Послесловие

И подвизахся, скорбный... И сподоби

Мя Бог великих видети святынь,

И поклонихся при Господнем Гробе

Молитвами святых Его. Аминь.

Такими словами (нам принадлежит лишь поэтическое переложение) завершил пятьсот лет назад свое «Хождение» московский гость Василий (ни отчества, ни фамилии он, по скромности, не счел нужным указать).

Итак, мы тоже, в меру сил и разумения, «подвизались». Мы прошли по дорогам и тропам Святой Земли, видели великие города древности, обращенные Богом в прах и руины, и убогие часовни и вертепы, сохранившие на протяжении тысячелетий память о священных событиях и смиренных подвижниках. Главное чудо в истории Святой Земли – неоскудевающее присутствие Божие, зримо явленная благодать самосохранения, дарованная Христом основанной Им на земле Церкви: «И врата адовы не одолеют ее».

Святыня – даже для обыденного нашего сознания – это нечто, вещь или место, где небо особенно тесно коснулось земли, где реализуется встреча Божественной благодати с человеческой свободой. Научные методы и инструментарии «не дотягивают» до того, чтобы «работать» с этими таинственными касаниями и встречами. Богословы и историки все еще в большом долгу перед простым богомольцем-паломником, который и две тысячи лет назад, и тысячу лет назад своими ногами исходил мир православных святынь и сердцем ощутил высоту этого понятия и осознал его место в церковном предании.

Целые поколения историков и археологов, особенно западные, протестантские, копают, исследуют, пытаются доказать подлинность того или иного библейского места. Но вот в чем беда науки. Она не пытается доказать подлинность, у нее всегда презумпция заподозрить – а действительно ли это источник «того самого времени», а действительно ли это камни «того самого Капернаума»? Церковное предание совсем по-другому связывает и развязывает узелки реальной истории и современной жизни святынь. Практически во всех случаях, когда речь идет о святом месте, мы имеем дело не с археологически точной, измерителем в руках или археологическим заступом подтвержденной «достопримечательностью», а со святым намоленным местом многовекового христианского почитания.

Являясь центрами и источниками нисхождения божественных энергий, воцерковляя мир, святыни образуют в своей совокупности духовную основу человеческой истории и бытия, которую можно назвать агиосферой. Только она и держит, наполняя своим совокупным благодатным сиянием, и атмосферу, и биосферу, и ноосферу Земли. Как один из богословов хорошо сказал: «Церковь делает нас святыми, но мы, грешники, своими грехами не делаем Церковь грешной». Церковь нас проницает, святость нас проницает, – мы со своим грешным, земным, временным, с политикои и экономикой, революциями и контрреволюциями, не проницаем и не оскверняем агиосферу. В этом ее сила и значение.

Иерусалим и Святая Земля являются духовным достоянием всего мира. Здесь находятся святыни трех исторических религий, и миллионы верующих разных национальностей и вероисповеданий нескончаемым потоком устремляются в этот благодатный край, чтобы прикоснуться сердцем к бесценному наследию.

Да, это и наше с вами наследие, и наша с вами духовная родина. И сегодня, как 100, и 200, и 800 лет назад, не оскудевает поток православных паломников из различных мест нашего Отечества, стран ближнего и дальнего зарубежья. Огромная забота и ответственность ложится на плечи Русской Духовной Миссии в Иерусалиме, вот уже более 160 лет несущей труды по благоустройству и духовному окормлению паломников из России, и Императорского Православного Палестинского Общества, которому исполняется в наступающем 2012 году 130 лет. Связь с евангельскими святынями, их освобождающая сила и спасающая красота, – может быть, самое главное, что нам нужно сегодня.

Святейший Патриарх Московский и всея Руси Алексий II, неоднократно совершивший паломничество в Святую Землю, свидетельствовал: «Господь сподобил меня бывать в Святой Земле в разные годы жизни, но каждый раз я возвращаюсь оттуда в сознании внутреннего обновления, прилива духовных сил. С особым духовным переживанием я вспоминаю богослужение в храме Воскресения Христова на праздник Святой Пасхи. Радуюсь, что ныне все большее число паломников из Русской Православной Церкви могут быть свидетелями ежегодно происходящего в день Великой Субботы схождения Благодатного Огня на Живоносный Гроб Господень».

Мы приходим в Святую Землю не любознательными туристами, а благоговейными поклонниками. Характерно, что в прежние, дореволюционные времена в русской духовной литературе почти не употреблялось слово паломник, говорили «поклонник». Паломник – слово, заимствованное из европейской традиции. Оно происходит, как латинское «пальмариус», от пальмовой ветви, которую приносили с собой странники из Святой Земли. Правда, и здесь нужно подчеркнуть, что это была не просто отломленная ветка – это были «вайи», с которыми верующие совершают крестный ход из Виффагии в Иерусалим в Вербное воскресенье. Православные верующие старались принести с собой из Святой Земли прежде всего святыни, непосредственно связанные с православным богослужением на святых местах: святую воду, масло, освященную землю, святой огонь в специально сооруженных фонарях или хотя бы традиционные пасхальные пучки из 33 свечей, опаленные от святого огня Великой Субботы. Для духовной жизни важны вообще не «вещественные доказательства» совершенного тобой паломничества. Более того, как ни парадоксально прозвучит это на страницах паломнического путеводителя, вообще не само паломничество.

Сохранилось предание о преподобном Давиде Гареджийском, одном из тринадцати «каппадокийских отцов», основателей грузинского монашества (VI в.). Всю жизнь мечтал он посетить Иерусалим, а когда пришел и увидел с Поклонной горы Святой Город, заплакал и сказал: «Недостоин я, грешный, ходить своими ногами там, где ступал пречистыми Своими стопами Господь Спаситель». Взял три камешка на молитвенную память, повернулся и ушел.

...И было откровение иноку одной из иерусалимских обителей. Явился Ангел и сказал: «Смотрите, этот монах уносит с собой всю благодать Святого Града». Иноки бросились за преподобным Давидом и умоляли его... вернуть взятые камешки. Он вернул два, а с одним ушел. Главную благодать, которую, по разуму святых отцов, он чуть было не унес с собой из Иерусалима, составляло смирение.

Будем помнить об этом и мы, прощаясь со Святой Землей.