Биология после Холокоста

Холокост – массовое истребление европейских евреев нацистами и их пособниками – вызвал как трудные усилия осознать происшедшее, так и попытки использовать эту историческую катастрофу для того, чтобы продвинуть свою повестку дня.

Есть несколько направлений мысли, которые связывают себя с «богословием после Холокоста», и рассмотрение их потребовало бы целой книги.

Мы можем обратить внимание на определённое направление либеральной теологии, которое усматривает корни нацистских злодеяний в христианской вере – и требует поэтому её радикального пересмотра, фактически упразднения.

В 1979 году немецкий лютеранский теолог Фридрих-Вильгельм Марквардт сказал: «Результатом осмысления Освенцима должны стать не только этические, но и вероучительные последствия. Освенцим зовет к тому, чтобы сегодня мы услышали Слово Божье совсем не так, как нам передали его наши теологические учителя и проповедники старших поколений. Это покаяние-обращение затрагивает сущность христианства, как мы понимали её до сих пор».

Христиане, по мнению ряда мыслителей, должны обнаружить «антииудаизм в Новом Завете» и признать «юдофобский потенциал Нового Завета».

Как пишет богослов Сергей Лезов, «От Нового Завета естествен переход к самому глубокому пласту – к смысловому центру христианства, к христологии – христианскому учению об Иисусе из Назарета как о Мессии (Христе) и Сыне Божьем, и к вытекающему отсюда универсальному притязанию христианства».

Согласно этой линии рассуждения, массовые убийства евреев, совершенные нацистами, как-то связаны с верой христиан в Иисуса как в Мессию и Сына Божьего и в Церковь как в Новый Израиль.

К той же риторике прибегают и атеисты: поскольку христианская вера привела (по их убеждению) к величайшему злодеянию ХХ века, её следует признать ложной и вредной.

Например, Ричард Докинз пишет: «Даже если Гитлер не был на самом деле искренним христианином, его речи нашли благодарную аудиторию в населении Германии, приготовленном столетиями католической и лютеранской ненависти к евреям».

А Кристофер Хитченс уверяет, что «Гитлер и его христианская [так у Хитченса – прим. автора] нацистская партия действовали в полном согласии с традиционным христианским антисемитизмом».

В этой статье мы коротко рассмотрим реальное положение дел – мировоззрение национал-социализма было научным, а не религиозным.

Нацисты рационализировали свои злодеяния научно-биологическими, а никак не религиозными доводами.

Рассмотрим это подробнее.

Но прежде чем анализировать причины Холокоста, остановимся на его значении. Часто говорят, что Холокост далеко не единственный геноцид в истории и даже не единственный геноцид в ходе Второй мировой войны. Что большинство жертв нацистов были неевреями, и подчеркивание именно еврейских жертв выглядит несправедливым.

Однако Холокост действительно был уникальным по ряду причин.

Одна из них – его поразительная иррациональность. В нём невозможно усмотреть какую-то практическую цель и выгоду. Немецкие евреи были лояльными и патриотичными гражданами Германии; многие из них храбро сражались в Первую мировую войну, получили увечья, были отмечены государственными наградами.

Многие из них были глубоко ассимилированы в немецкую культуру и считали себя немцами и только немцами; чтобы отыскать их еврейские корни, надо было специально исследовать их родословные. Нередко они были белокурыми и голубоглазыми – и имели даже более «нордическую» внешность, чем многие их «арийские» соседи.

Среди евреев были и люди левых убеждений, которые симпатизировали большевикам, но истреблены были не только они – а вообще все. Это не было, таким образом, гонением на политических противников – многие жертвы были вполне лояльны или аполитичны.

Евреи не занимали какую-то определенную территорию, которую нацисты хотели забрать себе. Истребление такого множества людей было огромной технической задачей, которая требовала от нацистов отвлекать ресурсы с фронта – что они продолжали делать до самого своего поражения.

Обычно у злодеяний можно найти какие-то рациональные мотивы – стремление захватить земли, истребив их прежних обитателей, желание устранить (реальную или предполагаемую) угрозу, лишить военного противника ресурсов и поддержки и т. д. Холокост выглядит совершенно иррациональным злодеянием ради самого злодеяния.

Но есть и еще одна сторона происшедшего – уникальность самих злодеев.

На этом нам стоит остановиться подробнее.

XIX век был в глазах многих образованных европейцев веком науки и прогресса. Люди верили, что всё находится в процессе улучшения, причем чем дальше, тем быстрее идет прогресс, цивилизация повсеместно теснит варварство, наука побеждает болезни и голод, и уже скоро человечество вступит в эпоху несмущаемого мира и процветания, вспоминая дикости и жестокости прошедших веков, как страшный сон.

Фундамент под эти надежды положила эпоха Просвещения, которую любят называть «эпохой разума». Образованные (и искренне благонамеренные) люди верили, что мрачные времена традиций и суеверий уходят и наступает эпоха повзрослевшего человеческого разума. Этот разум отказывается от устаревших и бессмысленных предрассудков, в том числе от религии Откровения.

Большинство деятелей Просвещения не были атеистами, они придерживались деизма, «религии в пределах только разума», которая постулировала существование Творца – но удалившегося от дел и не поддерживающего прямой связи с человечеством. Считалось, что разум вполне в состоянии привести род людской к светлому будущему – надо только отбросить пеленки суеверий и поверить в разумность и добродетельность человека.

Нельзя сказать, что за верой человека XIX века в прогресс ничего не стояло. Нравы (по крайней мере, в развитых странах) неуклонно смягчались, наука и технологии быстро развивались. Появились железные дороги, которые позволяли перевозить продукты на большие расстояния, что существенно смягчало угрозу голода. Медицина добивалась всё больших успехов.

Публичные мучительные казни, до того воспринимавшиеся как нечто в порядке вещей, почти повсеместно вышли из употребления. Преступников всё еще казнили – и нередко публично, – но уже быстро, без пыток и истязаний.

Оглядываясь на прогресс, достигнутый на протяжении прошедшего столетия, человек начала ХХ века имел определенные основания надеяться, что дальше будет лучше.

Общему настроению исторического оптимизма поддавались и западные христиане.

Суровым пророчествам Откровения придавалось какое-нибудь совершенно безобидное звучание, а Царство Божие, полное мира и любви, должно было явиться не в результате возвращения Господа и Страшного суда, а в ходе постепенного прогресса, смягчения нравов, вызванного повсеместной проповедью Евангелия.

Можно было смело констатировать, что в развитых странах с 1812 по 1912 годы произошли большие перемены – стало больше человеколюбия, кротости, мягкости, и прогнозировать, что эти богоугодные перемены будут продолжаться и дальше. Либеральное богословие всё больше воспринимало притчу о закваске как говорящую о постепенном, плавном преображении сначала христианской Европы и Америки, а потом и всего мира в Царство любви и гармонии.

Эти надежды, однако, не сбылись.

ХХ век оказался веком геноцидов и мировых войн. Если можно было довольно легко говорить о нравственном прогрессе с 1812 по 1912 год, то всего через тридцать пять лет – к 1945 – такой разговор выглядел бы злой насмешкой.

Достижения науки были наиболее полным образом использованы на поле боя для уничтожения десятков миллионов воинов всех сражающихся армий, а Вторая мировая война оказалась страшным провалом даже по сравнению со всеми ужасами Первой.

Резня, учиненная одним диким племенем в отношении другого, при всем ужасе этого события, вполне вписывалась в прогрессивный нарратив. Да, человечество движется от дикости и варварства прошедших веков в светлое будущее неравномерно, кто-то опередил, кто-то отстал, гнусное варварство остается еще где-то за пределами цивилизованной Европы, в крайнем случае на её отсталых окраинах, но через какое-то время оно исчезнет и там.

Но кто точно не был диким и отсталым племенем, так это немцы. Один из самых передовых народов мира, с блестящей культурой, высокоразвитой наукой, чрезвычайно богатой философской традицией. Не невежественные дикари загоняли невинных и безоружных людей в газовые камеры – а отлично образованные люди с самого переднего края цивилизации.

Мучительный вопрос «как такое могло произойти?» требовал своего ответа, а тот ответ, который давала христианская вера, – «Лукаво сердце [человеческое] более всего и крайне испорчено» (Иер.17:9), человечество поражено грехом, весь мир лежит во зле, научный и культурный прогресс не меняет этого печального факта – был уже давно отвергнут.

Человек не может жить без веры и надежды, а для множества образованных людей ХХ века такой верой была вера в прогрессивное развитие человечества.

Поэтому желание указать на христианство как на главного обвиняемого тут отчасти понятно. Либо мы признаем, что научный и культурный прогресс не решает нашей главной проблемы – греха, либо, чтобы сохранить эту веру в прогресс, приписываем происшедшее «силам реакции» – то есть прежде всего христианству.

Однако как только мы рассмотрим имеющиеся данные, мы обнаружим нечто противоположное – нацизм находился как раз на переднем крае научного прогресса.

Как сами нацисты определяли свое мировоззрение? В наши дни любят искать «оккультные корни» нацизма. Это понятно. С одной стороны, глава СС Генрих Гиммлер увлекался неоязычеством и оккультизмом, с другой – люди склонны искать за столь чудовищной идеологией что-то темное, иррациональное, какое-то клиническое безумие.

Но если обратиться к памятникам эпохи, например школьным учебникам той поры (обширные выдержки из которых можно найти на исторических сайтах в переводе на английский), то окажется, что никакого оккультизма там нет – да и неоязычества тоже.

То, что там есть, – это сплошная биология, как её понимали в ту эпоху. Как говорил министр образования и культуры Баварии во времена Третьего Рейха Ханс Шемм, «Национал-социализм – это прикладная биология». Современные неонацисты, которых легко обнаружить в англоязычном интернете, тоже определяют свое мировоззрение как «биологическое».

Нацистский учебник¹ биологии, выпущенный в 1942 году, наставлял немецких школьников: «Любое существо должно сражаться за свое выживание и стремиться одержать победу в этой битве... Человечество тоже подчиняется этим законам природы и добилось доминирования через борьбу. Те, кто не ведут её и не годятся для этой, в наши дни более уточненной, но не менее безжалостной битвы, неизбежно погибнут. Наш Фюрер говорит нам: «Тот, кто живет, должен сражаться; а кто не хочет сражаться в этом мире вечной борьбы, недостоин жизни"».

Исступленный антисемитизм нацистов носил именно биологический характер.

В предназначенной для выпускников школ брошюре² «Ты и твой народ», например, говорилось: «Еврейский народ – это расовая смесь, составленная из ближневосточной и ориентальной рас... Они чужды расам, которые составляют немецкий народ... При старых законах евреи могли продолжать внедряться в тело германского народа, и легко видеть, что еврейский вопрос может быть решен только с расовой точки зрения».

Самое безумное мировоззрение в истории человечества было не религиозным или оккультным – оно было научным.

«Лженаучным!» – может воскликнуть современный читатель. Но это нам легко говорить по прошествии многих десятилетий, когда плоды этого мировоззрения проявились в полной мере. Но как в то время можно было отличить науку от лженауки? Обычно мы делаем это, обращаясь к научному сообществу. «Ученый» – это тот, кого признают другие ученые в этой области. «Лжеученый» – это тот, кого то же сообщество считает шарлатаном и фриком.

Но по этому критерию то, что делали нацисты, на тот момент не выглядело лженаукой.

Германо-американский историк Ричард Витцель говорит³ о расовых теориях нацистов:

«Слишком часто термин «лженаука» используется для создания комфортной дистанции между наукой в Третьем Рейхе и современной наукой... Но это сбивает с толку, потому что ведущие немецкие расовые ученые пользовались признанием на международном уровне... Нам стоит помнить, что некоторые из худших нарушений этики в медицине и биологии нацистской Германии совершались в ходе исследований, которые совершенно укладывались в научный мейнстрим той эпохи... В то время это считалось совершенно «нормальной» наукой. Для современных ученых важно понимать, что в нацистской Германии мы видим крайний пример взаимодействия между политикой и наукой – но такое взаимодействие существует и в наши дни. Получите вы финансирование на ваши исследования или нет – в любом случае зависит от политической ситуации».

Конечно, нам трудно осознать, что расизм, который в наши дни сделался уделом мелких хулиганов, когда-то был уважаемой научной доктриной. Но это так – и мы рассмотрим это несколько подробнее.

Немецкий ученый Эрнст Геккель (1834–1919) вошел во все учебники биологии – и нельзя сказать, что незаслуженно. Он является автором терминов «питекантроп», «филогенез», «онтогенез» и «метазоа»; также ему часто приписывается авторство термина «экология». Он проявлял огромную работоспособность, мощный интеллект и сделал очень много для биологической науки.

До сих пор его портреты украшают школьные кабинеты биологии во многих странах. В СССР и ГДР он был любезен по еще одной причине – его философия «монизма» была яростно антихристианской, а книги, написанные живым и увлекательным языком, полны нападок на Церковь и библейское Откровение.

Геккель был горячим поклонником великого британского ученого Чарльза Дарвина и его теории эволюции.

Сам Дарвин избегал нападок на религию, оставаясь в рамках, собственно, биологии. Сохранились даже его письмо, где он мягко упрекает Геккеля за чрезмерную воинственность: «Вы делаете себе врагов ненужным образом – горя и досады довольно на свете, чтобы стоило еще более возбуждать людей»⁴.

Именно Геккель был тем человеком, который придал теории эволюции философское и мировоззренческое звучание, предложив последовательную программу преобразования германского общества на эволюционно-биологических началах.

Из-за своей решительно антихристианской позиции он до сих пор остается героем воинствующих атеистов – и о нём продолжают появляться хвалебные публикации, прославляющие его как одного из великих героев научного просвещения, которые помогали разгонять мрак религии. Геккеля называют «Ричардом Докинзом его эпохи», сам Докинз сочувственно цитирует⁵ его как «ведущего адвоката Дарвина в Германии»

Признание его обширных научных заслуг – а также желание использовать некоторые элементы его наследия в современной полемике – заставляют людей деликатно замалчивать некоторые стороны его научных воззрений.

Эрнст Геккель был «научным расистом», непоколебимо убежденным в превосходстве «германской расы». В частности, он полагал, что различия между разными человеческими расами даже больше, чем между людьми и животными. В своей знаменитой (и мегапопулярной) книге «Загадки мироздания» он писал:

«Различия между разумом Гёте, Канта, Ламарка, Дарвина и разумом представителя низших диких народов – ведда, акка, австралийского негра или жителя Патагонии гораздо больше, чем различия между разумом этого последнего и разумом «самых разумных» человекообразных обезьян и даже павианов, собак и слонов»⁶.

Люди разных рас, в его глазах, обладали совершенно разной ценностью:

«Эти низшие расы (такие как ведда и австралийские негры) психологически ближе обезьянам и собакам, чем к цивилизованным европейцам; мы должны, таким образом приписывать совершенно разную ценность их жизням»⁷.

Расисты бывают разные. У нас при слове «расист» чаще всего возникает образ коротко стриженного юноши в полувоенной форме, весь облик которого выдает полное отсутствие каких-либо интеллектуальных интересов. Гопник, ищущий предлога похулиганить.

Но уж кто-кто, а Геккель не был тупым хулиганом. Его расизм носил глубоко продуманный и научный характер.

Иногда говорят, что конец XIX – начало ХХ века это время, когда расизм был общим настроением, и многие люди разделяли этот повсеместный предрассудок эпохи. Не совсем общим – например, Николай Николаевич Миклухо-Маклай, одно время работавший вместе с Геккелем, был последовательным противником расизма.

Расизм Геккеля не был подхваченным в пивной предрассудком – за ним стояла стройная научная картина мира.

Человек медленно выделяется из животного мира, одни расы ушли дальше других, этим и объясняется бросающая в глаза разница в развитии разных народов. Это выглядело почти само собой разумеющимся.

Как писал Геккель в книге «История творения», «Различные ветви индо-германской расы ушли дальше всего от общей первичной формы обезьяночеловека... Их главные представители – англичане и немцы, которые в наше время создают новую основу для грядущего периода высшего интеллектуального развития»⁸.

Причем эта картина вовсе не была отвлеченной теорией. Она предполагала определенную программу действий.

Для Геккеля и его последователей человек должен рассматриваться только как часть природы, а политика – как внутренняя, так и внешняя – строиться исходя из биологических принципов. Ему принадлежит знаменитая фраза: «Социальные науки – это прикладная биология», потом подхваченная нацистами.

Был ли Геккель представителем «лженауки»? В его время это предположение показалось бы смешным. Он был научным светилом первой величины, учиться у которого почитали за счастье ученые разных стран. Да и сейчас научное сообщество признает его как своего выдающегося члена. И даже давно отвергнув расизм как таковой, продолжает высоко ценить его вклад в науку. Мы никак не можем назвать его лжеученым. Не шарлатан и фрик, а настоящий великий ученый развивал идеи, которые легли в основу расовой теории нацистов.

Это неприятная и беспокоящая мысль, но серьезная академическая наука могла служить и служила формированию самой ложной и бесчеловечной идеологии.

Конечно, наука неизбежно находится под влиянием общества – ученым, как и большинству из нас, нужно финансирование и не нужны неприятности. В идеологических диктатурах им волей-неволей приходится учитывать заказ государства. Но бывает и по-другому. Некоторые ученые не подчиняются давлению со стороны идеологии – а создают её.

Одним из них был немецкий ученый швейцарского происхождения Эрнст Рюдин⁹. Областью его научных интересов была связь душевных расстройств с наследственностью. Он известен, в частности, тем, что принял участие в разработке «Закона о предотвращении наследственных заболеваний в потомстве» и ряда других законодательных актов нацистского режима.

Эти законы предписывали, в частности, стерилизацию больных, недуги которых Рюдин считал врожденными и наследственными: страдающих шизофренией, маниакально-депрессивным психозом, наследственной слепотой, алкоголизмом и другими. Кого именно стерилизовать, должен был определять специально созданный евгенический суд, предложенный Рюдиным.

При этом Рюдин вовсе не был боязливым человеком, который подчинялся навязанной ему роли. Не был он и приспособленцем, который продавал то, что у него готовы были купить. Он был горячим и искренним энтузиастом «расовой гигиены» – научного направления, которое он развивал задолго до прихода нацистов к власти.

Еще в 1904 г. он стал соредактором журнала «Архив расовой и общественной биологии», а годом позже, вместе со своим другом и единомышленником Альфредом Плетцем, выступил учредителем «Общества расовой гигиены».

Рюдин и его единомышленники еще тогда настойчиво выступали за стерилизацию людей, которых они находили «наследственно обремененными» (нем. «erbliche Belastung»).

Еще в 1903 г. Рюдин писал, что, для того чтобы получить «биологически подходящих членов расы», необходимо поддерживать «максимальное размножение тех, кто здоров, силен и обладает этическим превосходством», и в то же время предотвращать размножение «слабых, больных, неприспособленных, и морально негодных» при помощи принудительного «искусственного отбора», которым должно заниматься государство.

Приход нацистов к власти и их расовая политика была встречена Рюдиным с огромным энтузиазмом.

В 1938 году Рюдин с чувством глубокого удовлетворения отмечал: «Важность евгеники была осознана интеллектуальными кругами Германии благодаря политической работе Адольфа Гитлера, и более чем тридцатилетняя мечта с помощью расовой гигиены перешла в действие».

Среди достижений, которые Рюдин считал своей заслугой, был закон «О защите германской крови и германской чести». Этот закон воспрещал браки (и любые вообще сексуальные связи) между евреями и «людьми германской крови».

В июле 1940 г. Рюдин подчеркнул, что руководство Германии «имело смелость применить на практике меры расовой гигиены».

Был ли Рюдин фриком, шарлатаном, лжеученым? Нам всем хочется сказать, что да. Но, окажись мы в 1930-х годах, мы остались бы в положении дилетантов, ничего не смыслящих в серьезной науке, которые кидаются грязью в заслуженного, международно признанного ученого.

Рюдин выступал на авторитетных научных конференциях и печатался в уважаемых научных журналах Германии и США. Он был признанным и авторитетным членом научного сообщества. Сама по себе евгеника, теория и практика «улучшения расы» путем искусственного отбора, была признанной научной дисциплиной – и не только в Германии. В США около 60 000 человек были принудительно стерилизованы в рамках евгенических мероприятий.

Итак, несущей конструкцией национал-социализма была не религия – напротив, в стране, поделённой между католиками и протестантами, нацисты подчерчивали национальное единство, не связанное с верой. Причиной антисемитизма нацистов был не антииудаизм – им не было дела до религии их жертв, и христианский епископ, если у него были предки-евреи, отправлялся в печь точно так же, как и раввин.

Хотя мы можем отметить интерес ряда высокопоставленных нацистов к оккультизму, это не оккультизм преподавался в школах Третьего Рейха.

Нацистская идеология была формой сциентизма – верой в науку как в окончательный источник истины о мире и понимания того, как в этом мире жить.

Уничтожение или стерилизация тех, кто считался носителем дурной наследственности, не были связаны с какими-либо религиозными предрассудками – они были практической реализацией научных теорий. Конечно, сегодня установлена их грубая ошибочность; но на тот момент это была лучшая наука, которую они имели.

Как ни чудовищны были расистские идеи Геккеля, в то время они выглядели убедительно. Эволюция предполагала постепенное выделение человека из мира животных, и у этого процесса должны были быть многочисленные переходные формы. Явные различия в уровне культурного, научного и экономического развития между различными этническими группами побуждали принять, как очевидную, идею, что эти группы-то и являются промежуточными на пути от обезьяны к «настоящему» человеку «тевтонской расы».

Восставать против подобных взглядов можно было с позиций христианской веры, провозглашавшей единство человеческого рода, падшего в Адаме и искупленного во Христе, а вот опровергнуть их научно на тот момент было трудно.

Ученые-расисты вроде Геккеля и его английского коллеги Томаса Гексли не пытались приспособить науку к своим предрассудкам – они были искренне убеждены (как они полагали, на основании фактов и логики), что таково реальное положение дел, признавать которое требует научная добросовестность.

Эрнст Рюдин сегодня выглядит несомненным преступником. Но сам он полагал, что оказывает человечеству услугу, препятствуя рождению людей, которые (как он считал) будут отягощены наследственными болезнями и склонностью к антисоциальному поведению. Он верил, что мерами искусственного отбора можно породить гораздо более здоровую, красивую, гениальную, счастливую расу и что его ответственность как учёного – трудиться для этого светлого будущего.

При этом будут жестоко попраны конкретные люди, его современники?

Но Рюдин (и его соратники) видели перед собой выбор – стерилизовать сегодня женщину, страдающую депрессией, чтобы она не смогла передать свои, предположительно, больные гены дальше, или допустить умножение горя, страданий и вырождения в следующих поколениях.

И они принимали решения, кажущиеся вполне нравственным, охотно сотрудничая с режимом, который разделял их взгляды на жизнь.

Если человек – это просто часть природы, и именно природу стоит сделать объектом поклонения (как это предлагал Геккель в своём мировоззрении, называемом «Монизмом»), то природа беспощадна к неудачным особям, и заботиться о больных и слабых – значит идти против природы себе на погибель.

Это по-своему логичный взгляд на вещи, и, отвергая, что человек создан по образу Божию и призван к вечной жизни, прийти к нему очень легко.

Наука давно отвергла расовую теорию. Но это не причина расслабляться – люди придумают что-нибудь еще, что будет казаться им непреложной научной истиной и будет использоваться для оправдания новых преступлений. Впрочем, говорить, что евгеника умерла, преждевременно. Но это уже тема отдельной статьи.

Итак, самые ужасающие злодеяния в человеческой истории были совершены под знаменем науки, и конкретно биологии. Когда боевитые атеисты вроде Ричарда Докинза или Кристофера Хитченса приписывают преступления нацистов влиянию христианства, это верно с точностью до наоборот – за расовой политикой Третьего Рейха и Холокостом стоит не ненавистное им христианство, а наука, которой они поклоняются.

Это никоим образом не значит, что наука как таковая является источником этого зла. Как говорит еще древнеримское высказывание, abusus non tollit usum, «злоупотребление не отменяет употребления». Падшие люди могут обратить ко злу всё что угодно – религию, философию или науку.

В истории бывали случаи возмутительного злоупотребления христианской верой – и, вероятно, еще будут. Но национал-социализм к ним не относится. Он представлял собой злоупотребление наукой – прежде всего, биологией.

Когда люди говорят о своей вере в науку, это в значительной степени оправдано – ученые тратят годы на получение образования, потом десятилетиями работают в своей области. Существует научное сообщество – то есть ученого, который начнет фабриковать данные или впадать в откровенно бредовые теории, одернут его коллеги. Большую часть времени эти соображения работают.

Специалисты, признанные научным сообществом, заслуживают большего доверия и уважения, чем краснобаи в интернете, которые смело опровергают «официальную науку». Было бы явной ошибкой пренебрегать мнением компетентных в своей сфере ученых.

Но бывает и другая ошибка. Чрезмерный и неоправданный энтузиазм в отношении науки, которая рассматривается как единственный (и при этом непогрешимый) источник истины. Мы нередко сталкиваемся с таким отношением к науке со стороны «научных атеистов», которым наука заменяет религию как источник истины, преданности и смысла.

К науке возникает отношение именно религиозной преданности, как к незамутненному светочу добра и истины. На неё возлагаются надежды по преодолению всех проблем человечества – включая смерть.

И вот такая вера в науку, стоит заметить, совершенно неоправданна. Наука (как отдельные выдающиеся ученые, так и научное сообщество в целом) может впадать в тяжкие и разрушительные заблуждения. Это происходило в прошлом, и еще может произойти в будущем.