Поношение от разбойника... Благоразумный разбойник... Помрачение солнца... Утешение Матери...  (Мф. 27:44–45)

ТАКЖЕ И РАЗБОЙНИКИ, РАСПЯТЫЕ С НИМ, ПОНОСИЛИ ЕГО. Святой Матфей говорит кратко; он хочет указать, что не только Анны и Каиафы, книжники и фарисеи, Ироды и Пилаты, но даже и злодеи, которые сами осуждены были на позорную, мучительную казнь, не щадили нашего Господа¹⁶. Святой Лука повествует подробнее: он говорит, что только один из повешенных злодеев злословил Его, сказав: «если Ты Христос, спаси Себя и нас» (Лк. 23:39). Не таков был его товарищ, висевший по правую сторону креста Христова. Он унимал хульника и говорил: «или ты не боишься Бога, когда и сам осужден на то же? и мы осуждены справедливо, потому что достойное по делам нашим приняли, а Он ничего худого не сделал» (Лк. 23:40–41) И благоразумный разбойник при этом перевел свой скорбный взор на Иисуса Христа и с чувством глубокой сердечной веры произнес навсегда памятные слова трогательной молитвы: «помяни меня, Господи, когда приидешь в Царствие Твое! И сказал ему Иисус: ...ныне же будешь со Мною в раю». Так награждена была вера, покаяние, смирение, самоосуждение благоразумного разбойника! «У него, – говорит святитель Григорий Великий, – оставались только сердце и уста свободны, и он принес Богу в дар все, что имел: сердцем уверовал в правду, а устами исповедал во спасение»¹⁷...

Недолго торжествовали злоречие и издевательство над распятым Господом: скоро неодушевленная природа, по мановению Божию, явила знамение для вразумления врагов Иисусовых, искавших некогда знамения с небес: ОТ ШЕСТОГО ЖЕ ЧАСА, по-нашему около полудня, вдруг солнце померкло и ТЬМА БЫЛА ПО ВСЕЙ ЗЕМЛЕ ДО ЧАСА ДЕВЯТОГО, часов до трех пополудни¹⁸. Солнце, видя Творца вселенной столь уничиженным, в ужасе и негодовании как бы закрыло лицо свое, чтобы не видеть зрелища безмерной неправды человеческой; оно помрачилось подобно тому, как светлые Херувимы не могут открыто взирать на безконечную славу Господню и закрывают лица свои. Вся тварь, верная Творцу своему, видя Его обнаженным, поруганным, покрылась мраком, подобно тому, как верные чада и домочадцы облекаются в черные одежды при кончине родителей и домовладык своих в знак глубокой печали... Об этой чудесной тьме, которая не могла быть обыкновенным затмением солнца, ибо в то время было полнолуние, когда затмений не бывает, упоминают даже языческие историки. (Об этом свидетельствуют язычники Флегон и Фалас. Защитник христианства Тертуллиан, живший во II веке, указывает на эту тьму и при этом ссылается на Римские архивы, в которых можно прочитать описание этой чудесной тьмы.) Этот чудесный мрак, вдруг, среди ясного полудня покрывший землю, должен был устрашить толпу, которая безумствовала у креста Господня. Иудеи считали помрачение солнца предвестием грядущих бедствий. Ругательства на время затихли. Под покровом мрака ко кресту Господню приблизились Его знаемые. Но прежде всех и ближе всех у креста мы видим Его Пречистую Матерь с возлюбленным учеником Иоанном. Этот ученик трогательно благовествует о том, с какой нежной любовью Божественный Сын, умирая на кресте, заботился о Своей безутешной Матери. Теперь-то оружие, предсказанное Симеоном, пронзило печалью Ее душу! Справедливо говорит один учитель Церкви: «поистине Она не вынесла бы этой скорби, если бы не поддерживала Ее та десница, которая была простерта над Нею на кресте!» (Леонтий Карпович, архиеп. Виленский). Теперь и для любящего ученика было ясно, как горька чаша, которую он обещал пить со своим Учителем, когда просил себе место по правую Его сторону.

«Евангелисты не говорят, что Матерь Господа и друзья Его рыдали, подобно женам Иерусалимским. Их рыдания возмутили бы последние минуты Лица, нежно ими любимого, – повествует Иннокентий архиепископ Херсонский. – Самая горесть их была выше слез: кто может плакать, тот еще не проникнут силой всей скорби, к какой способно сердце человеческое. И для Иисуса Христа взгляд на Матерь был новым мучением. Доселе Он был Ее надеждой и утешением; теперь Она оставалась Матерью уже не того Иисуса, Которого все любили и уважали, Которого страшился сам синедрион, а Иисуса, всеми оставленного, поруганного, окончившего жизнь на Голгофе, вместе с злодеями!.. Надлежало подать Ей какое-либо утешение, но подать так, чтобы оно, служа отрадой на всю жизнь, не подвергло теперь Утешаемую насмешкам и преследованию врагов, из которых многие находились еще у креста. Каких бы ни позволили они себе дерзостей, если бы узнали, что между ними находится Матерь Иисуса? Потому Господь не употребил наименования Матери. «Жено!» – сказал Он Ей голосом безконечной любви, – «се, сын Твой!» Взгляд на Иоанна объяснил эти слова: «он заменит Мое место для Тебя». Потом, указуя взором на Матерь, сказал Иоанну: «се, Матерь твоя!» (Ин. 19:26–27). Люби Ее, береги Ее, как свою мать! И ученик со всей точностью выполнил волю умирающего Учителя и Друга, и с этого самого часа, как свидетельствует он в своем Евангелии, принял Богоматерь в дом свой». В Пресвятой Деве Иоанн увидел свою вторую мать; в Иоанне сиротствующая Приснодева увидела сына, который потом служил Ей до самой Ее кончины. «Девственному ученику поручает девственный Господь девственную Матерь Свою» (блаж. Иероним). А в лице этого ученика Он усыновляет Своей милосердной Матери и всех верующих, которых не стыдится называть Своими братиями. Чтобы скорбь Пресвятой Девы-Матери не увеличилась еще более при виде последних, самых тяжких страданий умирающего Сына, Иоанн немедленно удалился с Ней с Голгофы...