и скорпионов, двигающихся…, рыб и баранов, которые имеют у себя беспощадное оружие, которые не пугаются пред битвой. Таких, по её словам, страшных, с которыми нельзя и встречаться, одиннадцать родов этого исчадия она произвела на свет. Среди богов, тех перворожденных, которые собрались вокруг неё, она возвысила Кингу, сделала его великим между ними. Предводительствовать войском, повелевать толпой, поднимать впервые оружие, возвышаться в битве, распоряжаться ею – все это она предоставила ему и поставила его на… Твое имя я назвала, тебя сделала великим в толпе богов, тебя наградила господством над богами, над ними всеми. Теперь ты будешь величайшим, ты мой… любимец, да возвеличится имя твое во всем… Затем она дала ему таблицы судьбы, возложила их на его грудь. Ты, твое повеление да не будет нарушено, все, что исходит из твоих уст, да будет неизменно. Когда Кингу был таким образом возвышен и получил достоинство Ану, они распределили судьбу богам, своим детям: когда ваши уста откроются, они будут утишать пламя, будут в борьбе грозно побеждать силу. Я посылал Ану; он не мог противодействовать ей. Нугдиммуд испугался и возвратился назад. Тогда я велел идти Меродаху, мудрейшему среди богов, вашему сыну. Его сердце побудило его идти навстречу Тиамат. Открывши свои уста, он сказал мне: если действительно я, как ваш отмститель, должен победить Тиамат и спасти вас, то соберитесь все вместе и назначьте мне особенно выдающуюся судьбу: если вы все с радостным чувством заседаете в Упсуккинаку, то пусть и я, когда мои уста открываются, на вашем месте определяю судьбу! Пусть будет неизменно то, что я всегда делаю, пусть не расстраиваются, пусть не превращаются повеления моих уст! Спешите поэтому и поскорее назначьте ему вашу судьбу, чтобы он отправился навстречу вашему сильному врагу». Гага пошел, направился своим путем, к местопребыванию Лагму и Лагаму, богов, своих отцов, смиренно повергся, целовал прах под ними, кланялся, выступил и сказал им: «Ансар, ваш сын, послал меня, повеление своего сердца передал мне. Именно: Тиамат, мать наша, прокляла нас, собрала вместе и злобно неистовствует. Когда к ней перешли все боги, стали на её сторону и те, которых вы создали, – проклинали этот день и приняли сторону Тиамат, свирепствуют, замышляют, не успокаиваясь ни днем, ни ночью, готовятся к борьбе, неистовствуют и свирепствуют, собираются толпой и подготавливают неприязненные военные действия. Мать северной земли, которая все создала, приготовила для этого непобедимое оружие, произвела на свет исполинских змей. Остры у них зубы, беспощадны они, ядом, как кровью, она наполнила их тело. Свирепых драконов она сделала внушающими ужас, придала им страшный, ослепляющий вид…, их, как… Один вид их будет уничтожать…, их тело будет…, их силе нельзя противостоять. Она произвела ящериц, свирепых змей и…, исполинских…, бешеных собак и скорпионов, двигающихся…, рыб и баранов, которые имеют у себя беспощадное оружие, которые не пугаются перед битвой. Таких, по её словам, страшных, с которыми нельзя и встречаться, одиннадцать родов этого исчадия она произвела на свет. Среди богов, тех перворожденных, которые собрались вокруг неё, она возвысила Кингу, сделала его великим между ними. Предводительствовать войском, повелевать толпой, поднимать впервые оружие, возвышаться в битве, распоряжаться ею – все это она предоставила ему и поставила его на… Твое имя я назвала, тебя сделала великим в толпе богов, тебя наградила господством над богами, над ними всеми. Теперь ты будешь величайшим, ты мой… любимец, да возвеличится имя твое во всем… Затем она дала ему таблицы судьбы, возложила их на его грудь. Ты, твое повеление да не будет нарушено, все, что исходит из твоих уст, да будет неизменно. Когда Кингу был таким образом возвышен и получил достоинство Ану, они распределили судьбу богам, своим детям: когда ваши уста откроются, они будут утишать пламя, будут в борьбе грозно побеждать силу. Я посылал Ану; он не мог противодействовать ей. Нугдиммуд испугался и возвратился назад. Тогда я велел идти Меродаху, мудрейшему среди Богов, вашему сыну. Его сердце побудило его идти навстречу Тиамат. Открывши свои уста, он сказал мне: если действительно я, как ваш отмститель, должен победить Тиамат и спасти вас, то соберитесь все вместе и назначьте мне особенно выдающуюся судьбу: если вы все с радостным чувством заседаете в Упсуккинаку, то пусть и я, когда мои уста открываются, на вашем месте определяю судьбу! Пусть будет неизменно то, что я всегда делаю, пусть не расстраиваются, пусть не превращаются повеления моих уст! Спешите поэтому и поскорее назначьте ему вашу судьбу, чтобы он отправился навстречу вашему сильному врагу». Когда Лагму и Лагаму услышали это, они вскричали: «О, горе!», Игиги все вместе громко закричали: «что переменилось, пока они не… получили? Мы не понимаем поведения Тиамат» Они… и отправились, великие боги, все те, которые назначают судьбу, вошли к Ансару, наполнили его жилище, приветствовали друг друга, собрались в толпу. Они беседовали, сели за стол, ели пшеничный хлеб, приготовили вино. Сладкий виноградный сок помрачил их ум; они напивались допьяна, раздували свои тела. Они сильно устали, поднялся их… и они назначили судьбу Меродаху, своему отмстителю. Когда они предоставили ему княжеское достоинство, он вопреки своим отцам принял на себя царскую власть. «Ты теперь самый почитаемый среди великих богов, твоя судьба бесподобна, в твоем распоряжении Ану. Меродах, ты теперь самый почитаемый среди великих богов, твоя судьба бесподобна, в твоем распоряжении Ану; с этого времени твое повеление должно быть неизменно, возвышать и унижать – должно быть в твоей власти, все, что исходит из твоих уст, должно быть неизменно, повеление твое должно быть твердо, никто из богов не должен переступать твоих границ! Покровительство есть преимущество власти богов, поэтому на месте их… должно быть назначено твое место. Меродах, ты наш отмститель. Тебе мы даем царскую власть над всей вселенной. Когда ты поэтому сидишь в собрании, твое слово должно высоко цениться, твое оружие не должно…, твои враги должны быть побеждены. Господин, кто на тебя надеется, того жизнь пощади, но из богов, кто прибегает ко злу, отними у того жизнь». Затем они положили среди себя одежду и сказали Меродаху, своему перворожденному: «твоя судьба, господин, да будет выше судьбы богов! Повели уничтожать и творить, и будет так! Повели ей снова, и твои уста откроются, одежда исчезнет! Повели ей снова, и одежда опять будет цела!». Тогда он повелел своими устами, и одежда исчезла. Он повелел ей опять, и одежда снова явилась на свет. Когда боги, его отцы, увидели, что изошло из его уст, они возрадовались и признали: «Меродах есть царь», затем дали ему еще скипетр, трон и… дерево, вручили ему непобедимое оружие, которое… врагов. «Иди, отними у Тиамат жизнь, и пусть ветры унесут её кровь в недоступные места». Когда боги, его отцы, назначили судьбу Вилу, они предоставили ему идти путем блаженства и счастья. Он приготовил лук, сделал его своим оружием, вооружился копьем и сделал его…, поднял данное богами оружие и взял его в правую руку, привесил на боку лук и колчан. Перед собою он поставил молнию, тело свое наполнил пылающим огнем. Он устроил сеть, чтобы поймать в неё Тиамат, расположил её на все четыре наветренные стороны, чтобы ничто из неё не ускользнуло, к югу, к северу, к востоку, к западу он с её стороны устроил сеть, подарок своего отца Ану. Он создал ураган, неистовый ветер, бурю, грозу, четыре ветра, семь ветров, вихрь, непрестанный ветер, вызвал созданные им семь ветров; они поднялись за ним, чтобы привести в смущение Тиамат. Господин поднял бурю, свое великое оружие, сел в наводящую страх колесницу, непреодолимое творение. Он надел сбрую на лошадей, натянул вожжи беспощадно, сильно, быстро. Зубы их покрылись пеной, они стремятся опрокинуть, стремятся раздробить, они не боятся битвы, страшны они в битве,… налево и направо… Он… свою одежду, придает себе внушающий ужас вид, голове своей придает свой уничтожающий блеск. Он отправляется своим путем, идет своей дорогой, к местопребыванию Тиамат, разъяренный, он обращает свой взор. В губах держит он…, траву заклинания берет он своей рукою. Тогда они бегут к нему, спешат к нему боги, сбегаются вокруг него боги, его отцы, сбегаются вокруг него боги. Господин приблизился, смотрит испытующе во внутреннее Тиамат, взглядывает пристально на…Кингу, её любимца. Когда он присматривается к нему, мысли его спутываются, рассудок его помрачается, действия его расстраиваются. И боги, его помощники, которые перешли на его сторону, когда увидели… своего предводителя, и их взор приходит в смущение. Но Тиамат… не поворачивается назад, а совершенно открыто прибегает к вероломству. «Вот… боги твое, господин, прибытие. Они пришли с своих мест, они теперь на твоем месте». Тогда господин поднял бурю, свое великое оружие, и сказал Тиамат, разгневанной, следующее: «ты, которая сделалась великою, высоко возвысилась, которой сердце побудило начать борьбу, богов, твоих помощников, которые противятся своим отцам, их… ты прокляла, сделала Кингу своим любимцем, …его повелению божества, …стремишься ко злу, со злобою относилась к богам, моим отцам, – пусть твое войско снарядится, пусть твое оружие будет приготовлено! Стой, я и ты, мы будем сражаться!» Когда Тиамат услышала это, она сделалась как безумная, потеряла рассудок. Тиамат закричала… сильно, ноги её также задрожали от самого основания. Она произнесла волшебное изречение и присоединила свою формулу, и боги битвы заколдовали её оружие. Когда затем выступили Тиамат, и мудрейший из богов, Меродах, двинулись на борьбу, приступили к битве, когда господин простер и окружил её своей сетью, он выпустил перед собой ураган, который находился сзади. Когда Тиамат раскрыла рот, как только могла, он велел урагану войти туда, чтобы она не могла сомкнуть губ. Когда он нагрузил её чрево лютыми ветрами, когда её внутренности (сердце)… сделалось, а она широко разинула рот, он опустил копье, пронзил её чрево, перерезал её внутренности, разрезал сердце. Он победил её и прекратил её жизнь, бросил её тело и стал на нём. Когда он умертвил Тиамат, предводительницу, её военная сила разрушилась, её свита рассеялась; боги, её помощники, которые перешли на её сторону, тоже трепетали, боялись, обращались назад. Так как они пытались уйти, чтобы сохранить жизнь, то были окружены, чтобы лишить возможности бежать. Он взял их в плен и разломал их оружие, в сеть они были брошены, сидели в сети, воем наполнили… вселенной, переносили его ярость, были заключены в темницу. И на тех одиннадцать тварей, которых она сделала внушающими ужас, на то сборище нечистых духов, которые… с нею шли, он наложил оковы…, их силы (руки), и… их вместе с их противодействием под собою И Кингу, который сделался великим над ними, он победил и направил его к Дуга⁵, отнял у него таблицы судьбы, которые ему не принадлежали, приложил к ним печать и возложил их на свою грудь. После того как он победил и умертвил своих врагов,… страшного противника, могущественный Меродах вполне закрепил власть Ансара над врагом, и выполнил намерение Нугдиммуда, тогда он укрепил свою темницу для побежденных богов, возвратился к Тиамат, побежденной им. Когда господин наступил на тело Тиамат, он данным богами беспощадным оружием рассек ей верхнюю часть черепа. Он перерезал наполненные кровью жилы её, и велел северному ветру унести её в недоступные места. Когда его отцы увидели это, они радовались, ликовали, велели принести ему дары и подарки. Потом господин успокоился, тщательно осмотрел её труп, разделил туловище и создал искусные вещи. Он рассёк её как бы… на две части, поставил одну половину её, сделал её покровом, небом, устроил запоры, поставил стражей и велел им не выпускать небесных вод. Он прошел по небу, осмотрел места и остановился против океана, местопребывания Нугдиммуда. Когда затем господин измерил форму океана, он воздвигнул подобный ему покров, именно Езара, велел этому покрову Езара, который он воздвигнул как небесный свод, служить местопребыванием, как бы городом, для Ану, Вила и Еа. Он приготовил места пребывания великих богов, установил звезды, их подобие, созвездие зодиака. Он сделал видимым год, начертал виды, двенадцать месяцев, установил три звезды. Когда он… дни года… видам, он определенно установил местопребывание Юпитера, чтобы сделать видимыми их пределы. Чтобы никто не погрешал и не ошибался, он вместе с тем определенно установил местопребывание Вила и Еа. Он открыл проходы с обеих сторон, устроил крепкие запоры слева и справа. В середине между ними он поместил небесный свод, велел светить новолунию, поставил в зависимость от него ночь. Он сделал его видимым, как ночные тела, чтобы показывать время,… его ежемесячно без перерыва с царской шапкой. «В начале месяца пусть светит на земле, пусть сияет с рогами, чтобы делать видимым…! В седьмой день пусть царская шапка уменьшится до половины! Других четырнадцать дней пусть показывается в обратном виде, половина…! Когда Самас⁶ застанет его у горизонта, то…! В… день пусть приближается к солнечному пути, в… день пусть идет в обратном направлении, пусть солнце…! Чтобы стремиться, чтобы следовать его путем,… пусть приближается и идет к цели… вредить… меня». Сеть, которую он устроил, видели боги, его братья. Они видели свод – что искусно было его создание; созданию рук его они все удивлялись. Тогда выступил из среды богов, своих детей, Ану, наклонил свод: «он…». Затем он дал своду такое название: «высокий как дерево», – пусть будет ему одно название, другое…, третье его название – «звезда на небесном своде»…! Затем он назначил ему место… судьбе, которая… Затем он поставил туда трон…»⁷.

Другое предание ассиро-вавилонян о творении мира гораздо короче.

«Священный дом богов, еще не был выстроен на священном месте, тростник еще не произрастал, деревья еще не разводились, кирпич еще не укладывался, кирпичные постройки еще не производились, дома еще не строились, города еще не строились, города еще не были известны, толпа еще не собиралась, Ниппур еще не был выстроен, Екур еще не был построен, Ерех еще не был выстроен, Еана еще не был построен, океан еще не был сотворен, Ириду еще не был построен, священный дом, дом богов, его жилище, еще не был построен, вся земля была еще морем, а посреди моря был бассейн, – тогда был построен Ириду, была выстроена Исагилла, которая до того была среди океана Лугалдуазага, был выстроен Вавилон, была окончена Исагилла, и боги Ануннаки, которых он также создал, дали им высокое название «священного города», «жилища приятного их сердцу». Меродах устроил берега перед водой, создал землю и рассыпал её подле берегов. Чтобы побудить богов поселиться в жилище приятном их сердцу, он создал людей, а Аруру вместе с ним создал человеческое племя, он создал скот полевой, всякое живое существо на поле, он создал Тигр и Евфрат и провел их в одном и том же месте, дал им названия подходящего рода, создал траву, стебли на лугу, тростник и луговой кустарник, создал зеленую траву на поле, деревни, луга и камыш, дикую корову, её теленка, молодого оленя, овцу, её детеныша, домашнего ягненка, рощи и леса, козла и газель… Меродах, господин, устроил на море верфь, …камыш и создал тростниковые произросли, велел явиться на свет…, создал тростник, создал деревья, создал на одном месте…, уложил кирпичи, возвел кирпичные постройки, построил дома, выстроил города, произвел на свет города, собрал толпу, выстроил Ниппур, построил Екур, выстроил Ерех, построил Еана… Когда боги в своей совокупности создали мир, поставили небо, устроили землю, создали все живые существа, создали скот полевой, животных полевых и толпу городскую, дали… живым существам, даровали… скоту полевому и толпе городской, …скот полевой, все множество, каждую тварь, …которая среди моей семьи…, – тогда поднялся Нинигиазаг и создал два небольших существа, среди всего множества тварей их он сотворил прекрасно…»⁸.

Первое, что бросается в глаза при чтении уже начальных строк приведенных нами ассиро-вавилонских преданий, – это их отрывочность, зависящая, главным образом, от значительного повреждения письменных документов (глиняных дощечек), на которых записаны эти предания, – документов, не одно тысячелетие пролежавших в земле и только в наше время выносимых на свет божий усердными учеными раскапывателями развалин древней Ассиро-Вавилонии⁹. Отрывочность этих ассиро-вавилонских преданий о творении мира, – отсутствие нередко целых слов, выражений, фраз, а иногда даже строк. – не настолько, впрочем, значительна, чтобы из-за неё ускользала общая последовательность рассказа. Другое впечатление, непосредственно выносимое читателем приведенных нами преданий, – это их своеобразность в отношении к языку, выражениям, мыслям, даже основной нити рассказа; разумеется, такая своеобразность объясняется особенностями воззрений ассиро-вавилонян на человека, божество и мир, особенностями их умственного и нравственного склада. Оба предания этого народа о творении мира, несмотря на коренное различие в их содержании, прекрасно дополняют друг друга. Не может, притом, каждый читатель их не заметить, что второе предание, по своей краткости и простоте, по своему содержанию и языку, гораздо ближе подходит к известному всем библейскому повествованию о творении мира, чем первое, более обширное и в своих частностях, в своей обрисовке носящее на себе несомненно поэтическую окраску.

Проследим основную нить ассиро-вавилонского повествования о творении мира, объединив по возможности оба предания.

Первую ступень этого повествования составляет наглядное, даже наивное, изображение времени, предшествовавшего появлению вселенной. Наверху – не существовало еще неба, внизу – не было суши, не было определенных вместилищ вод, деревья не вырастали и не разводились, тростник не произрастал, людей еще не существовало, а потому и общения между ними не могло быть, неизвестны были кирпичи, постройки не воздвигались, дома, храмы (Екур, Еана) не строились, города (Ниппур, Ерех, Ириду) еще не созидались, не существовало даже и самих богов и потому не могло быть и их влияния и воздействия на мир, – вот картинное выражение древним вавилонянином отвлеченного понятия «не было ничего». Впрочем, с таким представлением не соединяется мысль о полнейшем отсутствии всякого бытия. Когда еще не существовало видимого мира, тогда уже были Апсу – океан и Мумму-Тиамат, тоже громадное средоточие вод, представлявшие из себя одну сплошную водную массу; точнее – весь видимый мир существовал в виде неизмеримой и бесформенной массы воды, «вся земля была морем». С течением времени стали являться на свет божественные существа. Первыми явились Лагму и Лагаму; это имена не определенных каких-либо божеств, а просто мужское и женское олицетворение движения и производительности, известные проявления верховного существа. Долгое время существовали и развивались только эти божественные силы в мире, пока не явились Ансар и Кисар; это еще не конкретные божества, а тоже высшие проявления верховной силы, но уже с более определенным, как бы местным очертанием: Ансар, мужское начало, представляет собою верхнее пространство, Кисар, женское начало – нижнее пространство. Целый ряд времен прошел при действии этих двух поколений абстрактных божеств, когда, наконец, стали являться конкретные божества. Начали свое бытие Ану, первый из трех главных богов вавилонских, бог вселенной,– сын его Еа, второй главный бог вавилонский, божественный разум, – Вил, третий главный бог вавилонян, – Меродах, сын бога Еа, отожествленный впоследствии с Вилом, – Кингу, Нугдиммуд¹⁰ и целый сонм других божеств, – Игиги – духи верхних областей вселенной, Ануннаки – духи нижних областей и др. С течением времени явившиеся божества подняли возмущение против своих прародителей Апсу и Тиамат из-за власти над миром. Апсу, открывши свои намерения Тиамат и ободренный ею, собирается против новых своих врагов, а Тиамат, пылая яростью, проклинала их. Между тем и многие божества перешли на сторону Тиамат; весь божеский мир разделился на два враждебных лагеря; с той и другой стороны питали враждебные чувства к противной партии и готовились к упорной борьбе. Тиамат со своей стороны употребляла средства для поражения врагов: приготовляла особого рода оружие, создала страшных змей, ужасных драконов и других разного рода чудовищ, с целью направить их на врагов. В то же время она снарядила из приверженцев своих ополчение; предводителем его назначила Кингу, предоставив ему неограниченную власть и полное господство над богами. Между тем Ансар, узнав о приготовлениях Тиамат, в свою очередь готовится к борьбе: сына своего Ану посылает против Апсу, а сам намеревается идти против Тиамат; впрочем, затем, могущественному Ану предоставляет борьбу и с Тиамат. Ану отправился, но, не достигнув цели, возвратился назад; послан был Нугдиммуд, но и это посольство оказалось бесполезным. Тогда вызывается на борьбу с Тиамат Меродах, но с условием, чтобы верховные боги предоставили ему равенство с собою. Ансар посылает известить обо всем «отцов» своих – Лагму и Лагаму. Те собрали богов, боги отправились к Ансару и здесь предоставили Меродаху верховную власть и даже главенство и господство над богами, даровали ему творческую силу, знаки царского достоинства, вручили особое оружие и послали против Тиамат. Меродах вооружился, создал и взял с собою грозные стихии природы и отправился на борьбу. Приверженцы Тиамат, предвидя её гибель, постепенно переходят на сторону Меродаха. Вид Тиамат сперва смутил было и неустрашимого Меродаха, но бывшие с ним грозные стихии укрепили его мужество, и он предложил Тиамат борьбу. Тиамат разъярилась, но вступила в бой. Приготовленная заранее Мердахом сеть помогла ему опутать Тиамат, грозные ураганы и ветры лишили её возможности владеть собой, а непобедимое оружие Меродаха прекратило её жизнь. Победа над Тиамат была вместе победой и над её воинством: военная свита её рассеялась, боги, приверженцы её, были взяты в плен и заключены в темницу, созданные ею чудовища были лишены своей силы, Кингу лишен был предоставленной ему власти, – и господство Ансара было утверждено. Затем начинается творческая деятельность Меродаха. Туловище Тиамат он разделил на две части и создал из одной половины небо, а из другой землю. На небе он сосредоточил вместилища верхних вод, создал куполообразный, «океанообразный» небесный свод, обиталище трех верховных богов, устроил обиталища и для других богов, создал звезды, луну, солнце, распределил по явлениям этих светил времена дня и ночи, месяца, года, указал пути движения светил и т.д. Творческая деятельность Меродаха привела в удивление и преклонение перед ним самих богов; верховный из них Ану окончательно установил небо, поставил туда трон (Меродаху?). На земле Меродах создал определенные вместилища вод, ограниченные берегами, реки (Тигр и Евфрат), сушу, деревья, рощи, леса, кустарники, траву и все царство растительное, разные роды и виды животных четвероногих, – и в заключение созданы были два небольшие существа, явившиеся венцом творения; от этих двух человеческих существ размножился род человеческий, – появились на земле в свою очередь плоды их разумной деятельности (постройки, дома; города – Ниппур с своим храмом Екур, – Ерех с своим главным храмом Еана, – Ириду, славный Вавилон с его знаменитым храмом Исагиллой, – верфи и т.п.).

Очевидно, сущность указанного повествования сосредоточивается только на двух выведенных в нем божеских существах – Тиамат и Меродахе, победившем её и из неё же создавшем видимый мир; все остальные божеские существа выступают в повествовании только для обстановки и иллюстрации основного эпизода.

Что такое Тиамат? Воспользуемся чертами, характеризующими её в самом повествовании.

Мумму-Тиамат могущественна: отец богов Ансар, по-видимому, отказался от борьбы с нею; Ану, первый главный бог, бог вселенной, не мог противодействовать ей; Нугдиммуд просто испугался и возвратился назад; даже всесильный Меродах, получив уже царскую власть над вселенной, господство над богами, и тот в первое время смутился при одном взгляде на могущественного врага. Могущество Тиамат проявляется и в распределении судеб между самими богами: Кингу, своему любимцу, она предоставила главенство, господство над богами, вручила ему «таблицы судьбы» – верховную власть над миром, возвысила его на степень достоинства Ану, первого главного бога. Такое могущество, такая власть Тиамат объясняется тем, что она – мать перворожденных богов, она даже творец богов, она «все создала», «всех вызывала к бытию». Нераздельно с нею стоит «отец» её Апсу. Но по существу Апсу – это океан, и Мумму-Тиамат – громадное средоточие вод; «их воды соединялись вместе», следовательно, представляли одну сплошную водную массу.

Перейдем к характеристике другого божеского существа – Меродаха. Изобразим его словами повествования, присоединив к этому характерные выражения из хвалебного гимна этому божеству, не имеющего логической связи с повествованием ассиро-вавилонян о творении мира и только прицеленного к этому повествованию в силу простой ассоциации¹¹.

Сын бога Еа, Меродах, «мудрейший из богов», получает от «отцов» своих царскую власть над всей вселенной; боги вручают ему знаки царского достоинства, сами называют его «царем». Они предоставляют ему и творческую власть, способность одним словом вызывать к бытию и предавать исчезновению. Они возвышают «судьбу его над судьбою» всех остальных богов, окружают его наибольшим почтением среди богов, предоставляют ему полную власть над самими богами, даже право распоряжаться их жизнью и смертью, подчиняют ему и первого верховного бога Ану, сами называют его своим «господином». И Меродах пользуется свои могуществом: он сам назначает места пребывания даже верховных богов, он создает стихии природы, он творит такие «искусные вещи», которым удивляются сами боги. С другой стороны, он «знает сердце богов», он «радует сердце богов», он «собирает вокруг себя богов», он есть «жизнь всех богов», «против его гнева, против его ярости никто из богов не может устоять», он – «владыка», царь и повелитель богов. Далее, он «проводит правду», он «мрак разгоняет», он «воспитывает сердце», он «видит злое», и «кто творит грех и беззаконие, тот мерзок пред ним», – он «всех злых уничтожает», он «врагов рассеивает», он «планы их разрушает», он «преступника не оставляет ненаказанным», – и «страшен день гнева его». Вместе с тем, «сердце его сострадательно», он есть «милосердный, которому подобает делать живыми», он «мертвых и делает живыми», он «создал человечество, чтобы спасти его», он – «господин исполнения и снисхождения», он «исполняет желаемое», он «посылает полное изобилие», «недостаток превращает в обилие», он есть «бог доброго дуновения», его «доброе дуновение человек в нужде вдыхает в себя», он «очищает людей», он есть «господин чистого окропления», «чрез свое окропление он взимает всех злых». Вот некоторые черты, присущие, по понятиям ассиро-вавилонян, этому всемогущему и «великому господину», «князю» и «царю богов»¹².

Откроем первую страницу Библии и проведем возможную параллель между ассиро-вавилонским повествованием о творении мира и сказанием об этом Бытописателя¹³.

В начале сотворил Бог небо и землю. Чего-либо подобного по существу этому первому стиху Бытия мы не находим в приведенном нами ассиро-вавилонском повествовании: последнее начинается собственно только со второго стиха священной книги. А между тем этих несколько библейских слов составляют основной, центральный пункт всего богооткровенного учения: здесь – учение о Боге, о Его единстве, о Его самобытности, всесовершенстве, духовности; здесь учение о Нем, как творце мира, а не только образователе его из готовой уже материи. Но аналогии, далекой, своеобразной, между первым стихом бытия и некоторыми чертами ассиро-вавилонского повествования нельзя не усмотреть. Вместо библейского учения о единстве Божием – здесь заметно стремление провести монархическую идею, представить Мердоха царем богов, как бы богом богов, как бы единым богом в полном смысле этого слова; а кто станет отрицать несомненную, хотя и своеобразную, аналогию между представленной нами характеристикой Мердоха и учением о всемогущем, всеведущем, всеправедном и всеблагом Творце мира? Вместо библейского в начале, – т.е. прежде чем что-либо из относящегося к миру было, – в повествовании дается картинное изображение времени, предшествовавшего появлению вселенной. Вместо сообщения о сотворении неба, – не видимого неба или тверди, созданной уже во второй день творения¹⁴, а неба невидимого, духовного, бесплотных духов, ангелов¹⁵, – повествование говорит о последовательном создании или, правильнее, рождении «первообразом Тиамат» нескольких классов или разрядов божеских существ, – божеских – в языческом смысле, т.е. временных, несовершенных, даже смертных¹⁶. Конечно, здесь, как и везде перестановки, извращения (напр., происхождение «богов» от Тиамат, а не от того же творца мира – Меродаха, в свою очередь тоже происходящего – прямо или посредственно – от той же Тиамат, «матери богов»), непоследовательность и т.д.; но причина этого, как заметим ниже, в условиях происхождения самого повествования.

Не можем только найти ничего сколько-нибудь аналогичного библейским словам: и землю (сотворил Бог). Не нашу землю прекрасную, благоустроенную, или сушу, созданную уже в третий день творения¹⁷, а «сущность» видимого неба и земли¹⁸, зародыш мира или материю для него и всех его существ в виде бесформенной массы (хаоса), бывшей совокупностью всех мировых элементов, – землю «безвидную и пустую», пустынную, «неустроенную», – покрытую тьмою «бездну», – землю жидкообразную, темное море, в котором все элементы, имевшие образовать из себя мир, были еще совершенно смешаны, неопределенны и неупорядочены. Такую «землю», хаос, море, как мировое первовещество, мы видим и в ассиро-вавилонском повествовании, под именем Мумму-Тиамат. Это – тоже море; из неё впоследствии тоже созданы были небо и земля со всеми их принадлежности, телами и обитателями. Мало того: само имя Мумму-Тиамат говорит о тожестве этого «божеского» существа ассиро-вавилонского повествования с библейской, первобытной «землею-бездною». Ассирийское слово Tiamat созвучно и, вероятно, филологически сродно с еврейскими tohu (пустота) и особенно tehuma (бездна), – словами, употребленными в Быт. 1, 2 и относящимися именно к первобытному хаосу, «безвидной, пустой «бездне»¹⁹. Что же касается слова «Мумму» (по ассирийскому правописанию Muummu), то хоть в Быт. 1, 2 мы и не находим слова, созвучного ему, но вообще в еврейском словаре близко к нему по начертанию, произношению и значению слово mehuma (смятение, смешение, – ср. «хаос»). Не может быть, таким образом, сомнения, что ассиро-вавилонская «Тиамат», послужившая впоследствии веществом для неба и земли, есть тот самый первобытный хаос, из которого затем словом Господним образованы были небо, земля со всеми их стихиями, элементами, телами и организмами. Бесспорно, разница есть, и разница значительная. Взаимные отношения Творца и первобытной «земли»-хаоса в ассирийском повествовании представляются как раз наоборот: не хаос (Тиамат) происходит от творца (Меродаха), а напротив – Меродах сам получает бытие – прямо или посредственно – от «матери богов». А сама Тиамат? Нужно думать, что вечна²⁰. Здесь, как нельзя ярче, выступает на вид характерный элемент языческих религиозных воззрений: как боги ассиро-вавилонские (да и вообще языческие) по существу почти равны людям, так и «творец» всего видимого мира является не творцом, а только димургом его, приравнивается к обыкновенному человеку художнику, образующему из уже готовой, по бытию от него независимой и даже прежде него бывшей материи.

И Дух Божий носился над водою: такими словами характеризует Бытописатель первоначальную жизнь первобытной «земли». Хаос, «вода», из которой впоследствии были образованы Творцом небо и земля с их стихиями, элементами, телами и организмами, не была предоставлена самой себе: она должна была известным образом развиваться образовываться, – и для того была поставлена в непосредственную зависимость от животворящего и плодотворящего действия Духа Божия, Который, по подобию птицы, насиживающей яйца, «носился» над новосозданной хаотической «водою», согревал и оживотворял этот зародыш мира, предуготовляя его к образованию из него различных форм мировых, и особенно живых организмов. «Дух Божий» в еврейской Библии обозначается словом, указывающим на духовное, бестелесное существо, на невидимую силу, ощущаемую только по своим действиям. В ассирийском повествовании о творении мира мы усматриваем нечто аналогичное этой Божественной животворящей Силе: здесь выступают Лагму и Лагаму, первые по времени божественные существа или, правильные, олицетворение движения и производительности; может быть, и их задачей было, по понятиям ассиро-вавилонян, известным образом приводить в движение, оживотворять и оплодотворять вечную материю для производства из неё дальнейшей жизни, – а во всяком случае Лагму и Лагаму сами были производителями, «отцами» других богов и, следовательно, виновниками жизни мира.

Сколько времени первобытная «земля» находилась в хаотическом состоянии, – из Божественного Откровения этого не видно: можно только предполагать, что хаотический зародыш мира прошел много разных степеней и форм своего развития, пока не сделался способным к образованию из себя видимого мира. В ассиро-вавилонском повествовании о творении мира мы встречаем выражение: «пока они (Лагму и Лагаму) подросли»…, «прошло много времени» (после появления второго поколения божеств)…, – выражения, относящиеся к первобытному существованию матери-хаоса (Тиамат) и указывающие на долгое время внутреннего развития, образования, перерождения, – словом – внутренних процессов в самих глубинах первоначальной материи, до произведения из неё неба и земли.

Лаконические, отрывочные сообщения ассиро-вавилонского повествования о появлении разных поколений божеств переходят в этом повествовании в подробный и пространный рассказ о возмущении происшедших от Тиамат богов против своей прародительницы и о взаимной борьбе богов между собою. Этот рассказ наводит нас на предположение, что в нем – в искаженном виде, – изображается действительный факт, бывший среди небожителей еще до окончательного образования видимого неба и земли, – восстание некоторых, ставших затем злыми, ангелов против благости и милости к ним Божией, «несохранение» ими «своего достоинства», расторжение своего союза с Богом и «оставление» ими своего первоначального «жилища»²¹. На такое предположение наводят нас существенные, характерные черты ассиро-вавилонского рассказа: борьба или – правильнее – взаимные неприязненные действия происходят среди божеских существ; причина первоначального возмущения богов против Тиамат лежит в стремлении их к власти над миром, в желании их выйти из своего подчиненного положения и стать полновластными богами²²; борьба эта происходит до сотворения видимого неба и земли, и т.д. Частности, национальная, языческая обрисовка и окраска основной нити или основного смысла рассказа едва-ли могут говорить против высказанного нами предположения.

Вслед за рассказом о взаимной борьбе богов, окончившейся победой Меродаха над Тиамат и всем воинством её, и умерщвлением самой Тиамат и всем воинством её, ассиро-вавилонское повествование говорит о сотворении, – точнее, об образовании Меродахом из самого тела Тиамат неба и земли. В сказании Бытописателя образование Творцом из первобытного хаоса всего видимого мира распадается на шесть творческих дней. В первый из этих дней произведен был Богом свет и отделены были все способные к свету элементы от общей хаотической первобытной массы; во второй день образована была твердь или видимое небо, вследствие отделения водообразных масс, имевших отойти к небесному пространству, от таких же масс, имевших образовать нашу планету; в третий день на самой земле произведено было отделение воды от плотной земляной массы, вслед за чем явились вместилища вод и суша, и начало свое бытие растительное царство; в четвертый день образованы были тела на тверди небесной, – солнце, луна и звезды; в пятый день земные вместилища вод и окружающий землю воздух были населены рыбами и птицами; в шестой день и суша земная населена была созданными земными животными и, наконец, человеком. Обращаясь к ассиро-вавилонскому повествованию о творении мира, мы не находим в нем идеи шестидневного творения: видимый мир образуется здесь постепенно, но за одним-ли продолжительным творческим актом или же в несколько отдельных периодов, – нельзя определить. Сопоставляя его, далее, с библейским сказанием, мы не находим в нем только (если не касаться частностей) истории первого дня творения: о свете, как особом, самостоятельном элементе, отличном и отдельном от испускающих его небесных светил, мы не видим и упоминания в ассиро-вавилонском повествовании. Библейская история второго дня творения, – творения тверди, отделения и сосредоточения небесных вод, – в полном своем объеме содержится и в ассиро-вавилонском повествовании: создание из половины туловища Тиамат (моря) неба, устройство запоров, поставление стражей с целью не выпускать небесных вод – эти частности повествования по мысли совершенно аналогичны соответствующей части библейского сказания. Параллель истории третьего дня творения мы находим в упоминаниях ассиро-вавилонского повествования об устройстве берегов перед водою, – следовательно – определенных границ для водных бассейнов, – о создании суши, о проведении Тигра и Евфрата, о произведении травы, стеблей, тростника, кустарников, деревьев, лугов, рощ, лесов и т.п. В этой своей части ассиро-вавилонское повествование отличается даже, сравнительно с библейским сказанием, своеобразной картинностью, наивной подробностью. Особенно богат сравнительно частностями тот отдел ассиро-вавилонского повествования, который соответствует четвертому дню творения. Библейскому, – краткому по выражению, но сильному по мысли, – сообщению о том, что Бог создал два светила великия, – большее, дневное (солнце), и меньшее, ночное (луну), и звезды, для освещения земли и для отделения дня от ночи, и для знамений и времен, и дней и годов, – отвечает рассказ об установлении звезд, созвездий, планет, подробное описание фаз луны, упоминание об определении, при помощи светил, времен года, месяцев, недель, дня и ночи и т.п. Несмотря на то, что этот отдел ассиро-вавилонского повествования выдерживает основную мысль и библейского сказания, нельзя не заметить здесь одной характерной особенности: ничто не показывает, чтобы солнце было, по библейскому выражению, большим светилом, а луна – меньшим; луне посвящено сравнительно очень много слов, о солнце же только упомянуто мимоходом. И это не случайно: здесь отражается общее воззрение ассиро-вавилонян, ставящее луну выше солнца; даже в классификации богов у этого народы бог луны – Син считался отцом бога солнца – Самаса²³. Далее, история пятого дня творения отображается в ассиро-вавилонском повествовании несколько прикровенно: определенного указания на рыб и птиц в ряду многочисленных творений Создателя мы не встречаем здесь (если не предположить, что «рыбы» и «птицы» могли стоять вместо нескольких многоточий, означающих в разных местах отсутствие слов или выражений в дошедшей до нас редакции повествования). Но, конечно, этим рыбы и птицы не исключаются из ряда других созданных существ, так как они, несомненно, подводятся под общее название, здесь же встречающееся, – «все живыя существа», «все множество», «каждая тварь». Зато о земных животных, созданных в шестой день, в повествовании говорится довольно подробно: корова, теленок, овца, ягненок, козёл, олень, газель и проч., вообще – скот полевой, животные полевые, всякое живое существо на поле,– еще общее – «все живыя существа» и т.д. – вот обстоятельный перечень тварей, создание которых повествованием приписывается Меродаху. Наконец, не без упоминания осталась в повествовании и история происхождения человека на земле: тот же Меродах «создал людей, а Аруру вместе с ним создал человеческое племя». Кроме такого общего упоминания, в другом месте повествования мы находим более специальное и более интересное для нас сообщение: «Нинигиазаг»²⁴ создал два небольшие существа, среди всего множества тварей их он сотворил прекрасно». Это – несомненная параллель Быт.1:27: сотворил Бог человека по образу Своему, по образу Божию сотворил его; мужчину и женщину сотворил их. «Прекрасно» – это и есть образ Божий в человеке, котором он один украшен «среди всего множества тварей»; а «небольшими» эти «два» первых человеческих «существа» названы, вероятно, в отношении к их сравнительной величине.

Нельзя еще не обратить внимания, при сопоставлении ассиро-вавилонского повествования с первой главой Библии, на такие характерные выражения, как: Меродах «создали искусныя вещи», «искусно было его создание», «созданию рук его они все (другие боги) удивлялись». Непредубежденный читатель всегда признает их аналогичными по мысли неоднократным библейским выражениям: увидел Бог, что это хорошо, – увидел Бог все, что Он создал, и вот, хорошо весьма.

Уже одно чтение ассиро-вавилонского повествования о творении мира дает нам заметить, что это повествование значительно сложнее и по характеру художественнее простого, бесхитростного по содержанию, лаконического по языку библейского сказания о том же событии: иного в ассиро-вавилонском повествовании, сравнительно с Библией, недостает, но другое представлено с частностями, прибавками, прикрасами и т.п.; довольно указать, как на рельефный пример, на сообщение о творении светил небесных. Является вопрос: что такое по существу своему это повествование? Нужно заметить, что подобные или аналогичные предания о начале мира мы встречаем и у других народов древности; распространенная на западе так называемая мифическая теория считает эти предания только национальными мифами, которыми каждый народ предваряет обыкновенно свою действительную историю; между прочим, таким национальным еврейским мифом считает эта теория и библейское сказание о творении мира. Между тем в сущности эти же самые предания различных народов и племен служат только подтверждением истины их основной идеи. Как заметил один специальный исследователь этого вопроса, «первоначальное предание в той или другой степени бывает извращено, однако оно отражается у различных народов в самых разнообразных мифических представлениях, не лишенных, понятно, национальной окраски, среди которой, при всем том, ярко выступает на вид историческое зерно первоначального предания²⁵. Эта местная и национальная окраска, это «национализирование и локализация»²⁶ первоначальных преданий бывают, понятно, у различных народов весьма сильны: извращения, смешения, перестановки – все это здесь возможно; но основное зерно не теряется никогда и сохраняется сравнительно чистым у всех народов. Возвращаясь к ассиро-вавилонскому повествованию о творении мира, мы ясно видим в нём следы этого «национализирования и локализации»: упоминания об океанах, о берегах, о верфи ясно указывают, что повествование возникло у народа приморского, занимающегося, притом, судоходством (евреи же, например, жили среди суши и приморскими полосами почти никогда не владели: они принадлежали филистимлянам и финикиянам); указание на Тигр и Евфрат (и только на эти реки) говорит о самой стране, в которой получило свою редакцию рассматриваемое повествование; многократные упоминания о тростнике, камыше свидетельствуют, что страна эта принадлежала к числу вообще хорошо орошенных обилием рек (в Палестине же больших рек не было и назвать её хорошо орошенною нельзя); указания на луга, скот полевой, домашних животных говорит о стране вообще ровной, удобной к земледелию, и о народе промышленном (Палестина же, например, должна быть признана в общем гористой страной, а народ её – меньше склонным к внешней торговле и промышленности); указания на кирпичи, дома, города говорят о народе, сильно склонном к возведению разного рода сооружений; проведенная классификация божеств свидетельствует о чрезвычайно развитом политеизме ассиро-вавилонян (евреи же в своих религиозных были представителями чистого монотеизма); указания на храмы говорят о сильно развитом религиозном чувстве ассиро-вавилонян, выражающемся, разумеется, в чисто внешних проявлениях, преимущественно в самом сооружении святилищ; поименные указания на некоторые города, имевшими своими преимущественными покровителями тех или других богов (Ану – бог города Ереха, Еа – бог города Ириду, Вил – бог города Ниппура, Меродох – бог Вавилона) говорят тоже об этой своеобразной особенности религиозного чувства древних ассиро-вавилонян, и т.д. Но рядом с возможными частностями, в этом «национализированном» представлении есть основные элементы, общие и другим национальным преданиям о творении мира²⁷, сближающие эти предания и с библейским сказанием. Эти основные элементы, отражающиеся во всех самых разнородных и «национализированных» представлениях, и составляют их историческое зерно, которое, прибавим здесь, только подтверждает истину и библейского сказания о творении мира. Считать все это только за миф – значит идти прямо против всеобщей веры, против общего невольного сознания и убеждения всего рода человеческого, против убеждения даже тех, которые не знают и не хотят знать Библии. Понятно, поэтому, как нужно смотреть на взгляд того же Иенсена, который считает ассиро-вавилонское повествование только плодом сильно возбужденной восточной фантазии его писателя, видит в нем только фантастическое описание восхода солнца: когда утреннее солнце победоносно поднимается из-за восточного моря (Тиамат) и постепенно испускает свои лучи на всю, до того времени покрытую ночным мраком, природу, тогда небо и земля как бы разделяются, сперва небо, потом земля как бы возникают из мрачного хаоса, и постепенно как бы начинает свое бытие вся вселенная– вот, по Иенсену, существенный смысл рассматриваемого нами повествования²⁸. Нужно заметить, что подобный взгляд на космогоническую историю – не новость среди представителей упомянутой нами мифической теории: также думает относительно Моисеева сказания о творении мира Гердер²⁹. Нечего и говорить, что взгляд Иенсена по существу слишком уж фантастичен: в действительности не сама природа пробуждается и как бы оживает при первых лучах солнца, а образует небо и землю творец – Меродах (отожествлять его с солнцем у Иенсена мы не видим никаких оснований); в действительности небо и земля, по повествованию, возникают из тела Тиамат (моря), а не выплывают из мрака, который Иенсену хочется назвать хаосом; спросим еще, каким образом появляются (становятся видимыми) при свете утреннего солнца звезды, луна в различных своих фазах и т.п., о чем в повествовании говорится довольно много? Кажется, довольно уже этих беглых замечаний, чтобы отнять у теории Иенсена какую бы то ни было убедительность; превратить рассматриваемое нами повествование только в миф, миф в его существе, в его основной идее, в его главной мысли соображение Иенсена не в силах.

Наше сопоставление ассиро-вавилонского повествования с первой главой Библии имело, между прочим, и прикровенную цель – указать, в чем именно можно и нужно видеть историческое зерно этого повествования; – в том, что есть общего по мысли, по духу в нем с сказанием о творении Бытописателя. Остальное, конечно, нельзя не признать плодом поэтического творчества восточного. Но здесь возникает вопрос: как относятся друг к другу по своему происхождению ассиро-вавилонское повествование о творении мира и сказание об этом Бытописателя? Тот же Иенсен, например, не стесняется называть ассиро-вавилонское повествование «прототипом библейских легенд»³⁰. Поставим, поэтому, вопрос широко: заимствовали ли ассиро-вавилоняне свое повествование о творении мира из первой Моисеевой священной книги и этим ли объясняется указанное нами сходство между обоими повествованиями, или, может быть, и Моисей взял основную идею истории творения у ассиро-вавилонян? Выяснение вопроса о времени происхождения ассиро-вавилонского повествования даст нам требуемый ответ.

Обратимся к самому повествованию. На обороте первой дощечки, содержащей начало ассиро-вавилонского повествования, имеется клинообразными письменами следующая надпись: «дворец Ассурбанипала, царя народов, царя ассирийского…, мудрость Нево, действия бога, моего наставника, все в совершенстве, я изобразил на дощечках, исследовал, наблюдал и выставил их внутри моего дворца для чтения моему народу»³¹. На обороте пятой (по счету) глиняной дощечки находится подобная же надпись: «страна Ассурбанипала, царя народов, царя ассирийского»³². Несомненное доказательство, что самая запись ассиро-вавилонского повествования о творении мира относится к царствованию Ассурбанипала, царя ассирийского (VII в. до Р.Х р.). Но относить к этому же времени происхождение и самого повествования³³ нельзя: сами переписчики, записывавшие повествование для библиотеки Ассурбанипала, свидетельствуют, что их запись есть не оригинал, а только копия, перепись более древних актов, – какого времени – неизвестно; одно только можно сказать с уверенностью, что эти более древние акты происхождения ещё древне-вавилонского, так как весьма многие и важные письменные памятники содержания исторического, религиозного, научного и т.п. Ассирия получила от древнего Вавилона, сравнительно ранний исторический период жизни которого был уже периодом расцвета вавилонской литературы. Далее, опираясь на историю города Вавилона и на некоторые другие исторические данные, Смит, которому принадлежит честь открытия самого повествования, относит происхождение первоначального, вавилонского оригинала его ко времени не раннее царствования Урука (Ургура?) и не позднее царя Гаммураби, – приблизительно между 2000 и 1550г. до Р. Хр., – между временем жизни Авраама и Моисея³⁴. Если это так, то о заимствовании ассиро-вавилонянами своего повествования, древнейшего по времени книги Бытия, из Моисеева сказания о творении мира не может быть и речи. Разумеется, мы не можем допустить и противоположного предположения. Ассиро-вавилонское повествование в своей основной идее – истина и заимствовано, несомненно, из первобытного откровения, которое было присуще всему человечеству, жившему до Авраама³⁵, и долго существовало в виде устного предания. Но то же первобытное откровение послужило источником и Моисеева сказания; разница, конечно, в том, что богодухновенный Бытописатель изложил только чистую, священную истину, тогда как вавилонские книжники историческое зерно, и без того, вероятно, затемненное в последовательной устной передаче, разукрасили еще поэтическими подробностями. Этими обстоятельствами и объясняются как сходство, так и различие обоих повествований: сходство – одним первоисточником того и другого, различие – обстоятельствами их написания. При непосредственном заимствовании какого либо одного из этих повествований из другого, заключающегося уже в письмени и, следовательно, имеющего уже определенную форму, взаимное сходство их, нам кажется, должно было бы быть ближе, а различие (прибавление целых существенных, имеющих большую важность, эпизодов) – не столь значительно.

Прибавим еще, что, если бы была возможность восполнить многочисленные пробелы в дошедшей до нас редакции ассиро-вавилонского повествования и восстановить его в полном виде, – тогда, может быть, это повествование явилось бы перед нами в ещё более характерной и интересной для нас форме.

С. Песоцкий