Киевскому митрополиту Арсению от 29 марта 1873 г.

Достодолжно отвечаю на ваше письмо от 17 марта текущего года.

Сообщенное мне вами письмо Муравьева доказало, что он неслужение мое в неделю православия счел капризом моим. Однако известная злость его на все и на всех ослепила его. Тогда я был болен. Болезнь моя повторилась и в третью неделю истекающего великого поста. Это мучительный кашель. Болезнь же никому никем не вменяется в преступление. Сам Муравьев был долго болен горячкой; однако никто не порицал его за это. Если он впредь сделает мне пакость, то я расправлюсь с ним, как должно. У меня нет более терпения переносить незаслуженные обиды этого человека, который везде сует свой нос и мутит себя и других, ругая наповал всех ближних своих, не исключая и вас. Я не боюсь напраслины его, потому что в Петербурге никто ни в чем не верит ему на грош; напротив, все считают его забиякой. Когда в Киеве была цесаревна, тогда наперсница ее Юлия Феодоровна Куракина, бывшая духовная дочь моя, за обедом у Ее Высочества рассказала мне, как Муравьев домогался через Победоносцева уронить меня в глазах цесаревича и супруги его и как не удалось ему сделать это зло, потому что ни одна благородная душа не поверила этому стерву. Тогда же после обеда цесаревна обласкала меня, как нельзя лучше, а Муравьева не удостоила и полусловом. Итак, ему, а не мне посоветуйте быть осторожным²⁷².