Как относиться к библейской критике?

Иногда люди говорят нам: «Специалисты доказали, что Библии нельзя доверять». Предполагается, что Эрман (как и другие библейские критики) – специалист в области новозаветных исследований, а вы нет, и, если Эрман полагает, например, что Иисуса постепенно обожествили Его последователи, приписав Ему соответствующие слова и деяния намного позже Его смерти, то вам стоит ему поверить. Простодушная детская вера должна уступить горькому, но неизбежному признанию научной истины. Ну, или наоборот – признанию охотному, если человек ищет обоснований своему неверию.

Что же, уважение к специалистам – действительно требование как смирения, так и здравого смысла. Люди сначала потратили годы на учебу, потом еще десятилетия на самостоятельные исследования, они понимают древние языки, тщательно следят за всеми новинками в своей сфере, глубоко погружены в тему, и смело критиковать специалиста, имея только самые поверхностные представления о предмете, – значит выставлять себя самоуверенным невеждой.

Но люди, безоглядно доверяющие специалистам в области библейской критики, совершают сразу несколько ошибок. Рассмотрим их подробнее.

Первая ошибка связана с простодушной детской верой – не христиан, а атеистов – в то, что знание обязательно ведет к неверию. Это постоянная тема на атеистических сайтах – христиане люди глуповатые и невежественные, они не знают не только естественных наук, но и своих собственных Священных Писаний, а если бы знали, то понимали, каких нелепостей они преисполнены.

Однако многие специалисты по Новому Завету (чего и сам Эрман не оспаривает) обладают всеми возможными познаниями в предмете – и это ничуть не побуждает их оставить христианскую веру.

Из тех, чьи книги я читал, я могу назвать англиканского епископа Н. Т. Райта, который, несмотря на общую склонность его общины к богословскому либерализму, убедительно обосновывает достоверность свидетельств о физическом воскресении Христа, специалиста по новозаветной истории Крейга Эванса, выдающегося специалиста по библейской текстологии Брюса Метцгера, из наших сограждан – библеиста Андрея Десницкого. Да и множество других имен говорит о том, что профессиональные познания в библеистике обычно не делают человека атеистом.

Поэтому в данном случае простая ссылка на специалиста никак не может быть решающим аргументом в споре – разные и при этом примерно одинаковой квалификации специалисты придерживаются разных вероисповедных позиций. Среди них есть христиане разных толков, иудеи, агностики и атеисты.

Для человека, не знакомого с этой областью, может быть неожиданным и неприятным открытием, что специалисты могут так сильно расходиться во мнениях – разве наука не должна находить объективное, надежное, несомненное знание? Увы, не должна – в ней всегда присутствует элемент интерпретации данных, и эта интерпретация зависит от предпочтений конкретного ученого (и его окружения). Правда, когда речь идет о естественных науках, пространства для субъективных предпочтений остается не так много – постепенно наблюдения и эксперименты позволяют отбрасывать явно ошибочные интерпретации. Сто лет назад среди биологов существовал широкий консенсус относительно научности расизма и «превосходства белой расы». Сейчас эта точка зрения совершенно отвергнута. Приближаясь к истине, наука по дороге делает огромное количество ошибок, иногда упорных ошибок. Таков уж процесс научного познания.

Когда мы переходим в область общественных и гуманитарных наук, субъективные предпочтения начинают играть еще большую роль. Суждения экономиста и прописанные им рецепты будут сильно зависеть от того, является ли он коммунистом, который выступает за отмену частной собственности на средства производства, или, напротив, либертарианцем и именно государственную собственность видит причиной всех экономических неурядиц.

Историки будут реконструировать события прошлого, исходя из своих предпочтений – нередко тех политических и национальных симпатий, которые они имеют сейчас. Это не значит, что они будут намеренно лгать, хотя такой соблазн и будет сильным. Это значит, что они будут подчеркивать некоторые факты, а некоторые – деликатно оставлять в тени, полагать, что такие-то события характеризуют весь процесс, а такие-то – являются чем-то случайным и побочным. Еще раз отметим, что это, как правило, не является намеренной фальсификацией – мы неизбежно как-то сортируем и интерпретируем факты, и полученная нами картина будет как-то размещать их в рамках нашего общего взгляда на вещи.

И вот в библеистике личные предпочтения начинают играть особенно сильную роль, причем это не вопрос личной добросовестности исследователей. Это вопрос их мировоззрения.

Физик-атеист в своем подходе не отличается от верующего физика. Оба согласны, что существует материя, что она упорядочена определенным образом, что физические события определяются неизменными и безличными законами природы. Верующий скажет, что эти законы установил ее Создатель, у неверующих ответа на вопрос об их происхождении я не видел, но, так или иначе, методы физических наук работают независимо от того, признает физик Создателя или нет.

В совершенно другой ситуации находится библеист. Он исследует исторические документы, в которых повествуется о чудесах. О сверхъестественном вмешательстве Бога в историю. В центре новозаветного повествования стоит такое недвусмысленно сверхъестественное событие, как Воскресение Христа из мертвых. Но и само повествование о жизни и служении Иисуса насыщено чудесами.

И при интерпретации библейских данных мы не можем уйти от вопроса о том, признаем ли мы такое сверхъестественное вмешательство в принципе возможным. Если мы придерживаемся – как тот же Барт Эрман – материалистического взгляда на мир, мы неизбежно, еще до рассмотрения каких-либо свидетельств, будем рассматривать любые сообщения о чудесах как заведомо ложные. Этого не могло быть, потому что не могло быть никогда. Как пелось в старой детской песенке, «кто угодно это был, но не попугай».

Материалист верит (именно верит, доказательства тут невозможны), что любые события в реальности являются проявлением предыдущих состояний системы и безличных и неизменных законов природы. Природа закрыта – никакие вмешательства извне в нее невозможны. Почему невозможны? Потому что это аксиома, принимая без доказательств. Никакие сверхъестественные события невозможны ни ныне, ни присно, ни во веки веков. Следовательно, любые сообщения о таких событиях должны рассматриваться как ложные – независимо ни от каких свидетельств. Новозаветные документы о сверхъестественных событиях лгут и не могут не лгать.

И это определяет подход к ним: если, например, автор второго послания Петра сообщает, что лично присутствовал при Преображении Господнем, то это заведомая ложь, потому что никакого Преображения не могло быть, потому что не могло быть никогда, следовательно, автор послания ни в коем случае не Петр, и это непреложный научный факт. Отметим, что такое недоверие будет связано не с рассмотрением самих свидетельств, а с определенной философской позицией, принятой до всяких свидетельств. Бога, по крайней мере, такого, который бы вмешивался в человеческую историю, нет, чудес не может быть в принципе.

Лично Барт Эрман, в отличие от многих своих коллег, сразу и без всякого лукавства определяет себя как «агностика, склонного к атеизму», и недвусмысленно говорит о том, что не верит в какие бы то ни было сверхъестественные события. Такая честность достойна похвалы – нередко из либеральных библеистов невозможно вытрясти, во что же они, собственно, верят относительно природы реальности, видно только, что в своем подходе к Писанию они твердые материалисты.

Некоторое время назад мне казалось чрезвычайно удивительным, что люди не верят свидетельству апостолов, но в то же время берутся реконструировать «исторического Иисуса» и пишут на эту тему толстые книги, не имея в своем распоряжении ничего, кроме свидетельства этих самых апостолов.

Как человек через две тысячи лет после Евангельских событий может лучше знать, как оно все было на самом деле, чем представители первого-второго поколения учеников Иисуса, от которых мы и знаем об этих событиях?

Только потом я понял, какую задачу решает неверующий исследователь Нового Завета. Ему нужно объяснить существование новозаветных свидетельств о сверхъестественных событиях в жизни Иисуса, отрицая сами эти события. Вопрос не стоит «говорил ли Иисус о Себе как о Боге, или Его потом уже обожествили ученики». С самого начала принимается за непреложный факт, что, конечно же, не говорил. И, конечно же, обожествили. Задача исследователя видится не в разрешении этого вопроса – уже заранее совершенно однозначно разрешенного, – а в выстраивании правдоподобного объяснения того, как этот процесс мог бы происходить.

Мне часто доводилось читать, что верующие предвзяты – они заранее рассматривают новозаветные свидетельства с позиции своей веры. Они интерпретируют новозаветный текст в соответствии с тем Символом Веры, который они каждое воскресенье поют в церкви.

Действительно, мы исходим из определенной мировоззренческой позиции – Бог реален, чудеса возможны, Бог явил Себя в Иисусе Христе. Апостолам можно доверять – не как диктофону, а как добросовестным свидетелям. Но предвзяты и наши оппоненты – они не выводят свое мировоззрение из свидетельств, а интерпретируют свидетельства, исходя из своего мировоззрения.

Они (как и мы) действуют не как объективные исследователи, а как адвокаты определенной стороны. Это (скажу еще раз) не заслуживает упрека, если люди (как Эрман) сразу и открыто озвучивают свое мировоззрение. Но это никак нельзя назвать «объективным». Собственно, «объективный» взгляд тут невозможен. В рамках вашего мировоззрения вы либо, в принципе, допускаете чудеса, либо нет.

Но сделаем несколько уточнений о материализме. Это картина мира (которую еще иногда называют натурализмом или физикализмом), которая предполагает, что единственная подлинная реальность – материя, управляемая безличными и неизменными законами природы. Человеческое сознание – очень поздний продукт процесса космической эволюции, развертывания безличных, бессознательных и бессмысленных природных сил.

Индивидуальное сознание – целиком и полностью продукт мозга, проявление неких очень сложных, но, безусловно, чисто материальных процессов в миллиардах ваших нейронов. Все эти процессы, разумеется, управляются все теми же законами природы, и все ваши акты мышления и произволения есть результат определенных электрохимических реакций.

В этой картине мира не существует Бога, бессмертной души, ангелов или духовного мира вообще. Не бывает и чудес: творить их некому, так что все сообщения о них заведомо ложны.

Но в ней не существует и ряда других вещей, в частности, свободной воли, добра, истины, красоты. Все это – иллюзии, порожденные нашим чисто материальным мозгом. Им ничего не соответствует в реальном (то есть материальном) мире.

Есть множество причин, по которым материализм очевидно неверен. Но мы пока скажем о самой простой – если все ваши акты воли определяются природным процессом в коре вашего головного мозга, а сам этот процесс – предыдущими состояниями системы и неизменными законами природы, у вас нет свободной воли. Как сказал выдающийся космолог (и материалист) Стивен Хокинг, «Хотя мы думаем, что способны делать осознанный выбор, наши познания в области молекулярных основ биологии свидетельствуют, что биологические процессы подчиняются законам физики и химии, а потому столь же детерминированы, как и орбита планет....

Трудно себе представить, как может проявляться свобода воли, если наше поведение определяется физическими законами. Поэтому, похоже, мы представляем собой не что иное, как биологические машины, а свобода воли просто иллюзия».

Чтобы принять материализм, я должен был бы совершить не что иное, как осознанный выбор, акт свободной воли, которой, если материализм верен, у меня просто нет. Я опроверг бы материализм самим актом его принятия. Это не единственный абсурд этого мировоззрения, но, пожалуй, самый заметный, на нем и остановимся.

Если же мы не принимаем материализм (а у нас нет оснований его принимать, зато есть множество причин его отвергнуть), у нас нет оснований с порога отвергать чудеса Нового Завета, и главная предпосылка, на которой строится весь подход критиков к Писанию, рушится.

Если свободная воля, сознание, творчество, истина, добро и красота реальны и имеют своим источником свободного, личностного, истинного, благого и прекрасного Бога, для нас естественно задаться вопросом, как Он открыл Себя людям. И как только мы поднимаем глаза, мы наталкиваемся – и не можем не натолкнуться – на Иисуса Христа. На свидетельство о Боге, Который стал человеком, умер на Кресте и воскрес из мертвых, чтобы спасти Свое творение.

В этом случае придирки к тексту Библии имеют мало значения. Происходит узнавание – вот Он. А то, что свидетельства о Нем – это воспоминания свидетелей, а не видеозапись, ничего в этом не меняет. Но скажем несколько слов о нападках на текст.

Библейская критика разрушительна не для христианской веры, однако она ставит под вопрос определенное восприятие Священного Писания, характерное для протестантского фундаментализма.

Имея, само по себе доброе и благочестивое, желание отстоять Библию от нападок ее либеральных критиков, фундаменталисты стали утверждать, что в Библии нет и не может быть никаких ошибок или разночтении. Как говорит сам Эрман, вспоминая свою бытность фундаменталистом, «В Институте Муди мы верили, что Библия абсолютно непогрешима в каждом своем слове».

Потом Эрман обнаружил, что в Библии могут быть неточности, например, в Мар.2:26 первосвященник назван Авиафаром, в то время как в соответствующем месте 1Цар.21:1 – Ахимелехом. Если в Библии могут быть неточности, следовательно, представления фундаменталистов неверны, следовательно, Библия – не непогрешимое слово Божье, следовательно, Бога нет и Христос не воскресал.

Нам может показаться непонятным, как одно следует из другого. Даже если мы согласимся, что здесь в тексте ошибка – евангелист или кто-то из переписчиков перепутал имена – как бы это доказывало, что Христос не воскресал, и Бога нет? То, чему Эрмана учили в библейском институте Муди – неверно, ну и что?

Как пишет американский (верующий) библеист Крейг Эванс,

«Тут-то Эрману и стало очевидно, что нет правды в Евангелиях! Но вникните в его логику: это же типичный жесткий фундаментализм. Мне случалось слышать, как представители этого направления говорят: «Покажите мне в Библии хоть одну ошибку – и я от всего откажусь». Подозреваю, что Эрман тоже не раз слышал такие рассуждения в Библейском институте Муди. И сейчас, хоть он и исповедует агностицизм, ход его мысли отдает фундаментализмом.

Повторюсь: истина христианской Благой вести – не в непогрешимости Писания, не в нашей способности гармонизировать все четыре Евангелия, но в Воскресении Иисуса. И историческая достоверность четырех Евангелий не зависит ни от непогрешимости Писания, ни от доказательства, что в них нельзя найти ни одной ошибки. Религиозные метания Эрмана, в которых я ему сочувствую, были порождены необоснованными требованиями к природе и функциям Библии, ошибочными ожиданиями, которые были ему внушены в фундаменталистской юности».

В реальности любые воспоминания свидетелей будут содержать расхождения в деталях, и это никак не мешает нам рассматривать их как достоверные. Вспомним, например, историю петрашевцев – революционного кружка, в который в юности был вовлечен Ф. М. Достоевский.

Все сходятся на том, что петрашевцы были приговорены к расстрелу, который в последний момент был заменен каторгой. Однако разные свидетели событий заметно расходятся в деталях. Были ли улицы полны народу? Сорвал ли Петрашевский капюшон, желая смотреть ружьям в лицо? Какая именно команда прозвучала? Сколько времени приговоренные ожидали смерти? Десять минут? Пять? Минуту? Был ли Достоевский во втором ряду подлежащих расстрелу или в четвертом? Были ли приговоренные привязаны к столбам (как это обычно рисуют), или просто поставлены на эшафот?

Но при всех этих расхождениях мы знаем точно – и никто не подвергает это сомнению, – что петрашевцы были приговорены к расстрелу, их уже привезли на место казни, и тут было объявлено, что смертная казнь им заменяется каторгой. Реальные или предполагаемые расхождения в воспоминаниях свидетелей никоим образом не разрушают доверия к тому, в чем они согласны.

Воспоминания живых свидетелей о пережитых ими событиях неизбежно будут расходиться в мелких деталях, и если бы они не расходились, нам бы указали на это как на свидетельство грубой редактуры.

Однако от Эрмана и других неверующих библеистов есть и польза. Они задают важные вопросы, побуждая их оппонентов-христиан вникать в Писание. Это порождает живую – и очень интересную – полемику, за которой я слежу с большим интересом. Перед тем как приходить в сомнения и колебания от трудов критиков Писания, стоит ознакомиться и с трудами его защитников. Есть множество верующих библеистов, в которых доводы критиков ничуть не разрушили их веру. К ним стоит прислушаться.

Например, доводы самого Эрмана подобно рассмотрены – и опровергнуты – в сборнике научных статей, который так и называется «Ответ Барту Эрману. Как Бог стал Иисусом». В интернете можно приобрести как английский оригинал книги, так и прочитать некоторые главы уже переведенные на русский.

Другая важная польза – то, что между всеми исследователями Нового Завета, независимо от их личных убеждений, существует определенное согласие. Все согласны, что Иисус из Назарета существовал как историческое лицо. Эрман даже написал книгу «А был ли Иисус?», в которой разъясняет, что Иисус – в Божество и Воскресение Которого он не верит – как личность, несомненно, существовал. Все согласны, что у Него были ученики. Все согласны, что после того, как Иисус был распят, эти ученики стали со страстной верой провозглашать Его Воскресение. Таковы факты, признаваемые всеми.

Вопрос в том, как мы их объясним. И, наверное, главная проблема атеистической критики Писания – это неспособность сколько-нибудь правдоподобно объяснить, каким образом ученики, полностью сокрушенные и подавленные страшной смертью своего Учителя, пришли к убеждению, что Он – воскресший из мертвых Господь жизни и Победитель смерти.

Можно цепляться к деталям текста – и это может быть почвой для интересной дискуссии, – но что это меняет? Произошло нечто, что внушило апостолам непоколебимую уверенность в Воскресении – уверенность, с которой они претерпевали гонения и смерть. Если твердо держаться материализма, то это было неизвестно что, но точно не Воскресение, потому что чуда не могло быть, потому что не могло быть никогда.

Но если мы не придерживаемся материализма (проговоренного вслух или подразумеваемого), у нас нет причин для этого «никогда», и у нас есть все основания поверить апостолам – Он воистину Воскрес.