О Николае Михайловиче Зёрнове

Н.М. Зернов родился 9 октября 1898 г. в семье московского врача. В 1917 г. он окончил Поливановскую гимназию, а затем поступил на медицинский факультет Московского университета. В 1921 г. Зернов покинул родину. На Западе он стал известным мыслителем, исследователем интеллектуальной и духовной жизни России. Слишком мало книг было издано им в эмиграции на русском языке. Среди них – труд о культуре Серебряного века «Русское религиозное возрождение» (1974) и историко-философские размышления «Вселенская Церковь и Русское Православие» (1952). Западному читателю известны труды Зернова «Moscow the Third Rome» (1937), “St. Sergius, Builder of Russia” (1939), “The Church of the Eastern Christians” (1942), “Three Russian Prophets Khomiakov, Dostoevsky, Soloviev” (1944, 1974), “The Russians and Their Church” (1945), “The Reintegration of the Church” (1952), “Ruslands Kirke of Nordens Kirker” (1954), “The Christian East” (1956), “Eastern Christendom” (1961), “Orthodox Encounter” (1961) и др. «Три русских пророка: Хомяков, Достоевский, Соловьев» одновременно филологический и богословский труд, который стоит в ряду таких гуманитарных исследований русских эмигрантов, как «О тьме и просветлении. Книга художественной критики. Бунин. Ремизов. Шмелев» И. Ильина, «О Достоевском» Н. Арсеньева, «Миросозерцание Достоевского», «Константин Леонтьев», «Хомяков» Н. Бердяева, «Русская стихия и Достоевский» Б. Вышеславцева, «Н. В. Гоголь» протоиерея Василия (Зеньковского), «Духовный путь Гоголя», «Владимир Соловьев», «Федор Достоевский» К. Мочульского, «Достоевский», «Достоевский и Толстой» Ф. Степуна, «Достоевский и Европа» протоиерея Георгия (Флоровского) и др.

И историю, и литературу Зернов не отделял от религиозной мысли. Героями его книг были и пророки, и русские писатели. Задаваясь вопросом, в чем святыня и задача России, он высказывал глубокое убеждение в том, что в ХХ в. судьба человечества более чем когда-либо связана с судьбой России, а судьба России связана с русской интеллигенцией. Однако он полагал, что христианская цивилизация пребывает в опасности и ее будущее зависит от того, насколько общество и власть принимают Церковь. В своих работах он писал о кризисе самосознания русской интеллигенции в предреволюционные годы: даже религиозное возрождение России в начале ХХ в. не смягчило мировоззренческий конфликт между творческой элитой и Церковью. Он упрекнул русскую интеллигенцию начала века в приверженности атеизму, материализму и социализму. Он прямо говорил, что она уничтожила государственный строй. Лишь увидев дело своих рук, она обратилась к опыту русских пророков, среди которых – А. Хомяков, Ф. Достоевский, В. Соловьев.

Революцию Зернов воспринял как борьбу атеизма и христианства, итогом которой стало величайшее потрясение русского народа. Он размышлял о деморализации общества: «В первые месяцы революции, после падения империи, русский народ заболел словоблудием. На каждом перекрестке происходили бесконечные митинги, на которых измученные ораторы выкрикивали лозунги революции»¹. Он говорил о том, что среди революционных вождей оказалась группа «псевдонимов»: Троцкий, Ленин, Зиновьев, Каменев, Свердлов, Сталин, и никто не предполагал, что вскоре судьба человека «и судьба всей родины окажется в руках этих незнакомцев»; особенно его поразил Ленин: вместо «обычной партийной белиберды вдруг раздался голос необычайного взрыва – он призывал всех грабить, разрушать, убивать. Появился источник неистовой ненависти, который был обращен против всех и каждого»², кто принадлежал к старому миру. Победу большевизма Зернов объяснял тем, что, во-первых, был уничтожен костяк русского народа, миллионы верующих людей – лучшие из русского крестьянства, так называемые кулаки; во-вторых, Россия в ту пору была заражена философией сверхчеловека; в-третьих, сближение интеллигенции и религиозных деятелей, представителей Русской Церкви произошло трагически поздно.

Зернов был еще очень молод, когда покинул родину. Мост через Терек – и он в независимой Грузии. Еще год – и, спустя шесть месяцев после падения Крыма, вся семья Зерновых оказалась в Константинополе. 14 октября 1921 г., на Покров день, Зерновы погрузились в товарный вагон и отправились в Югославию. В Белграде Зернов поступил в университет, на богословский факультет, который окончил в 1925 г. Он не стал священником, он стал служить Церкви как мирянин.

В 1923 г. состоялась встреча Зернова с Сергием Булгаковым и другими религиозно мыслящими людьми, в результате был создан Белградский православный студенческий кружок. Посещали занятия кружка митрополит Антоний Храповицкий и «сербский златоуст» епископ Николай Велимирович, о котором Зернов вспоминал: «Придя в нашу нищенскую хибару, он захватил нас всех верою в то, что Русская Церковь выйдет очищенной и возрожденной из горнила испытаний и поможет остальному христианскому миру вернуться к полноте апостольского предания»³. Тогда же, в сознании Зернова оформилась идея о примирении и единении западных и восточных христиан, о единении православных и католиков.

В течение 1925 – 1927 гг. семья Зерновых перебралась из Сербии в Париж. Здесь Николай и его сестра Софья сняли маленькую квартирку в Латинском квартале. Лекции в Сорбонне, посещение религиозных кружков, переписка с руководителями Русского студенческого христианского движения, в котором принимали участие С. Булгаков, Н. Бердяев, П. Новгородцев, А. Карташев, Г. Флоровский, Л. Зандер, В. Зеньковский, Б. Вышеславцев, Г. Трубецкой, В. Ильин, К. Мочульский, В. Вейдле, С. Франк, Ф. Степун, – все это способствовало тому, что Зернов стал активистом движения, его секретарем, впоследствии – редактором «Вестника РСХД». Движение началось как миссионерская православная инициатива, которая должна была вернуть русскую интеллигенцию в лоно Церкви. Организационно оно оформилось в начале 1920-х годов, оказывало заметное влияние на молодежь в Польше, Латвии, Эстонии, Подкарпатской Руси. В архиве московского Дома-музея М.И. Цветаевой мне попалось парижское издание книги И. Шмелева «Неупиваемая чаша» (1921), на титуле которой сохранился примечательный штамп: «Русское Студенческое Христианское движение. Эта книга подарена фондом Помощи Верующим в СССР при РСХД – Париж».

Из воспоминаний С. М. Зерновой:

«Мы приехали рано. Зал был еще пуст, только оркестр настраивал инструменты, и пианист тихо наигрывал вальс. Мой спутник был одним из распорядителей и сразу исчез куда-то. Я сидела одна и мечтала рано уйти. Вдруг открылась дверь, и в другом конце зала я увидела чью-то, знакомую и незнакомую, высокую фигуру. Вновь вошедший посмотрел по сторонам, увидал меня и медленным, спокойным шагом направился прямо ко мне. Остановившись передо мной, он пристально взглянул на меня. Я встала. “Я – Рахманинов, – сказал он, – это вас я видел сегодня в церкви?” – “Да, я была в церкви” – смущенно проговорила я. “Я хочу с вами познакомиться, – сказал он и сел рядом со мной, продолжая пристально рассматривать меня. – Вы ведь состоите в Русском студенческом движении? Можно ли вам верить?” – спросил он. “Мне или нам?” – “Вам я уже верю, но можно ли верить вам – русской молодежи? Не обманете ли вы нас?” – “Нет, не обманем. Верьте нам, пожалуйста, верьте нам”, – стала я просить его. Он посмотрел на меня задумчиво и внимательно. “Хорошо, буду вам верить. А вы сами-то во что верите?” – “Мы верим в Бога. Мы верим в Россию – нашу родину. Она не может погибнуть, и мы служим ей”. – “Как же вы служите? Посылаете кого-нибудь туда?” – “Нет, не посылаем. Мы по-другому служим. Каждый из нас в этом мире как частица России, настоящей, вечной. Вы ведь тоже служите России, правда?” – “Вы так думаете?” – спросил он. “Да, я так думаю и знаю”. Я видела и чувствовала, что он все глубже, все внимательнее слушал меня. “Скажите, как вы верите в Бога?” – “Как мы верим в Бога? Что можно на это сказать? Бог может все, – говорила я, – все до конца. Бог ведет каждого из нас. Мы знаем Его руку в нашей жизни и принимаем все. Бог дал нам великую свободу. Он освободил нас от рабства, от привязанности к материальному миру, отняв у нас все. Даже от родины мы теперь отрезаны. Можно все потерять, но если верить в Бога – то имеешь все”. – “Да, я думаю, вы имеете все, – сказал он, – но говорите мне еще и еще. Вы сказали, что вы верите в руку Божию, ведущую вас?” – “А разве вы тоже не испытывали этого? Надо только отдать жизнь Богу, позволить Ему вести нас”. – “Как отдать?” – спросил он. “Не знаю как, как-то внутренне. Принять все, принять нашу трагедию, нашу бездомность, но мы не одни, потому что всюду Бог, а мы в Церкви. Мы нашли ее и в ней встретили друг друга”.

Он слушал внимательно, расспрашивал о нашей жизни, надеждах и мечтах. Он хотел все знать, не пропуская ни одного моего слова, и отзывался на все мои вопросы к нему. “Вы хотите нам верить, – говорила я, – но и мы верим вам. Вы нам нужны, мы вами гордимся, мы за вас внутренне держимся. Это не напрасно, что вы живете на Западе, вы так высоко подняли русское имя. Ничто не случайно, во всем план Божий, и в большом, и в мелочах. Так, не случайно, что я приехала на два дня в Дрезден и что встретила вас здесь»⁴ . Вскоре Рахманинов начал делать пожертвования нуждающимся, деньги передавал через С. М. Зернову. Сбор от его ежегодных концертов шел в пользу студентов.

В 1927 г. Зернов женился на Милице Владимировне Лавровой⁵, в 1929 г. они переехали в Англию – тоже страну русского рассеяния. В Великобритании осели белогвардейцы, сражавшиеся вместе с англичанами на территории России, представители оппозиционных политических партий, заметную роль среди которых играли кадеты, нашли приют писатели, ученые, художники, люди разных социальных слоев, там оказались знаменитые семьи – Набоковы, Оболенские, Родзянко, Васильчиковы, Пастернаки и др. Новый этап в эмигрантской судьбе Зернова связан с Оксфордским университетом: его зачислили кандидатом на соискание докторской степени, в 1932 г. он стал доктором философии Оксфордского университета. В Англии образовывались русские организации: Комитет освобождения России, Русский Национальный комитет, Русская Академическая группа и др. С 1934 г. Зернов – секретарь Англо-православного содружества имени преподобного Сергия Радонежского и Св. мученика Албания. В 1936г. он получил британское подданство.

Началась Мировая война, Франция и Англия объявили войну Германии. В 1940 г., на Пасху, удалось вырваться в Париж и встретиться с о. Сергием Булгаковым, в последний раз он исповедался у него. Одно из парижских воспоминаний того времени – Пасха в «талантливом русском Париже»: «Хоругви и иконы крестного хода несли молодые русские офицеры. Меня обрадовало, как литургичны были их движения, как естественно благоговейно было их поведение. Эта молодежь, выросшая во Франции и одетая в французские мундиры, безошибочно вливалась в ритм православного благочестия, она продолжала принадлежать к русской церковной культуре»⁶.

Наступление немцев на Голландию и Бельгию, неподготовленность к войне французской и британской армий переживались Зерновыми как личная трагедия. В судьбе России он усматривал страшный рок, который преследовал ее и с вторжением фашистских войск на территорию СССР, и когда в октябре 1944 г. Совнарком принял постановление, по которому советские граждане должны быть возвращены в СССР: в феврале 1945 г. соответствующее соглашение подписали союзники и началась насильственная отправка русских из Англии. Как чудо принял он весть о том, что его сестра Мария Михайловна Кульман все-таки спасла некоторых из этих несчастных.

С 1947 г. Зернов преподавал в Оксфордском университете. В его лекциях звучала русская тема: различия Востока и Запада в истолковании христианства, Хомяков, Достоевский, Соловьев, Булгаков, Бердяев, крещение Руси, нестяжатели и иосифляне, церковный раскол, церковные реформы Петра… Смысл и значение его лекций и научных трудов ценен в контексте специфики существования русских в Англии, где эмигранты, в отличие от других диаспор, стремительно ассимилировались7⁷ . Зернов – доктор философии, доктор богословия, принципал католического колледжа в Траванкоре, профессор богословия в американских университетах в Дрю, Айове и Дюке, автор книг по истории Русской Церкви, член Королевского общества литературы в Лондоне, он лектор в Институте славянских исследований в Лондоне. Но мало кто знал о Зернове в СССР. Имя его и было знакомо русским диссидентам. Встреча с ними произошло уже на Западе. Разница между эмигрантами первой и третьей «волн» для Зернова была очевидна: на эмигрантах «третьей» волны лежала, как он считал, печать безбожия и страха.

Н.М. Зернов умер в 1980 г. от инфаркта. Обратимся к воспоминаниям М.В. Зерновой:

«К началу заупокойной литургии приехали: владыка Антоний Сурожский, два греческих епископа, представляющих архиепископа Мефодия. С владыкой сослужили шесть священников: о. Каллист Вер, о. Василий Осборн, о. Михаил Фортунатто, о. Мелетиус (Петр) Вебер, о. Симеон (Христофор) Лящ, о. Бенедикт Расден и диакон Стефан (Савва) Кладиес – все друзья и ученики. Отсутствовал седьмой – о. Максимос (Михаил) Дали, находившийся в Румынии. Пел большой вдохновенный хор, составившийся из певцов, приехавших из разных наших приходов.

По свидетельству многих, переполнявших церковь, служба была удивительной, поистине христианской, полной света и упования, она “напоминала пасхальную заутреню”, “давала предчувствие вечности” и окружала Николая Михайловича и нас с Володей морем самой горячей любви. Старики и дети, русские и греки, православные от рождения и новообращенные, англикане и католики составляли одну сплоченную самим Колей семью»⁸.

Действительно, Зернов уповал на единую христианскую семью. Его симпатии были обращены к неримским католикам – к англиканам и старокатоликам. Одна из его статей называлась «Черты православия в современном англиканстве». В своих воззрениях Зернов пытался сочетать верность православной традиции и открытость остальному миру христиан, что следует иметь в виду, читая «Трех русских пророков». Пытаясь понять и объяснить феномен русского гения, русского национального характера, в каком-то смысле избранную роль русских в мировой истории и в истории христианства, Зернов с прямотаки болезненной остротой ставит вопрос об отношении русских мыслителей к католичеству. Пожалуй, в этом одна из особенностей исследования Зернова, которая отличает его восприятие русской литературы от взглядов его коллег – религиозных мыслителей.

Уникальность Руси, как он писал, объясняется во многом ее историческим развитием. У Руси не было точек соприкосновения с Римской империей, с латинским миром, она не поддерживала дружеских отношений с германскими народами. Русские периода Киевской Руси воспринимали из Византии лишь то, что им было интересно и близко. Они были избирательны в своих пристрастиях. Вот почему они впитали византийское искусство и не восприняли византийскую логику. Москве, по его убеждению, было предначертано продолжить дело Востока и Запада, дело предшествовавших Руси великих империй. Русские воздвигли свое государство не на обломках прошлого, а на девственной земле, создали свою культуру не по классическому античному образу, а лишь опираясь на достижения религиозного и художественного гения греков. И не только греков, как полагал Зернов, но и семитских народов. Возможно, и сегодня эта мысль может вызвать дискуссию. Воззрения Зернова вообще несут в себе заряд полемичности.

Талантливость народа, несокрушимая вера, огромные пространства – все это, по Зернову, позволило русским создать государство, превосходившее Рим и Константинополь в истинном следовании Христу. Исключительную роль Зернов отводил Сергию Радонежскому, ему он посвятил труд «Св. Сергий – строитель России», о нем же он размышляет на страницах «Трех русских пророков». В Сергии Радонежском русский народ, по убеждению Зернова, воплотил свой идеал единства в свободе. Речь идет о соборности, отразившей представления о Святой Троице. Святой заложил основы новой культурной общности. Именно так – как культурную общность – Зернов воспринимал Православную Русь. Сергий для него – связующая нить между Русью, великой империей и наследницей Орды, с одной стороны, и Русью святых, философов и поэтов – с другой. Вся русская культура, как считает Зернову, выросла из церковных служб. Мысль опятьтаки спорная, если обратиться к традициям дохристианской Руси. Как бы там ни было, именно христианским влиянием он объясняет такое достижение русской культуры, как глубокое познание человеческой души и жажда справедливости, готовность прощать врагов и сострадательность, сознание полной ответственности всех и каждого, ощущение русскими своей полной свободы и равенства с другими при политическом деспотизме.

В православии Зернов усматривает источник русского славянофильства. Хомяков для него – православный пророк, он предвидел кризис индивидуалистической западной цивилизации, он провозгласил неизбежность победы Церкви в то самое время, когда Церковь, как он пишет, находилась «на последнем издыхании». Хомяков – националист, которого заботило будущее всего мира; он патриот, желавший счастья всем людям. Многое восприняв от Хомякова, Зернов счел необходимым, однако, заметить: в отношении к католицизму суждения Хомякова жестки и не всегда объективны.

Хомяков противостоял католическому Риму, «католической ереси». Зернов акцентирует внимание на том, как Хомяков объяснил причины раскола 1054 г. между Римом и Константинополем. В чем обычно видели причину, в том Хомяков увидел лишь повод: причина раскола не в спорах о едином или двойном источнике исхождения Святого Духа, а в том, что Запад предал христианское братство. С критикой Хомяков обрушился и на гордыню католиков, и на институт папства. Своеобразна и трактовка Хомяковым протестантского противостояния миру: рационализм протестантов, взрыв их индивидуализма – лишь венец римского рационализма, а вовсе не противостояние католицизму. Размышляя о богословских воззрениях Хомякова, Зернов пишет о его парадоксе: резко критиковавший западное христианство, он стал первым восточным богословом, которого волновала судьба Западных Церквей.

Трудясь во славу Церкви, Хомяков не успел увидеть победу Церкви, не увидел он и террора, развязанного антихристианскими силами. Но это увидел Достоевский. На этой посылке построил свои рассуждения Зернов, для которого Достоевский – христианский пророк. Как он считает, Достоевского пленила сама личность Иисуса из Назарета, миллионы же людей обращались к нему, как к Учителю и Спасителю. Достоевский, как подметил Зернов, никогда не пользовался богословской терминологией и не упоминал об искупительной роли Христа. Но судьба самого Достоевского – опыт искупления. Зернова в Достоевском привлекает то, что писатель не успел выразить в своих произведениях. Например, тайна смерти, которую он почти постиг на эшафоте или во время эпилептических припадков, – особая тема размышлений Зернова, к сожалению, не развившаяся в полной мере. Достоевский для него – мистик, чьи произведения о Боге и человеке равны наследию любого выдающегося христианского мыслителя. Величайшее открытие Достоевского Зернов видел в идее невозможности воспринять человека в исключительно человеческих категориях – в нем скрыта тайна Вселенной и заключено ее последнее Откровение. Добро и зло, как мыслил Достоевский, сильнее самого человека. Человек – лишь арена их борьбы.

Конечно, Зернов не мог не остановиться на вопросе об отношении Достоевского к Риму. Дух Рима для Достоевского – это отрицание свободы, жажда власти, готовность компромисса со злом. Отрицал Достоевский и другую идею Запада – германскую, а именно ее разрушительный характер. Разделяя славянофильскую доктрину, Достоевский увидел предназначение России в освобождении Европы от духа скептицизма и эгоизма. Ученый русско-западной ориентации, Зернов, тем не менее, писал о прозорливости Достоевского по отношению к Азии, о его призыве к русским перестать стыдиться своих азиатских связей.

В. Соловьев, пожалуй, наиболее близок воззрениям Зернова. «Вдохновенный пророк», одинокий и загадочный, Соловьев, отойдя от славянофилов, так и не нашел сочувствия своим христианским идеям среди западников. Проявив растущий интерес к римско-католической традиции, он не имел понимания среди католиков. В определенном смысле Соловьев предвосхитил экуменические идеи, и этим, по-видимому, он был особенно интересен Зернову. Соловьев ратовал за воссоединение Католической и Православной Церквей, причину упадка Московского царства он видел в недоверии к западному христианству. Однако, восприняв идеи Достоевского, Соловьев верил в то, что именно Россия найдет синтез между пантеистическим Востоком и Западом, где человек утратил чувство Божественного.

Зернов замечал в «Трех русских пророках», что пророчествам Хомякова, Достоевского и Соловьева не вняли. Их предостережений о кризисе христианской цивилизации не услышали. Следуя воззрениям героев своего исследования, он сам был сторонником мысли о том, что христианство – та сила, которая способна преобразить Землю. Русским христианским пророкам он противопоставил Маркса – человека с темпераментом ветхозаветного пророка, но проклинающего Бога. Зернов противопоставил им и российских революционеров, впитавших в себя Марксово учение о мире без Бога. Он противопоставил русским пророкам и Ленина, решившего насилием создать земной рай.

Смысл жизни Зернова – в преодолении давнего разрыва между обществом и Церковью, интеллигенцией и Церковью. А. Пушкин и преподобный Серафим Саровский «даже не слышали друг о друге»⁹ . Зернов был страстен, когда речь шла о выдающихся людях, психологически и умственно расположенных к этому разрыву: «Петр был гением и маньяком», «Розанов был и гением, и маньяком», Розанов и Блок «отвергли путеводный свет Христовой веры, предпочли следовать собственным прозрениям и, в конце концов, смешали действительность с воображением»¹⁰.

Труды Зернова еще мало известны в России. Они привлекают сочетанием богословской мысли с поэтичностью восприятия пророков и не пророков.