священник Владимир Вукашинович

Источник

Заключение

Стремление к литургическому возрождению появляется тогда, когда приходят к выводу, что в богослужебной жизни Церкви наступил застой. Это осознали пионеры литургического движения на Западе. Основной идеей, которой они руководствовались, было богословское возрождение Церкви, целостное и глубокое возвращение к преданию, новое открытие литургии как центра церковной жизни913, о чем кардинал Чикониани, открывая конгресс в Ассизи, говорил так:

Ошибаются те, кто в различных литургических реформах и реставрациях видят <...> ностальгию по древним формам, своего рода эстетически или мистически мотивированный романтизм, сентиментальную привязанность к прошлому. Реформы основаны совсем не на этом. Главный и, можно сказать, единственный мотив, который привел к этим реформам и преобразованиям, основывается на горячем желании увидеть людей, которые действительно живут жизнью Христовой914.

Когда видна пропасть, которая пролегла между вечно живым евангельским посланием Господа Иисуса Христа и христианами, не принимающими активного участия в этой священной тайне, которая связывает Бога и человека, тогда осознается необходимость возрождения духовной жизни верующих. Литургическое движение стремится приблизить богослужение (Самого Бога и Его Слово) к человеку своей эпохи. Цель каждой литургической реформы заключается в том, чтобы наступило возрождение, чтобы лучше служить потребностям людей и чтобы поднять их духовный уровень915. Литургические изменения возможны благодаря тому факту, что литургия Церкви это богочеловеческая реальность, включающая и человеческий исторический компонент, который по определению подвержен изменениям916. Это делает возможным и в то же время подтверждает живой характер предания917.

Не следует бояться перемен. Конкретные формы богослужения и их порядок нельзя воспринимать как нечто богооткровенное, вечное и неизменное, – они, несомненно, таковыми не являются. Чтобы убедиться в этом, достаточно вспомнить реформы времени патриарха Мефодия I Исповедника и сразу после него918. Церковь должна оставаться живой и избегать постоянного искушения свести христианство к процессу исполнения внешних правил, норм и ритуалов, которые потеряли смысл и значение919.

Литургическое движение поставило перед собой две цели. С одной стороны, возвысить человека нашей эпохи920, сделать его способным жить богослужебной жизнью в ее полноте. Здесь важно напомнить, что Церковь не считает современного человека настолько совершенным, что к нему следует только приспосабливаться. Она требует от него аскетического усилия, требует, чтобы и он сделал шаг вперед, навстречу подлинному пониманию богослужения. Совершенно ошибочным было бы утверждать, будто современный человек есть абсолютная мера и совершенный критерий всего; что он принимает, любит, утверждает, то и имеет ценность. Это очень характерно прокомментировал Бальтазар:

Если какое-то поколение не в состоянии создать подлинный религиозный образ (произведение искусства, изображение), то не следует утверждать, будто голые стены лучше, ибо тогда дух легче концентрируется на главном. Если мы обмельчали, то не следует пытаться свести мистерию, которую мы служим, к своей собственной величине921.

То же справедливо и по отношению к феномену инкультурации. Правильно указывают на опасность ошибочно понятой инкультурации. Согласно библейскому учению, культура, насколько возможно, должна соответствовать литургии, которая призвана вносить определенную аскетическую напряженность в культурную среду922.

С другой стороны, Церковь стремится в литургическом движении выразить истину Евангелия понятным и доступным языком. Йозеф Юнгман подчеркивает, что в этом и состоит верность миссии Церкви – всегда приближать Евангелие к верующим, делать его понятным миру923.

Представители литургического движения были недовольны ситуацией, в которой находились, и искали выхода из нее. Она в значительной степени уходила корнями в прошлое, которое было богаче средневекового схоластического наследия. Поэтому стали обращаться к общему наследию неразделенной Церкви, а также и к способам, которыми оно активно сохраняется и живет сегодня в православной среде. Вклад православия в литургическое движение заключался в придании внутреннего богословского смысла литургии, ее этосу и ее практике, которые были вновь открыты на Востоке, хотя и там они были во многом искажены924.

В то же время богословие и духовность протестантских общин также положительно влияли на литургическое движение католиков. Много раз обращалось внимание на большое проблемно-тематическое сходство основных идей литургического движения и требований реформаторов, которые привели к великому расколу на христианском Западе. Литургическое движение использовало почти все положительные925 идеи протестантских реформаторов XVI века926 – использование современного языка в качестве богослужебного, общее пение, подчеркивание важности проповеди, частое причащение и акцентирование общей священнической харизмы верных927. Опоздание на четыре столетия произошло вследствие особенностей религиозно-политической ситуации эпохи появления протестантизма с ее конфессиональными столкновениями, а также из-за отсутствия в свое время соответствующего научного аппарата928. Конечно, ни в одном из упомянутых случаев связи не были односторонними – не только протестанты, но и православные многое переняли у католического литургического движения. Это значит, что литургическое движение послужило плодотворному богословскому диалогу между Церквами и сделало возможным обмен опытом929, который привел к богословскому обогащению всех участников. По словам Олчина, значение литургического движения заключается в том, что оно не только сблизило католиков и протестантов, но и помогло им установить живую связь с восточным христианством – той частью христианского мира, где литургия никогда не была отделена от жизни общины и богослужения народа930.

Несмотря на то, что литургическое возрождение как организованное движение появилось и развивалось большей частью среди неправославных христиан на Западе, оно, безусловно, имеет глубокую внутреннюю связь с Церквами Востока, и потому представляет особый интерес для православных богословов931. Справедливы слова митрополита Иоанна (Зизиуласа), что ни одна традиция не может сказать другим: «Вы мне не нужны»932.

Это особенно важно, когда речь идет о литургическом богословии. Роберт Тафт, подчеркивая вклад в литургику сравнительных исследований Баумштарка, правильно замечает, что для подлинного знания литургии недостаточно знать только одну традицию, так же, как и для настоящего знания филологии недостаточно знать только один язык933. Это значит, что изучение исторического развития и богословской проблематики западного литургического движения и возникшего из него литургического возрождения представляет собой необходимое условие полноценного исследования сходных явлений и проблем в православной среде. Другими словами, для православного богослова материал и опыт, накопленные литургическим движением на Западе, не являются чем-то чуждым; наоборот, это бесценная помощь в его работе. Начало диалога с литургическим возрождением Запада не означает пассивного восприятия готовых решений. Православие должно внести свой плодотворный вклад в этот диалог, обогатить богословскую мысль движения, выработать более полные духовно-богословские основы литургического возрождения. По словам отца Александра Шмемана, западное литургическое движение поставило вопросы, на которые можно правильно ответить только в целостной православной перспективе934. Диалог не был бы диалогом, если бы и мы в нем ничему не научились.

Раньше мы говорили о двух менталитетах: восточном и западном. Насколько это возможно сегодня? Разделение христианства на Западную и Восточную Церкви старше и глубже раскола. Различие менталитета и подхода, богословского языка, типов благочестия, хотя и не полностью стерлось (вероятно, этого никогда не произойдет), однако сегодня оно становится все менее выраженным и острым. Нынешняя ситуация православия в традиционных православных странах становится все более похожей на западную. Проблемы тоже похожи, потому что они во многом вызваны той же общественной, культурной и психологической ситуацией. Это отражается и в церковной жизни, и особенно в феномене индивидуализма, который принимает религиозные формы и получает свое специфическое выражение, о чем мы уже говорили. Поскольку православие вес больше и больше проникает в западную культуру, оно, по мнению митрополита Пергамского Иоанна (Зизиуласа), будет участвовать и в решении проблем Церквей Запада 935. Тем более важными для нас становятся ответы на вопросы современности, которые уже даны христианами Запада, со всеми их успехами и неудачами.

Роберт Тафт считает, что восточное христианство оказалось в кризисе, поскольку все еще не научилось уроку встречи с современностью, который на Западе был усвоен ценой большой боли и многих неудач. Православие, по его мнению, не имеет причин бояться современности. Восток сохранил элементы, которые не только очень нужны современному человеку, но во многом отвечают его потребностям. С другой стороны, Тафт считает, что православию не повредило бы кое-что из достижений Запада, например, смелый, открытый диалог с современностью, которому свойственны целостность и прозорливость. Чувство единства современной культуры, в которой никто не остается и не может оставаться изолированным островом, также необходимо восточному христианству936.

Сложные и во многом деликатные отношения с Католической Церковью, особенно в наших краях и в эпоху новой экспансии униатства, неизбежно бросают тень на это исследование, и какая-то часть православных христиан наверняка поставит вопрос о его смысле. Этого не избежать, и такой вопрос нельзя оставить без внимания. Однако этот вопрос все же не является решающим, когда речь идет о проблематике данной работы. Не желая глубже вдаваться в большой вопрос об отношениях католиков и православных, мы твердо уверены, что литургическое движение в Католической Церкви, хотя и является преимущественно западным феноменом, касается все же не только западного христианства.

Наше мнение заключается в том, что литургическое движение, которое началось с дона Проспера Геранже, будоражившего умы в церковных кругах Западной Европы (как католических, так и протестантских), – движение, на которое как одно из возможных решений опирался II Ватиканский Собор, продолжает существовать и присутствует у всех христиан, да и у нас. Его основные идеи и требования являются всеобщими, его идеалы еще нигде полностью не осуществлены. Литургическое движение еще не выполнило всех своих задач. То, к чему оно стремилось, все еще можно совершенствовать937.

Литургическое движение, или литургическое возрождение, – это существенный и реальный шанс для Церкви сегодня. Эта работа представляет собой скромную попытку, предпринятую с целью инициировать развернутую и организованную дискуссию в нашей среде, что, если Бог даст, приведет и к действию. Потому что, по словам Роберта Тафта,

Чтобы христианство воспринималось как современный стиль жизни, оно не должно уподобляться обскурантистской, антиинтеллектуальной культуре фольклора и ритуализма, которая консервируется, отвергая перемены. Выбор существует для тех, кто способен его сделать938.

* * *

913

Fisch, 2–3.

914

Benoit, 75.

915

Timiadis, 95, 103.

916

Меуег, 21.

917

ECCLESIA DEI, 4.

918

Это тем более справедливо по отношению к изменениям в тексте литургии св. Иоанна Златоуста, а также и к перемене места в богослужебном круге, занимаемого литургиями св. Василия и св. Иоанна (Taft. The Byzantine Rite, 54–55).

919

Vilanova, 7.

920

Говоря о «современном человеке», обычно представляют себе образованного представителя среднего или высшего класса, живущего в городской среде. При этом не замечают многих представителей социально более низких слоев общества, которые живут в небольших поселениях весьма традиционным образом и отнюдь не склонны к переменам (Jungmann. Sveto, 10).

921

Balthazar. The Worthiness, ID.

922

Kavanagh, 103.

923

Jungmann. Sveto, 8.

924

Schmemann. The Liturgical Revival, 101–102.

925

Gervase, ID.

926

Интересную точку зрения на взаимные отношения восточной литургической жизни и Западной Церкви имеет униат Георгиадис (Georgiadis, 191), который пишет, что существовавшая некогда близость в обрядовом смысле между западной и восточной литургической жизнью по существу разрушена соборной реформой. Предсоборная римская литургия и ее окружение: картины и статуи, свечи и лампады, множество праздников в честь святых, – были ближе к православию. После реформы римская месса стала гораздо ближе к протестантской модели (Georgiadis, 191).

927

White, 95.

928

Pecklers, ID.

929

Это явление продолжается и дальше. Так, Кристофер Ирвинг предлагает, чтобы, беря пример с Православных Церквей, заменить практику ежедневной мессы ка- ким-то другим сокращенным чином причастия (например, какой-либо разновидностью литургии Преждеосвященных Даров) и чтобы верный народ ежедневно молился на канонических часах. Таким образом, будет сохраняться осбый характер литургии (воскресенье и праздничные дни) и, в то же время, станет возможным ежедневное причащение (Irving, 21).

930

Allchin, 66.

931

Schmemann. Introduction, 13.

932

Zizioulas. Ecumenism, 39.

933

Taft. The Liturgy of the Hours, XII.

934

Schmemann. Introduction, 13.

935

Zizioulas. Christ, 141.

936

Taft. The Contribution, 296–297.

937

The Landscape of Praise, 2–3.

938

Taft. The Contribution, 297.


Источник: Христианская Россия. 2005

Комментарии для сайта Cackle