Вера не бывает безразличной

«Все пути одинаково хороши» – весьма популярный взгляд. В чем его главная ошибка? Если сказать одной фразой, то все пути одинаково хороши только для того, кто никуда не идет и не собирается. Как только вы отправляетесь в дорогу, принимаете какие-то решения, вкладываетесь, тратите время и силы, вас уже не устроит популярное мнение, что все дороги хороши. Вы же не можете идти сразу по всем дорогам – вы должны выбрать какую-то одну.

Вам точно не все равно, если речь идет, скажем, о лечении опасной болезни. Вы едва ли скажете, что все методы лечения одинаково хороши для истинно верующего в медицину. Вы приложите все усилия, чтобы получить правильное (а не какое угодно) лечение.

Пусть читатель простит приземленный характер примера, но когда вы собираетесь совершить дорогую покупку, например, ноутбук, вы, скорее всего, потратите какое-то время на наведение справок. Вы выясните, не задирает ли этот магазин цену, надежная ли это модель, подойдет ли она для вашей работы и т.д. Вы не станете вкладывать серьезные для вас деньги по принципу «все равно, какую покупку мне сделать». Когда вы что-то всерьез вкладываете – хотя бы деньги – вам не все равно.

Или возьмем, например, любую из наук. Учитель физики (или, например, истории), который скажет, что все равно, каких представлений о физическом мире (или истории человечества) вы придерживаетесь, вызовет наше удивление – мы понимаем, что есть верные, а есть и ошибочные представления о реальности, и, раз мы должны в этом мире жить, нам стоит держаться именно истинных.

Если вы поступаете на курсы, вам в голову не придет сказать: «Мне все равно, чему учиться». Если вы устраиваетесь на работу, вы никогда не скажете: «Мне все равно, где работать».

Иначе говоря, вы не станете пренебрегать различиями в любом вопросе, который имеет для вас хоть малейшее практическое значение, и в который вы собираетесь вложить хоть немного усилий. Это так в отношении покупок, путешествий, науки, медицины, учебы, работы – любой области жизни.

Поэтому вопрос о том, как именно верить, связан с вопросом о том, имеет ли вера какое-либо практическое значение для вас, меняет ли она хоть что-нибудь в вашей жизни.

Побуждает ли она вас хоть к каким-то конкретным действиям? Кто-то может сказать, что «вера побуждает меня вести нравственную жизнь». Но и любой атеист может сказать о том, что он ведет нравственную жизнь под влиянием его убеждений – что в вашу жизнь приносит именно вера? Чем, например, ваше недельное расписание как верующего в Бога отличается от недельного расписания атеиста? Допустим, вы оба одинаково мирные и законопослушные граждане, работаете по будням, отсыпаетесь по выходным, заботитесь о своих семьях, не совершаете ничего вопиюще аморального или противозаконного – что в вашу жизнь привносит вера такого, чего нет у вашего соседа-атеиста?

И если она ничего не меняет в вашей жизни, то в чем разница между наличием такой веры и ее отсутствием?

Один мой знакомый – большой любитель оперы. Человек он небогатый, а билеты дорогие. Он покупает себе билет, который только позволяет ему пройти в зал и слушать оперу стоя. Он стоит несколько часов, наслаждаясь своим любимым искусством. Любовь к опере побуждает его к определенным усилиям.

Другие мои знакомые – любители альпинизма. Они жадно читают книги об отважных восхождениях, закупают снаряжение, тренируются, а когда приходит долгожданное время отпуска, – отправляются в горы. Эти люди действительно любят горы и питают живой интерес к альпинизму.

Я также знаю реконструкторов, которые увлечены древними сражениями, – они куют себя мечи и доспехи, и время от времени собираются, чтобы изобразить Куликовскую Битву или Ледовое Побоище. Это требует немалых затрат сил, времени и денег, но они ничего не жалеют ради своего увлечения.

Если у людей есть живой интерес к чему-то, он обязательно проявляется в их поведении, в том, как они тратят свои ресурсы, и куда они отправляются воскресным утром.

Если интерес к Богу никак не проявляется, значит, этого интереса просто нет. Если я не молюсь, не участвую в богослужениях, не прилагаю никаких усилий к тому, чтобы разобраться, во что я, собственно, верую – то что вообще, в таком случае, означает слово «вера»?

Возможно, в том, что люди называют «верой» нечто, что никак не влияет на их жизнь, отражается опыт десятилетий государственного атеизма, когда любое признание сверхъестественной реальности уже выделяло человека как «верующего», «не-атеиста». Атеисты – те, кто громогласно отрицают бытие Божие, верующие – те, кто от такого отрицания воздерживаются.

Если мы попробуем рассмотреть эту веру, вглядевшись в нее, как мы могли бы вглядываться в очень-очень бледную, едва различимую надпись, мы увидим в ней два элемента. Первый – это допущение, что Бог, возможно, существует как источник нравственного закона. Бог одобряет одни вещи и порицает другие – прежде всего, Он порицает тех людей, которых порицаю я.

Второй – это допущение существования Бога как последней надежды, пожарной страховки, парашюта на случай крушения. Тот, к Кому можно воззвать в крайней нужде, а пока такой крайней нужды нет, достаточно просто не отрицать Его.

Вера в этом смысле может быть даже бледнее открытого атеизма – атеист, по крайней мере, серьезнее относится к своему выбору, он понимает, что из мировоззрения следуют определенные обязательства.

Отрицать Бога, а, значит, не иметь возможности на Него ссылаться, ругая других, и не иметь возможности воззвать к кому-то в беде и опасности – это позиция трагически неверная, но хотя бы последовательная.

Говорить о своей вере в Бога, когда это удобно, игнорировать Его, когда в Нем не чувствуется нужды – это, пожалуй, даже хуже.

Но давайте попробуем быть последовательными. Если мы признаем, что Бог – личностный, всемогущий, нравственно благой Создатель мира и человека – реален, то что из этого следует?

Если существует Бог, на которого я могу сослаться, упрекая других людей и требуя от них, чтобы они вели себя определенным образом, то этот же самый Бог наверняка имеет какие-то требования ко мне. Он хочет, чтобы я поступал так, а не иначе и Он может упрекнуть меня, если я так не поступаю. И в этом случае мне следует разобраться в том, чего Он хочет от меня, а не только от других людей.

Более того, если Бог есть последняя надежда, мне стоит внимательно выяснить, на Кого и почему я надеюсь. Парашют лучше тщательно осмотреть до того, как вы окажетесь в воздухе. Огнетушитель – до того, как вспыхнет пожар. Связь лучше проверить до того, как вам понадобится вызывать помощь.

Если Бог реален, вам стоит сделать хотя бы шаг Ему навстречу.

Что же, если мы решим сделать хотя бы первые шаги в вере и как-то ее проявить? Первое и простейшее религиозное действие – молитва – уже поставит нас перед вероисповедным выбором. Как мы обратимся к Богу? Какими словами? Будем ли мы при этом упоминать имя Иисуса? Если да, то в каком качестве? Мы назовем Его Пророком (как мусульмане), Архангелом (как некоторые культисты) или воплощенным Богом (как православные христиане)? Если мы вообще решим никак не упоминать Иисуса – это тоже религиозный выбор. Молитва неизбежно предполагает какое-то исповедание веры, а исповедание неизбежно предполагает выбор из существующих религиозных традиций. Теоретически, вы можете на ходу сконструировать свою собственную, но это, опять таки, будет выбором, который оставит все остальные варианты за кадром.

Сказав «да» исповеданию Иисуса Сыном Божиим, вы тем самым скажете «нет» всем тем религиозным традициям, которые Его таковым не признают. Отказавшись сделать это, вы скажете «нет» христианству.

Уже на этом – самом простом и первом шаге – вы не сможете сохранить представление о том, что религиозные различия неважны.

Но вера в Бога неизбежно предполагает и другие шаги. Если я верю, что существует Бог, Которому я могу молиться, и Который слышит мою молитву, мне будет трудно предполагать, что я первый и единственный человек, который молится.

Бог – не мой индивидуальный воображаемый друг. Он Творец неба и земли и всего человеческого рода. Если я полагаю, что могу установить с Ним какие-то отношения, то очевидно, что уже многие люди устанавливали такое отношения до меня.

Да и прямо сейчас на свете живет немало верующих. Более того, я не сам додумался до веры в Бога и до молитвы, я уже знал, что люди верят и молятся. Вера и молитва стала мне известна благодаря традиции, благодаря тому, что люди передавали ее из поколения в поколение.

Бог уже открывался людям до меня, и вера неизбежно приведет меня в сообщество верующих. По целому ряду причин, но для начала можно просто привести пример: если я горячо заинтересуюсь музыкой, это приведет меня в круг любителей музыки. Ведь музыка началась не с меня, и я не единственный человек, которому она важна.

Более того, вера приведет меня в какое-то вполне конкретное сообщество, которое исповедует вполне определенные догматы.

Среди людей, которые верят в Бога, – всерьез верят, так, что это глубоко влияет на их жизнь, – постоянно ведутся споры о том, как правильно понимать Его Откровение, как правильно Ему поклоняться, и каков указанный Им путь спасения. Конечно, это может производить неприятное впечатление, и желание отмежеваться от этих споров – а мне вот принципиально все равно! – можно понять.

Но давайте разберемся, что именно плохо в этих спорах? Спор, желание докопаться до истины, вовсе не плох сам по себе. Иногда может быть настоящим интеллектуальным наслаждением следить за тем, как культурные, образованные люди обмениваются аргументами по какому-то важному вопросу.

Плохим является то, что может сопровождать спор, – раздражение и ярость, гнев и крик; как говорил один мой знакомый: «И зачем же нам иметь такой базар, когда мы можем за те же деньги иметь конференцию?»

Есть также сколь популярный, столь и ложный довод атеистов, что религиозные различия вызывают войны. Анализ войн и их причин сразу показывает, что это не так. Войны, которые можно было бы рассматривать как «религиозные» хотя бы в глазах их участников, составляют очень малую часть конфликтов в истории, да и у тех есть другие причины. Если военная пропаганда апеллирует к религии, из этого никак не следует, что религия – причина войны; точно так же, как из того, что пропаганда любой воюющей стороны уверяет, что ее дело – доброе и справедливое, не следует, что причина войн – добро и справедливость.

Желание установить истину – и, если речь идет о Божественном Откровении, как можно более тщательно отделить сигнал от шума, – является не только благим, но и необходимым. Если Бог реален – с чем мы, кажется, уже согласились – то нет ничего более важного и достойного тщательного рассмотрения, чем вопрос о том, как нам понимать Его Откровение, как жить и как искать вечного спасения.

В этом случае равнодушие даже хуже заблуждения – заблуждающийся человек хотя бы ищет истину и может ее найти; равнодушному трудно чем-то помочь.

Безразличие часто притворяется терпимостью или даже любовью. Но оно не является ни тем, ни другим. Терпимость – это готовность поддерживать мирные и благожелательные отношения с людьми, с которыми вы категорически не согласны в важных для вас вопросах. Если между вами нет острого несогласия – у вас нет случая проявить терпимость. Для того чтобы практиковаться в этой добродетели, у вас должны быть важные для вас убеждения, которые ваш сосед оспаривает или, по меньшей мере, не разделяет.

Если мы верим в Бога, Который создал нас для того, чтобы мы знали Его и в Нем обрели наше подлинное счастье, то заблуждение, которое уводит человека от Бога, ужасно – оно лишает его самого важного и подлинного блага в жизни.

Можно еще раз отметить, что вы не будете безразличным в важных вопросах – если ваш ближний прочитал где-то, что его раковую опухоль может исцелить алтайский мед, вы приложите все усилия, чтобы побудить его выкинуть это заблуждение из головы и прибегнуть к прописанной врачами химиотерапии. Отказ это делать будет проявлением не любви, а ледяного и даже преступного безразличия.

Если вы верите в Бога и вечное спасение – именно любовь к ближнему требует найти истину и твердо ее держаться. А значит, присоединиться к сообществу, которое хранит и возвещает эту истину. Тому самому, о котором Христос сказал: «Я создам Церковь Мою, и врата ада не одолеют ее» (Матф.16:18).