По поводу статьи «О соборном управлении в христианской церкви»¹

Не подлежит ни малейшему сомнению, что соборность церковного управления есть основное, характеристически-церковное, каноническое начало. С особенною настойчивостию и постоянством, при самых разнообразных условиях церковной жизни, оно проводится в церковном законодательстве, начиная с правил апостольских и до VІІ-го вселенского собора. Во весь этот период, сколько ни разнообразились формы церковного управления, от христианских общин времен апостольских, с их старейшинами и братнею, и до византийских патриархов с придворным штатом чинов, их окружавших, начало соборного управления непрерывно выдерживалось в церковном каноне и так или иначе, с большею или меньшею полнотою, сохранялось в практике. Чем шире раздвигались круги церковного управления, проходя чрез парикии, епархии или округи, области или патриархаты, и обнимая собой целые национальные церкви, тем более расширялись Формы или степени соборности, начиная с приходской, парикиальной, епархиальной или окружной, областной или патриаршеской. И никогда, в эпохи самого сильного преобладания государственной и церковной централизации в Византии, это начало не предавалось полному забвению и, хотя в искаженных формах, стесненное, все-таки сказывалось в истории церковной жизни и может быть прослежено в ней с замечательною непрерывности). Если историк иногда не приметит его на высших степенях и формах, то он непременно откроет его присутствие в средних и низших. Если исторические условия препятствовали по временам его развитию в округах и областях, то оно сказывалось в приходах и парикиях. И в истории христианской церкви едвали возможно указать период, когда бы соборное начало было совсем подавлено, умерло во всех формах и на всех степенях церковного управления и жизни. В самые тяжелые для церковной самостоятельности эпохи, под гнетом внешних стеснений, когда по-видимому совсем ослабевал дух соборности в церкви, оставалась непременно, но крайней мере, его внешность и форма, и напоминала своим бытием об оживотворявшем ее начале.

В нашей отечественной церкви до учреждения св. Синода мы можем в более или менее постоянных и правильных формах видеть проявление соборности на низших и высших степенях ее, в приходах², и при митрополитах и патриархах всероссийских, в постоянных или повременных соборах и советах.³ Не видим в древнем церковном управлении нашем разделения на округи или митрополии с каноническим подчинением епархиальных архиереев митрополитам и с соборами при них. Но мысль об этом разделении не раз возникала и предлагалась в различных формах. На соборе 1667 г. восточные патриархи советовали разделить русские епархии на округи, установив, по примеру восточной церкви, иерархическое подчинение apxиереев митрополитам. Позднее в 1681 .г. царь Феодор Алексеевич предлагал собору русских иерархов ту же мысль об окружном управлении, причем предполагалось разделить русскую церковь на 13 митрополий. Если при том я другом предложении имелось в виду восстановление канонической, соборами организованной, формы окружного или митрополитанского управления, тогда неизбежно должны были бы образоваться, в согласии с теми же канонами, я окружные или поместные соборы. Но этой благой мысли не суждено было осуществиться в XVII ст. может быть потому, что она не была достаточно выяснена в своих канонических свойствах и от того показалась нашим архиереям опасною для их личной независимости. Будучи предложена в оба раза со стороны, сначала восточными патриархами, потом царем, она не встретила достаточного сочувствия и поддержки в наших иерархах. Они взглянули на этот вопрос не с канонической точки зрения и порешили его отрицательно. На соборе 1682 г. русские архиереи просили царя не подчинять их митрополитам, для того, как говорили они, чтобы в архиерейском чине не было какого церковного разгласия, и меж себя распри и высости, и в том несогласии и нестроении святой церкви преобидения и от народа молвы и укоризны (Акт. Истор. 5, № 73).

Со времени учреждения св. Синода начало соборное весьма ослабело в нашем церковном управлении; на низших степенях, в приходских общинах, с уничтожением выборного порядка и с устранением мирян от участия в делах приходских, оно проявляется слишком слабо; в епархиях подменено началом коллегиальным, с совершенным уничтожением самостоятельности членов коллегии, и, можно сказать, совсем исчезло, уступив свое место единоличному управлению. Средней или окружной степени в управлении совсем нет, и наши митрополиты носят только имя без канонического значений. На высшей ступени соборность, за исключением внешней Формы, мало сохранила своих канонических свойств, лишена значения церковного представительства, не самостоятельна и подменена коллегиальностию, притом не основанною на выборном начале. Синод является у нас учреждением, не имеющим себе подобия пи в одной церкви; начало соборное в нем слито с единоличным и им одним заменены и личная власть патриарха и ограничивающая ее власть соборная. Не нормальность такого порядка была сознаваема даже в самые тяжкие времена для церковной жизни. Едва только миновал террор бироновщины и немецкого владычества в прошедшем столетии и Имп. Елизавета вступила на престол, как два члена Синода, восстановленного при ней в прежних правах высшего правительствующего учреждения, Амвросий Юшкевич и Арсений Мациевич подали государыне доклад, в котором говорили, что если уже не угодно будет восстановить патриаршество, то, по крайней мере, нужно назначить в Синод президента и этим хотя нисколько приблизить наше церковное управление к характеру управления церкви восточной. Но составители доклада и не мечтали в то время о восстановлении канонической, широкой соборности; под гнетом свежих еще воспоминаний о тяжелом рабстве, они хлопотали только об устранении от Синода орудий этого рабства, о пресечении способов к порабощению, – посему просили государыню упразднить должности светских чиновников в Синоде и коллегию экономии. Известно, что Елизавета не уважила этих представлений и оставила Синод в прежнем виде. Прошедшее столетие было самым неблагоприятным временем для самостоятельного развития церковной жизни.

Но едва настали лучшие и более свободные времена, мысль о канонической соборности снова воскресает в умах лучших людей. В первой четверти нынешнего столетия вопрос о необходимости созвания местных соборов для дел веры и нужд церкви, независимо от постоянного, небольшого собора в лице св. Синода, серьезно занимал покойного московского митрополита Филарета. Из записок о его жизни и времени, изданных г. Сушковым, мы узнаем, что в бумагах Имп. Александра Павловича нашлось предположение, составленное митрополитом по поручению Государя, о разделении духовного управления в государств на 9 церковных округов, при чем неминуемы были бы со временем и поместные и даже великие соборы, а окружной митрополит стал бы в те же отношения к епархиальным начальникам, какие существовали в древности. Но судьба этой мысли в XIX стол. была не лучше, как и в XVII. Государь, по поручению которого предпринято было составление проекта, вскоре скончался. Проект однако же передан был гр. Аракчеевым членам Синода. Члены отвергли его, сказав: Зачем проект, и почему нам о нем не говорено? Митрополит ответил на это: «так повелено, а говорить о нем запрещено.»⁴ На этом покончилось все дело, не встретив в высшей иерархии сочувствия и поддержки. Может быть, и на этот раз, как в XVII ст., оно не было достаточно созвано теми, кого ближе всего должно было касаться. Мысль, вызванная на свет Государем, и умерла вместе с ним. Прошло еще несколько, но на этот раз уже только десятков лет, и идея соборности снова воскресает из забвения, становится предметом общего обсуждения, начинает сказываться даже в некоторых учреждениях (в приходских попечительствах, в благочиннических, уездных и епархиальных съездах духовенства, в оживлении выборного начала и т. п.) – и дух ее хотя слабо, но дает себя чувствовать в направлении общественной мысли и в церковно-правительственных распоряжениях. В это время возрождения великой, древнейшей, современной самому возникновению церкви (припомним собор Апостолов), основной для нее идеи – соборности в управлении имеет, по нашему мнению, особенную важность самое тщательное, всестороннее, по возможности не предзанятое, чистое, свободное от всякой злобы нынешних дней, изучение канонических свойств этой великой идеи, восстановление ее в чистом, подлинном, не искаженном образе, чтобы она могла дослужить руководительным началом для современных предположений. Всякое умышленное или бессознательное искажение этой идеи, прикрытие ее именем чуждых ее существу взглядов, проведение под видом ее защиты своих каких-нибудь интересов и личных воззрений было бы особенно прискорбно и неуместно в настоящее время.

Именно такое впечатление произвела на нас статейка неизвестного автора, напечатанная в 4-й кн. Чтений в Обществе Истории и Древностей Российских 1870 г. под громким заглавием «О соборном управлении в христианской церкви» и догматически порешающая на двух четвертках великий, занимающий теперь всех нас (как справедливо выразился в предисловии к ней почтенный редактор О.М. Бодянский) вопрос чрезвычайной важности, – о церковном управлении в русской земле. В этой статейке, несмотря на ее чрезвычайную краткость, много удивительного, такого, что может смутить доверчивого читателя, возбудить в нем разные недоумения и не разъяснить, а окончательно запутать вопрос.

1) Удивительно, прежде всего, полное несоответствие громкого заглавия с содержанием статейки, с основною мыслию, в ней проводимою. Читатель ожидает, что в статье о соборном управлении в христианской церкви он встретить разъяснение внутренних свойств канонической соборности, того, в каких формах она проявлялась особенно в древней церкви, указание существенных признаков каждой формы, условий и границ ее развития на тех, или других степенях, найдет, по крайней мере, сколько-нибудь ясное и точное определение того, что такое соборное начало в церковном управлении. Тогда только имело бы смысл и законность применение уже найденных и доказанных общих норм к потребностям той или другой местной церкви. Тогда только и читатель получил бы возможность правильно понять и оценить попытку применения. Но ни о чем этом в статье нет ни одного слова. Она начинается сообщением, что где-то и у кого-то существует мнение о необходимости разделить русскую церковь на округи или митрополии, собирать каждую осень окружные соборы, для приготовительных работ к соборам устраивать съезды избранных от духовенства и мирян, и дела, не порешенные на соборах окружных, переносить к большему собору, который есть постоянный Синод. Затем неизвестный автор указывает выгоды такого распорядка, проговаривает несколько слов о составе нового Синода, его председателе и отношениях к нему духовенства придворного и военного. Все это изложение занимает около 50 строк и к последующему рассуждению относится, как увидим ниже, совершенно случайно, внешним образом. Автор оканчивает свое сообщение таким заключением: «установление трех означенных степеней соборности – епархиальной, окружной и синодальной удовлетворяло бы не только делу церковно-законодательному и церковно-управительному, но и церковно-судному» и переходит к рассуждению о последнем.

Против сообщаемого неизвестным автором мнения о переустройстве по предложенному образцу внешнего механизма церковного управления мы спорить не будем. В нем при известных условиях, нисколько впрочем не выясненных у автора, могут быть несомненные достоинства. Но дело вот в чем: все эти степени суть не иное что, как внешние рамки, формы, достоинство и пригодность которых будет зависеть от содержания, каким вздумают наполнить их. Можно восстановить в церковном управлении все три указанные формы, или степени: больший синод, меньший собор или окружный и съезды по епархиям, и несмотря на всю эту внешнюю обстановку управление церкви не будет нисколько соборным по духу и существенным своим свойствам. Здесь все зависит от того, на каких началах будут организованы и в каких условиях будут действовать означенные учреждения, в каких отношениях будут поставлены одно к другому. Выяснение этих начал, условий и отношений и затем уже применение их к устройству той или другой местной церкви и должно составлять задачу и содержание всякой статьи, предполагающей рассуждать о соборном управлении в христианской церкви. Но неизвестный автор статейки очевидно не имел в виду этой задачи, не сказал об ней ни одного слова, и неизвестно почему вздумал дать своим двум четверткам такое громкое название. Его не только не занимало разъяснение понятия соборности по каноническим данным, установление взаимных отношений между различными ее степенями, и т. п., но самая идея соборности, нам кажется, совершенно была чужда ему, не сознавалась им. Это очевидно из дальнейших строк статейки, где автор, окончив сообщение существующего мнения, начинает говорить от себя. Здесь дело идет о третьей, низшей степени соборности – епархиальной и притом в применении ее к церковному суду. Мы не знаем, как автор понимает сущность двух первых степеней – синодальной и окружной. Но вот его понимание епархиальной соборности в применении к суду. Эта соборность есть единоличная, сосредоточенная в неизменяемой и неотменяемой даже собором власти епископа (стр. 2, строка 20). «Епископ может судить без помощи, или при помощи пресвитеров (значит, как захочет, как вздумается). Может епископ потребовать себе помощи от пресвитера единоличной, или от собрания пресвитеров (а не захочет, так не потребует ни той, ни другой), но он имеет при этом полное право определить меру их содействия, и их единоличное, или собирательное, мнение утвердить, изменить, отменить, заменить своим собственным... Он приемлет (разумеется, если захочет) помощь от пресвитерства (консистории, правления, съезды, благочинные) но не стесняется его мнениями; его решение имеет законно обязательную силу...» Какова соборность, читатель?! Сколько в ней свободы, самостоятельности, сколько благоприятных условий для образования соборного суждения, как хорошо поставлены в ней члены христианской церкви – мирские и духовные!!.. И пусть бы еще все это было так, если бы епископ был избираем своею паствою, как было в древности. Нет, об этом ничего не говорится в статейке.

Если по этому образцу, предложенному автором для суда, составить понятие о строе церковной жизни в двух других областях: церковно-законодательной и церковно-управительной, тогда мы получим полное и поистине удивительное представление об епархиальной соборности вообще. К чему при таком порядке разные съезды в епархии выборных из духовенства и мирян? Всякие их мнения архиерей может утвердить, изменить, отменить, заменить своим собственным. Зачем эти дорогие и обманчивые орнаменты на обветшавшем здании бюрократизма и произвола? Не для того же только, чтобы прикрывать его ветхость и обманывать глаз? Если читатель пожелает узнать, откуда заимствовано, по каким началам составлено неизвестным автором такое диковинное понятие об епархиальной соборности, то мы прямо укажем ему на перво-источник его – на устав духовных консисторий, изданный в 1841 г., в различных статьях которого он может открыть все признаки и свойства подобной соборности в епархиях наших, раскрытые с большею подробностию и определенностию; а для проверки этого идеала в частностях пусть обратится он к существующей у нас епархиальной практике. Да, читатель, мы уже обладаем этою епархиальною соборностию в самых широких размерах, и если поэтому же образцу создать в русской церкви соборность окружную и синодальную, тогда нам ничего не останется желать.

Вот каким странным образом под именем соборного управления в христианской церкви проводятся идеи полнейшей централизации и бюрократического произвола, несвойственные не только духовно-нравственному свободному союзу верующих в Искупителя и спасаемых Его благодатию, какова церковь, но отвергаемые теперь в таких человеческих обществах, сущность которых заключается в праве, в идее власти, облеченной внешнею принудительною силою, каковы государства.

2) Не менее удивительны тон и те приёмы аргументами, которыми неизвестный автор старается подтвердить свою пресловутую единоличную соборность. Это не доказательства в обыкновенном смысле; автор ничего не доказывает и не считает нужным подтверждать. Это догматические положения, изрекаемые аподиктически, в значении аксиом общепризнанных, из которых делаются разные выводы. Вот приёмы его аргументации: а) «И Слово Божие, и каноны, и практика церковная, признавая в епископе полноту священства, усвояют епископству всю судную власть в церкви. Ergo, епископ может судить в своей епархии без помощи, или при помощи пресвитеров» (т.е. как захочет)... Не приводится ни одного указания ни из Слова Божия, ни из канонов, ни из практики для подтверждения высказанного положения. Читатель обязан верить на слово неизвестному автору, который вероятно предполагает, что это положение есть общеизвестная и несомненная аксиома⁵, которую не зачем доказывать. Положим так; поверим автору на слово и вникнем в свойство самой аргументами. Из того, что епископству in toto усвояется вся судная власть в церкви, следует ли логически, что епископу в отдельности одному принадлежит вся власть в его епархии, или что он может судить, как вздумает, без помощи или при помощи пресвитеров? Что не следует этого в материальном отношении т.е. по объему и содержанию власти – это по-видимому допускает и сам автор, когда в пояснение своего общего положения замечает: «во епископству, а не епископу, подобно тому, как хиротония принадлежит исключительно епископству, а не епископу.» Совершенно справедливо, и притом не в отношении к хиротонии только, но и к другим видам власти, напр. законодательная власть в церкви по делам веры, церковного устройства и пр. принадлежит епископству in toto, но никак не епископу в отдельности, который есть исполнитель и блюститель исполнения постановленных епископством законов. Точно также и власть судная вся принадлежит епископству in toto, но отдельный епископ имеет только ограниченную часть ее. Нельзя допустить сделанного автором вывода и в формальном отношении, т.е. что епископ может проявлять часть предоставленной ему судной власти как захочет, один ли, или с помощию пресвитеров. Из свойств канонической соборности власти церковной и всего епископства должен быть сделан совершенно другой вывод, именно: как вся судная власть в церкви, усвояемая епископству in toto, непременно обусловливается соборностию, как средняя степень ее, окружная, обладающая меньшею частию всей власти, также непременно обусловливается соборностию, так же точно и еще меньшая часть этой власти, принадлежащая епископу в отдельности, должна проявляться всоборной же форме, т.е. непременно при обязательном содействии пресвитеров и под контролем и поверкою высшего собора. Чтобы опровергнуть этот вывод, необходимо доказать, что пресвитерство, как в целом, так и в отдельности, лишено всякой доли сколько-нибудь самостоятельного участия в целом объёме власти церковной; что оно есть не более, как служебное орудие, рука, которую двигают куда и когда хотят. Чтобы взяться за подобное дело, нужно иметь большую смелость мысли, или особенно сильные, близкие сердцу побуждения. Наш неизвестный автор однако ж берется за это, и в самом деле поражает необычайною смелостию своих помыслов. Ему нужно было ослабить, так сказать подорвать пресвитерство в самом его корне, т.е. отвергнуть самостоятельное значение второй степени священства. Так он и делает.

б) "Как пресвитер, говорит неизвестный автор, тайнодействует и священнодействует не самостоятельно, а в зависимости от епископа, которому он есть помощник, рука, так и в суде он есть не судия самостоятельный, а только помощник епископа. Ergo, может епископ потребовать себе помощи от пресвитера единоличной, или от собрания пресвитеров; но он имеет при этом полное право определить меру их содействия, и их единоличное или собирательное мнение утвердить, изменить, отменить, заменить своим собственным. Иначе и быть не может; ибо он один несет ответ пред Пастыре-начальника и Судию вечного Иисуса Христа за клир и за народ, ему вверенный. Епископ носит на себе образ Христов в местной церкви, за которую он один полный пред судом Божиим ответчик, и потому полноправен в ней. Он приемлет помощь от пресвитерства, но не стесняется его мнениями.» Если бы мы встретили подобную аргументацию в римско-католической книге ультрамонтанского направления, и притом не относительно епископа той или другой епархии, но о папе, то мы конечно не стали бы очень удивляться. Но встретить подобные фразы у нас на Руси и притом в статье, носящей название: «о соборном управлении в христианской церкви», поистине удивительна. Нам было бы очень любопытно знать, на каких доказательствах автор основывает свой взгляд о такой зависимости пресвитерства от епископа в тайнодействиях, которая, по сравнению с несамостоятельностию в суде, им же самим сделанному, должна равняться полному бесправию, и по которой, например, епископ имел бы полное право отменить, изменить, заменить тайнодействие, правильно совершенное законным пресвитером, как может он, по словам автора, отменить и заменить единоличное или собирательное мнение пресвитеров в суде. Или, на чем основывает он свое мнение, будто епископ один несет ответ пред Богом за клир и народ? Но автор не имеет обыкновения доказывать своих положений; он говорить своему читателю догматически, требует от него веры в свое слово, не признавая за ним права спросить: почему, отчего? Поэтому нам ничего не остается, как изложить свой взгляд и доказать его. Мы полагаем, что сан пресвитера, раз законно принятый от епископа, дает принявшему не только юридическое право, но н особенную благодать тайнодействовать и священно-действовать самостоятельно, вязать и разрешать, под условием единения с церковию и в определенных церковными канонами границах; что эта благодать и право, будучи раз законно приобретены, проявляются самостоятельно в указанным канонами формах и пределах, и не могут быть отняты, изменены, отменены иначе, как по суду и приговору, и притом соборному. Пресвитер в отношении к епископу до такой степени не есть только рука в отношении к голове, права его по своему существу так независимы от личности того или другого епископа и самостоятельны, что если бы умер, отсечен был от церкви, уволен от управления епископ, его рукоположивший, пресвитер несмотря на все это сохраняет их все в полной силе и неприкосновенности и не нуждается в новом их подтверждении. Мало того, пресвитерство, как свидетельствует древняя церковная практика, могло делать указания самому епископу, когда, например, замечало его несправедливость, предосудительные поступки, нечистоту учения. Особенно в последнему случае церковные правила уполномочивают клир объявить своего епископа неправославным и прервать с ним общение, даже прежде рассмотрения его дела на соборе епископов (III Всел. 3. Констн. двукр. 15)⁶. Похоже ли это сколько-нибудь на изображаемое неизвестным автором отношение пресвитеров к епископу – отношение орудия к двигателю, руки направляемой по усмотрению человека несамостоятельного ни в чем, мнение которого господин его может, если пожелает, узнать, но имеет при этом полное право изменить, отменить, заменить и пр. Нет! Едва ли чем-нибудь можно убедить здравый смысл в том, что подобные отношения суть канонические, и что собрание, целый съезд пресвитеров, общее мнение которых может быть уничтожено единичною волею, похоже в чем-нибудь на то священное присутствие, священный синедрион, собор или сенат апостольский, какими называют и представляют совет пресвитеров древние отцы и учители св. Игнатий, Златоуст, Киприан и др. Зависимость, представляемая неизвестным автором, есть не каноническая, а консисторская.

Но утверждая самостоятельность прав пресвитерского сана по существу, мы не отвергаем зависимости проявления их от епископа, только совсем иначе понимаем ее, нежели неизвестный автор. Мы разумеем зависимость не от того или другого лица, а от епископства вообще, чрез которое пресвитер находится в единении с церковию – источником всех прав духовных и всякой благодати. Пресвитер зависит от церкви чрез епископа; законность и действительность прав пресвитера условливается союзом его с церковию, а союз этот посредствуется чрез епископа. В этом смысле важен не тот или другой епископ лично; он может быть отлучен от церкви, удален от управления, умереть, пресвитерство может само разорвать с ним общение в случае неправославия – и ни одно из этих обстоятельств не производить влияния на существо прав пресвитерства, не останавливаем их проявления; напротив, пресвитерство во всех этих случаях может по канонам и древней церковной практике взять на себя управление и руководство местною церковию⁷. Важен союз и единение пресвитерства с церковию, с епископством in toto, как представляющим собою церковь. Здесь источник всех прав пресвитерства, а не в лице того или другого епископа. Здесь же основание зависимости, а не в единоличной воле того или другого епископа. Он есть орган, посредствующее звено в иерархическом союзе с церковию, а не источник и распорядитель прав, не господин и обладатель ими. Епископу, как органу епископства, предоставлено сообщать чрез хиротонию сан пресвитерский, но он не может без епископства лишать этого сана; он может приостановить временное проявление прав того или другого пресвитера, но епископство может снова возвратить их ему. Во всех этих случаях отдельный епископ является и действует как орган епископства, как уполномоченный от него. На этом основании мы полагаем, что в проявлении всех прав своего сана пресвитер находится в такой же зависимости от епископа, в какой последний – от епископства или собора. В самом деле, на чем основывается зависимость пресвитера от епископа? На том, что первый поставляется последним, – но точно также епископ поставляется собором; на том, что епископ, по не один, а с советом пресвитеров, судит пресвитера, – но точно также собор судит епископа; на том, что епископ может остановить временно видимое проявление пресвитеру принадлежащих прав, – но та же самая власть принадлежит собору в отношении к епископу; на том, что проявление прав пресвитером совершается под контролем епископа, – но точно также под контролем и зависимостию от собора проявляет свои права и епископ. И во всех других правах и отношениях зависимость пресвитера от епископа имеет весьма большую аналогию с зависимостию епископа от собора. Вся разность здесь в степени власти, в объёме прав (напр. епископ может принадлежащую всему епископству хиротонию сообщать другим, а пресвитер не может, епископ может освящать антиминсы, а пресвитер нет, – а в этом и заключается сущность таинственных преимуществ сана епископского пред пресвитером), а не в том, чтобы права одного были самостоятельны, неприкосновенны, неограниченны, а права другого поставлены в зависимость,, равную полному уничтожению. Пресвитер в тайнодействиях и священнодействиях точно также самостоятелен в отношении к епископу, как епископ в совершаемой им хиротонии, освящении антиминсов, самостоятелен в отношении к епископству церкви, которому in toto принадлежит хиротония. Если это так (а иначе мы не можем представить себе этих отношений, не обращая пресвитерства в служебное орудие), то в подобной же зависимости от епископа находится пресвитер и в отношении к суду. И здесь разность в степени и объёме власти, а не в том, чтобы суд одного был решительный и обязательный (выражения неизвестного автора), а другой, вовсе не имел права судить самостоятельно, а был только орудием чужой воли, рукою⁸. Вывод, делаемый неизвестным автором из положения не доказанного и не разъясненного им, именно: что епископ имеет полное право отменить, изменить, заменить единоличное или собирательное мнение пресвитеров и вообще не стесняться им, лишен всякого основания и взят из консисторского устава, а не из канонов и практики церковной. Вследствие внутренней слабости его, автор и вынужден был основывать существующую епархиальную, правительственную и судебную централизацию на единоличной ответственности епископа пред Богом за весь клир и народ его епархии, или юридическую полноправность епископа в епархии выводить из того, что он носит на себе образ Христа в местной церкви. С подобными аргументами нужно обращаться с большою осторожностию. «Епископ один отвечает пред Богом за клир и народ?!» Если мы будем разуметь нравственную ответственность – то и каждый человек отвечает Богу за все свои обязанности личные, общественные, церковные и государственные; пресвитер точно также отвечает Богу за весь свой приход; и отсюда ровно ничего не следует для возвышения административных прав и привилегий одного и для ослабления или уничтожения этих прав у других. В смысле нравственном этот аргумент доказывает только, что каждому человеку нужно быть глубоко внимательным к исполнению своих обязанностей, и чем выше его положение, тем больше. В смысле юридической ответственности этот аргумент, если бы можно было принять его, доказывал бы, что епископу нужно предоставить весь и всякий суд над клиром и народом, и гражданский, и уголовный, и военный, а равным образом на епископа же нужно было бы возложить и юридическую ответственность за всякий проступок, совершаемый в его епархии – в клире или народе. Мало этого, епископу нужно бы предоставить всю и всякую власть в епархии и законодательную, и правительственную, и военную, потому что он один несет ответ пред Богом за клир и народ, за его спасение, a спасение и нравственность условливаются всею совокупностию человеческих действий, всею обстановкою жизни. Это будет абсурд... «Епископ есть образ Христа в местной церкви.» Понимая это выражение в нравственном смысле, мы должны сказать, что и пресвитер есть образ Христа в своем приходе, в алтаре храма, во время принесения бескровной жертвы за грехи; и каждый человек есть образ Христа, поскольку он носит Его в своем сердце и исполняет Его заповеди в жизни. Отсюда вытекает для каждого христианина обязанность блюсти свою внутреннюю чистоту, иметь пред своими духовными взорами Первообраз Божественный, и чем выше его положение и служение в церкви, тем больше. Но никак нельзя делать отсюда заключение к административным правам и преимуществам лица, как делает это неизвестный автор, говоря, что епископ есть образ Христа и местной церкви и потому полноправен в ней, может не стесняться мнениями консистории, правлений, благочинных и т. п. Уж следовало бы сказать – ничьим мнением, никакою властию, никаким законом, ибо епископ есть образ Христа, а права И. Христа бесконечны и неограниченны. До таких абсурдов можно дойти при неразборчивом употреблении подобных аргументов для подтверждения сомнительных теорий. Подобные аргументы были в большом ходу между защитниками неограниченной власти пап в средние века; по они давно опровергнуты и возобновлять их в настоящее время по меньшей мере неблагоразумно и бесполезно.

3) Наконец, замечателен последней вывод, делаемый неизвестным автором из всей этой аргументами. Сказав, по обыкновению без всяких доказательств, что такой порядок суда сохраняется в церкви христианской от начала ее и доныне, автор делает следующее решительное заключение: «Всякое правительственное или судное учреждение, которое посягает на коренное свойство епископства, здесь изображенное, если и будет принято в церкви, то разве как временное, как болезнь, которую надобно переносить, но от которой нужно стараться освободиться, чтобы дух православия не отошел от местной церкви, и не превратилась бы она из божеского в человеческое учреждение.» Если этот вывод привести в строгую логическую связь с тем, что сказано, было автором, под прикрытием соборности, о единоличной власти епископа в епархии – тогда ему нужно будет дать такой смысл: всякое учреждение, которое было бы направлено к разумному ограничению этой централизации власти, к восстановлению пресвитерства в его исконных правах, к введению канонической соборности в епархиальное управление и суд, к изменению в этом смысле консисторского устава, на котором основывается существующая централизация, всякое такое учреждение было бы явлением не только болезненным в церкви, но положительно опасным для православия местной церкви, потому что с таким превращенным характером епископства (т. е., лишенным произвола, ограниченным соборностию, обязательным участием пресвитерства в управлении и суде) церковь, по словам автора, едва ли можно будет признать православною. Если развивать далее строго логически те же взгляды, то следовало бы заключить отсюда, что одним из существенных признаков православия церкви автор почитает ту именно произвольность епископской власти в епархии, по которой епископ, опираясь на консисторский устав и практику, может отменять, изменять, заменять собирательное мнение всех пресвитеров своей епархии, целого съезда их, судить с помощию, или без помощи их. До такому понятию те церкви, напр. сербская, болгарская, где этого нет, едва ли можно назвать православными и т. п. Но мы не решаемся приписать неизвестному автору таких выводов, потому именно, что во всей своей статейке он решительно не следует законам логического мышления, Он назвал свою статью «о соборном управлении в христианской церкви»; но сказав о трёх внешних его формах на 50 строках, да и то не от себя, он затем силу своих доказательств направляет к тому, чтобы убедить читателя, что епархиальная соборность есть единоличная, произвольная, неограниченная пресвитерством и ничем, кроме жалоб к другим епископам со стороны тех несчастных, которым пришлось бы терпеть от его произвола, что мнение всех пресвитеров, вместе ли, порознь ли, ничего не значит и т. д. Читателю представляется, что это и есть основная идея всей его статейки, из-за которой он как-будто забыл о заглавии и первых строках своих. Только кончая свою удивительную аргументацию, он вспомнил о соборности церковного управления, о епископстве in toto, и последний вывод свой снова направил к заглавию статьи. И действительно этот вывод имеет связь единственно с заглавием и относится к соборности – как коренному началу и свойству церковного управления на всех его степенях, и в этом смысле он совершенно правилен, но не имеет ни малейшего отношения к единоличному произволу епископской власти в епархии, изображением которого занята большая часть статейки. Тоже самое следует сказать и о ссылках автора на протестантские учреждения в епископальных церквах Америки и Шотландии. Они точно также относятся к заглавию статьи, к соборности церковного управления на различных его степенях, а не к единоличному произволу епископа в епархии, о котором не может быть и речи в протестантских церквах Шотландии и Америки, где существует широкое выборное начало, представительство мирских членов в церковных палатах, где епископ в верхней палате также ответствен пред церковию, паствою, и общественным мнением, как член парламента, где в епархии около него существует капитул, мнение (consensus) которого во многих, законом определенных, случаях обязательно для епископа, и советы (consilium) в других случаях, хотя не обязательны в смысле исполнения, но спрашиваются и выслушиваются обязательно (см. Encyklopädie der Staatswissenschaften, von Rotteck und Welcker Band IX.) Соборное управление в высших его степенях развито там в самых широких размерах, что можно приметить отчасти и в указаниях, сделанных автором (см. гораздо обстоятельнее энциклопедии Müller’a, Rofteck’a, Herzog’a и др.) В этом смысле мы совершенно готовы разделять печаль неизвестного автора при мысли, что в учреждениях нашей, например, православной церкви в этом отношении является, а, пожалуй и явится, менее церковного (т.е. соборного) духа, нежели в учреждениях протестантских.