Палладий Кафаров о корейских поселенцах в Уссурийском крае^*

Институт археологии и этнографии СО РАН, Новосибирский государственный университет

Историческая справка о возникновении корейской диаспоры на Дальнем Востоке России. История корейской диаспоры в России берет своё начало с переселения в ноябре 1863 г. первых 14 семей (65 человек) из провинции Северная Хамгён в Южно-Уссурийский край. Последовавший массовый переход корейцев на российскую территорию был связан с неблагоприятной социально-политической и экономической ситуаций на их родине. За год на территорию Российской империи переселилось около 2–3 тысяч корейцев.

В дальнейшем районы расселения корейских крестьян-переселенцев во многом определялись политикой российской администрации, а также направлениями миграций. На территории Приморья образовалась сеть корейских поселений. Наиболее компактно они располагались в районе Посьета, оз.Ханка, Никольска-Уссурийского, во Владивостоке, Сучанской долине и на Амуре (с. Благословенное). На Посьетском участке корейское население оказалось преобладающим. В других районах корейские поселения располагались на землях русских крестьян и казаков.

Возникновение компактного корейского населения в районах Приамурья было вызвано рядом факторов внутреннего характера (захват пахотных земель, как следствие недоброжелательное отношение русских крестьян и казаков, уклонение корейского населения Приморья от уплаты налогов), а также давлением со стороны японской администрации в Корее. В 1870 г. генерал-губернатор Н.П.Синельников проведя ревизию Приамурского края, предпринял попытку организовать переселение корейцев из Приморья в

Амурскую область. Первая партия в количестве до 500 человек была отправлена весной 1871 г.

Крупным корейским сельскохозяйственным районом стали окрестности с. Благословенного, расположенного на землях Екатерино-Никольского станичного округа вниз по Амуру от г. Благовещенска. Село образовано в 1867 г., когда 500 корейцев были переселены в Амурский край. Здесь они оказались в иных условиях, чем первые переселенцы на Посьетском участке, Ханкайском и Суйфунском округах. Во-первых, это была единственная группа корейских переселенцев, наделенная 100 дес. земли. На обустройство российские власти выделили 13 651 руб. В эту сумму входили расходы на постройку домов и покупку одежды, продовольственная помощь, обеспечение семенами, кормовые деньги.

Помимо сельского хозяйства корейцы занимались отходничеством. Сезонники часто оседали на земле, занимая ее самозахватом или покупая у прежних хозяев; крестьяне-земледельцы часто сами уходили на временные заработки (рыбный промысел, прииски и т.д.).

Корейцы, занимавшиеся отхожими промыслами, не содержали своих хозяйств и работали как наемные рабочие-сезонники в хозяйствах русских и корейских крестьян, на приисках, расположенных на севере Приморской области и Амурского края, а также в Забайкалье, на сезонной рыбообработке на побережье Охотского моря и Камчатки, на различных промыслах (охота, добыча морской капусты, собирание женьшеня, мелкое ремесло, близкие водные перевозки и т.д.).

С 1890-х годов около каждого большого российского города Дальнего Востока стали появляться корейские деревни. Они снабжали городские рынки овощами, фруктами, бахчевыми культурами. Крестьяне, разбогатев, перебирались в городские дома, а на их землях появлялись новые переселенцы из Кореи. Чаще всего основное население таких поселков составляли бывшие наемные рабочие, осевшие на земле.

Отходники-корейцы работали на золотых приисках Амурского края и Забайкалья. Возможно, именно часть из них осела в этих местностях, образуя корейские слободки вокруг крупных городов. Корейцы работали на золотодобывающих, а также на угольных и других шахтах. Кроме того, они нанимались на металлургические заводы Западной Сибири и Урала. Большая часть рабочих, занятых в горнодобывающей и тяжелой промышленности, возвращалась в Корею или оседала на целинных землях в Китае и России.

Численность корейцев постоянно увеличивалась: только за 4 года с (1898 по 1902) их число возросло с 23 до 32,4 тысячи. С 1888 года иммигрантам начали предоставлять российское подданство. Значительная часть их получив российское подданство крестилась в православную веру.

П.Кафаров о корейцах в дневниках путешествия 1870–71 гг.

Во время путешествия по заданию Русского Императорского географического общества по территории Маньчжурии, в Приамурье и Приморье выдающийся русский востоковед, руководитель Пекинской духовной миссии Палладий неоднократно обращается к историческим данным о месте корейских государств древности и средневековья в истории Восточной Азии. Кроме того, дневники содержат большое число кратких заметок о встречах с корейцами, информацию о их социальном и экономическом положении в условиях Уссурийского края, особенностях взаимоотношений с чосонской и цинской администрациями, а также о политике российских властей по отношению к «корейскому элементу» на вновь приобретённых землях империи. Особый интерес представляют краткие, но ёмкие свидетельства об особенностях менталитета корейцев, их этнографии и духовной культуре.

Наибольшая часть сообщений о корейцах в Уссурийском крае в дневниках Палладия посвящена тяжёлому положению корейских переселенцев на первом этапе их обустройства после бегства из Кореи. По пути следования он неоднократно получал сведения, не всегда проверенные, о том, что из-за голода и нерадивости русских властей «в Южноуссурийском крае дороги завалены трупами корейцев, умерших от голода» (6 июля 1870).

8 июля 1870 в Астраханах он делает следующую запись:

«Вести о корейцах были печальны; толки о причинах бедствия и количестве погибших разнообразны; истину таить не нужно; из 10 тыс. переселившихся корейцев не достает 7 тыс. Г оворили, что часть перешла в Маньчжурские владения и поселена по Сунгари; но те перешли прямо из Кореи, а не от нас. К чему придумывать объяснения, когда мы при наших порядках, почти вовсе не виноваты в том, наш новый край требует постоянной работы распоряжений, и при этом хлынули толпы переселенцев из Кореи, при наших бюрократических порядках, отставании и в военном управлении края, необходимо было знать о том заблаговременно, года за три».

Кафаров даёт краткие портреты русских чиновников, которые по долгу службы занимались обустройством корейцев. Имеется сообщение о чиновнике особых поручений М.П. Пуцилло в Никольском (10 июля 1870), получившем в дальнейшем известность как талантливого администратораодного из первых российских исследователей-корееведов.

Несколько раз П. Кафаров возвращается к неприглядным страницам историй русско-корейских отношений в Приморье. Так 4 сентября 1870 г. в дневнике появляется первая информациям об инциденте, когда в Монгучах были сожжены живые корейцы. В дальнейшем он возвращается к этой теме: «Введен строгий порядок дисциплины, принимается судная комиссия, под Раковским. Сидоренко уличен в сожжении больных и умирающих корейцев, которых, когда они вылезали из огня, сам опять вталкивал. Позднее за грабеж бежал за границу, резал живых, как разбойников (30 июня 1871 г.).

Упоминая неблагоприятные отзывы о корейцах китайцев и некоторых русских (24 марта 1871 г.) Кафаров отмечает, что на самом деле корейцы народ трудолюбивый, «в прислуге – надёжной работы, наложницах» (17 марта 1871 г.).

Известно, что отношения между китайским населением и корейцами в Уссурийском крае и сопредельной территории Цинской империи отношения были враждебными. Об ожесточённости этой борьбы он сообщает в описаниях конкретных событий: «У Кала были убийства, теперь ходят из Хунь- чунь не восточной, а западной дорогой. Корейцы, отразившие вооруженных, преследуют и убивают дорогой. Идёт борьба за жизнь… (13 апреля 1871 г.).

Корейские переселенцы были обеспокоены и угрозой насильственного возвращения в Чосон. Если на территории России это было бы практически невозможно осуществить, то в районе Хунчуня, который стал перевалочной базой по пути в Уссурийский край для многих групп корейцев, действительно появлялись корейские чиновники, прибывшие «для отобрания всех корейцев. Уже 4 корейца взяты из Хуньчуня, отосланы и казнены (15 апреля 1871 г.)

Палладий Кафаров неоднократно выражает беспокойство теми эксцессами, которыми сопровождалось заселение Уссурийского края: «Для края настала эпоха богатыря, пока еще растущего со слабомощными маньцзами и корейцами, вроде Микулина и Сидоренко. Природа края делает свое дело. Мы дичаем в этой девственной, упрямой и непутинной местности. Началось с каннибальства, когда по жребию, голодные пионеры съели молодого человека (он просил только убить его во сне): кончилось наше воцарение всесожжением и резнею корейцев, продолжается разбойное убийство от солдат; для разнообразия утопление маньцз, сожжение фаньцз, привязывание к дереву (13 мая 1871 г.).

С удовлетворением отмечает, что русская администрация делает многое для ликвидации наиболее неприглядных сторон процесса переселения корейцев в пределы России. Называет имена наиболее отрицательных персонажей из числа российского чиновничества, отмечая примеры самоотверженной работы других в деле переселения корейцев.

Любопытны немногочисленные сообщения о материальной культуре переселенцев. В частности знакомство с орудиями сельскохозяйственного труда корейцев позволило Кафарову дать типологическое определение обнаруженных древних предметов, на которые он обращал особое внимание во время своего путешествия. Так о чугунной сохе, найденной в Николаевском он говорит, что она «походит на корейскую, только меньше и отделана почти как по-китайски».

Несмотря на краткость сообщений П. Кафарова о корейских переселенцах в Уссурийском крае, его дневники вместе с письменными отчётами, которые он публиковал в ходе экспедиции в «Известиях императорского Русского географического общества» являются весьма ценным источников для изучения первого этапа формирования корейской диаспоры в России.

Литература и источники:

Кафаров Палладий. Переезд от Благовещенска до Хабаровки и от Хабаров- ки до Южно-Уссурийского края в 1870 году / А.Г.О. Разряд 60, опись 1, № 11.

Кафаров Палладий (Архимандрит Палладий). Пребывание во Владивостоке и посещение южно-уссурийских портов в 1871 году / А.Г.О. Разряд 55, опись 1, № 24.

Палладий. Сообщения об этнографической экспедиции в Южно Уссурийский край / Известия императорского Русского географического общества, 1870. Т. VI, № 6. С. 176–178 (письма П.И. Кафарова из Владивостока от 9 и 10 марта, 18 апр. 1870 г.).

Палладий. Сообщения об этнографической экспедиции в Южно Уссурийский край / Известия императорского Русского географического общества, 1871 а. Т. VII, № 2. С. 91–97 (письма П.И. Кафарова из Владивостока и села Никольского от 3 авг. 1870 г. и 23 авг. 1870).

Палладий. Дорожные заметки на пути от Пекина до Благовещенска, через Маньчжурию, в 1870 г. / Записки императорского Русского географического общества по общей географии. Т. IV. СПб., 1871 б. С. 329–463.

Палладий. Сообщения об этнографической экспедиции в Южно Уссурийский край / Известия императорского Русского географического общества, 1871 в. Т. VII, № 3. С. 123–124; № 6. С. 263 (письма П.И. Кафарова из Владивостока от 10 янв. и 14 фев. 1871 г.).

Палладий. Сообщения об этнографической экспедиции в Южно Уссурийский край / Известия императорского Русского географического общества, 1871 г. Т. VII, № 6. С. 325–327 (письмо П.И. Кафарова из Владивостока от 14 марта 1871 г.).

Палладий. Сообщения об этнографической экспедиции в Южно Уссурийский край / Известия императорского Русского географического общества, 1871 д. Т. VII, № 7. С. 364–366 (письмо П.И. Кафарова из Владивостока от 4 июня 1871 г.).

Палладий. (Перевод с кит.). Старинное китайское сказание о Чингис-хане / Восточный сборник, 1872 б. Т. I, вып.1, с. 149 – 202.

Палладий. Исторический очерк Уссурийского края, в связи с историей Маньчжурии / Записки императорского Русского географического общества по общей географии. Т. VIII, вып. 2. СПб., 1879. С. 221–228.

Ларичев В.Е. Потерянные дневники Палладии Кафарова (новые материалы к истории археологии русского Дальнего Востока) / Известия Сибирского отделения Академии наук СССР. Серия общественных наук, 1966, № 1, вып.1, С. 114–122.

Ларичев В.Е. Путешествие в страну восточных иноземцев. Новосибирск: Изд-во «Наука», Сибирское отделение, 1973. 339 с.

Пак Б.Д. Корейцы в Российской империи (Дальневосточный период). М., 1993.

Пак Б.Д. Корейцы в Российской империи. Иркутск, 1994.

Пак Б.Д. Россия и Корея. М., 1979.

Петров А.И. Корейская диаспора в России. 1897 – 1917 гг. – Владивосток: ДВО РАН, 2001.