Глава 6. Речь Иова (2 я). В свое оправдание против обличительной речи Елифаза Иов указывает причины, то которым он желает смерти, именно: неизмеримо великую тяжесть и непрерывные припадки болезни, непреодолимое волнение души, отсутствие помощи Божией и презрение ближних, чем обличает немилость друзей, только предполагающих, но не знающих точно виновность его пред Богом
Ст. 1. Главным побуждением для Иова отвечать Елифазу послужило то несправедливое мнение этого друга, будто Иов признает себя совершеннейшим праведником, не заслуживающим никакого бедствия, и потому обнаруживает нетерпение в болезни и негодование на Промысл Божий. Сознавая эту несправедливость, Иов указывает истинные причины своих горьких жалоб и преимущественно невыносимо трудную болезнь.
Ст. 2–3. Аще бы кто веся извесил гнев мой (скорбь), болезни же моя взял бы на мерило (весы), вкупе, если бы кто решился пересчитать все мои бедствия и определить степень моей болезни на своей душе, как бы на весах, что принужден делать я, то они оказались бы бесчисленными и по тяжести не только не равнялись бы с обыкновенной ношей, какую может поднять и нести самый сильный раб или вьючное животное, но и неизмеримо великого песка морскаго (παραλίας) тяжчайшии были бы. Между тем посторонним, кто на себе не испытал всей тяжести такой скорби, мнится, словеса моя зла суть, будто они возникают из самомнения и злости, а потому неправдивы и противны Богу.
Ст. 4. Велики вопли, но велика и сила болезни. Стрелы бо Господня в теле моем суть, их же ярость (лютость) испивает кровь мою. По воле Господа, воспалённые и гноящиеся раны прошли сквозь мое тело до костей, так глубоки и люты, как будто Он поразил меня стрелами, намазанными ядом, которые, как змеи, пьют из меня кровь. К большему страданию и ужасу стрелы Господни не вышли из моего тела, и нельзя их вытащить: припадки болезни делаются сильнее и чаще, а мужество и терпение естественно ослабевают. Егда начну глаголати, бодут (колют) мя (стрелы Господни), чувствую острую боль в груди: потому-то я не могу утешить и успокоить себя, как некогда утешал других.
Ст. 5. Только лютая скорбь побуждает разумного человека возносить вопли к Богу: иначе не бывает даже и в царстве неразумных животных. Что бо; еда вотще (напрасно) возревет дивий осел, разве брашна (корму) прося. Даже дикий осел, бродя по пустыне, никем не стесняемый, не кричит напрасно, но издает пронзительный крик отчаяния тогда, когда ему грозит голодная смерть. Или возревет гласом вол, в яслех имеяй брашно. И вол, перенося тяжелый труд земледелия (на востоке), не издает жалобного мычания, если имеет в яслях корм, укрепляющий его изнурённые силы. Не то – с Иовом. При ужасных бедствиях он принужден голодать, не имея куска насущного хлеба; при изнурительной болезни он не может принять и готовой пищи, не может нисколько восстановить свои разрушающиеся силы. Так можно ли ему нести бремя жизни без вздохов, слез и воплей?
Ст. 6. Думают недоверчиво, что страждущий Иов притворно увеличивает свою скорбь, странная мысль!.. Снестся ли хлеб без соли; или есть вкус во тщих (пустых, неосновательных) словесех. Всем известно, что хлеб неприятно есть без соли, он не только не услаждает вкуса, но притупляет его, расстраивает питание и увеличивает слабость тела. Что хлеб для тела, то слова для души. Неприятны и бесполезны пустые слова для человека, ищущего утешения в разумной беседе. И несправедливо думать, чтобы человек разумный, почтенный и притом смертельно страждущий (как Иов) стал утешать себя бессмысленным криком, неосновательными жалобами на Провидение в присутствии столь почтенных друзей. Нет, вопль его – необходимый отголосок сильнейшего душевного томления и волнения.
Ст. 7. Не смотря на сильное желание страждущего, душа его не может успокоиться, волнение её постоянно поддерживается при сознании столь горестного положения страдальца, при постоянном ощущении болезни, постепенно увеличивающейся и грозящей ему смертью. Питание и сон много помогают больному переносить скорби, но для Иова нет и сна, потому что ему невозможно принимать пищу. Смрад (βρόμον) бо зрю брашна моя якоже воню львову. Пища, едва входит в уста, растворяется зараженной слюной, с трудом проглатывается и производит потом зловонную отрыжку, изрыгается вон и является отвратительною как смрадный помет льва.
Ст. 8–9. Не имея естественных сил терпеть бедствия при такой ужасной болезни, Иов решается возносить молитву к Богу о её прекращении. «О, если бы Господь дал доступ моей молитве к своему престолу! О, если бы Он осуществил мое ожидание и послал смерть! Нет, Он начал поражать меня язвами, но до смерти не убивает...» Такая участь человека печальнее, нежели дикого зверя, сраженного стрелой охотника.
Ст. 10, Буди же ми град гроб, на его же стенах скаках в нем, дай, Господи, мне умереть и похоронить свой прах в черте родного города, в стенах которого впервые последовал и всегда праздновался день моего рождения. Иов желает смерти и отнюдь не предосудительно при его сознании, что все совершается с пим по воле Божией (1, 21 и 2, 10) и что ему предстоит неминуемая смерть (7, 21) также по воле Провидения. Проникнутый скорбью, не зная возможности возвратить прежнее благополучие, Иов молит Господа, чтобы скорее совершилась над ним последняя, видимо неминуемая, воля Божия. Не пощажу уст своих (7, 11), буду воссылать вопли к Богу о прекращении своей невыносимо трудной жизни. Не солгах бо во словесех святых Бога моего (ἐν ρὴματι ἁγίου Θεοῦ μοῦ). И эта молитва о смерти – от чистого сердца, нет в ней притворного преувеличения своей скорби и на смертном одре можно произнести ее с дерзновением пред святым Богом.
Ст. 11–12. Кая бо крепость моя яко терплю. Обыкновенных сил человека недостаточно, чтобы он мог встретить, обдумать и равнодушно, безмолвно перенести все свое несчастье, когда сторонние, лично не испытавшие всего подобного положения, от одного наблюдения· приходят в крайнее изумление (жена и друзья Иова). И терпению есть предел. Чтобы перенести столь тяжкие бедствия Иову по крайней мере нужно было здоровье; а его не стало, тело, разрушаясь в конец, расстраивало и душу. Или кое ми время, яко терпит душа моя. Естественных сил человека едва достаточно для перенесения дневного труда. Но лютая болезнь тяготила и изнуряла Иова уже не малое время, когда он безмолвию ожидал спасения от неё (2, 9 и 13; 7, 3); теперь он уже не может оставаться хладнокровным, когда душа его готова оставить тело, разлагающееся заживо. Крепость тела не то, что крепость кремня, нечувствительного к ударами бича, не то, что крепость меди, нечувствительной к ударам стрелы и меча; нет, оно легко превращается в гной и естественно не выносить смертельных ударов... .
Ст. 13–14. За помощью в тяжкой болезни должно обращаться к Богу (5, 18). Совет благоразумный, но неутешительный для Иова. Он в течение всей жизни возлагал свои надежды на помощь Божию, но теперь по непостижимой вине, очевидно, лишен её, по всей строгости суда Божия подвержен смертельным ударам злополучия и совершенно изнемогает под страхом неизбежной смерти. Отречеся от мене милость. На суде людском иногда из сострадания оказывается милость хотя некоторым преступникам; иногда суд вынужден бывает определить тяжелое наказание какому-либо ненавистному злодею, но по человеколюбию не подвергает его лютейшей из всех казней – медленной смерти. А Иов несет именно такую казнь. Посещение же Господне презре мя. Узников, за важные преступления содержащихся в темнице, судьи посещают, осматривают и, по исполнении срока заключения, отпускают на свободу. Не таково положение Иова. Может быть, он не заслужил или стал недостоин всех благ, какими прежде пользовался; но Господь, по милосердию Своему, мог бы оставить ему единственное благо, каким пользуется и последний раб, и лютый зверь, это – возможность жить, и этого нет!.. Вот, где источник безутешных воплей Иова.
Ст. 15. Не воззреша на мя ближнии мои. Страждущих обыкновенно посещают родственники, друзья, знакомые и своими сочувствием разделяют их тяжелое положение. Иов не видал таких близких людей. Ближнии якоже поток оскудеваяй, или якоже волны прейдоиа (миновали) мя. Что встречается в природе, то бывает и в жизни. Иногда путник, изнуренный странствованием, истомленный жаждой, наконец видит вдали лазурную поверхность потока, ощущает приятную свежесть его влаги, слышит журчание его волн, быстро сбегающих по склону горы, собирает остаток своих сил, спешит к его благословенным берегам и остается здесь в надежде найти приятный отдых, но вдруг с изумлением замечает, что он жестоко обманулся: пред ним был не родник, а бурный поток, быстро являющийся в горах в дождливое осеннее время и быстро иссякающий. Так обманулся и страдалец Иов, ожидавший утешения от своих друзей; они не обратились с полным сочувствием к его болезни, но один за другим неблагосклонно решились осуждать его искренний вопль и так повергли друга в пучину скорбей. Так быстро мчатся вдаль волны реки и поспешно относят спасительный челн, безучастию оставляя пловца на погибель в пучине водопада.
Ст. 17–18. Как снег или лед смерзлый (πεπηγώς), блестящий на солнце радужными лучами, от действии теплоты превращается в мутную воду, оставляет свое место, и никто уже не видит его; так и страждущий Иов, когда тело и лице его от сильно воспаленных рань совершенно изменились, был чуждым для всех, стал бездомок, как бы изгнанный из своего дома, находился вне стен родного города, не видал никого из своих родных и знакомых, как бы сосланный на чужбину...
Ст. 19–20. Видите пути Феманския, на стези Сивонския (Савейския) смотрящии (друзья). По торговым и многолюдным путям в Феман и Савею постоянно шли длинные караваны с дорогими товарами, так много обещавшие для жизни. Сколько интересов и надежд соединялось с этим караванным движением! Города видели в караванах неоскудевающие источники всяких благ, питающих радость и негу; а предприимчивые обладатели произведении востока и запада, под влиянием заманчивой мечты, легки воображали себе, как имущества их, на богатых рынках Фемана и Савеи будут превращаться в золотой поток... И что же? – И студа (стыда, позора) исполнены будут на грады и на имения надеющийся – богатые караваны и полные блестящих надежд жители Фемана и Савеи, наслаждающиеся воображаемым изобилием всяких благ. Нередко караваны, проходя чрез пустыню, предполагают где-либо в долине источник и, стремясь найти здесь приятный отдых, уклоняются с прямого пути, мало по малу заходят в глубь пустыни, теряют путь к возвращению, подвергаются нападению диких кочевников и гибнут все и все... Так рассеиваются все мечты мнимых счастливцев. Подобно тому погибла надежда и страдальца Иова.
Ст. 21. Ныне же и вы наидосте на мя немилостивно. Как утомленный и изнуренный путник, Иов надеялся видеть в друзьях своих источник радости и утешения, по они, оставляя прежние дружеские отношения, не утоляли и не умаляли его духовной жажды и сердечного томления; напротив, нападая на него своими обличениями, еще более возбуждали его скорбь. Убо видевше мой струп убойтеся. Если друзья действительно искренно желали утешить Иова, то они должны были обратить внимание на страдание его, пораженного лютым гноем, от которого все тело стало одним сплошным «струпом», по меньшей мере должны были опасаться, чтобы неосновательными упреками не огорчить до последней степени и тем не нанести смертельного поражения своему другу. Но друзья запятнали свою совесть немилостью.
Ст. 22–23. Что бо; еда что у вас просих. Иов при всех своих лишениях не просил у друзей чего либо из их собственности, не требовал их крепости, чтобы они своей силой спасли его от врагов и от смерти или рабства. Это могло быть трудным для них; тогда они имели бы повод упрекать Иова в гордости, сварливости, оплошности и в чем либо ином, что подвергло его опасности. Ио Иов не требовал от друзей своих ничего и потому не заслуживал никаких упреков от них.
Ст. 24. Научите мя, аз же умолчу. По-видимому, ревнуя о святости имени Божия, друзья желали, чтобы Иов не возносил своих воплей к небу. Добрая цель; но они не научали его, каким средством достигнуть оной, если у страдальца нет сил безмолвно переносить свою болезнь. По-видимому, желая заставить Иова молчать, друзья объявляют его несомненно виновным пред Богом, Средство неверное; они не указывают, в чем именно согрешил Иов пред Богом. Так вместо утешения они высказывают немилосердный упрек, увеличивающий раздражение страдальца.
Ст. 25. Слова Иова казались друзьям дерзкими и оскорбительными для чувства чести человека мудрого; но они высказаны были мужем истинным, он сильно и резко, но с глубокою искренностью выразил то чувство, какое сильным пламенем клокотало в душе его. Вопль страдальца казался чрезмерным, но он не требовал исцеления своей болезни и возвращения счастья, поэтому не было основания подозревать его в притворстве, себялюбии и пристрастном преувеличении своей скорби.
Ст. 26. Ниже обличение ваше словесы мя утолит: ваши суждения о моей виновности пред Богом, не основанные на знании действительно совершенных мною прегрешений, проникнутые только подозрением и негодованием за мнимое оскорбление святости Божией, не утоляют моей сердечной жажды, как горько-соленая вода не утоляет, а отравляет жаждущего путника. Ниже бо вещания вашею словес стерплю: укоризненные слова ваши, как строгий, но несправедливый приговор невинно оклеветанному на суде, противны, несносны.
Ст. 27. Обаче яко на сира нападаете, наскачите же (нагло, с жестокостью) на друга вашею. Желал быть утешителями, вы, однако, поставили себя судьями надо мной, торжественно, с усилием доказываете мою виновность; но сознайте, что я, лишенный детей, покинутый женою, братьями и знакомыми, нахожусь в положении горького, беспомощного «сироты» и заслуживаю не суда от друзей, а именно и только утешения, тем более, что я не в состоянии защищаться должным образом.
Ст. 28. Ныне же воззрев на лица ваша, не солжу. Прежде своим честным поведением я приобрел вашу дружбу и полное доверие к своим словам; зачем же, ради моего несчастия, разрушать эту дружбу, подозревая в моих словах ложь пред Богом и людьми? – Нет, и теперь, после всех обличений, как и всегда прежде, с чистою совестью, не стыдясь за свое мнимое притворство, говорю о своей невыносимой скорби, смело смотря вам в глаза (вероятно, друзья, проникаясь сочувствием к страдальцу, склонили своп взоры и задумчиво смотрели на землю).
Ст. 29. Сидите ныне, и да не будет неправедно. (Вероятно, Елифаз говорил речь стоя пред Иовом, как обыкновенно говорили древние, напр. Моисей и др.). Успокойтесь и, будучи людьми мудрыми, ведите суд беспристрастно, судя но моим бедствиям только, не признавайте моего поведении неправедным (ἄδικον). И паки ко праведному снидитеся; прежде вы приходили ко мне, как человеку честному, так и теперь, находясь вместе при мне, признайте меня достойным своего доверия, оправдайте меня от своего обвинения и не упрекайте в том, что я потерял страх к Богу (4, 6).
Ст. 30. Ибо несть в языке моем неправды, и гортань мой (средняя часть горла) не разуму ли поучается. Произнося слова, открывая состояние своей души, я стараюсь разумно передать свои чувства другим и чрез то снискать сочувствие и утешение. Так, не безумие дикого осла (4, 6 и 6, 5), но благоразумие смертельно пораженного истинного раба Божия возносит громкий вопль к небу о помиловании.