Решение некоторых возражений штундистских

Штундист. Слушать вас, священников, нельзя, потому что Господь требует простоты, а её у вас нет.

Миссионер. Не знаем, какой простоты вам от нас желательно. Простота бывает разная. Бывает простота, о которой говорится обыкновенно: «простота – хуже воровства». Такой ли простоты вы требуете от нас, пастырей Церкви? Если такой, то для чего она вам? И если иной, то говорите – какой?

Штундист. В Евангелии говорится: «будьте мудры, как змии, и просты, как голуби».

Миссионер. О какой же здесь простоте речь была у Спасителя?

Штундист. О всякой, например, о той, чтобы вы обращались со своими пасомыми запросто, и одевались, как они, попросту, и ели пищу такую простую, какую едят они. И то у вас между пастырями и пасомыми великая разница: вы себя слишком высоко поставили над мирянами и отличаете себя от них по всему, даже и по одежде; в обращении вы никогда с мирянами не бываете так близки, как они между собою.

Миссионер. По-вашему, вся заслуга и все доблести пастыря будут заключаться в том, чтобы он, ничем в своей обыденной жизни не отличался от своих пасомых, даже умственно и нравственно был таков же, как и они. Во всех этих отношениях равные вполне запросто и обращаются между собою. По-нашему же, разница между пастырем и пасомыми не напрасно такая установлена; она должна быть и притом должна быть велика, – пастырь всем должен превосходить своего пасомого и быть настолько выше его во всех отношениях, особенно в умственном и нравственном, насколько обыкновенный пастух выше овцы, которую пасёт. Может ли быть отношение между пастухом и овцой, как между вполне равными существами? Не может; пастух может без меры любить своих овец и стараться об их благополучии; может быть кротким и милосердым в обращении с ними; может ради них жертвовать собой – своим покоем и всем. Перенося эти черты отношений пастуха к овцам на отношения пастыря к пасомым, мы увидим в пастыре сердечность, доброжелательство, готовность всегда служить интересам пасомых до забвения себя, до полного пожертвования собою. Если пастырь таков, то в своём обращении с пасомыми он всегда это выразит в формах самых приятных, – будет обходиться со своими подчинёнными умело, благородно, гуманно или – проще сказать – по-человечески. Это и будет отношение между пастырем и пасомыми, отношением «запросто». Но для того, чтобы установить такие отношения между пастырями и пасомыми, совсем не нужно, чтобы пастыри ели и пили непременно то, что едят и пьют их пасомые, – это для существа дела совсем вещь не важная; и одежда особенная нужна для отличия служение пастырей от другого рода званий и служб: не будь одежда священническая такого именно вида, какова она теперь, – она была бы другой формы, и всё-таки была бы, потому что каждая служба возлагает на исполнителя своего особую форму и в одежде. Возьмите, какие угодно, общественный службы, и вы увидите, что они все непременно присваивают одежде представителей своих ту или иную форму. Если вы требуете от пастырей, чтобы они не имели особенной одежды, то с таким же совершенно правом вы можете требовать этого и от всякой другой службы – гражданской и военной. Но что тогда было бы – подумайте?

Мне кажется, что вам угодно было такой вопрос предложить миссионеру просто потому, что вы видите, что ваши пресвитеры, вами самими избранные, и не поставленные высшею законною властью, нашим законным пастырям совсем не чета, и говорите это – потому, что ваши пресвитеры не могут ничем быть отличены по внешности от прочих в одеянии служебном, так как закон не признаёт за ними никаких особых полномочий и их самих не считает ничем важным. Я вполне уверен, что если бы наши законы позволили иметь какую-либо особенную одежду вашим пресвитерам, то они с большою бы готовностью облачились бы в неё, и вы, видя это, тихохонько и смирнёхонько молчали бы, хотя теперь такой поднимаете крик из-за особой одежды наших пастырей. Мысль и желания ваши слишком понятны. Не нося таких больших смазных сапог как вы, такой свитки и тулупа как вы, так как это, в служении нашем и в жизни обыденной, неудобно и не совсем практично, – в душе мы, пастыри, можем быть просты, открыты, прямы, не коварны, не предательны, не жестоки, не двоедушны, и действительно бываем таковыми; никакая обстановка, самая богатая и самая изящная, не мешает человеку быть добрым, благородным, обходительным, простым. Есть великие именитые люди, состоящие на высоких постах, и между тем душой они младенчески просты, ангельски добры. Есть же люди и среди простоты вашей крестьянской, в обстановке бедной–пребедной, но в душе, таких – гордость, надменность, жестокость, хитрость и коварство. При чём тут материальная, простая обстановка? Если вы в своей простоте внешней видите совершенство духовное, то я скажу вам, что наши, слишком отдалённые предки, которые ели пищу почти не варёную, одевались, едва прикрывая свою наготу телесную, были далеко лучше, совершеннее нас. Да и теперешние язычники–дикари, которые едят всякую всячину (и даже друг друга) и покрываются, вместо всякой одежды, шкурами животных, значит, должны быть в невыразимой степени лучше и совершеннее нас и вас. Но не думаю, чтобы вы согласились с этим, хотя, по-вашему, выходит так. Господь же вышеприведёнными словами требовал от апостолов, Своих учеников, цельности натуры, – целомудрия, непорочности и святости душевной; не напрасно же Господь и приравнивает их голубю, – птице, которая служит символом нравственной чистоты и невинности.

В конце же сего скажу, что внешность в деле спасения очень мало имеет значения. Спасётесь, если будете принимать таинства, установленные Господом, – причём для вас безразлично, в очень ли дорогих ризах, т. е. священных церковных одеждах будут совершать их над вами или в бедных; – совершал ли священник над вами эти таинства натощак или поевши; равным образом безразлично для дела этого, наелся ли он белого хлеба, или чёрного, постную ли принял пищу, или скоромную. Совершенно не важно для спасения принимающих таинства: с длинною ли бородой и волосами был священник, совершавший таинства, или с короткими, или и совсем он безволосый; ведь, бывают безбородые и совершенно лысые между священниками. Важны здесь не одежда священника, не борода его и волосы, не «мова» его и не пища, которою он питается дома, и важна благодать Св. Духа, которая присуща ему со времени его посвящения в степень священства и которая сопребывает ему в его служении. Насчёт же пищи можно сказать то, что есть и между вашими простыми людьми, крестьянами, такие, которые, по некоторым особенностям своей природы, не могут есть слишком простой, грубой пищи. Или ещё: есть между вами такие, которые, побывав никоторое время, например, в городе, или на селе в услужении у господ, у людей образованных, усвоили их разговор, стали одеваться иначе, и пищу употреблять более изысканную. Неужели вы от таких должны отказаться, отвернуться от них, презирать их и не называть их своими, тогда как они, изменив лишь внешность, кое-что неважное, остаются в отношении к вам теми же родными, вас любящими, принадлежа к вашему же обществу, званию, будучи той же плоти и крови, и наоборот – из высшего звания и богатого состояния бывают люди, которые по складу своей жизни приближаются к людям простым: они едят лишь грубую пищу, одеваются как можно проще и любят говорить простым языком, или же вашею родною речью. Что из этого может особенно следовать? Ничего – ни особенно хорошего, ни особенно дурного; за это они не заслуживают ни особенной похвалы, ни порицания. Старайтесь, чтобы совесть была чиста, душа добра, да жизнь непорочна, свята, – вот тогда с вами всегда и везде будет та простота, которой Господь требует от Своих последователей и учеников словами, выше вами приведёнными; и внешность, без этих условий, за отсутствием таких качеств, ничего не поможет ни нам, ни вам, и без этих качеств простота, требуемая от нас Господом, далеко, далеко убежит от нас. Итак, приходится сказать вам на ваше возражение: «напрасно вы убоялись страха там, идеже не бе страха»...

Штундист. Как вы, священники, ни защищайтесь, и всё-таки у вас нет всего того, чего требовал от учеников Своих Христос.

Миссионер. Чего же у нас такого нет?

Штундист. А вот чего, Христос умыл Своим ученикам ноги и сказал им: «как Я умыл ноги ваши, Я Господь ваш и Учитель, так и вы должны умывать ноги друг другу». Почему же у вас этого нет, – почему никто из вас никому не умывает ног? – Потому что вы, пастыри, очень горды, – вы таковы даже в отношениях между собою. Гордость до того ослепила очи ваши, что вы вот этого недостатка и не видите, чего так ясно требует Господь; и если видите и знаете, то, скажите, почему не исполняете приведённых мною слов Господа.

Миссионер. Во-первых, вам только кажется, что мы их не исполняем: нет, мы их исполняем. Во-вторых, хотя вам и не ослепила очи гордость, которую вы видите в пастырях Православной Церкви, вы всё-таки, как видно, слишком мало бывалые и мало знаете: ваши собственные очи покрыты тьмой неведения и жалкого, гибельного заблуждения. А в-третьих, нам думается, что вы плохо понимаете смысл вышеприведённых вами слов.

Штундист. Объясните это как-нибудь понятнее.

Миссионер. Я сказал, что у нас омовение ног, по образу умовения Христова, бывает. Отправьтесь в Киев, или в другой губернский город и побывайте на литургии, на страстной седмице, в Великий четверток, – и вы увидите это умовение, совершаемое архиереем над священниками и протоиереями: – архиерей служит образом Христа, а священники заменяют Апостолов. Всю речь Господа во время умовения произносит архиерей, а речи Апостолов – священники и протоиереи. Чего вам хочется, то у нас и есть, – только не виной же мы тому, что вы сего не знали, или не видели. Да и мало ли чего вы не видели, – но неужели станете отрицать всё то, чего не видели, даже и не можете видеть и никогда не увидите. Очень прискорбно, что вы берётесь рассуждать, и при том так, смело и самоуверенно, о таких вещах, о которых ничего не знаете. Разве не известно вам, что для того, чтобы что-либо сделать, – например, столярное дело, или токарное, или кузнечное, – нужно уметь его сделать; и чтобы уметь, предварительно нужно сему поучиться, без науки не будет уменья, – и если будет, то совсем плохое, никуда не годное. Не напрасно говорится: «не потрёшь, не помнёшь – калача не испечёшь». И вы хотите, ничему не учившись, понимать, знать и толковать одну из труднейших наук – богословскую, которую, если и знают некоторые в совершенстве, за то проводят за изучением её весь свой век, имея под руками всё нужное для этого дела, – разные книги учёных людей, также занимавшихся этим и подобным делом, и имея знакомство и всегдашнюю связь с такими же учёными людьми, которых всегда с пользой можно послушать. Вы же ничему не учились, не учитесь, да и читать не имеете чего, кроме штундистских псалмов; и Священного Писания, хотя и имеете под руками, но ваш кругозор настолько беден и жалок, что, силясь понимать всё там написанное, вы лишь уродуете и смысл и самые слова, которые читаете, – уродуете до такой степени, что заслуживаете самого глубокого сожаления о вас. Чтобы понимать Писание Божие, нужно иметь для этого много пособий, притом не одних лишь родных, а и написанных на чужих языках, потому что Священное Писание впервые было написано не на нашем родственном языке славянском и не на русском, на котором вы, малороссы, лишь немного можете понимать – а на еврейском, притом не на таком еврейском, какой вы теперь слышите от евреев, а на древнееврейском, которого не все и евреи теперешние понимают. Потом, Священное Писание переведено было на греческий язык, затем далеко не скоро на славянский и наконец уже на русский, в каком виде и вы его теперь знаете. Судите же теперь, может ли простой человек, не знающий даже истории Слова Божия, знать его в совершенстве, знать, ничему не учившись. Гордость, братцы, завела вас туда, куда простой смертный сам не пойдёт. Поистине, великая гордость ваша ничему не учившихся, утверждать, что имеете и носите с собой всё богатство и силу знания и мудрости во всём. Поистине, ваши очи, а не наши, ослеплены гордостью и самовозношением; ибо, не будь этого, не кичились бы вы перед всем светом тем знанием, которого на самом деле у вас не было, нет, да и не может быть.

Как вы, например, понимаете умовение ног Спасителем ученикам Своим?

Штундист. Так и понимаем, как написано в вечном Евангелии; да и как же иначе можно и понимать его?

Миссионер. Принимая самый образ умовения, который у нас есть, – чему мы и вы должны учиться, что иметь в виду?

Штундист. Толковать тут нет никакой нужды и потому мы за это и не берёмся.

Миссионер. Нужно же знать, что хотел показать ученикам Своим Божественный учитель, умыв им ноги, и чему хотел Он научить их. Когда-то Господь словом поучал учеников Своих, что, если кто хочет быть бо́льшим в царствии Божием и перед людьми, – должен быть всем слугой; и теперь, т. е. на Тайной вечери, Он учит их самым делом: Он посреди их аки служай. Сим Он научает нас уничижённой и смиренной службе на пользу ближних. «Образ дах вам, да якоже Аз сотворих, и вы такожде творите". В этом смысле и каждый пастырь Церкви, да и каждый член Церкви Христовой, может и должен умывать ноги своему ближнему, хотя бы и без воды и того лентия, который употребил Господь на Тайной вечери, в сионской горнице. При сем, однако, уместно и мне вас спросить о том же: «почему ваши, так называемые, пресвитеры, которых вы считаете истинными пастырями и служителями Христовыми, не умывают ног друг другу, и никому из вас, братий? Надлежало бы вам делать первое всего самим то, чего вы требуете от нас, – и это хотя бы для того, чтобы быть вам последовательными во всём, чтобы вас, по крайней мере, так, тяжко не обличало ваше же собственное поведение. Нет, вы от нас слишком многого требуете, и сами слишком мало делаете, что вы и сами видите, – а если и не видите, то потому, что самолюбие очень близоруко.

Лучше, – скажу вам по искреннему желанию вам добра, – не кичитесь вы ни своею праведностью, ни своим многознанием, – а то этим вы ещё более против себя восставляете всякого. Ведь слишком очевидны все ваши немощи – умственные и нравственные, и при вашей похвальбе эти раны только больше раскрываются и возбуждают к себе у одних сожаление, у других даже отвращение.

Чтобы исцелеть вам от таких своих язв, не слушайте вы, братия, друг друга; потому что вы все одинаково больны, и больной больного, притом тяжко, как может лечить? Как поможет он больному, когда и себе «рады не даст», когда и сам он несчастен и жалок? Или как слепой поведёт слепого же на прямую и безопасную дорогу, когда и сам он также света не видит? если они двинутся, то на каждом шагу им предстоит опасность разбить голову, сломать ногу или и совсем сложить голову где-либо – в какой-нибудь яме. Таковым нужна помощь со стороны зрячего, который бы вёл их по прямому пути и они были бы в безопасности. И вам, в вашей жизни, в деле спасение вашей души, нужны опытные учители и руководители, которые видят свет и знают все рытвины, выбоины и все опасные места и легко могут обойти их. Лучше же идти прямой дорогой, чем опасной; лучше слепцу иметь зрячего провожатого, чем слепого. Знайте, чем вы шутите: вы шутите своим вечным спасением. О сём не легкомысленно и небрежно, и серьёзно и прилежно нужно вам подумать. Знаю, что если бы вы, имея доверие к словам говорящего теперь с вами, так поступили, вы должны бы возвратиться к своей родной матери – Церкви Православной, которая одна верно ведёт чад своих к вечному спасению.

Штундист. Вы священники, совершаете много молитв о живых и умерших. Мы вам докажем, что труды ваши, хотя не бесполезны для вас, потому что за это вы хорошие деньги получаете, но вполне бесполезны для тех, за кого вы молитесь и для тех, от которых деньги получаете, т. е., молитвы ваши равно не полезны как для умерших, так и для живых.

Миссионер. Как это так и почему?

Штундист. А вот как и почему. Читайте 22 ст. 9 главы послания к Евреям (Евр. 9:22), и увидите. Там ясно сказано, что «всё очищается кровью и без пролития крови не бывает прощения». Разве вы проливаете кровь свою, или чью-либо другую, когда совершаете свои молитвы? и раз вы сего не делаете, значит, молитвы ваши недействительны пред Богом, не имеют значения и для тех, о которых вы с такою уверенностью ходатайствуете, не имеют никакого значения, в силу ясных слов, выписанных мною из Божественного Писания.

Миссионер. Не всё то, что станете вы выписывать оттуда, так должно быть понимаемо, как вам хочется, или как кажется: неужели вы так уверены в себе или в правоте учение своей собратии? Ведь – если в данном случае принять ваше учение, то нужно ниспровергнуть всё то, что твёрдо установил Господь Иисус Христос.

Штундист. Как это так? Мы совсем этого не требуем.

Миссионер. Как не требуете? Вы требуете кровавых жертв, требуете, чтобы священник, совершая свои ходатайственные молитвы за людей, проливал кровь. Спрашивается – какую? Жертвенных животных? Если такую, то опомнитесь, – ведь таким жертвам около 2 тысяч лет тому назад положил конец первосвященник Христос, пролив Свою Кровь и принесши Себя в жертву Богу раз навсегда и за всех людей, потомков согрешившего Адама, и оттоле нет уже нужды в кровавых жертвах, которые приносили ветхозаветные священники, во образ жертвы Христа. И теперь, хотя совершается жертва священниками, но жертва мирная, без пролития крови, потому что правосудие Божие уже удовлетворено величайшею всемирною жертвою и не требует от нас оброка за грех наших прародителей. Мы лишь только молимся за грехи, содеваемые нами самими, и от прародительского греха мы очищены вторым Адамом и Его благодатью, дарованной Им для нас в Таинстве св. Крещения. Если Бог слушал молитвы древних священников, при совершении ими кровавых жертв, и, принимая их, в силу их ходатайства, являл Свою милость народу, то послушает и нынешних священников (и тем более послушает, что мы все ныне чада милости Божией, а не гнева), – которые тоже приносят жертву и жертву не прообраза и сени, а действительно, всесовершенную – Христову, бескровную. Или вы думаете, что древние священники были лучше, достойнее и ближе к Господу, чем нынешние? Напротив, теперешний избранный Его народ далеко более Ему любезен, чем древний избранник: хотя он и был избран, но всё-таки был раб, а нынешний – свободь и сын, а не раб. Если это можно сказать обо всём народе, то, значит, и о священниках его. И как народ того времени был меньше нынешнего, так и священники его. Итак, молиться за живых и умерших, ходатайствовать за них мы можем, как это делали и древние священники, только не так, как они, а иначе – так, как установлено Господом, Апостолами и учащею вселенскою Церковью: нужды же совсем у нас нет проливать кровь животных, так как это давно отменено... Или вы думаете, что мы, священники, должны проливать кровь свою за тех, за которых берёмся ходатайствовать пред Богом? Или понимаете, что в таком случае нам нужно проливать кровь чью-либо – других людей? Если думаете по первому, то знайте, – Господь этого никогда не требовал от пастырей словесного стада; а если – по второму, то вы впадаете в более тяжкую ошибку, и, называя себя истинными учениками Христа, походить будете на беспощадных разбойников; ибо подумайте, сколько, в таком случае, ежедневно и даже ежечасно должны совершать убийств, по-вашему, истинные пастыри Церкви? Хорошие это служители Божии! Это были бы, если бы по-вашему могло статься, первые преступники на земле и первые ответчики на небе пред Богом. Как вы думаете – по первому ли, или по второму, или по третьему?

Штундист. Некоторые из нас прежде думали по первому, и некоторые по третьему; и мы прежде и теперь думаем по второму, потому что оно согласно с требованием Слова Божия. Первое же учение не годится, как и вы сказали, потому что уже окончил своё существование Ветхий Завет, и с ним вместе прешли и жертвы. Третье не может быть принято потому, что пошли бы вразрез с 6 заповедью закона Моисеева, которая запрещает всякое убийство, а, следовательно, и такое, как пролитие крови людей при молитве ради умилостивления Бога: это слишком было бы похоже на языческое служение богам ложным.

Миссионер. Как же, именно, вы это место понимаете?

Штундист. Мы так понимаем его. Господь и учитель пострадал за народ, за паству Свою – за весь род человеческий, а вы – если вы Его ученики, должны Ему последовать, согласно Его же слову: «образ дах вам, да якоже Аз сотворих такожде и вы сотворите, и другому Его слову: «истинный пастырь душу свою полагает за овцы»... и третьему: «никто же больше сея любве имать, да кто душу свою положит за други своя» (кажется, так).

Миссионер. Все три приведённые вами места не требуют совсем того, что вам желательно.

Штундист. Как не требуют? Разве Христос не пострадал за весь мир? Разве в том не выражается истинная и наивысшая степень любви, когда кто страдает или даже умирает за другого?

Миссионер. Да, я согласен и с тем, и с другим, но из того, что Христос пострадал за весь мир, или из того, что наибольшая сила любви к ближнему бывает у того, кто готов страдать и умирать за других, никак не следует, чтобы мы, пастыри, или какие то ни было представители религии, умирали, проливали свою кровь за своих пасомых. Скорее, на приведённом основании вашем зиждется отрицаемое мною, чем требуемое вами, пролитие нашей пастырской крови. Богу это совсем не нужно, так как уже пролита Кровь Начальника всех пастырей. Господа Иисуса.

Штундист. Как же так? Мы должны подражать Ему во всём. Об этом ясно Сам Он говорит: «будьте святы, якоже и Аз есмь; свят будьте совершенны и милосерды, якоже совершен и милосерд Отец ваш Небесный». Видите же, что во всём мы должны стараться уподобляться Господу.

Миссионер. Много разницы между тем, чтобы быть только подобным Христу, и тем, чтобы делать всё то, что Он делал. И при сем новом вашем возражении, мне нужно сказать то же, что имел сказать я пред сим. Ведь, если мы должны делать по образу Его всё то, что делал Он, то должны и мы поститься 40 дней и 40 ночей, ничего не вкушая, так как Он делал это; Он преобразился на горе Фаворе, и мы, по образу Его, должны преобразиться также, – должны непременно засиять такою же славою, как и Он сиял; Он страдал на кресте: и мы должны пострадать также на кресте; Он вознёсся: и мы, каждый пастырь по образу Его, должны возноситься на небо и т. д. Подумайте, что выходит из наших рассуждений?

Штундист. Это не наши, и ваши рассуждения: мы этаких слов не говорим и никогда не говорили.

Миссионер. Что же, что вы таких слов не говорили? Так как вы их не досказали, то приходится досказать вам, потому что такие мысли сами собою должны вытекать из вашего довода. И этого вы никак не устраните, не уничтожив самого довода: ростки должны выйти на поверхность земли из того злака или растения, которое в земле, хотя его и не видно: раз злак или растение живо, то и плод его должен явиться на поверхности земли. Так и здесь: такие заключения должны вытекать из вашего довода, хотя они и не видны пока для глаза вашего ума.

Вышеприведённое же ваше требование вот как должно быть понимаемо. К исполнению его должны быть готовы все ученики Господа, а не только пастыри, – пастыри же – по преимуществу, как старшие между всеми. Если же мы, пастыри, стали бы умирать за всех и каждого из вас, т. е., за всех тех, за кого мы молиться должны, то – первее всего – где нас столько набрать? Ведь, священнику, с первых дней его посвящения, нужно совершать молитвы; значит, по-вашему, сейчас же, или несколько позже, и всё-таки нужно убить себя – умереть прежде времени и насильственною смертью. Далее, где вы найдёте таких людей, которым бы не была мила жизнь: она и самим вам воодушевлённым такими идеями, милее всего на свете. Какая же кому польза и Богу слава от такого служения и закалания?! Это было бы такое сумасбродство, что, кажется, с тех пор, как свет стоит, ещё никто его не проповедовал. И кто же может послушать, а тем более – кто может последовать за такими проповедниками? Поскорее знаменуйте себя крестным знамением и отгоняйте от себя лукавейшие мысли лукавого: никто другой не мог вас поучить такой мудрости, которая противна и Богу, и совести, и разуму, – ужасна и страшна для человеческой природы. Так, видите ли, куда зашли вы, оставив светоч родной матери вашей – верование Православной Церкви. Впрочем, лучшего и ожидать от вас было трудно, имея в виду вашу умственную темноту, всё большее и большее уклонение от света истинного учения пастырей Церкви Православной. Оставьте не только такие свои неразумные толкования и понимания вышеприведённого вами места Св. Писания, но и всякие другие, исходящие не от лица Православной Церкви, потому что все они будут уродливы и жалки: особенно же печальны ваши собственные измышления, когда они касаются какого бы то ни было вопроса веры в истинного Бога и Единородного Его Сына Господа нашего Иисуса Христа.

Штундист. А что значат приведённые мною слова об очищении кровью? Объясните по-своему.

Миссионер. Вами приведённые слова означают то, что когда прародители наши нарушили заповедь Божью – нужно заметить, весьма лёгкую – вкусили запрещённого Богом плода, – они тяжко прогневили Бога, за что и достойны были самой тяжкой, вечной казни смертной; смыть такое оскорбление, пятно, они и могли лишь Кровью Богочеловека Спасителя. Чтобы наши прародители и их потомки помнили это, Господь и установил кровавые жертвы. Кровь жертвенных животных только прообразовала всеочищающую Кровь Христову, а потому для неё, по Апостолу, было невозможно... отпущати грехи (Евр. 10:4, ср. Евр. 11:1) И до принесения кровавой жертвы, и после человек – грешник оставался одинаково неоплатным должником пред Богом, – с совестью, не примирённою с Богом. Кровавые жертвы подавали только внешнее очищение; они могли очистить всякое тело, но не душу (Евр. 9:13), и потому только, что они прообразовали Голгофскую жертву. Когда речь у Апостола зашла о Христе Иисусе Первосвященнике, он и упоминает о значении крови жертвенных животных, как прообразе Крови Христовой – жертвы всеocвящaющей и всепрощающей. Эта жертва, эта Кровь Христова раз пролита за спасение мира, и теперь уже мы не имеем нужды в очищении посредством крови тварей. Если вы задаёте подобные вопросы с целью знать истину, то вы должны оставить свои заблуждения и выслушать мои ответы. До свиданья пока!