Елисавете Павловне Эйлер от 13 и 14 августа 1857 г.

Отвечаю на два письма ваши, посланные ко мне из Вильдбада 14 и 28 июля.

Вы были больны и выздоровели. Болезнь ваша причинила мне грусть, а выздоровление – радость. Но оба эти чувства растворялись молитвой о вас, ибо вы в моей памяти и в моем сердце существуете пред лицом Бога, Который есть союз всех душ.

Не буду более повторять вам, что мне приятно продолжение вашей дружеской переписки со мною, дабы вы не улыбались. Дружба приобретается и скрепляется не словами, а делами, или, по крайней мере, обнаружением возвышенного образа мыслей, благородного и сильного характера, душевной чистоты, бескорыстной преданности и полного сочувствия с вторым я во время скорбей и радостей его. Были бы в ком эти достоинства: их оценит и к сердцу примет всякий. Ибо никто, как вы справедливо говорите, не враг сам себе и не откажется от хорошего.

Сочинения мои для библиотеки Ее Высочества, для вас и для Эдитты переплетены красиво и на днях будут переданы г. Беркгольцу.

По разумному желанию вашему на всех будущих письмах своих с Востока я буду ставить номера. Заданное мне вами послушание это будет исполнено.

Верно замечание Фомы Кемпийского: «Notre amour propre et lʼillusion, que nous avons sur nos coeurs comme sur nos actions, nous font déplacer imperceptiblement la ligne de démarcation, en baptisant de grâce ce qui souvent nʼest que nature»¹⁷⁹. Но вернее откровение Божие, возвещенное устами апостола Павла о дарованиях духовных. Читайте 12, 13 и 14 главы послания сего апостола к Коринфянам. Тут исчислены все дарования Духа Святого. Они прививаются к естественным способностям душ наших. Но как отличить те и другие? Как узнать, напр., что мудрость душевная возвышена на степень мудрости благодатной. Вот задача! Вот глубина богословия! Без познания сей христианской тайны и без обладания ею, богословы – пустословы, а вы миряне – нищие христиане. Мне представляется два способа провести разграничительную линию между дарованиями благодатными и естественными. Пусть составят новый вселенский собор лица, исполненные Духа Святого, и на этом соборе пусть определят союз благодати и души. Вот первый способ! Но, к глубочайшему прискорбию, он неосуществим в наше время, когда политические сходки признаются необходимыми для поправления грязных дел и грязнейших страстей народных, а о церковных соборах едва ли кто и помышляет. Что ж остается делать? Остается изучать творения святых отцов и жития облагодатствованных мужей и жен и в их поучениях и делах отыскивать проявления благодати. Вот второй способ! Он многосложен, труден и сбивчив, но все-таки наведет на истину, или, по крайней мере, приблизит к ней. Я услаждаюсь выбором такого предмета для будущих занятий моих на св. Сионе. Но освоюсь ли с ним? Не испугаюсь ли пропасти, какая находится между высокими помыслами и исполнением их? Если не освоюсь и испугаюсь, то и не буду говорить вам о небесных тайнах в крещенной душе. Поищите другого учителя, который объяснил бы вам сии тайны. А я за лучшее почту не рассуждать о дарах благодати, а просить одного из них у Утешителя Духа истины, или, по крайней мере, приближения к тому чудному пределу, где граничат благодать и стремление к ней души. Хорошо жить и умереть у границы рая! Тут ангелы сжалятся над жаждавшей благодати душой и введут ее в какую-нибудь обитель Отца Небесного.

14 а в г у с т а

Продолжаю ответ свой на два недавние письма ваши.

Вам приятны были извещения о начинающейся перемене судьбы моей. А мне отрадно было узнать от вас, что Великий Князь Константин Николаевич, недовольный выбором блаженных нищих духом на служение в Иерусалиме, где с голубиной кротостью должна сочетаваться мудрость змеиная, признал за нужное дополнить нищету духа избранных туда лиц моими дарованиями и опытностью. Кто сообщил вам эту весточку, тот, по всей вероятности, знал дело не основательно. Вот тому подтверждение! Граф Толстой в 9-й день июля говорил мне, что Его Высочество желает видеть меня.

Однако, к удивлению моему, до сих пор еще не объявлены мне ни приказ, ни отказ ехать в святой Град, хотя князь Горчаков в сильных выражениях требовал меня у синода и требовал давно. Медленность сего дела беспокоит, а таинственность его пугает меня. Впрочем, самая-то глубь души моей не возмущаема, потому что в ней есть разумная преданность воле Божией. Куда как хорошо жить в Боге! От Него душа заимствует неизменяемость и довольство среди непрестанного волнения мнений и дел житейских и среди огорчений, производимых неудачами и обманчивостью наших расчетов и надежд.

И вы постоянно преданы воле Божией и почти в каждом письме выражаете это освящающее вас чувство. Это мне нравится в вас.

А куда как не нравится, что цвет лица вашего еще очень желт. Умывайтесь небесной росой, натирайте лицо снегом, льдом, песком, вишневым соком, или всем этим вместе; делайте, что придумаете, или что велят, только будьте здоровы и цветите на радость мне и многим.

Благословение Господне на вас!

P. S. Митрополит отпускал на четыре дня ректора семинарии арх. Нектария, который и служил там в вашей церкви. А меня так не отпускает! Бог с ним!