Е. П. Эйлер от 28 июня 1861 г.

Друже! Давно я не писал к вам, потому что сначала сердился на вас за долговременное молчание ваше, а потом стал думать, что вы или у Бога блаженствуете со святыми, или у матери в деревне занимаетесь хозяйством по правилам ученых экономистов. К этому гневу и думанью присоединились напряженные занятия мои в скучных библиотеках на Востоке и сделали меня угрюмым и молчаливым. Я стал похож на родник воды, заглушенный осокорью и подернутый падающими в него с старых дубов листьями. Но вы вспомнили этот родник, подошли к нему и сняли с него листовую кору; и вот он опять прозрачен. Из глуби его бьют чистые струи, это мои молитвы о вас, мои радости о вас и мои желания вам всего, что есть лучшего на земле и совершеннейшего в небе.

Полагаю, что я долго не увижусь с вами. Меня хотят остановить в Одессе до окончания моих ученых занятий. Пусть будет так! Мне везде хорошо, и везде вы присущи моей душе.

С нетерпением ожидаю предписания о водворении моем в Одессе. Надоело мне странствовать по свету и жить между кочегарами ада. Надоело докучать начальству об указании мне пристанища и невыразимо тяжело напоминать ему, что и над ним есть суд верховный, суд первосвятителей восточной церкви.

Теперь я сам не свой. Как бы ни поступили со мною, я готов на все, готов ходить в цепях, погаснуть в затворе, светить миру, наслаждаться свободой духа. Правда, в этой готовности, или решимости моей есть нечто раскаленное и жесткое; но эта примесь со временем остынет и размягчится под влиянием благодати и разумной воли, как лава огнедышащей горы стынет и мякнет под влиянием тепло-света и дождя, так что впоследствии производит из себя мураву, цветы, маслины, грозды, кипарисы.

Здесь с 18-го вечера июньских дней светит огромнейшая комета, похожая на ту, которая стращала робкий люд в 1858 году. Что она предвещает нам? Смерть папы и папства? Падение Турции и исламизма? Мучительное перерождение России? Все это вместе? Посмотрим, увидим, испытаем, узнаем. А будет что-то новое! Придется нам унылым тянуть заунывную песнь.

Прощайте. До свидания или в прелестных рощах Ораниенбаума, или в чудных домиках памяти, то есть, в письменах!