Часть 6. По следам мученической кончины

…Блаженны мертвые, умирающие в Господе; ей, говорит Дух, они успокоятся от трудов своих, и дела их идут вслед за ними.

(Откр. 14:13)

В силу непреложной истины, что нет ничего тайного, что не сделалось бы явным (Мк. 4: 22), убитого епископа Пимена, по воле Божией, уже на следующий день в глухом уголке Баумской рощи нашли дети, пришедшие туда за лесными орехами. Среди них была двенадцатилетняя Аня Парфенова. В 1994 году 88-летняя Анна Михайловна подробно рассказала об увиденном ею тогда на поляне. 75 лет хранил Господь этот хрупкий сосуд с драгоценным содержимым чтобы открылось одно из самых решающих свидетельств убийства владыки Пимена.

Все началось с обращения на страницах газеты «Свет Православия в Казахстане»:

«Уважаемые читатели! Газета «Свет Православия в Казахстане» участвует в восстановлении некоторых страниц истории Православной Церкви в Семиречье в годы гражданской войны. Особенно нас интересуют события в Верном в 1918 году. Живых свидетелей тех лет осталось немного, но могло сохраниться семейное предание – рассказы стариков, уже отдавших Богу свои многострадальные души. Нас интересуют в первую очередь обстоятельства гибели в 1918 году епископа Семиреченского и Верненского Пимена (Белоликова). Может, кому-либо известно и о местонахождении его могилы». Вскоре женский голос по телефону сказал:

– Приезжайте! Моя мама может вам кое-что рассказать.

В старой части Алма-Аты под мощными столетними дубами, особенно подчеркивающими убогую временность недавно поставленных здесь блочных пятиэтажек, живет со своей дочерью Анна Михайловна Устимова, в девичестве Парфенова, 1906 года рождения, – худенькая женщина, находящаяся уже в той степени старости, когда собеседник пронизывается щемящей жалостью. Но речь у Анны Михайловны живая, память острая, она слышит задаваемые вопросы превосходно, вот разве что плохо видит.

– Мы были детьми и осенью всегда ходили в рощу Баума за орехами, там были маленькие такие, круглые орешки. Подойдем к дому объездчика – он стоял в начале рощи у тракта, там сейчас Большой Алма-атинский канал проложили, – и крикнем: «Дядя Коля, мы идем орехи собирать!».

Пошли мы так однажды. Далеко не заходили. У лога, где ручей бежал, была у нас любимая полянка – размером со среднюю комнату; вокруг нее стояли густые заросли орешника, дикой малины, яблоньки росли. Вышли на нее мы уже на обратном пути и вдруг видим: человек лежит, накрытый черным, лица не видно, а ноги босые, открыты почти до колен. Сбоку край парчовой ризы виднеется. Сразу подумала, что священник, мы в церковь с родителями ходили, знали одежду священников, такую только они носят.

– Как он лежал?

– Аккуратно лежал – как покойник. Ногами на солнце. Лица не видела, лицо закрыто было. В головах у него куст орешника рос, а в ногах яблонька стояла. Подружки сразу убежали, а я стояла и смотрела. Страха никакого не чувствовала. Как сейчас, все вижу, как свои пять пальцев. Таких ног я больше никогда не видела. Всю жизнь они у меня перед глазами, и батюшку того убитого я всю жизнь поминаю.

– Какого цвета был тот парчовый край?

– Не помню, кажется, «земля» бордового цвета, а цветы голубого или наоборот. Точно не скажу А накрыт он был черным сатином, из которого раньше подкладку на пальто делали.

– Когда это было, ранней осенью или поздней?

– Не скажу. Листья желтые были, но еще не много.

– Прибежали мы к объездчику, кричим: «Дядя Коля! Там батюшка убитый лежит!» Дядя Коля говорит нам: «Вы покуда посидите, чайку попейте, а я по делам пойду. Приду – посмотрим».

Ждали мы его долго, может быть часа два. Вернулся он и говорит:

– Пойдемте посмотрим, что вам там показалось.

Привели мы его на то место, смотрим, а там уже никого нет. Объездчик мне тогда сказал:

– Хорошая ты девка, Нюта, а дура. Видимо, человек выпил лишнего, поспал и дальше пошел.

– Только вот на следующий день по городу разговоры пошли: архиерей пропал.

– Как о нем говорили? Жалели?

– Очень жалели, плакали. Говорили, убили его потому, что он был... вредной партии, что ли... В городе тогда многих людей расстреливали.

Со слов Анны Михайловны найти ту самую поляну оказалось делом трудным. В роще было два лога, один уже засыпан. Роща теперь сильно поредела, исчезли густые заросли, не видно ни яблонь, ни малины, ни лесного ореха. Зеленый массив входит в черту города. Рощу называют «легкими Алма-Аты», но мощные деревья хиреют и потихоньку гибнут.

На прощание Анна Михайловна вручила мне конфеты и полотенце – на помин души «того батюшки». Встреча с Анной Михайловной Устимовой укрепила надежду найти еще людей, подобных ей. И как больно было всякий раз слышать:

– Вот если бы вы пришли раньше: два-три года тому назад еще жив был тот или та, которые все знали.

И все же кое-что пробивалось сквозь толщу времени. Елена Ильинична Неклушева – истовой веры человек – слышала когда-то очень давно, не помнит от кого, что владыку расстреляли в роще и там оставили. Вернулись, а им и говорят: «Где он? Доставьте немедленно сюда». Вернулись они, но никого не нашли...

После обращения православной газеты в алма-атинский Никольский собор пришла старая женщина и рассказала о том, что услышала 75 лет назад маленькой девочкой и от чего сжалось се детское сердце:

– Мама была певчей в кафедральном Соборе. Однажды она пришла домой и сказала: «Вчера в парке Баума убили владыку Пимена» .

Имя одного из убийц отыскалось в архиве алма-атинской организации – Волковгеология». Ныне покойный Константин Максимович Милованов помнил точно:

– Ищите список 57-й партии за; ,1953 год. Однажды мне поручили забратъ в 57-й партии больного. Приезжаю в горы за Талгар, где стояла партия. Выводят пожилого человека – у него поломана нога. Рабочие мне говорят: «Вези его так, чтобы он и вторую ногу поломал. Он таких людей убивал и похваляется этим. Он в Верном «главного бога» убивал».

Константин Максимович вез его в кузове своего грузовика и разговоров не вел. Но, будучи верующим человеком, подробности узнал позже от рабочих. Бывший красногвардеец выполнял приказ не один. Дважды ночами подходили они к Архиерейскому дому, но проникнуть в него не могли. На третий раз они сделали свое дело.

И вот передо мной лежит список работников 57-й партии 1953 года. Дата рождения, указывающая на совершеннолетие в 1918 году, только у одного: 60-летнего завхоза Г. С. Оверко, 1892 года рождения, родом из запорожского села Вадино. Из крестьян. Имел за плечами начальную сельскохозяйственную школу в родном селе. В мае 1953 года из-за сломанной ноги на его место взяли другого. Рабочими партии были в основном 18–20-летние ребята. Именно перед ними Оверко хвалился содеянным.

Кое-что известно еще об одном участнике расстрела – «военном», по имени Николай. Чуть ли не на следующий день после злодеяния он зашел в уборную на базаре. Доска под ним проломилась, и он с головой ушел в нечистоты. Его вытащили, обмыли водой из шланга. После «того случая он сильно болел, а позже умер от чахотки. Инокиня Феодора приходила к нему в больницу и допытывалась, куда они дели владыку.

– Не могу выдать дружков, – повторял он.

Роща Баума находилась в то далекое время в восьми верстах от города. Она была посажена по инициативе лесничего Э. О. Баума в 1892 году на участке, принадлежавшем казачьей станице. Несмотря на проложенные аллеи, в роще были настоящие дебри, трудно проходимые из-за орешника, дикой малины и ежевики. Она занимала 140 гектаров – на этой площади и поныне растут карагач, вяз гладкий, клен, липа, тополь, дуб, береза, ясень Роща теперь сильно изменилась, дебрей почти не осталось, она просматривается как огромная храмина с колоннами и... засыхает. Гиганты-дубы едва покрыты листвой, хотя аллеи, напоминающие коридоры в головокружительно высоком здании, все еще прекрасны. Ранней весной в роще расцветает множество фиалок.

Место, где совершилась расправа, помог отыскать Захар Иванович Самойленко, водитель покойного митрополита Казахстанского и Алма-атинского Иосифа (Чернова; † 1975). Он решился на это только через два года после нашего знакомства, хотя с самого начала говорил, что возил владыку Иосифа в рощу к дереву, рядом с которым и был расстрелян епископ Пимен. Это место показала владыке Иосифу крещеная калмычка Екатерина Петровна, служившая горничной в Архиерейском доме. Когда постаревший и ослабевший 3. И. Самойленко решил, что он уже стар и теперь ему бояться нечего, он рассказал более подробно о расположении дерева, на которое сам для ориентира прибил башмак.

– Может быть, башмак потому и сохранился, что, прибивая, я встал на капот ЗИЛа.

В конце концов, к месту трагедии привел племянник Захара Ивановича – Алексей Ефремович Кушнерик.

Свой рассказ Кушнерик поведал за рулем автомобиля по дороге в рощу Баума. До и после войны его отец служил в роще объездчиком. Там были и огороды. Однажды поздним вечером, году в 1949-м дед Евсей, стороживший огороды, рассказал ему о том, что тут поблизости расстреляли архиерея. Встал и повел к тому месту. Поляна называлась Сиреневый круг и была многим известна, так как являлась, пожалуй, единственной в густой и труднопроходимой роще. Эту поляну засадил по кругу кустами сирени еще устроитель рощи губернаторский лесничий Э. Баум. Он любил отдыхать на ней, приезжал сюда с родными и друзьями. Алексей Ефремович услышал тогда, что расстреляли архиерея здесь, а отнесли в другое место, потому что тело нашли к югу от поляны, под тем самым вязом, который и стал для православных местом тайного паломничества.

Поляна находится совсем недалеко от бывшего Капальского тракта, сейчас всем хорошо известной дороги, ведущей в аэропорт. Вдоль нее на этом участке действительно был лог, на влажном и сумрачном дне которого журчал ручей. Переходили его по камушкам. Ныне на месте лога поселок под названием «Пятый километр горветки»; мимо него проходит железная дорога, соединяющая вокзалы Алма-Ата I и Алма-Ата II. Последний дом (от города) стоит рядом с тем местом, где остановилась тачанка и владыка в сопровождении конвоя спустился в лог, перешел ручей и углубился в рощу. Слух его напрасно ловил набатные звуки: распоряжения звонить в колокола и поднимать православный народ духовенство не выполнило.

Сирень, которая цвела здесь еще тридцать лет назад, выродилась, но именно на этой поляне и вокруг нее видны деревца орешника. Вяз, о котором говорил водитель владыки Иосифа, стоит неподалеку. Насечка топором, оставленная им когда-то, разрослась на полствола в ширину. Высоко чернеет гвоздь, которым прибивался башмак. Если приглядеться, то на уровне человеческого роста также заметен гвоздик, видимо от иконочки, и следы от других гвоздей: история паломничества охватывала десятилетия, пока не отошли ко Господу последние, кто чтил память святителя. Детям и внукам рассказывать боялись. На то был преподан хороший урок. После войны об этом месте как о святом стали широко оповещать некий барнаульский монах Михаил и другой Божий человек – Иларион Милованов, родоначальник нынешней священнической династии. Они приводили к дереву паломников, пока в октябре 1949 года оба не были арестованы и приговорены к 25 годам заключения.

Есть запись рассказа бабушки Зои, работавшей путейной рабочей на участке железной дороги, идущей вдоль рощи. «Несколько раз видела. Сидим мы с мужиками на путях, отдыхаем и вижу: три старухи в черном идут. Идут-идут – и в рощу. Я говорю: «Куда же это они идут?» А один у нас такой был... Царствие ему Небесное... говорит:

– Да молиться пошли!

– Так ведь в роще-то не молятся, милый мой, – говорю.

Несколько раз видели в семидесятых годах. Одна высокая, две другие поменьше».

В начале девяностых годов, когда о епископе Пимене знали уже немногие, память о нем свято сохранялась в семье алма-атинки Анны Алексеевны Шпилевой († 1994). Ее воспоминания о детском духовном кружке, устроенном владыкой Пименом в Архиерейском доме, и о последних часах жизни святителя приведены в предыдущей главе. Будучи уже в глубоко преклонном возрасте, она тяжело заболела, перенесла внутриполостную операцию. С неутешительным диагнозом ее выписали домой – умирать. Дочь, Нонна Владимировна Борисоглебская, вспоминает, что в отчаянии она стала сильно молиться за мать тому, кого мама почитала как святого – епископу Пимену. И больной становилось лень ото дня лучше. Скончалась она через пять лет в 89-летнем возрасте. Нонна Владимировна не сомневается в том, что она обязана этим чудом владыке Пимену.

Вскоре после выписки из больницы, когда Анна Алексеевна еще не вставала, в Алма-Ате стали ждать сильного землетрясения. Домашние страшно беспокоились, как им удастся в случае толчков одеть и вынести больную старую женщину. Лежа с закрытыми глазами, Анна Алексеевна вдруг явственно услышала голос владыки:

– Землетрясения не будет!

– Его голос я не спутаю ни с каким другим, – повторяла Анна Алексеевна.

Она совершенно перестала бояться, и ее спокойствие передалось родным. Действительно, грозная стихия с тех пор больше не давала о себе знать²⁰⁹.

Поистине чудом стало и последующее обнаружение места, где упокоилось тело священномученика.

У митрополита Мануила (Лемешевского) сказано, что епископ Пимен «похоронен за городом». Видевшие на поляне красный мох склонялись к предположению, что владыка должен покоиться именно здесь. Что-то подсказывало, что не могли православные верненцы согласиться на бесславное погребение своего архиерея где-то «за городом». Они должны были тайно воздать ему должную почесть и похоронить вблизи кафедрального собора в самом городе, как подобает русскому архиерею. Расправа над епископом была величайшим глумлением над чувствами православной паствы, достоинство веры требовало постоять за себя.

После публикации на страницах «Аргументов и фактов» Казахстана материала Л. Ф. Енисеевой под названием «Найдено место расстрела владыки Пимена»²¹⁰ в малостаничный Свято-Казанский храм Алма-Аты пришел врач «скорой помощи» Анатолий Григорьевич Молчанов и сообщил о том, что ему известно местонахождение могилы «отца Пимена». Его записка – один из самых ценных документов, которому маловерный человеческий разум отказывался верить: «Отец Пимен похоронен в парке имени 28-ми гвардейцев-панфиловцев, с правой стороны».

Речь шла о парке, в котором и поныне стоит кафедральный собор [29]. Прежде парк назывался Соборным, а потом – Пушкинским, еще позже – парком Федерации. Кафедра Преосвященного Пимена находилась в этом месте. Амвон этого поразительного творения рук человеческих, созданного во имя утверждения Православия на окраине Державы Российской, стал святительской Голгофой. В 1929 году собор был закрыт, и только через шестьдесят пять лет он был возвращен верующим.

За запиской, переданной врачом Анатолием Григорьевичем Молчановым, последовал его рассказ: «Мне было лет девять, когда я услышал о том, как хоронили отца Пимена. Рассказывала матери соседка наша по дому на углу Слободской и Красноармейской улиц. Шел 1943 год, а бабушка Краснюкова уже тогда была совсем старой. Из ее слов запомнилось, что отец Пимен долго лежал в роще. Его подняли люди из рядом находившегося поселка у Капальского тракта подле Букреевского озера (теперь здесь нефтебаза). Старик-бондарь сколотил гроб. Владыку положили в бестайку – телегу с глухими деревянными стенками, на каких перевозили зерно. Сверху засыпали сеном. К городу ехали чуть ли не с песнями, как бы во хмелю, – для отвода глаз. Глухой ночью подъехали к парку. Похоронили владыку около «детских могил», там еще в прошлом веке были похоронены дети генерал-губернатора какого-то. Справа от них. В арыке сделали запруду, вода прошла и смыла всю свежую землю, так что никаких следов рытья могилы не осталось».

Услышанное от А. Г. Молчанова порождало множество вопросов. Владыка упокоен подле своего кафедрального собора? Но где именно находятся детские могилы, сохранились ли они? На эти вопросы надо было найти ответы.

В северо-западной части парка, ближе к осевой аллее, ведущей к соборной паперти, стоят два одинаковых каменных надгробия. Каждое представляет собой четыре обтесанных гранитных камня, стянутых железными скобами. Края надгробий за круглены, верхние плиты сорваны – надписей никаких нет. На расстоянии полуметра от них едва заметны следы от столбиков ограды.

Разное приходилось слышать об этих могилах. Но настойчиво повторялось: здесь похоронены «святые архиереи», «святой батюшка», «святые». Кто-то вспоминал, что видел, как в 20-х годах сюда шли священники служить молебен. Безусловно, .чти эти сведения были далеко не случайными. Но главный ориентир для поиска могилы владыки Пимена –это какие-то детские могилы. Может быть, все-таки эти?

– Скорее всего эти, – утверждал А. Г. Молчанов Через многочисленные расспросы тех, кто помнит парк давно, пришло подтверждение:

– В парке у центральной аллеи стоят «детские могилы».

Неужели это они?

Могилами давно интересовался ныне покойный алма-атинский краевед профессор Н. П. Ивлев. Он открыл при мне папку материалов о первом верненском губернаторе Г. А Колпаковском, показал текст письма старого генерала, написанного им из Петербурга в Верный областному архитектору Павлу Васильевичу Гурдэ. Речь в письме шла о новых надгробиях на дорогие бывшему верненскому губернатору и его жене могилы их дочери и внука: «Милостивый государь Павел Васильевич! Позвольте принести от себя и от жены глубокую признательность за выраженную готовность исполнить нашу усердную просьбу об исправлении скромных памятников над могилами нашей дочери и внука... на решетке восстановить недостающие шарики, заточив штыри, исправленную решетку окрасить железным лаком. Сами памятники заменить новыми из тесаного гранита, скрепленного железными скобами и... на них наложить прежние мраморные доски с надписями, придав этим доскам форму с закругленными углами. В верхней части плит должны быть водружены железные кресты Оба мы, жена и я, проникнуты величайшей к Вам благодарностью за принятые решения к расположению соборного парка так, чтобы могилы остались неприкосновенными и находились в стороне от аллей, среди густой зелени. Так они могут быть сохранены в целости на продолжительное время...»²¹¹.

А вот еще один документ, развеивающий остатки сомнений, – изданная в Ташкенте в 1911 году «Краткая памятка о первом наказном атамане Семиреченского казачьего войска генерале Герасиме Алексеевиче Колпаковском». В ней поднимается вопрос о переносе останков его и его жены с Никольского кладбища Петербурга в Верный. «Где похоронить останки Герасима Алексеевича и жены его, место как бы намечено еще самим почившим – там, где находятся две дорогие для них могилы... – в Пушкинском сквере, что против женской гимназии».

Действительно, ближе к той части парка, где находятся надгробия, была именно женская гимназия, ныне не сохранившаяся. В парке были когда-то и другие могилы, но именно эти Богу угодно было сохранить...

Почти одновременно развеялась версия относительно места захоронения епископа Пимена, которую поддерживала часть верующих. Они утверждали, что нетленные мощи епископа были найдены в 1974 году при сносе Архиерейского дома. В беседе с 90-летней Антониной Максимовной Бересневой выяснилось, что в 1921 году в полу архиерейской церкви был похоронен старенький батюшка, живший у них по соседству. Очевидно, соседом Бересневых был один из старейших насельников Архиерейского дома. И водитель владыки Иосифа говорил о том же.

Владыку Пимена похоронили в глубокой тайне. Сделали подкоп в семейный склеп Колпаковских. Место его погребения тоже стало местом святым, местом молитв и почитания, но далеко не все знали, кто этот «святой батюшка». Святой – и все. О том, что в парк Федерации в 20-е годы приходили на могилу «святого батюшки», рассказывает и Анна Михайловна Устимова, та самая Нюта, которая видела расстрелянного владыку в роще.

– Какие «божественные люди» – те подходили к серой плите и читали молитву, а кто цветочек положит.

– Какая была могила?

– Лежала темно-серая гранитная плита.

Теперь можно объяснить и слышанные ранее рассказы о «трех святых архиереях», погребенных в парке. Глухой шепот о могиле святого архиерея – епископа Пимена – ходил среди жителей. По дороге на танцплощадку и в кинотеатр «Алма-Ата», устроенный в бывшем Народном доме имени Николая Второго, оглядывались на то самое место, а там вместо одного – два надгробных камня, и вот уже истина трансформируется в легенду о нескольких святых.

Одним из подтверждений того, что владыка-мученик покоится здесь, стало свидетельство Елены Николаевны Зубковой. В конце 40-х годов она бывала в парке с двоюродной сестрой своего деда Евфалией Петровной Тишкевич. Евфалия Петровна в свое время окончила Смольный инстутут в Петербурге и с конца прошлого века учительствовала в Верном. Около двух одинаковых надгробий и серой плиты она останавливалась и говорила:

– Здравствуй, Владыко!

Потом тихо о чем-то говорила ему... Если никого вокруг не было, делала земной поклон и просила благословения.

Стального цвета гранит лежал долго. Одно десятилетие сменялось другим, по соседству установили карусель, и направлявшиеся к билетной будке горожане спотыкались о плиты. В 70-е годы во время реконструкции парка надгробия детей генерала Колпаковского пытались убрать: видно, что распиливали железные скобы, но гранит был так прочно и глубоко вмурован в землю, что могилы оставили в покое.

Жизнеописание епископа Пимена может оставить впечатление некоторой недосказанности, если не будет затронут вопрос, интересующий право славных алмаатинцев, Здесь давно почитается место погребения двух иеромонахов, Серафима и Феогноста, в 1921 году убитых в своих келлиях-землянках в Аксайском ущелье в двадцати километрах от Алма-Аты. В 1992 году они были канонизированы как местнопочитаемые казахстанские новомученики.

Согласно Житию, иеромонах Серафим из Архиерейского подворья добровольно ушел в горы еще перед первой мировой войной и жил поблизости от Верного вплоть до 1921 года. У него духовно окормлялись насельницы Иверско-Серафимовского монастыря.

Очевидная благодатность места упокоения убиенных служителей Божиих в Аксайском ущелье на горе Кзыл-Жар рождала мучительное недоумение: почему преподобный Серафим не был рядом с семиреченским святителем в ходе его недолгого героического единоборства? И кто толкнул сестер в марте 1918 года обратиться в ревком, минуя голову правящего архиерея? Почему в Житии кзыл-жарских мучеников имя семиреченского святителя даже не упоминается?

Ответ подсказали архивные документы. Дело в том, что в 1917–1918 годах иеромонаха Серафима в горах близ Верного не было вовсе. Из метрической книги Никольской церкви при русском консульстве в Кульдже, хранящейся в городском архиве Алма-Аты, следует, что иеромонах Серафим был настоятелем этого храма с момента открытия в ноябре 1914 года вплоть до ноября 1918 года.

О сотрудничестве его и единомыслии с епископом Пименом можно предполагать по некоторым косвенным фактам. Русский консул в Кульдже весной и летом 1918 года издавал газету «Свободное слово», на страницах которой выступал, как нам известно, епископ Пимен. С Кульджой у владыки была постоянная связь, сюда он отправлял собранные народные пожертвования на спасение России. Вероятнее всего предположить, что иеромонах Серафим в Кульдже выполнял его поручения. Известно, что по отношению к Русскому консульству в Кульдже – этому последнему оплоту старой России – в начале 1919 года были применены боевые действия красногвардейцев с участием пулеметной команды.

Вернувшись в Верный, отец Серафим ушел в горы. Видимо, он не счел для себя возможным включаться в приходскую жизнь, не нашел себя в среде городского духовенства, уже проявлявшего признаки будущих служителей обновленческой «красной церкви». Возможно, что все было именно так... И на Кзыл-Жарской горе была отслужена не одна панихида по убиенному архипастырю. Свет на этот вопрос может пролить книга воспоминаний русского консула в Кульдже генерала Люба, изданная в Париже...

По парку в направлении кафедрального собора с трудом передвигается на костылях старая женщина. Заказывая обедни, она всю свою жизнь вписывает в записки имя епископа Пимена. Ее дед Иван Пономарев, член Городской думы от мещан, был глубоко церковный человек, как и вся их семья. Она помнит, что в 20-е годы имя владыки среди верующих людей не сходило с уст.

Годы «зашоренной» церковности едва не стерли земную память о замечательном церковном деятеле начала XX века. Теперь можно сказать, что, кажется, мы успели удержать год от года все более удалявшийся образ того, кого Господь от рождения уготовил на избранный путь. Первый, кто услышал имя епископа Пимена в наше время и осознал его значительность, был священник Николаи Балашов, служивший на родине епископа в городе Череповце. Ему пришлось отпевать племянницу владыки Марию Алексеевну. В семье покойной он и увидел ставшую теперь известной, фотографию, на которой епископ Пимен запечатлен в день своей хиротонии вместе с братьями – протоиереем Философом Орнатским и профессором богословия Василием Белоликовым. Родные епископа рассказали отцу Николаю о гибели владыки в годы революции. Отец Николай привез в Москву иеромонаху Дамаскину (Орловскому), собиравшему материалы о новомучениках Российских, снимок с оригинала этой фотографии. Известные к тому времени сведения о епископе Пимене находились в каталоге «Русские архиереи с 1893 по 1966 г.» митрополита Мануила (Лемешевского). От иеромонаха Дамаскина через активиста общества «Мемориал» В. Снитковского фотография, вместе с короткой информацией, попала в Алма-Ату и была опубликована в газете «Горизонт» (4–10 января 1992 г.).

Примерно тогда же, ничего не зная о публикации В. Снитковского, свои воспоминания о епископе Пимене передала в Священный Синод алма-атинка Анна Алексеевна Шпилева. Ответа она не получила, сведений, сообщенных ею, в центральных Церковных изданиях не появлялось. Но, видимо, пришло время открыться деяниям семиреченского архипастыря.

Фотография, найденная отцом Николаем, была началом. Внешний облик епископа уже не давал забыть его тому, кто видел этот снимок хоть однажды. Потребность узнать о нем больше стала неодолимой. Заговорили старые улицы Алма-Аты (Верного) и столетние деревья на перекрестках. За каждым материальным и документальным верненским свидетельством о 1918 годе вставал человек в черной сатиновой рясе, с панагией на груди и щемящим душу взыскующим взглядом. Все в городе приобретало смысл в той мере, в какой могло иметь отношение к судьбе епископа Пимена, в первую очередь кафедральный собор в центре Алма-Аты, хранивший немало тайн. Владыка Пимен был одной из них – собор был его последней кафедрой, его Голгофой.

И стоило только начать поиск, как нашлись люди, не только помнившие рассказы о епископе Пимене, слышанные от старшего поколения, но и живые свидетели давних событий. Епископ Пимен вставал в их памяти, как лампада, возжженная перед Богом, огонь которой разросся в столп пламени, опаляющий нам, живущим, душу чувством невосполнимой земной утраты.

29 сентября/12 октября 1997 года епископ Семиреченский и Верненский Пимен причислен к лику местночтимых святых как священномученик Казахстанский. А в 1999 году, 14 марта, был совершен чин освящения закладки храма-крестильни во имя священномученика Пимена.

Чин освящения начала строительства совершили настоятель кафедрального собора протоиерей Евгений Воробьев и секретарь епархиального управления протоиерей Сергий Горюнов. Холодная сырая погода не стала препятствием для торжественного шествия с хоругвями, пением и свечами на место строительной площадки. В этот мартовский день народ Божий был особенно близок к своему епископу, такому родному, несмотря на то, что уже восемьдесят лет разделяют с ним.

Храм проектировали архитекторы Наталья и Тимур Турекуловы, которые проводят реставрационные работы Вознесенского кафедрального собора.

Идея создать храм-крестильню со вспомогательными помещениями возникла давно, сразу по возвращении собора Православной Церкви. Справа от его западного входа несколько десятилетий стоял легкий павильон – стеклянная конструкция 60-х годов. До недавнего времени в «стекляшке» находились соборные столярная мастерская и столовая, в противоположном крыле оставался шахматный клуб. Это-то помещение и предполагалось перестроить под храм-крестильню.

Однако было принято иное решение. Маленький павильон снесли, а на его месте началось возведение полноценного сооружения. Храм с баптистерием имеет размер 9x9 квадратных метров. В одном ансамбле вокруг храма группируются административное помещение, церковно-приходская школа, библиотека, лекционно-выставочный зал.

Исторически на этом месте парка стояли подсобные постройки собора: складские помещения, конюшни и так далее, поэтому зеленая часть парка, спроектированного после землетрясения 1887 года архитектором Павлом Гурдэ, не пострадает.

С возведением церкви-крестильни к северо-западу от собора завяжется архитектурный ансамбль который соединит в одно целое собор, нынешний домик Зеленстроя, который когда то был соборной церковно-приходской школой, и новое здание с церковью во имя священномученика Пимена.

В заключение прилагаем текст документа о канонизации епископа Пимена.

Архиепископа Алма-Атинского и Семипалатинского Алексия об установлении местночтимого почитания священномученика Пимена (Белоликова) епископа Верненского и Семиреченского, викария Туркестанского († 13/16 сентября 1918 г.), и преподобного отца нашего схиархимандрита Севастиана (Фомина), старца Карагандинского, исповедника, благодати оптинского старчества преемника († 6/19 апреля 1966 г.)

Святая Православная Христова Церковь, от начала возлагающая упование на молитвенное предстательство пред Престолом Благодати святых Божиих человеков, соборным разумом Русской Православной Церкви свидетельствует о явлении в ее недрах великого сонма новомучеников и исповедников Российских, в XX веке от безбожной власти пострадавших. Боголюбивая полнота Русской Православной Церкви благоговейно хранит святую память о благочестивой жизни, страдальческих подвигах исповедничества святой веры и мученической кончины многих иерархов, священнослужителей, иноков и инокинь и христоименитых мирян, засвидетельствовавших на бескрайних просторах Святой Руси в настоящем столетии свою веру, надежду и любовь к Богу и Его Святой Церкви даже до смерти и оставивших грядущим поколениям чад церковных духовный завет: «Живем ли – для Господа живем; умираем ли – для Господа умираем» (Рим. 14: 8).

По Промыслу Божию, в XX столетии Казахстанская земля явилась одной из многих Голгоф Святой Руси. На бескрайних просторах ее степей в ссылках и концентрационных лагерях в самоотверженном стоянии за святое Православие окончили течение своего жития многие новомученики Российские.

Земля сия, приявшая в недра свои их исповеднические тела и напоенная токами их мученической крови, воистину являет собой распростертый под небесным сводом обширный антиминс, а воздух ее освящен восхождением в небесные кровы их святых душ.

Ярким свидетельством сего являются подвижническая жизнь, страдания и кончина приснопамятных епископа Верненского и Семиреченского Пимена (Белоликова; † 3/16 сентября 1918 г.) и карагандинского старца схиархимандрита Севастиана (Фомина; † 16/19 апреля 1966 г.).

Епископ Пимен (Белоликов) – первый архипастырь Верненский и Семиреченский, викарий Туркестанский, духовный сын всероссийского праведника Иоанна Кронштадтского, сподвижник известного высокой духовностью и мученической кончиной пермского архиепископа Андроника, возглавлявший в сане епископа православную Урмийскую миссию в Персии, вступив в управление приходами Семиречья, явил себя твердым исповедником святого Православия попечительным и заботливым отцом своей паствы, стойким хранителем единства церковного и послушания Святейшему Патриарху Тихону, принял мученическую кончину за Христа через расстрел († 3/16 сентября 1918 г.).

Схиархимандрит Севастиан (Фомин) – насельник Свято-Введенской Оптиной пустыни, духовный сын последних оптинских старцев Нектария и Иосифа. По закрытии монастыря и служении в Тамбовской епархии сосланный в карагандинский концентрационный лагерь «Карлаг», мужественно пребывал в узах, проповедуя заключенным Христа. По окончании ссылки создал Богородицерождественскую общину в г. Караганде, сохраняющую доныне традиции и устав Оптиной пустыни, собравший вокруг себя многих ссыльных и руководствовавший их и мирян в духовной жизни. Достигнув глубокой старости, старец, почитаемый многочисленными духовными чадами, в светлые дни Пасхального торжества 1966 года мирно отошел ко Господу, Которому ревностно служил. По кончине Господь прославляет Своего служителя и угодника многими знамениями и чудесами, изливаемыми по его заступничеству всем с верою ищущим его предстательства.

По благословению Его Святейшества, Святейшего Патриарха Московского и всея Руси Алексия II, рассмотрев представленные епархиальной комиссией по канонизации святых материалы о благочестивой жизни, подвижническом служении и исповедничестве, мученической и праведной кончине, настоящим определяю:

1. Благословить местное почитание священно-мученика Пимена, епископа Верненского и Семиреченского, и преподобного отца нашего схиархимандрита Севастиана, исповедника, старца Карагандинского, благодати оптинского старчества преемника.

2. Честные останки священномученика Пимена, находящиеся в безвестной могиле²¹², именовать отныне святыми мощами. По возможном обретении оных воздавать им достодолжное почитание.

4. Честные останки преподобного Севастиана, исповедника, погребенные на Михайловском кладбище г. Караганды, именовать отныне святыми мощами и по обретении оных воздавать им достодолжное почитание.

5. Службы священномученику Пимену и преподобному Севастиану, составленные архиепископом Алма-Атинским и Семипалатинским Алексием, каждому из них особые, благословить для богослужебного употребления в дни их памяти.

6. Память священномученика Пимена, епископа Всрненского и Семиреченского, совершать в день его мученической кончины 3/16 сентября.

7. Память преподобного отца нашего Севастиана, старца Карагандинского, исповедника, совершать в день его праведной кончины 6/19 апреля.

Пастыреначальнику Христу подражая, / за вручённое ти стадо душу свою положил еси, / Пимене архипастырю и мучениче, / молитвами твоими паству твою соблюди / невредиму от всех навет вражиих.

Пастырства тезоимените, / первопастырю Семиречия / и первый Верненский священномучениче, / святителю отче наш Пимене, / Христу, доброму Пастырю, усердно молися / в вере, надежде и любви утвердити паству твою.

Освященная главо, пастырю добрый словеснаго стада своего, священномучениче Христов Пимене, тёплый и неусыпный о нас заступниче в скорбех, и бедах, и во всяких нуждах! Услыши нас грешных и недостойных, молящихся тебе, испроси нам веры православный утверждение, надежды на всеблагое Божие промышление укрепление, любве к Богу и ближним нашим умножение, мудрости небесныя снискание, да пребудет щедрое благословение Царя Славы, Господа нашего Иисуса Христа, над страною нашею и престольным градом епархии твоея, да избавимся от землетрясения, огня, междоусобныя брани, глада и мора и иныя пагубы, но да будут в нас, ходатайством твоим, святе, мир, братолюбие друг ко другу сердечное, благочестие и послушание, душевных и телесных сил крепость и здравие, радость и тишина духовная. Да тако в веце сем, скоропреходящем, поживше, с Тобою пастырю наш милостивый, на вечных пажитех Христовых со всеми святыми обрящемся славя Бога нашего во Святой Троице от небесных и земных воспеваема и поклоняема, вовеки. Аминь.

***

Высокопресвященному Алексию, архиепископу Алма-Атинскому и Семипалатинскому

Ваше Высокопреосвященство!

Сообщаю Вам, что Синодальной комиссией по канонизации святых рассмотрены материалы к канонизации в лике местночтимых святых Алма-атинской епархии приснопамятных епископа Семиреченского и Верненского Пимена (Белоликова) и схиархимандрита Севастиана (Фомина).

Учитывая подвижническую жизнь, страдания, исповедничество и мученичество епископа Пимена и схиархимандрита Севастиана, не встречается препятствий для их канонизации в лице местночтимых святых.

Вашему Высокопреосвященству благословляется совершить их канонизацию, Деяние о канонизации Нами утверждено.

С любовью,

Алексий II, Патриарх Московский и всея Руси.