Слово по случаю тридцатипятилетия осады Севастополя, произнесенное в Исаакиевском соборе 20-го февраля 1890 года, в присутствии его императорского высочества великого князя Михаила Николаевича
«Якоже искушается в пещи сребро и злато, тако избранная сердца у Господа» (Прит. 17:3).
В жизни каждого бывают испытания: лишения, беды, напасти. Господь посылает их для нашего блага, чтобы предостеречь нас от самомнения и гордости, научить смирению и покорности, очистить нашу душу, как очищается в огне серебро и золото, наконец, как было у некоторых избранных, явить и другим примерь веры, терпенья, любви. Тяжко и страшно время испытания, самое страшное то, что оно приходит внезапно и обличает человека, каков он есть, сколько верит, как любит... Но кто, по милости Божьей, претерпит искушение, тому оно будет навсегда памятным: столько назидательных в нем уроков! Эти пережитые дни скорбей – точно лучезарные звезды, освещающие путь нашей жизни.
И целый народ, по воле Господней, подвергается искушению. Таким искушением является в особенности война, когда все силы народа, и материальные, и умственные, и нравственные, напрягаются до последней степени, и обнаруживается, насколько народ силен и крепок. Искушение, какому, по неисповедимым судьбам Божьим, подверглась Россия в конце славного и победоносного царствования в Боге почившего Императора Николая, в особенности было страшно и опасно именно своею внезапностью. И это странное соединенье двух сильнейших христианских держав с врагами веры, и затем присоединение еще третьей христианской державы к этому неестественному союзу, без всякого к сему повода, и это вероломство только что пред сим облагодетельствованного великою милостью соседа, и, наконец, это устремление вражеских сил на один почти беззащитный с суши город все это был ряд ударов совершенно нежданных. И вот славный Севастополь встает один за всю Россию против исполинов мира. Засыпаемый и с моря, и с суши ядрами, обведенный кругом огненною полосою ежеминутно изрыгавших смерть орудии, он горел как бы в огромной огненной пещи вавилонской. Постепенно все более и более расширялось пламя огня, и не осталось, наконец, места, где бы можно было от него укрыться. Страшные снаряды пронизывали и крыши, и стены и, разрываясь в подвалах, разрывали там скрывавшихся детей и женщин. Живо помним и мы, стоявшие вдали от борьбы, это страшное время: туда, к этому многострадальному городу, устремлены были взоры всех, там было сердце наше, участь всех нас там решалась.
«Аще беззакония назришии, – поет Давид, – Господи, Господи, кто постоит» (Пс. 129:3). Столь тяжкое и внезапное искушение – не могло не открыть и у нас посторонних примесей и слабых сторон. Реформы прошедшего славного царствования, изменившие в самом корне и состав войска, и другие части государственного управления, были последствием претерпленного нами страшного удара. Но, по какому то особенному устроению, все эти язвы наши обнаруживались большею частью кругом и около славного города, или доблести его защитников так ярко сияли, что за ними не видно было уже язв и нестроений. Здесь от начала до конца осады царил дух первых славных вождей обороны, которые свои заветы войску в глазах его запечатлели смертью героев. Здесь как будто нарочито собиралось и обнаружилось только то, что было наилучшего в сердце России: и эта беззаветная преданность долгу... «стой, где поставлен», «держись, пока не убьют», «или оттеснить врага, или взорваться на воздух», и эта неистощимая энергия и, можно сказать, беспримерное трудолюбие – в несколько дней является семиверстная крепость, работы ведутся днем и ночью, сегодня разбивается какое либо укрепление, за ночь оно вновь воздвигалось пред глазами изумлённого неприятеля – и это неизменное благодушие, среди града пуль и треска бомб и картечей, и это милосердие и всепрощение... минута перемирия, и вражды как не бывало... И защитили нас дивные воины, и отстояли честь и славу России – не этими скороспелыми насыпями, не этими застарелыми орудиями, – своею собственною доблестною грудью. И когда, наконец, враги овладели грудами облитых кровью камней, в них самих и во всем свете явственно сознавалась и провозглашалась победа, великая победа русского народа, победа нравственная...
Где почерпал русский воин этот огонь духа, который столько времени противостоял смертоносному огню орудии? Летописи обороны с очевидною ясностью указывают этот источник силы нашей, который, впрочем, был таковым и во все времена – это вера, которой тогда еще не коснулся растлевающий дух нашего времени, вера живая, искренняя. Война и начата была за веру, за права церкви. Когда еще двигались к нам враги, в Севастополе полагалось основание храма в честь святого Владимира. Значение этого события тогда же было выяснено знаменитым нашим витиею: «здесь купель нашего крещения, здесь начало нашей священной истории: скорее не останется во всех горах здешних камня на камне, нежели луна заступит здесь место Креста Христова». Новозданные стены с торжественным крестным ходом окроплены были святою водою, и сим умилительным священнодействием выражалось, что вся надежда защиты возлагается на милость и помощь Божию. Идя на свой пост, воин шел прямо на смерть и готовился к ней по христианскому обряду: надевал чистую сорочку, возжигал свечу пред святою иконою. Известно всем, какое живое участие принимал в положении воинов, как ободрял, утешал, благословлял их доблестный архиепископ Иннокентий. Сколько раз на поле битвы, в самые трудные и роковые её минуты, с крестом в руке, являлся служитель алтаря, и сим знаменем победы, и священною песнею «Спаси Господи люди Твоя», вдохновлял усталых и изнемогших.
Эта живая и искренняя вера полагала свой особенный – священный отпечаток и на отношения воина к предержащим властям и к отечеству. Во главе всего воин видел Царя, Божьего Помазанника, и отношения Царя к воинам были по всей истине и, можно сказать, во всей художественной красоте – такова всегда истина, – отношениями любящего Отца к покорным и преданным детям. В каких трогательных выражениях с высоты престола изъявлялись им любовь, благодарность и изрекались именем Вышнего благословения! «Никому не унывать, – писал Император Николай Павлович, – надеяться на милосердие Божие. Помнить, что мы, русские, защищаем родимый край и веру нашу, и предаться с покорностию воле Божией... Молитвы мои, душа моя и все мысли с вами» (из письма князю Меншикову). Можно вообразить, как действовали эти слова милости на сердца, столь преданные Царю, как может быть предано Ему только русское сердце. С каким умилением принята была воинами святая икона Богоматери, которую прислала им Царица-Мать в благословение! Наконец, в самую среду: воинов, под ядра и бомбы, являются дети царя, чтобы делить с ними их труды и опасности и лично изрекать им от Державных Отца и Матери слова благословений и знаки милости. Пусть другие нации, хотя бы именовались и самыми просвещёнными, делают себе идола из мысли о народе, и ставят над собою этих случайных, посему неизбежно слабых, часто ничтожных правителей. Русскому сердцу дорог Царь, как живой носитель силы Божьей, провозвестник и исполнитель воли Вышнего, и как могучий, в живых, ясных, любезных чертах предносящийся уму и сердцу, представитель того милого сердцу отечества, честь и слава которого этими доблестными сынами его с такими муками и скорбями самоотверженно отстаивались. От кого другого великий подвижник, заживо погребенный под землей в этих ямках и минах, русский воин мог бы услышать такое сильное одобрение его подвигу, такое живое сочувствие его трудам и скорбям? Своим любящим и покорным сердцем он чувствовал, что и его видит милостивое око Царя, видит и ценит его труд и печаль, и шёл на смерть не только для того, чтобы исполнить долг, но чтобы и утешить сердце Царево, и спокойно встречал смерть в уверенности, что Господь не только его помилует и простит за дело любви, но чрез своего Помазанника призрит и вдову его, и сирот детей.
Вера в Бога и одушевляемая ею любовь к Царю и Отечеству – вот завет, оставленный нам от славных деятелей Севастопольской обороны и в особенности завещанный ими христолюбивому русскому воинству!
«Блажен муж, иже претерпит искушение, зане искусен быв преимет венец жизни (Иак. 1:12). Блаженны вы, падшие за Веру, Царя и Отечество. Подвиг любви вашей причтется к подвигу святых Христовых мучеников. И церковь не перестанет возносить о вас свои молитвы, как о лучших и избраннейших сынах своих.
Горячий и искренний привет вам, доблестные участники великой борьбы! В особенности радуется сердце наше, видя и тебя здесь, в среде сих участников, доблестный вождь российского воинства, тот Сын Царев, Который изрекал воинам страдальцам эти столь жизненные для них слова Царского-Отеческого благоволения и милостей Монарших. Немного уже вас, сих очевидцев и участников славной обороны, остается в живых. Смерть и в дни мира косит свою жатву. Но Господь дал вам своими глазами увидеть и сердцем восчувствовать, что славный подвиг ваш не умирает, что он передается из рода в род, как самый дорогой завет. И чем далее будут отходить поколения, темь выше и светозарнее будет сиять пред ними эта славная и беспримерная в истории оборона.
Исполнив по своей силе долг любви к падшим на поле брани и почившим среди мира защитникам Севастополя, возблагодарим Господа за неизреченную милость Его, явленную нам во дни испытаний, и дай нам, Господи, память сего страшного посещения непрестанную и твердую в себе иметь! Помолимся о здравии и благоденствии благочестивейшаго императора нашего, о всем царствующем доме и о верном ему народе, «да пребывает истинная святая вера наша всегда сердечно и действенно нашею, а с нею всегда будет и победа наша». Аминь.