XXXV глава

Старообрядчество было в силе. Попытки вернуть раскольников-старообрядцев в лоно Православной Церкви с помощью строгих архиерейских обличений, суровых карательных мер правительства не приводили к успеху. Чуть ли не вся купеческая Москва тяготела к расколу.

Еще в Твери, будучи архиепископом, владыке Платону пришлось впервые решать вопросы, связанные с раскольниками. Жалея заблудших, он относился к ним с любовью. Не прибегая ни к какому насилию, владыка Платон учил тверское духовенство привлекать заблудших к Церкви примером своей добродетельной жизни и благоговейным совершением богослужения.

И в Московской епархии, которая издревле служила одним из центров раскола, он не однажды обращался к духовенству с мольбами совершать богослужение со всем благолепием и усиливать свою заботу о пастве, чтобы никто из православных не мог быть отторгнут от Церкви.

На склоне лет митрополит Платон пришел к твердому убеждению: насильственные меры лишь ужесточают сопротивление и умножают ряды отступников. Многолетний опыт его убедил, что «Церкви Христовой пастырю и самому просвещенному – весьма затруднительно иметь с раскольниками прение и их в заблуждении убедить, ибо в прениях с обоих сторон должно быть единое начало, или основание, на коем основывать все доказательства. Но ежели начало у одной стороны будет иное, а у противной другое, то никогда согласиться будет невозможно. Просвещенный христианский богослов для утверждения всех истин Церкви Христовой не иное признает начало, как едино Слово Божие, или Писания Ветхого и Нового Завета. А раскольник, кроме сего начала, признает еще за равносильные Слову Божию начала и всякие правила Соборов, всякие писания церковных учителей и всякие повести, в книгах церковных обретаемые; да еще их и более уважает, нежели Слово Божие».

В царствование Екатерины II, которая искала сочувствия у всех, в том числе и у раскольников, в Москве появились крупные центры старообрядчества. Появилась Рогожская община старообрядцев поповского толка и Преображенская община старообрядцев-беспоповцев, отвергавших необходимость священства.

В числе последователей того и другого толка были богатые купцы и фабриканты, которые влиянием своим удерживали в расколе тысячи зависимых от них людей.

Московские старообрядцы не однажды просили себе священника. В 1799 году через генерал-прокурора Синода, князя Лопухина, они даже обратились к императору Павлу I с просьбою «дать им в имеющуюся у них на Рогожском кладбище часовню не только священников, но даже самостоятельного епископа, который подчинялся бы не Святейшему Синоду, а государственной власти и имел бы при себе особое духовное правление»²⁸⁸. Становилось очевидным – старообрядцы преследуют целью не объединение с Православной Церковью, а создание самостоятельной старообрядческой церкви со своей иерархией.

Государь, проявлявший сочувствие к старообрядцам, в этот раз приказал оставить их в прежнем положении.

Среди ревнителей старины были, однако, и умеренные старообрядцы, которые по совести своей искали возможности примирения с Церковью. С этой целью они и обратились с прошением к митрополиту Платону, прося учредить у них особый приход, где дозволено было бы им служить по дониконовским обрядам, использовать старопечатные книги, но при этом войти в единство с Православной Церковью.

Прошение подписали 70 старообрядцев. Вместе с семьями число их составляло 250 человек.

Требования были не новы и ожидали решения. Митрополит Платон, осторожно выведав мнение московского духовенства (большая часть архимандритов и благочинных отрицательно отнеслась к просьбе раскольников, подозревая их в неискренности), высказал все же свое общее положительное мнение и обосновал его. Церковь, считал он, должна пойти навстречу искренне желающим спасения в Церкви Христовой. Обрядовая разность в таком случае не существенна. Но к опасениям большей части московского духовенства прислушался. Митрополит Платон наложил на прошение старообрядцев свою утвердительную резолюцию с рядом ограничительных замечаний. Синод его поддержал.

Умеренные старообрядцы согласились признать главенство Синода и стали именоваться единоверцами. С этого события и возникло единоверие как определенное церковное установление, признававшее равноспасительными богослужения, совершаемые по старопечатным книгам. А общим руководством для урегулирования как внутренней жизни единоверия, так и его взаимоотношений с Церковью стали пункты прошения московских старообрядцев, согласованные с мнением митрополита Платона и получившие название «Правило митрополита Платона относительно единоверия»²⁸⁹. 27 января 1800 года Павел I утвердил «Правило единоверия».

Первая единоверческая церковь открыта была в Москве в 1801 году при Введенском кладбище, что, можно сказать, стало памятником благоразумной терпимости владыки Платона.

Единоверие способствовало возвращению многих в лоно Церкви, и это не могло не радовать владыку. Сколько их, вернувшихся из раскола, добрым словом будут поминать его имя!

* * *

В Европе меж тем показывал свою силу Наполеон. Пруссия, союзница России в начавшейся новой войне с Францией, после роковой битвы при Иене и Ауэрштедте, вынуждена была отступиться от России. Тогда принято было решение образовать для защиты Российской империи земское ополчение, или милицию, в подкрепление действующей армии. Все сословия призывались к пожертвованиям. Митрополит Платон от имени Троицкой лавры, Чудова монастыря и от себя принес в пользу этого ополчения 20 000 рублей.

Болезни заметно сказывались на здоровье владыки в ту пору. Недуги не прекращались, напротив, час от часа усиливались. Еще в 1806 году с ним случился апоплексический удар, ослабивший язык и правую руку. Чтобы не утратить навыка, владыка Платон каждый день до самой смерти ставил свою подпись и число месяца в особой тетради. (Некоторые же расценили это как проявление тщеславия.) В надежде движением восстановить здоровье он часто переезжал из Москвы в Вифанию или на Перерву. Служить и говорить проповеди становилось все труднее. В ту пору случилось увидеть его в Вифании помещице Яньковой, воспоминаниями которой мы воспользуемся.

«В 1806 году мы провели все лето в Горках; в тамбовскую деревню не ездили, а только во время Успенского поста были на богомолье у Троицы. Отправились мы 4 августа в большой линейке...

Ночевали в Дмитрове на квартире у одного купца, напротив моста.

Наутро мы выехали из Дмитрова в седьмом часу и к девяти приехали в село Озерецкое; обедали, выждали, чтобы свалил жар, и отправились в Хотьков монастырь. Там, как водится, отслужили панихиду по родителям Преподобного Сергия и тотчас же поехали к Троице и остановились в гостинице. В то время там пребывал преосвященный митрополит Платон. Узнав, что назавтра, в Преображение, будет служить у праздника в Вифании, мы положили туда ехать к обедне...

Много рассказывали о новой Вифанской церкви, устроенной внутри наподобие горы Фавор²⁹⁰: кто хвалил, а кому и не нравилась, и вот наконец довелось мне и самой ее видеть. Нам сказали, что обедня начнется в восемь часов, а мы встали пораньше, так что в семь часов были уже готовы ехать; проехали эти три версты от Троицы до Вифании и туда поспели еще до благовеста. В этот день я видела архиерейское служение все вполне, от начала до конца...

В церкви было много народу, однако мы стали хорошо и все прекрасно видели. Я нашла в митрополите большую перемену: не видав его лет двадцать, я себе все представляла его довольно молодым, так лет под пятьдесят, и очень красивым собою, как я его помнила. Тут я увидала его очень постаревшим, весьма тучным, совсем седым, впрочем, довольно еще бодрым, хотя его и вели под руки; но это, я думаю, для пущей важности, по святительскому сану. Служение было очень торжественное и праздничное; торжество еще усугубилось посвящением нового архимандрита, Николо-Пешношского игумена Макария: владыка посвятил его в архимандрита в наш Дмитров и Борисоглебский монастырь.

По окончании литургии было освящение плодов: посреди церкви поставили столик, как бывает для благословения хлебов, и два диакона принесли и поставили на него большое серебряное блюдо или, скорее, корзину, наполненную всякими плодами. Тут были: арбуз, дыня, яблоки, персики, сливы, вишни; посредине ананас, воткнутый совсем с зеленью; торчали разные колосья, кукуруза, были и всякие мелкие ягоды, истинно можно было сказать: благословение всех плодов земных.

Потом, когда окончилась вся служба и владыка вышел всех благословлять, два иподиакона несли за ним благословенные плоды в покои. В служении с митрополитом в этот день были два архимандрита: Ливанский, он же вместе и наместник в Лавре – Симеон (который потом был в Москве, в Донском монастыре²⁹¹, и новый архимандрит Борисоглебский и, кроме того, еще много почетных иеромонахов; может быть, в числе их были и какие игумены или строители.

В начале одиннадцатого часа вся служба окончилась, мы сели в нашу линейку и поехали обратно...»²⁹²