Часть третья. Конечные события евангельской истории в памятниках иконографии
Глава 2. Вход Иисуса Христа в Иерусалим. Изгнание торговцев из храма
Торжественный вход Иисуса Христа в Иерусалим (Мф. 21:1–9; Мк. 11:1–10; Лк. 19:29–38; Ин. 12:12–15) появляется впервые в скульптуре саркофагов не ранее IV в. Последовательного развития сюжета в этих памятниках нет, хотя и есть различие в композициях: на одних саркофагах изображение краткое, на других – довольно сложное. Но не всегда краткое древнее сложного; нередко бывает наоборот. Объясняется это сколько личными намерениями художников, столько же и техническими условиями, зависевшими от объема поверхности, бывшей в распоряжении художника. Второе различие между изображениями саркофагов состоит в том, что одни из них передают общие черты евангельского рассказа, повторяемые всеми евангелистами, другие придерживаются рассказа ев. Матфея. Отличительным признаком в этом случае служит присутствие молодого осла вместе с ослицей, о котором упоминает один только ев. Матфей. К первой группе относятся восемь саркофагов1707, ко второй – пять1708. Самая простая композиция изображения на саркофаге Юния Басса (рис. 117): Спаситель едет верхом на осле: небольшой человек в тунике постилает перед Ним одежду; другой влез на дерево. Более подробно на латеранском саркофаге (Garrucci, CCCXIII, 4): Иисус Христос юный едет верхом на ослице, возле которой идет жеребенок1709; Его сопровождают два апостола; впереди небольшой человек расстилает на пути одежду; другой, взобравшись на дерево, срезывает и бросает на дорогу пальмовые ветви.
117. Вход Иисуса Христа в Иерусалим. Саркофаг Юния Басса.
Высшее оживление сообщено этой сцене на другом латеранском саркофаге (Garrucci, CCCXIV, 5): Иисус Христос юный, с благословляющей десницей, едет верхом; за Ним следуют два апостола с воздетыми руками для выражения восклицания «осанна»; впереди группа людей: иные расстилают на пути одежды, другие, с одеждами и пальмовыми ветвями в руках, выходят из ворот Иерусалима; один из народа сидит на пальмовом дереве и срезывает ветви. Такова совокупность композиций на саркофагах. Скульптура последующего времени – металлическая и авории немного изменяют композицию саркофагов; таков миланский оклад с сокращенной композицией (рис. 28)1710. Спаситель сидит иногда не верхо́м, а сбоку1711; в левой руке Его четырехконечный крест; позади Него идут люди с пальмовыми ветвями1712; остальное, как на саркофагах. В скульптуре кафедры Максимиана перед Спасителем расстилает одежды женщина, означающая, вероятно, город Иерусалим; женщина в нимбе (по рисунку Гарруччи) представлена в воротах Иерусалима на окладе парижском: она олицетворяет тот же Иерусалим.
Памятники византийской миниатюры, говоря вообще, развивают значительно композицию саркофагов, хотя не все в одинаковой мере. В Евангелии Раввулы1713 оно довольно кратко (л. 279: Иисус Христос без бороды, в багряной тунике, в сопровождении одного апостола; перед Ним один расстилает тунику и трое с пальмами в руках), но это зависело, как ясно с первого взгляда на рисунок, от недостатка места. Показателем полной византийской композиции входа Иисуса Христа в Иерусалим может служить миниатюра россанского кодекса (рис. 118)1714, занимающая целый лист. Иисус Христос со свитком и благословляющей десницей, в крестчатом нимбе, едет на осле; за Ним следуют два апостола и рассуждают между собой; возле них пальма, на которой двое срывают ветви; впереди Иисуса Христа большая толпа народа: двое постилают на дороге одежды; группа мужчин и женщин с пальмовыми ветвями в руках вышла навстречу Ему из городских ворот; тут же группа детей в коротких, украшенных клавами туниках, также с ветвями в руках.
118. Миниатюра россанского Евангелия.
На заднем плане город Иерусалим, окруженный стеной; из окон городских домов выставляются фигуры людей с пальмами в руках. Торжество встречи выражено ясно и полно. Заметим, что здесь впервые появляются в изображении дети с ветвями. В рукописи Григория Богослова № 510 (л. 196; см. рис. 15)1715 Иисус Христос с благословляющей десницей едет на убогом осле; на лице Его, обращенном к Иерусалиму, печать грусти, что согласно с рассказом Евангелия о скорби и плаче Иисуса Христа в это время; возле Него идет группа апостолов; впереди большая толпа народа, вышедшая навстречу Ему из городских ворот: мужчины, женщины и дети с пальмами в руках; мальчик постилает одежду на дороге. Позади город Иерусалим с боевыми башнями и высокими зданиями. В лицевых псалтирях изображение чаще сокращено применительно к специальным задачам псалтирных иллюстраций. В барбериновой псалтири (Пс. 8): Иисус Христос едет без апостолов; перед Ним народ и город; на первом плане стоят дети, потому что миниатюра иллюстрирует Пс. 8:3: «из уст младенец и ссущих совершил еси хвалу». Несколько полнее другое изображение в том же кодексе (Пс. 117): добавлен апостол, сопровождающий Иисуса Христа, и пальма. В псалтирях Общества любителей древней письменности 1397 г.1716 и угличской миниатюра шаблонная: Иисус Христос на коне (?) в сопровождении апостолов; перед Ним мальчик, расстилающий одежду, толпа людей и шаблонные палаты. Ландшафт гористый с неизбежной, одиноко растущей, пальмой. В ипатьевской псалтири 1591 г. (л. 61 об.) сцена дополнена изображением идолов, падающих с городских ворот; очевидно, миниатюрист находился под впечатлением композиции бегства в Египет.
Лицевые Евангелия. В Евангелии № 74 (л. 40 об. и 41): Иисус Христос посылает апостолов привести осла; они приводят ослицу оседланную и осленка; Иисус Христос едет в сопровождении трех апостолов; перед Ним город, из ворот которого выступает толпа народа. Видную роль играют дети: один держит ветвь в руках, другой постилает тунику с золотыми оторочками по вороту и подолу; двое детей на дереве. Внизу налево – озеро, на берегу которого стоят двое детей в туниках, объяснить это возможно только в смысле ландшафтной обстановки, не имеющей исторического смысла. То же в елисаветградском Евангелии, зач. 83. Другие три изображения входа Иисуса Христа в Иерусалим (рис. 119) в этих кодексах (Евангелие № 74, л. 881717, 151 и 193) представляют сокращения сейчас описанной миниатюры.
119. Миниатюра Евангелия № 74.
В лаврентиевском Евангелии четыре изображения: первые три обычного типа (л. 42 и 84); четвертое представляет вариант, применительно к тексту ев. Иоанна: сначала Иисус Христос и два ученика Его идут пешие в Иерусалим (Ин. 12:12); народ встречает их с вайями в руках; потом Иисус Христос въезжает в город на осле (л. 195). Повторение первого из этих изображений мы встретили еще в коптском Евангелии (л. 198); форма эта в последующих памятниках не удержалась. Типические изображения в Евангелиях гелатском (л. 64 об., 123, 204 и 256), афинском (л. 260), парижском № 115 (л. 92 об.: апостол ведет осла, на котором сидит Иисус Христос), афоноиверском № 5 (л. 443), императорской публ. библ. № 105 (л. 47: детей нет; то же, л. 166) и 118 (л. 125: детей нет), в давидгареджийской минее (л. 118), в Евангелиях коптском (л. 58 об.: Иисус Христос с книгой в руках), армянском публ. библ. 1635 г. (л. 9), сийском, ипатьевском № 1 (перед Евангелием Марка) и ипатьевском печатном 1681 г. (Матф., зач. 83). Евангелие нац. библ. № suppl. 27 представляет некоторые любопытные варианты: мальчик с веткой в руке сидит на земле; другой снимает с себя тунику, чтобы разостлать ее на дороге; над одной из башен Иерусалима, увенчанной византийским куполом, сияет четырехконечный крест. Отклонения, как видно, не принадлежат к числу удачных. Обычные изображения встречаем также в древних мозаиках Марии у Яслей1718, палатинской капеллы1719, в Монреале1720, дафнийских (с.-з. столп)1721, флорентинских1722 и вифлеемских1723; на эмалевом облачении Ахенского собора1724; в позднейших стенописях греческих и русских: Афонолаврского собора, параклисе Св. Георгия в Ксенофе, афонолаврской трапезе, в Ватопедском соборе и в трапезе, в Иверском соборе и параклисах Вратарницы и Иоанна Предтечи; в Афонофилофеевском соборе, в русских стенописях Спасопреображенского монастыря (собор) и церкви Иоанна Предтечи в Ярославле. Последние придерживаются строго византийской схемы; но греческие расширяют и оживляют ее: толпа народа увеличивается и изящно группируется; дети со свойственной возрасту резвостью играют, рубят ветви с дерева и кормят ими осла; город получает роскошные формы (церковь Вратарницы1725; ватопед. трапеза). Подробности эти вполне соответствуют требованию греческого подлинника: укрепленный город; около него – гора. Христос, сидя на осле, благословляет; позади Него апостолы; впереди на горе дерево. Дети рубят секирами ветви этого дерева и бросают их на землю; мальчик, влезши на дерево, смотрит сверху на Иисуса Христа; внизу возле осла другие дети: одни приносят ветви, другие манят осла, иные бросают ветви под ноги. У ворот города евреи – мужчины и женщины с детьми на руках и плечах, с вайями; иные смотрят на Иисуса Христа с высоты стен и городских ворот1726.
На иконах и в произведениях шитья нет важных изменений; по большей части здесь изображение краткое; таковы: икона Академии художеств № 75 (греч. XV в.), Афоноандреевского скита (в ризнице), собрания Силина, киевского музея № 28 и 501727; шитая епитрахиль русской работы в ризнице Афоноиверского монастыря и др. Особую группу составляют иконы с подробным изложением события (икона из собрания Постникова); но и здесь центральное изображение следует обычной схеме, а подробности помещаются на полях иконы в виде отдельных изображений. На русских иконах осел по большей части заменяется конем. Миниатюры лицевых Страстей следуют обычной схеме, хотя текст Страстей и имеет некоторые отличия от текста подлинных Евангелий. Рукописи О. Л. Д. П. № CLXXVI, 91; CXXXVI, 1093; LXXIII, С.-Петерб. Дух. Акад. № А1/23).
Искусство западное также не сообщило оригинального развития этой теме. Памятники: кодекс Эгберта1728, антифонарий Линда1729, graduale нац. библ. № 9448, оклад книги нац. библ. № 93841730, рукопись нац. библ. № 11560, миниатюры, изданные Лябартом1731 и Бастаром1732, нац. библ. № 26 Vita Christi, латинский молитвенник той же библ. № 1176 (л. 115); французская рукопись той же библ. № fr. 828 (л. 191 об.); картина школы Тинторетто в галерее Уффици № 597 и – Таддео-Гадди1733. В Библии бедных1734 ко входу Иисуса Христа в Иерусалим отнесены пророчества Захарии (Зах. 9:9), Исаии (Ис. 62:11), Давида (Пс. 149:2) и Соломона (Песн. 3:11) и прообразы: торжественный вход Давида в Иерусалим после победы над Голиафом (1Цар. 18:6–7) и встреча прор. Елисея в Иерихоне пророческими детьми после вознесения Илии на небо (4Цар. 2:15–16).
Изображение входа в Иерусалим обнаруживает замечательную устойчивость в своих иконографических формах. Иисус Христос в сопровождении апостолов и перед Ним группа людей и город – черты типические, повторяемые во многих других византийских изображениях встреч и бесед. Ослица или заменивший ее, по причине понятной, на русских памятниках конь явились по прямому требованию евангельского текста; также и вайи, и постилание одежд. Встреча с вайями или пальмами – обычай, имеющий очень древнее происхождение. Дерево ветвистое, плодовитое и чрезвычайно разнообразное в отношении пород, пальма у евреев служила символом веселья и торжества (Лев. 23:40) и употреблялась в торжественные праздники (1Макк. 13:51; 2Макк. 10:6–7); с пальмами в руках евреи встречали знатных лиц. Пальма – символ мужества – давалась в награду победителям. Встреча Иисуса Христа с вайями послужила источником для христианского употребления ваий в празднике входа Иисуса Христа в Иерусалим1735. На обычай постилания одежд указывают книги Ветхого завета (4Цар. 9:13); он известен также и по другим источникам1736. Присутствие детей в византийско-русских изображениях, если не во всех, то по крайней мере в очень многих, вызывает некоторые недоразумения. В памятниках древнехристианской скульптуры констатировать это явление очень трудно, так как уменьшение фигур, а равно и отсутствие бород, здесь не указывает прямо на детский возраст: это мы видели при разборе евангельских чудес; но древнейшее византийское лицевое Евангелие (россанское) не оставляет сомнения в том, что во встрече Иисуса Христа принимают участие дети. Между тем подлинные Евангелия о том ничего не говорят: ев. Матфей упоминает о восклицаниях детей; но, как видно по ходу его речи, оно происходило в храме (Мф. 21:15), а не за городом. Такое несогласие иконографии с Евангелием само по себе не имело бы особенной важности; но оно приобретает ее ввиду того, что упомянутое иконографическое уклонение от буквы Евангелия совпадает с рассказом одного апокрифа. В Евангелии Никодима рассказывается, что курьер Пилата, посланный к Иисусу Христу с целью привести Его на суд, отнесся к Нему с полным уважением, и когда Пилат, под влиянием неудовольствия и претензий со стороны иудеев по поводу такого поведения курьера, спросил последнего, зачем он так поступил, то он ответил: когда ты послал меня в Иерусалим к Александру, то я увидел Его (Иисуса Христа), сидящего на осле, и детей еврейских, ломающих ветви с деревьев и постилающих на дороге; иные держали ветви в своих руках; иные же постилали свои одежды на пути, восклицая: «Осанна в вышних, благословен грядый во имя Господне»1737. Под влиянием этого источника, как полагал проф. Усов, и появились дети в картине входа Иисуса Христа в Иерусалим в россанском кодексе и памятниках последующего времени1738. Верно то, что Евангелие Никодима пользовалось в христианском мире обширной известностью, и его прямое или косвенное воздействие на письменность и иконографию в некоторых случаях не может быть оспариваемо.
Укажем на «Златую цепь», где передается этот рассказ1739, и на тот же сборник Страстей Христовых, составляющий в целом продолжение и развитие Никодимова Евангелия и в частности повторяющий ту же версию рассказа о входе Иисуса Христа в Иерусалим: «и вседе Христос на жребяти осли и пойде со апостолы своими на вольную страсть во Иерусалим, дети же еврейския, видевше Христа, грядуща во Иерусалим, хвалу Ему велию воздаша, ветвия от древес финиковых ломляху, и ризы своя с великою радостию по пути под нозе Ему постилаху, научаеми от Св. Духа, сице вопиюще: благословен грядый во имя Господне царь израилев, осанна в вышних»1740 и т. д. Несомненно, что то же самое представление о картине входа в Иерусалим проходит и в памятниках иконографии, а равно и в богослужебной письменности: «хваление приносит возлюбленный Израиль из уст ссущих и младенец незлобивых, зрящих Тя Христе входяща во св. град… От незлобивых младенец Христе на жребяти седя, приял еси победную песнь1741… Дети же еврейския сретаху Тя с ветвми и вайем (на литии в суб. стих. 3)… Множество младенец изыдоша днесь, в руках вайя дераще (седален на утр. в нед. цветоносную)… Во св. град со ученики Твоими вшел еси, пророческая исполняяй проповедания… и дети еврейстии ветвми и вайями предстретаху Тя… (в нед. ваий, утро, стих. на хвал.)… На жребяти седя от детей воспеваемый (в нед. ваий, веч. стих. на Госп. воззвах)...». В синаксаре читаем: «имеяй престол небо, всед на жребя, входит в Иерусалим, дети же еврейския и сами подстилаху Ему ризы своя и ветви фиников, овыя убо режуще, другия же в руках носяще, вопияху Ему предсылающе: осанна…» и т. д. Как в этих источниках, так и в Евангелии Никодима допущена историческая неточность, чуждая, впрочем, всякой тенденции. Курьер Пилата и авторы песнопений в порыве душевного возбуждения не придают особенного значения исторической последовательности евангельских событий и в интересах полноты и цельности картины группируют около нее события, происходившие в разное время и в разных местах: это естественное явление подтверждается бесчисленным множеством фактов из истории искусств. Предполагать прямые заимствования из одного источника, например, из Никодимова Евангелия, в данном случае едва ли нужно. Сфера, в которой сходятся здесь поэты и художники, поэтическая, а не историческая; курьер Пилата в момент своего рассказа находился под впечатлением чудных картин, виденных им при встрече Иисуса Христа и повлиявших на его душевное настроение; он изменил отчасти своему официальному долгу. Так смотрит на этот рассказ и автор актов Пилата1742, когда, передавая тот же рассказ курьера, опускает встречу Иисуса Христа детьми как подробность, не имеющую исторической важности. Признавая, таким образом, формальное сходство всех названных источников в представлении входа Иисуса Христа в Иерусалим, мы не видим прямых побуждений ставить нашу иконографическую форму в причинную связь именно с Евангелием Никодима. Форма эта предначертана в Евангелии Матфея, а ее свободное перемещение с одного места на другое легко могло произойти и помимо воздействия апокрифа, под влиянием требования цельности картины, подобно тому как это произошло и в свободном рассказе курьера, основанном всецело на фактах подлинного Евангелия.
Торжественное вступление Иисуса Христа в Иерусалим сопровождалось очищением храма: вошел Иисус Христос в храм и изгнал всех продающих и покупающих в храме, опрокинул столы меновщиков и скамьи продающих голубей и говорил им: «дом Мой есть дом молитвы, а вы сделали его вертепом разбойников» (Мф. 21:12–13; Мк. 11:15–17; Лк. 19:45–46). Ев. Иоанн, говоря об очищении храма, замечает, что Иисус Христос нашел в храме также волов и овец (Ин. 2:14–16). Вопрос о том, повествуют ли евангелисты о разных событиях или об одном и том же1743, не может быть решен на основании памятников иконографии, но различие подробностей евангельских повествований находит в них свое отражение. Древнейшее из таких изображений в россанском кодексе1744: действие происходит в портике храма иерусалимского, состоящем из разных колонн (коринфская и две дорийские), с черепичной крышей; по левую сторону портика виден сам храм – небольшое здание с пофронтонным покрытием; внутри его завеса, указывающая на св. святых. В портике Спаситель беседует с иудеями по поводу предложенного Ему вопроса: какой властью Он творит это? Очевидно, здесь взят момент, следовавший за изгнанием торговцев; само же изгнание представлено на правой стороне возле портика: оно уже совершилось; Иисуса Христа здесь нет; но подробности евангельского рассказа налицо: меновщик спешит унести свой стол, возле которого на земле рассыпанные деньги; продавец козлов увлекает свой товар за рога; погонщик угоняет двух волов и овец, продавец масла удаляется с сосудом в руках, продавец голубей уносит свою клетку, в которой уцелел один голубь, другой же улетел. Сцена оживленная; выбор момента, по мнению г. Усова, навеян апокрифическим Евангелием Никодима, в котором обвинители Иисуса Христа перед Пилатом ставят Ему в вину, между прочим, Его слова о разрушении и воссоздании храма в три дня, сказанные после изгнания торговцев из храма1745. Заключение нашего автора основано на том предположении, что совокупность уцелевших миниатюр россанского кодекса представляет собой законченное целое, соответствующее содержанию Никодимова Евангелия; миниатюрист будто бы потому и обратил внимание на беседу Иисуса Христа с иудеями о храме, что она выставляется в апокрифе как обвинение против Него. Но если первое предположение г. Усова, как мы видели во введении, ошибочно, то и второе не имеет цены. В рассматриваемом изображении нет ни одного признака, который бы не находил изъяснения в подлинных Евангелиях; между тем как по апокрифу невозможно объяснить ни одного из этих признаков, кроме неопределенного – «беседы Иисуса Христа». Рассказа об изгнании торговцев в апокрифе нет. Миниатюрист представил нам полное изображение события по Евангелию Иоанна: по рассказу этого евангелиста, Иисус Христос нашел в храме продавцов волов, овец и голубей и меновщиков денег, сделал бич из веревок и выгнал их. То же и в миниатюре. Миниатюрист опустил изображение Иисуса Христа с бичом в руках или потому, что слишком реальными и сильно выраженными формами опасался нарушить необходимую меру спокойствия сцены, или же потому, что личность Иисуса Христа у него уже представлена тут же рядом в беседе с иудеями и он счел излишним Его повторение. В лицевых псалтирях изгнание торговцев изображается как экзегетическая иллюстрация к словам псалма «ревность дому Твоего снеде мя» (Пс. 68:10): в пандократорской псалтири1746 действие происходит в небольшом домике с двускатной кровлей, означающем иерусалимский храм; Иисус Христос бичом угрожает толпе торговцев, удаляющихся из храма; один из продавцов отирает плащом горькие слезы, другие в страхе озираются назад; у ног Иисуса Христа падающий стол. В лобковской псалтири1747 храм имеет форму небольшого здания с византийским куполом вроде кивория византийских храмов (= барберин. псалт.); столы меновщиков опрокинуты; продавцы изображены в типе дьявола1748, скопированном с античного сластолюбивого силена. В Евангелии № 74 (л. 170 об.)1749 живая реальная сцена: большая толпа торговцев в крайнем смятении; они бегут прочь; иные стараются захватить с собой разбросанные в беспорядке вещи; деньги рассыпаны по земле, столы и сосуды с маслом опрокинуты, птицы улетают вверх; Иисус Христос, с поднятым бичом в правой руке, властно преследует бегущих; позади Него палаты. Лаврентиевское Евангелие, л. 171. Гелатское Евангелие (л. 123): храм в виде обширных палат; около него испуганные торговцы – мужчины и женщины: внизу опрокинутые столы, два тельца, небольшие сосуды и деньги. В другой миниатюре (л. 227): храм в виде византийского кивория, с сосудами вроде наших потиров на жертвеннике. Иисус Христос поднимает на удаляющихся торговцев бич; столы их падают. Подробности первого изображения ближе подходят к рассказу Евангелия Иоанна, второго – ко всем остальным (главный признак различения – тельцы); однако первое помещено здесь в Евангелии Марка, второе – Иоанна: миниатюрист в данном случае не был рабом буквы евангельских рассказов. Евангелие нац. библ. № 115 (л. 375). Коптское Евангелие (л. 59): сцена спокойная; нет ни Иисуса Христа с бичом, ни опрокинутых столов; торговцы спокойно выходят из храма со своим скотом. Ипатьевское Евангелие № 2 (в Евангелии Иоанна); ипатьевское печатное Евангелие (в Евангелии Матфея). В сийском Евангелии (л. 319) храм иерусалимский имеет форму русской церкви с маковицами; то же и в миниатюрах лицевых Страстей: рукопись Общества любителей древней письм., № CLXXVI, 91 и CXXXVIII; а в рукописи С.-Петербургской Духовной Академии № А1/23 он имеет форму вычурных палат с вымышленными колоннами, представляющими соединение ионийских завитков с русскими утолщениями в корпусе колонн. В позднейших греческих стенописях (соборы в Хиландаре и Зографе) композиция сходна с подлинником: храм, внутри него столы и ящики; на земле там и сям рассыпаны серебряные монеты; люди выводят отсюда волов, овец и ослов; иные уносят голубей. Одни из них в колпаках, другие в шляпах (σκιάδια), третьи в убрусах; иные бегут и со страхом озираются назад. Христос, держа бич в руке, с гневом преследует их; позади Него апостолы1750.
В ахенском кодексе1751: портик храма иерусалимского; возле него Иисус Христос поднимает бич на торговцев, которые удаляются, простирая вверх руки и оглядываясь на строгого Учителя; впереди один из продавцов уносит клетку с птицами. В кодексе Эгберта1752 Иисус Христос в сопровождении апостолов, с книгой и бичом в руках; один из удаляющихся продавцов держит в руках двух голубей; один меновщик (nummularius) сидит в отдалении, с беспокойством посматривая на приближающегося Иисуса Христа. На заднем плане иерусалимский храм в виде прямоугольного здания с пофронтонным покрытием. В рукописи нац. библ. № 9561 (л. 158 об.) Иисус Христос и апостолы выталкивают торговцев из храма; видны опрокинутые столы с деньгами, сосуды и удаляющиеся волы и козлы. Сюжет этот в памятниках западных воспроизводится вообще редко.
* * *
Латер. сарк. Münter, XI, 76. R. de Fleury, LXX, 3. Garrucci, CCCXIV, 5. Другой латер.: Garrucci, CCCXLVIII, 1. Третий латер.: Garrucci, CCCLXVII, 2. Арльский: Garrucci, CCCXVII, 4. Сиракузский: ibid., CCCLXV, 1. Галльский: CCCLXXXI, 2; cf. CDIV, 4. Юния Басса: Aringhi, I, p. 277 = Любке, Истор. пластики, стр. 233, фиг. 114 = Garrucci, CCCXXII, 2. Фрикен, Римск. катак., ч. IV, 119. Roller, II, pl. LIX, LX; cf. Aringhi, I, p. 295, 331, 623; II, 159, 161.
Латер. саркофаги: Garrucci, CCCXIII, 4; CCCXXXIV, 2; CCCLVIII, 1; CCCLXXII, 2; CDII, 1. Mrs. Jameson, The History of Our Lord, II, p. 6. Ficker passim.
Очевидно, представление древних об образе путешествия Иисуса Христа не согласуется с мнением о. Буткевича, который, отвечая на возражения отрицательной критики, полагает, что Иисус Христос ехал на молодом осле, возле которого вели ослицу. «Жизнь Иисуса Христа», 2-е изд., стр. 663.
Ср. изображ. на колонне Св. Марка венец. Garrucci, CDXCVII, 2.
Обычное положение на памятниках византийских.
Garrucci, CDXV; CDXVIII, 3 (кафедра Максимиана); CDLIV (миланский оклад); CDLVIII, 2 (парижский оклад). R. de Fleury, pl. LXXI, 2. Эчмиадзинский оклад.
Biscioni, tab. XX. Труды Моск. арх. общ., т. XI, вып. 2, табл. XX. R. de Fleury, pl. LXX, 2. Garrucci, CXXXVII, 2.
Gebhardt u. Harnack, Taf. V. Труды Моск. арх. общ., т. IX, вып. 1, табл. 1, рис. 2.
Визант. альб. гр. А.С. Уварова, табл. XVII. R. de Fleury, pl. LXXI, 1.
Коррект. листы, л. 9 об.
R. de Fleury, pl. LXXI, 3.
Garrucci, CCLXXX, 7.
Buscemi, Notizie della bas. di s. Pietro, tav. XII. Terzi, La cap. di s. Pietro, tav. V, XIII. A. Salazaro, Studi. parte, II. A.A. Павловский, 111.
Gravina, tav. XVIII-C.
Λαμπάχης 120.
Gori, Thesaur., III, p. 328 sq., tab. II
Martigny, p. 386. Kraus, R. E., II, 9, Fig. 6.
Bock, Das Heiligthum zu Aachen, S. 28, Fig 10: памятник носит ясные следы Византии. См. также миниатюру у Аженкура CIII, 3.
Здесь добавлено: ученики приводят к Иисусу Христу ослицу и осленка.
Ἑρμηνεία, σ. 129, §229.
Опис. еп. Христофора, стр. 38 и 65, 66.
Kraus, Taf. XLIII.
Lind, Ein Antiphonar., Taf. IX.
R. de Fleury, pl. LXXI, 2.
Labarte, t. II, album, pl. XC.
Bastard, Hist. de J. Chr.
Jameson, II, p. 10.
Laib u. Schwarz, tab. 7, XIV.
Некоторые свед. об этом обычае: Мансветов, Типик, 52.
R. de Fleury, II, p. 126–127.
Ev. Nicodemi pars 1 sive gesta Pilati, с. I. Tischendorf, p. 209–210; 268. Lat., p. 318.
Труды Моск. археол. общ., IX, 1, стр. 43–44.
Он приведен в рукоп. XIV в. библ. Серг. лавры № 11. А. С. Архангельский, Твор. отц. церкви в древне-русск. письм., I-II, 143–144.
Печ. изд. 1794 г., л. 8 об.
Стихиры веч. в субб. ваий (триодь постная).
Tischendorf, р. 268.
Преосв. Феофан видит здесь разные события и говорит об очищении храма в трех §§: 25, 173 и 177.
Gebhardt u. Harnack, Taf. VI. Труды. Моск. арх. общ., IX, 1, табл. I, рис. 3.
Цит. соч., стр. 44–45, 59.
Еп. Порфирий, Первое путешествие, ч. II, отд. 2, стр. 142.
Н.П. Кондаков, табл. IV, 2.
Н.П. Кондаков, табл. XIII, 1. В том же типе изображен Закхей-мытарь (табл. IV, 3).
R. de Fleury, pl. XLVII, 4.
Ἑρμηνεία, σ. 130, §230.
Beissel, Taf. XVII.
Kraus, Taf. XXXII.