Что значит быть свободным?

Христиане верят, что мы все обладаем свободой воли в том смысле, что каждый из нас – автор своих решений. Разумеется, мы все принимаем их в каких-то условиях, наши возможности ограничены, мы находимся под давлением тех или иных обстоятельств. Но эти обстоятельства не предопределяют наших поступков. Разные люди, оказавшись в одних и тех же условиях, действуют по-разному. Всегда есть выбор.

Даже человек, прикованный к постели тяжкой болезнью, или заключенный в тюрьме обладают свободным выбором – они могут воспринимать их обстоятельства с озлобленностью и отчаянием, могут – с терпением и верой.

Это кажется очевидным, но один из парадоксов современного мира состоит в том, что эту, самую основную, и, кажется, само собой разумеющуюся свободу он ставит под вопрос. С одной стороны, мир провозглашает личную автономию в качестве безоговорочной ценности, с другой – утверждает, что никакой личной автономии у вас нет.

На популярном уровне происходит то, что называют «медикализацией» человеческого поведения. То, что раньше считалось грехом, в наши дни объявляется чем-то вроде болезни, находящейся вне контроля самого человека.

Человек, как считается, просто не может вести себя иначе – он изменяет жене, потому что «от природы полигамен», или вовлекается в извращения, потому что «таким родился».

Человек предполагается несвободным по отношению к своим наклонностям – всё, что ему остается, это просто следовать им, а окружающие обязаны одобрять его в этом.

На теоретическом уровне люди заходят ещё дальше – отрицая свободу воли как таковую. И действительно, если мы принимаем материалистическую картину мира, все наши решения определяются очень сложным, но чисто материальным процессами в коре нашего мозга, которые, в свою очередь, подчинены неизменным законам природы.

Как говорит нейрофизиолог Френсис Крик, «Вы, Ваши радости и скорби, Ваши воспоминания и устремления, Ваше чувство личной идентичности и свободной воли, на самом деле не более, чем определенное поведение огромного скопления нервных клеток и связанных с ними молекул. Вы – не более чем набор нейронов... хотя и кажется, что мы обладаем свободной волей, наши решения уже предопределены для нас и мы не можем этого изменить»

Выдающийся космолог Стивен Хокинг (тоже атеист и материалист) пространно объясняет, почему в материалистической картине мира нет места свободе воли:

«Хотя мы и чувствуем, что можем выбирать что делать, наше понимание молекулярных основ показывает, что биологические процессы подчиняются законам физики и химии и, таким образом, также предопределены, как и орбиты планет. Недавние исследования в неврологии подтверждают точку зрения, согласно которой именно наш физический мозг, следуя известным законам науки, определяет наши действия, а вовсе не какая-то сила, существующая за пределами этих законов. К примеру, исследования пациентов, переносящих операции на мозге в состоянии бодрствования, показали, что воздействие электрическими импульсами на отдельные области мозга способно вызвать у пациента желание шевельнуть кистью, рукой, ногой, а также пошевелить губами или заговорить. Сложно представить, как свободная воля может действовать, если наше поведение определено физическими законами, так что, по-видимому, мы являемся ничем иным, как биологическими машинами, а свобода воли – это всего лишь иллюзия».

Некоторые мыслители говорят о том, что материализм допускает некоторую версию свободной воли – такое воззрение называется компатибилизмом. Но в этом случае речь идет только о способности человека действовать в соответствии с собственными волениями. Хотя сами эти воления – результат детерминированных процессов в мозгу, человек считается свободным и ответственным за свои поступки, поскольку они не были результатом внешних по отношению к нему причин.

Компатибилизм вызывает критику с разных сторон – в частности, какие ограничения или причины являются по отношению к воле человека «внешними»? Допустим, человек за рулем потерял сознание из-за разрыва сосуда у него в голове, и это привело к автомобильной аварии. Виновен ли он в этой катастрофе?

Очевидно – нет, хотя причина беды находится внутри его черепа, она явно вне его сознательного контроля. Но электрохимические процессы у нас в мозгу, которые, согласно материализму, являются причиной наших решений, точно так же находятся вне нашего сознательного контроля. Мы не можем изменить их нашим сознательным усилием – напротив, то, что мы воспринимаем как сознательные усилия, является результатом этих процессов, детерминированных законами природы.

Однако опыт свободной воли настолько фундаментален, что его не могут отрицать даже твердые материалисты. Ни один материалист, придя в кафе, когда у него спросят, желает он эспрессо или капучино, не ответит: «Я подожду, пока электрохимический процесс у меня в голове примет решение».

Хотя, например, Ричард Докинз пишет, что, поскольку свободной воли не существует, и поэтому бессмысленно обвинять преступника в его злодеяния, он не может прекратить свои гневные инвективы в адрес Церкви.

Более того, любое обращение к оппоненту с аргументацией предполагает за ним свободу принять решение рассмотреть ваши доводы, а рассмотрев, изменить свои взгляды. Если у меня нет свободы воли, то я просто не могу принять решение сделаться материалистом.

Мы, таким образом, никуда не можем уйти от нашей свободной воли. Мы сами являемся авторами наших поступков и несём за них ответственность. Почему людей так привлекает идея, что свободы воли у нас нет?

Она обещает избавление от бремени вины. Если я сам принял все решения в моей жизни, то часть из них были откровенно плохими. Мне не следовало поступать таким образом. Я виновен. Но если таковы были непреодолимые силы природы, над которыми я не имею власти, – то ко мне не может быть никаких претензий.

Показательно, что люди никогда не отрицают свою свободу в ситуациях, когда они сделали что-то хорошее, за что ожидают одобрения и наград. Никто не списывает свою помощь ближнему или хорошо сделанную работу на непреодолимые природные факторы.

Но цена такого «избавления от вины» оказывается непомерно высокой. Отрицая, что я ответственен за свою жизнь, я теряю возможность привести её в порядок. Если моё поведение – не моё, а просто результат неподконтрольного мне процесса в глубинах моего организма, то я не могу его исправить.

Меня несут силы, над которыми я не имею власти – и едва ли они несут меня к чему-то хорошему.

Покаяние начинается с признания реальности нашей свободы – я принимаю решения в своей жизни, часть этих решений были неправильными, я должен признать это, принять Божье прощение, которое только и избавляет от вины, и – поскольку это дело моей свободной воли – заняться исправлением своей жизни.

В этом отношении мы свободны всегда – даже когда хотим, чтобы этой свободы у нас не было и пытаемся её отрицать. Но в других отношениях наша свобода может быть сильно стеснена, даже утрачена.

Определение «свобода – это возможность делать что хочешь» кажется самоочевидным, пока мы не задумаемся над вопросом, чего же мы, собственно, хотим. В нас живут конфликтующие желания: мы хотим быть здоровыми и стройными, но прямо сейчас фаст-фуд выглядит таким соблазнительным. Мы, может быть, вообще хотели бы жить по-другому – вести более профессионально плодотворный или более здоровый образ жизни, или лучше ладить с людьми. Но эти благие желания не могут пробиться через желания более простые, которые мы испытываем прямо сейчас – приступ аппетита, лени или раздражения. Иногда этот конфликт желаний приобретает совсем драматический характер – когда человек, например, разрывается между стремлением вести достойную жизнь и мучительным желанием напиться.

Алкоголик или наркоман может жить в условиях внешней свободы, но он сам обращается с собой, как жестокий враг и поработитель, добровольно разрушая свою жизнь и здоровье. Никто не держит его под арестом. Но свободен ли он? Едва ли.

В христианстве есть заповеди и запреты, потому что в любой системе воззрений, предполагающей достижение каких-то целей, всегда есть запреты. Святой Апостол Павел сравнивает христианское самоограничение с напряженной тренировкой атлета: «Не знаете ли, что бегущие на ристалище бегут все, но один получает награду? Так бегите, чтобы получить. Все подвижники воздерживаются от всего: те для получения венца тленного, а мы – нетленного» (1Кор.9:24–25)

Атлет свободен добиваться своей цели – победы в соревнованиях – только когда он в состоянии подчинить свою жизнь жесткой дисциплине. Даже абсолютно неверующие люди понимают, что свобода неотделима от самодисциплины. Без неё ваши низшие желания – такие как лень или обжорство – быстро лишат вас возможности осуществить высшие.

Иногда – когда речь идет о поисках немедленного утешения, которые гонят человека напиться или наесться негодной еды, – нам всем легко согласиться, что люди, способные говорить «нет» своим желаниям, гораздо свободнее.

Но есть и более привычные проявления несвободы. Люди мечтают о настоящей любви – и оказываются к ней неспособны. Мужчина и женщина вступают в брак, мечтая о семейной гармонии, а потом дело кончается разводом. Какая-то глубокая внутренняя поврежденность – в нас самих и в других людях – всё время вылезает на поверхность и губит наши усилия.

Блуд часто ассоциируют со «свободой», но неспособность хранить верность одному человеку – это как раз несвобода. Как, впрочем, и другие грехи – такие как гнев или алчность. Человек несвободен поступать так, как, нередко, даже он сам считает правильным.

Даже за пределами христианского мира люди давно замечали, что мы находимся в состоянии глубокого внутреннего конфликта, и труднее всего победить самого себя.

Более того, наши самые глубокие и искренние желания могут быть связаны с обманом, которому мы, на беду себе, поверили. Например, человек может искренне (и фанатично) желать построить коммунизм или всемирный халифат. То, чего я хочу сейчас, и то, чего я хотел бы, если бы знал истину и имел силы ей последовать, – это разные вещи.

Когда человека держат в тюрьме или запрещают ему делать то, что он хочет, под страхом жестоких наказаний, он лишен свободы – и для него это мучительно очевидно.

Но есть и другой вид несвободы – менее заметный для самого человека. Обман и обольщение. Как-то я смотрел документальный фильм о гитлерюгенде. В нем было интервью с (уже очень пожилой на момент съемок) бывшей активисткой гитлеровского «союза немецких девушек». В нём она произносит показательную фразу: «Нам потом говорили, что мы жили при тирании, но я никогда не чувствовала себя такой свободной, как тогда».

Дебора Лэйтон, бывший адепт «Народного Храма», культа, знаменитого тем, что его деятельность закончилась массовым самоубийством 909 его членов, в своей книге «Соблазнительный Яд» пишет о том чувстве принадлежности к великой цели, которое давало членство в культе.

Адепты тоталитарных идеологий – и тоталитарных культов – с негодованием отвергнут мысль о том, что они порабощены и находятся в большой беде. По их убеждению, они свободны и счастливы. Они делают именно то, что они хотят, и делают это добровольно и с огромным энтузиазмом. Тем не менее, со стороны глядя, это именно порабощение.

Освобождение здесь связано с истиной – мы узнаём (обычно это очень неприятное открытие), что были жестоко обмануты. Но нередко это освобождение носит частичный характер. Мы убедились, что гениальный вождь или непогрешимый гуру на самом деле опасный психопат, от которого надо было держаться подальше.

Но мы ещё не узнали, куда нам следует идти, где истинный путь и в чём наше подлинное благо и предназначение. В мире существует невообразимо огромное число лжеучений. Как говорится в евангельской притче, «Когда нечистый дух выйдет из человека, то ходит по безводным местам, ища покоя, и не находит; Тогда говорит: «возвращусь в дом мой, откуда я вышел». И, придя, находит его незанятым, выметенным и убранным; Тогда идет и берет с собою семь других духов, злейших себя, и, войдя, живут там; и бывает для человека того последнее хуже первого. Так будет и с этим злым родом» (Мат.12:43–45).

Разумеется, верные адепты других мировоззрений тут же скажут, что и наша вера – это одно из заблуждений. Что же, мы можем с ними согласиться в одном – свобода неотделима от истины. Если вы не хотите искать истину – вы наверняка окажетесь покорены тем или иным заблуждением. Поэтому, если для вас важна свобода, для вас не может быть неважна истина.

Вовлечённость в тоталитарную идеологию или культ – это только наиболее яркий и заметный вид порабощённости заблуждением. В реальности любое заблуждение ставит под вопрос нашу свободу.

Иногда под свободой понимается «свобода быть собой». Этот оборот «быть собой» или «быть верным себе» постоянно возникает, как и слово «свобода», в политической пропаганде, коммерческой рекламе, популярной психологии и бесчисленных постах в социальных сетях. Но это вызывает ту же проблему, что и конфликтом желаний – где же тот подлинный «я», которому мне следует быть верным?

Допустим, в минуту раздражения мне приходит мысль обругать моего сетевого собеседника – что в данном случае будет «верностью себе»? Есть раздраженный я, который хочет взорваться язвительными оскорблениями, социальный я, который понимает, что это повредит моей репутации и отношениям с людьми, верующий я, который видит в этом раздражении греховный порыв, которому надо противиться. Какому «я» из перечисленных я должен быть верен?

Или представим себе женатого человека, который испытывает влечение к сотруднице на работе. Он переживает острый внутренний конфликт – с одной стороны, он хочет оставаться верным своей семье, с другой – испытывает острую жалость к себе из-за того, что отказывается от связи, которая в этом момент представляется ему желанной. Какой из этих «я» подлинный? Тот, кто обещал верность своей жене или тот, кто сейчас (почти искренне) верит, что будет несчастен всю жизнь, если не погонится за новым увлечением?

Когда я проявляю «свободу быть собой»? Когда иду на поводу у своих импульсов или когда подчиняю их более важной для меня цели?

Более того, уже упомянутые идеологии или культы могут навязывать нам ложную идентичность. Если человек верит, что он – «истинный ариец», или «пролетарий», или «гей», или «полиамор», и видит себя, других людей и мир вообще исходя из этой своей веры, является ли он «собой»? Является ли «собой», например, «певица» Кончита Вурст, то есть, в реальности, мужчина по имени Том Нойвирт, который отрастив бороду, при этом называет себя женским именем и наряжается в женские платья?

Со стороны глядя, мы можем сказать, что, например, арийской расы, как биологической реальности, просто не существует – это идеологический фантазм, и «ариец» пребывает в жестоком заблуждении относительно самого себя, а Том Нойвирт – никоим образом не женщина, а просто тяжело нездоровый мужчина. Их представления о себе глубоко неподлинны.

Свобода быть собой в реальности означает познание того, кто мы такие на самом деле, обретение нашей подлинной идентичности.

Итак, подлинная свобода – это нечто гораздо большее, чем свобода от внешнего принуждения. Свобода требует познания истины, которая избавляла бы меня от обмана и обольщения в отношении мира и меня самого. Свобода требует понимания того, в чем состоит моё подлинное благо и предназначение. Свобода означает способность контролировать те желания, которые могут помешать мне достичь этого блага.

Всё это – и познание истины, и подлинную идентичность, и силы для того, чтобы подчинить низшее в нас высшему, – дает нам Христос.

Как говорит Он сам, «И познаете истину, и истина сделает вас свободными» (Иоан. 8:32). Христос заполняет ту пустоту в душе, в разуме и в сердце, на которой раньше паразитировали различные формы обмана.

Он открывает нам нашу подлинную идентичность и подлинную цель. Мы узнаём, что созданы благим Богом для жизни вечной и блаженной, отпали от неё в грех, но Бог пришёл в лице Иисуса Христа, чтобы вернуть нас домой. Через Свою смерть и Воскресение Христос открывает нам возможность новой жизни, которую мы принимаем покаянием и верой. Он открывает нам нашу подлинную идентичность, о которой Апостол говорит: «Возлюбленные! мы теперь дети Божии; но ещё не открылось, что будем. Знаем только, что, когда откроется, будем подобны Ему, потому что увидим Его, как Он есть» (1Иоан. 3:2).

В Нём мы обретаем прощение, и нам уже не нужно отрицать реальность нашего выбора – даже если в прошлом мы выбирали плохо. В Нём – через Таинства Церкви, которые Он установил, – мы получаем сверхъестественную помощь для того, чтобы исправить нашу жизнь.

Освобождение, которое Он совершает в нашей жизни, требует нашего сотрудничества и поэтому может быть трудным и негладким процессом.

Но чем больше Он восстанавливает в нас желание и способность следовать тому, для чего мы созданы – любить Бога и людей, хранить верность, пребывать в радости и надежде – тем более свободны мы становимся.