Варавва... Сон жены Пилатовой... Не сего, но Варавву!.. Да распят будет!.. Пилат умывает руки... Ужасная клятва...  (Мф. 27:15–25)

НА ПРАЗДНИК ЖЕ ПАСХИ ПРАВИТЕЛЬ ИМЕЛ ОБЫЧАЙ ОТПУСКАТЬ НАРОДУ ОДНОГО УЗНИКА (был обычай, чтобы в честь праздника Пасхи, в память праздника Пасхи, в память освобождения народа Божия от рабства египетского, давать свободу одному из осужденных на смерть преступников.

Народу предоставлено было полное право выбирать подсудимого), КОТОРОГО ХОТЕЛИ. У Пилата явилась мысль: воспользоваться этим обычаем, чтобы освободить Иисуса Христа. БЫЛ ТОГДА У НИХ ИЗВЕСТНЫЙ своими преступлениями УЗНИК, НАЗЫВАЕМЫЙ ВАРАВВА. Это был разбойник, заключенный в темницу за произведенное в городе возмущение и убийство вместе с другими мятежниками. И вот, наряду с этим-то убийцей Пилат и поставил нашего Господа: «Неужели, – думал он, – Иудеи предпочтут Иисусу возмутителя и убийцу?» ИТАК, КОГДА СОБРАЛИСЬ ОНИ, СКАЗАЛ ИМ ПИЛАТ: я знаю, что по обычаю надобно для праздника освободить одного узника; слышу, что вы хотите просить свободы Варавве. Не препятствую, но предлагаю на выбор и Другого: КОГО ХОТИТЕ, ЧТОБЫ Я ОТПУСТИЛ ВАМ: ВАРАВВУ, ИЛИ ИИСУСА, НАЗЫВАЕМОГО ХРИСТОМ, Царя Иудейского? «Если не хотите отпустить Его как невинного, – говорит святитель Златоуст, – то отпустите хотя бы как виновного – ради праздника». ИБО ЗНАЛ, – замечает святой евангелист, – ЧТО ПРЕДАЛИ ЕГО ИЗ ЗАВИСТИ. «Видишь ли, – говорит святитель Златоуст, – извращение порядка? Обычай был такой, чтобы народ просил об осужденных, а игемон должен был отпускать. Теперь же делается наоборот: игемон требует этого от народа, и однако они не укрощаются, а еще более свирепеют, подымают крик, неистовствуют от зависти»... И таким-то людям Пилат предлагает делать выбор между Вараввой и Иисусом Христом, отказываясь сам решить это дело: где же правосудие, которым так хвалились древние Римляне? По всему видно, что Пилат скоро будет другом и Каиафе, как он уже подружился с Иродом! Так все грешники соединяются против Иисуса Христа: злобные лицемеры и безстыдные саддукеи, образованные книжники и необразованная чернь, воины и слуги, знатные люди и народная толпа... Называя Иисуса Христом, Царем Иудейским, Пилат, может быть, хотел образумить Иудеев: честь народная требовала дать свободу и жизнь тому Человеку, все преступление Которого состояло в наименовании Царем Иудейским. Пилат не сообразил того, что враги Господа могли толковать его слова так, как бы он смеялся над народом, испрашивая свободы для Царя Иудейского... В то время, когда Пилат таким образом уже склонялся на сторону врагов Иисуса Христа, он получил особое предостережение не делать зла неповинному Узнику. МЕЖДУ ТЕМ, КАК СИДЕЛ ОН НА СУДЕЙСКОМ МЕСТЕ, ЖЕНА ЕГО, имя которой было, по преданию, Клавдия Прокула, ПОСЛАЛА ЕМУ СКАЗАТЬ: НЕ ДЕЛАЙ НИЧЕГО ПРАВЕДНИКУ ТОМУ, ПОТОМУ ЧТО Я НЫНЕ ВО СНЕ МНОГО ПОСТРАДАЛА ЗА НЕГО.

Я видела чудесный сон и много пострадала за этого праведного Мужа. По римским законам женам судей было строго запрещено вмешиваться в их дела по должности. Если жена Пилатова решилась сообщить свой сон мужу, то значит она была очень убеждена в истине того, что ей было открыто во сне. «Дивное дело, – говорит блаженный Феофилакт, – Судимый Пилатом устрашает его жену! Сон этот был делом промышления Божия, не для того, впрочем, чтобы вследствие его освобожден был Христос, но для того, чтобы спаслась та жена». «Почему же не сам Пилат видит сон? Или потому, – говорит святитель Златоуст, – что жена была наипаче достойна его; или потому, что если бы он видел, то не поверил бы ему, и даже, может быть, он не сказал бы. Потому так и устроено, чтобы жена видела сон этот, чтобы это сделалось известным для всех. Но и не просто видит она сон, но и страдает много, чтобы муж, хотя бы из сострадания к жене, помедлил совершать убийство. К тому же клонилось и самое время, так как в ту же ночь она видела». Предание говорит, что Клавдия Прокула исповедовала Иудейскую веру; она, конечно, могла и раньше слышать многое о Христе, как о великом Учителе и Чудотворце; по преданию, она потом уверовала во Христа и пострадала за Него. Пилат и сам в душе считал Иисуса Христа невинным, и потому предостережение жены, которую он уважал за ее добрую жизнь, на него сильно подействовало. Если бы он не предложил народу выбрать Иисуса или Варавву, то, может быть, тотчас прекратил бы судопроизводство. И если бы он осмелился показать на деле то, что чувствовал теперь, то прогнал бы от своего судилища всех этих ненавистных ему Иудеев, жаждавших крови невинной. Но Пилат чувствовал за собой вину, помнил, какие жестокости он учинил над Иудеями, как изранил множество их, послав отряд переодетых воинов в толпу народа, когда смешал кровь Галилеян с их жертвами: «что, – думал он, – если все эти неправды, все эти жестокости сообщат кесарю, да еще добавят клевету, что я отпустил на свободу Человека, обвинявшегося в присвоении царской власти?..». И страх за свою участь мучил несчастную душу трусливого прокуратора, и он готов был уже на все уступки, только бы скорее покончить с делом, ему столь неприятным. А между тем, пока он разговаривал с посланным от жены, первосвященники и книжники делали свое дело. НО ПЕРВОСВЯЩЕННИКИ И СТАРЕЙШИНЫ употребили все способы и ВОЗБУДИЛИ НАРОД ПРОСИТЬ ВАРАВВУ, А ИИСУСА ПОГУБИТЬ. Сделать это хитрым вождям было нетрудно. Иисусу ли освободить народ Иудейский? Ему ли восстановить престол Давидов? Это ли победоносный Потомок Давида, Который теперь с трепетом ожидает милости или смерти от приговора римского всадника?

«Сами будучи злы, – говорит святитель Златоуст, – они развращали и народ, чтобы и за обольщение его понести тягчайшую казнь. Ибо что надлежало делать: отъявленного ли преступника отпустить, или сомнительного? Если позволено было отпускать одного из уличенных преступников, то тем более надо было отпустить сомнительного. И, конечно, Иисус не казался для них хуже явных человекоубийц! Евангелист не просто сказал: имели разбойника, но разбойника, известного своими злодеяниями, учинившего безчисленные убийства. И, однако, даже такого предпочли они Спасителю вселенной, и не посовестились ни времени святого, ни законов человеколюбия, ни другого чего-либо подобного. Так зависть совершенно ослепила их». И вот, ТОГДА, когда ПРАВИТЕЛЬ СПРОСИЛ ИХ (повторил свой вопрос): КОГО ИЗ ДВУХ ХОТИТЕ, ЧТОБЫ Я ОТПУСТИЛ ВАМ? ОНИ СКАЗАЛИ: ВАРАВВУ. Страшен выбор, сделанный народом! С ужасом напоминал о нем Иудеям Петр: «вы», – говорил он, – «от Святого и Праведного отреклись, и просили даровать вам человека убийцу» (Деян. 3:14–15). Даже Пилат пришел в замешательство, выслушав ответ народа. В замешательстве он хотел, по крайней мере, излить свой гнев на них в презрительной насмешке: ПИЛАТ ГОВОРИТ ИМ: ЧТО ЖЕ Я СДЕЛАЮ ИИСУСУ, НАЗЫВАЕМОМУ ХРИСТОМ? Что же мне делать с так называемым Царем Иудейским? Предлагая этот вопрос, Пилат забыл, что поступает вопреки здравому смыслу: разве народу принадлежит право суда, а не ему самому? Разве он не мог, отпустив Варавву, в то же время отпустить и Христа, если признавал Его невинным? Наконец, разве сам он не мог решить, какому наказанию подвергнуть Галилейского Учителя, если бы нашел это нужным?.. Своим насмешливым вопросом он только еще более раздражил толпу: она поняла, что Пилат находится в нерешительности, в замешательстве, что он боится ее, и вот, по наущению архиереев, в первый раз раздалось страшное слово: крест. ГОВОРЯТ ЕМУ ВСЕ: ДА БУДЕТ РАСПЯТ! На крест Его! На крест! Напрасно смущенный неистовыми криками толпы Пилат пытался вразумить ее: ПРАВИТЕЛЬ СКАЗАЛ: КАКОЕ ЖЕ ЗЛО СДЕЛАЛ ОН? Я ничего достойного смерти в Нем не нашел... Обезумевшая толпа ничего слушать не хотела: НО ОНИ ЕЩЕ СИЛЬНЕЕ, громче, с ожесточением, КРИЧАЛИ: ДА БУДЕТ РАСПЯТ. Вот чего дождался Пилат! Дождался того, что члены синедриона, у него же на глазах, не стыдились поддерживать крик черни своим криком и волновать народ. Жалкое заблуждение человека, который поставлен Богом творить правду на земле, но боится делать это! Он мог бы защитить Невинного: у него были в распоряжении римские легионы. Но он щадил себя и уступил... Варавва был освобожден.

Но толпа не успокаивалась; со всех сторон неслись яростные крики, требовавшие смерти Иисусу. ПИЛАТ, ВИДЯ, ЧТО НИЧТО НЕ ПОМОГАЕТ, НО СМЯТЕНИЕ УВЕЛИЧИВАЕТСЯ, ВЗЯЛ ВОДЫ И УМЫЛ РУКИ ПЕРЕД НАРОДОМ, чтобы и те, которые стояли вдали, могли видеть, что он считает Иисуса невинным, и при этом громко воскликнул, И СКАЗАЛ: НЕВИНОВЕН Я В КРОВИ ПРАВЕДНИКА СЕГО; СМОТРИТЕ ВЫ. Вы принуждаете меня пролить эту кровь, вы и отвечайте за нее!.. «У Иудеев был обычай, обратившийся в закон, что если находили где-либо мертвое тело, то старейшины ближайшего города должны были над головой юницы омывать руки, говоря: «Руки наши не проливали сей крови, и глаза наши не видели убийства». Пилат знал этот обычай, тем более что и язычники, в знак своей невинности и для очищения себя от грехов, также употребляли омовение» (Иннокентий, архиеп. Херсонский). Неужели он думал смыть свою вину? Неужели мог облегчить свою совесть?.. «Если знаешь, – восклицает святитель Златоуст, – что Иисус неповинен, то зачем же предаешь? Почему не исхитил Его, как Павла тысяченачальник? Сей также знал, что угодил бы Иудеям, и из-за Павла было возмущение и смятение, и однако же мужественно стал за него. Но Пилат действует малодушно и слабо»... И вот, его слова заглушаются самыми отвратительными, самыми ужасными криками буйной черни: она хорошо поняла, чего хочет робкий прокуратор, отчего он колеблется осудить Неповинного, И, с дикой радостью кровожадного зверя, которому отдают на растерзание кроткого агнца, ОТВЕЧАЯ, ВЕСЬ НАРОД СКАЗАЛ: КРОВЬ ЕГО НА НАС И НА ДЕТЯХ НАШИХ... Мы принимаем на себя ответственность за смерть Его, и не только на себя, но и на потомство наше. Если ты боишься сделать преступление, то пусть кара Божия обрушится на нас и на детей, на внуков, на всех потомков наших! Только исполни наше желание, – распни, распни сего Назарянина!.. «Слова эти, – говорит святитель Иннокентий Херсонский, – ужасные сами по себе, представятся еще ужаснее, если вспомним, что их надобно разуметь без всякого ограничения, во всей буквальной точности; потому что Иудеи, согласно учению пророков, твердо верили, что Бог за преступления родоначальников наказывает все их потомство». И сбылась со всей точностью эта ужасная клятва на несчастном народе Иудейском: сердце содрогается, когда читаешь страшную историю разрушения Иерусалима со всеми ее кровавыми ужасами... «Смотри, – говорит святитель Златоуст, – сколь велико и здесь их безумие. Такова безрассудная ярость, такова злая страсть! Не позволяет видеть то, что должно видеть. Пусть вы самих себя прокляли, но для чего же навлекаете проклятие на детей?

Впрочем, человеколюбивый Господь, тогда, когда они столь сумасбродно неистовствовали против себя и детей, не подтвердил согласием сего голоса, не только против детей, но и против них самих: даже и из них самих принял покаявшихся и удостоил безчисленных благ. Ибо и Павел был из их числа и многие тысячи уверовавших в Иерусалиме». А те, которые не уверовали, и до ныне, «как чада убивших Господа, носят на себе кровь Его». «Памятник их бедствия, – по выражению святителя Григория Богослова, – вся вселенная, по которой они рассеяны»...