О пещном действе (Чин воспоминания сожжения трёх отроков)

Замечания и поправки к статье М.Савинова

В первом номере Русского филологического вестника за прошлый 1890 год помещена статья М.Савинова под заголовком: «Чин пещного действия в Вологодском Софийском соборе. Историко-литературно-археологический этюд» (стр. 24–54). Статья эта, как видно из корреспонденции, помещённой в том же номере РФВ, стр.150, зачитана была в одном из заседаний (10.11.1890) Харьковского историко-филологического общества, где и вызвала против себя некоторые возражения. Но возражения эти, за исключением одного, указывавшего на недостаточность выяснения происхождения чина, направлены были на неважные и второстепенные подробности. Между тем статья Савинова содержит в себе довольно важные ошибки и неточности, требующие исправления. Иначе – она может ввести некоторых читателей РФВ в заблуждение относительно современного положения вопроса о пещном действии в нашей научной литературе, что не желательно.

Автор говорит, что задача его состояла «в том, между прочим, чтобы возможно полнее описать ход пещного действия, и тем загладить пробел, замечаемый в статьях об этом предмете. (стр.25). Далее он приводит, по его мнению, «незначительную по количеству литературу по данному вопросу», при чём насчитывает, однако, аж 15 названий. Он не претендует на полноту своего перечня и просит указаний. Указания возможны; жаль только, что он не озаботился собрать их ранее написания своей статьи. Тогда он избежал бы некоторых ошибок, а может быть и вовсе не стал бы писать своей статьи, ибо узнал бы, что пробел, который он предполагает заполнить, уже заполнен. Оказывается, что автор не сверялся с Историей Русской Церкви профессора Голубинского, вышедшей ещё в 1881 г., и с книгой протоиерея Никольского под названием «О службах русской церкви, бывших в прежних печатных богослужебных книгах». Эта последняя книга вышла в свет ещё в 1885 г., а в 1888 г. удостоена Макарьевской премии. Рецензия на неё помещена в Христианском Чтении 1888 г. №11–12. Если бы автор сверился с этой книгой, то он нашёл бы в ней описание пещного действия более подробное и основательное, чем какое удостоилось составить ему самому. Это весьма естественно, так как у протоиерея Никольского под руками были первоисточники более солидные и более обильные. Кроме текста, помещенного в Древней Российской Библиотеке, он пользовался и другими тексами, печатными и рукописными, а также кое-чем другим.

Но обратимся, впрочем, к исправлению допущенных автором ошибок и неточностей.

1) на стр.27–28 он говорит: «обряд пещного действия, по моему мнению, мог прямо без всякого заимствования возникнуть на русской земле. Быть может тот отроческий учитель, которые играет незаметную роль при исполнении древнего обряда – и был первым автором его.» Так думали и другие. Для русского самолюбия может быть и лестно было бы доказать чисто русское происхождение пещного действа; однако это невозможно в виду того, что в XV в. у греков несомненно это действо существовало, и, конечно, никто не будет утверждать, что греки заимствовали его у русских, а не наоборот. О существовании пещного действа у греков мы имеем ясное и неопровержимое свидетельство у греческого писателя XV в. Симеона архиепископа Солунского. В своём «Диалоге против ересей», укоряя латинян за злоупотребление священными драматическими представлениями и устраняя подобный же укор со стороны своих противников, Симеон говорит: «латиняне нас укоряющие за пещь отроков, не поразят нас; ибо мы не зажигаем печи, а употребляем возженные восковые свечи и возносим курение Богу; по обычаю мы также делаем изображение ангела, но не посылаем человека; мы назначили детям только благоговейно воспевать преданную песнь, которую воспели три отрока. Этих отроков могут изображать только отроки запечатлённые и освящённые», т.е. принадлежащие к клиру, постриженные (Dialog. contra haereses, c.23; Migne, Patrol. t.155, p.113). Хоть автор этого свидетельства видимо старается выставить греческий обряд в таком виде, чтобы к нему никак нельзя было применить укора в театральности и неприличии, но ясно однако, что дело идёт об обряде том самом, который существовал у нас. Вероятно, существовал и письменный устав совершения этого обряда у греков, и очень жаль, что до сих пор этот устав не найден. Если бы он был найден, то явилась бы возможность до подробностей определить, что в нашем обряде прямо взято у греков и что составляет результат самостоятельного развития. Может быть даже и те несложные, но до некоторой степени вульгарные по выражениям диалоги, которые мы встречаем в чине нашего пещного действия имеют свою основу в греческом тексте, а не в оригинально-русском творчестве.

2) Автор говорит (стр.28): «Самое раннее указание об этом оригинальном представлении находится в расходных книгах новгородского архиерейского Софийского дома». Указание это относится к 24 декабря 1548 г. В расходе записано, что «халдеем двема дано гривна московская». До сих пор это действительно считалось самым ранним, но теперь граница документальной известности «пещного действа» должна быть отодвинута к ещё более раннему времени. В рукописях новгородской софийской библиотеке (в Санкт-Петербургской духовной академии) найден нами древнейший список пещного действа. В нём есть многолетствование великому князю московскому Василию Ивановичу. Следовательно, пещное действо совершалось в Новгороде ранее 1548 г., в самом начале XVI в.¹ Об этом списке мы делали сообщение на Московском археологическом съезде в январе 1890 г., т.е. несколько позднее составления г.Савиновым своей статьи. Поэтому, само собой понятно, что, делая поправку по этому пункту, мы отнюдь не имеем в виду делать упрёк автору, а только научную пользу.

3) Говоря о Халдейской печи (стр. 31–32), автор сообщает описание Вологодского амвона из Описи 1663 г. и описание Новгородского амвона, устроенного владыкой Макарием в 1533 г., из Софийского временника, а затем утверждает, что «с большой вероятностью можно допустить, что амвон владыки Макария впоследствии, когда стали ежегодно совершать чин пещного действа, мог исполнять назначение халдейской печи». Тоже с «ещё большей уверенностью» утверждает он относительно амвона в вологодском соборе на том основании, что в приходорасходных книгах архиерейского дома нет даже намёка на существование специально устроенной для обряда печи». Как видно из описаний, древнерусские амвоны имели круглую форму, принадлежа к тому типу византийских амвонов, образцы которых представляют нам памятники города Равенны, а действительно в случае нужды могли быть приноровляемы, хотя не без труда, к совершению пещного действа. Но на самом деле это едва ли было так даже и в «последствии», особенно в Новгороде. В Описи новгородского софийского собора, составленной в середине XVII в. (Ивз. Археол. Общ., т.III, стр. 366) упоминается особо пещь «древяна решетчата». А в текстах XVIII в., содержащих в себе описание пещного действа и напечатанных у Никольского, печь и амвон ясно различаются. Например, «и после обедни повелевают ключари пономарям и звонарям амвон с места сдвинуть и ставят его за левым клиросом, а на том месте ставят пещь» (Никольск., стр. 192.). Или: «читают Евангелие воскресное в пещи вместо амвона» (198). Или наконец: «а после утрени пещь снимают, а на том месте амвон устанавливают» (207).

4) После изложения порядка действия автор говорит (стр.51), что «за заутреней следовал перерыв до двух часов дня, когда начинался благовест к обедне», и что перерыв этот «необходим был как отдых для всех священнослужителей» и проч. Хотя это мелочь, но мы заметим, что перерыв этот не представлял собой ничего особенного. Это – обычный промежуток между заутреней и обедней, при чём нужно иметь ввиду, что счёт часов по церковному от принятого у нас ныне. Два часа соответствуют приблизительно 8 часам утра, так как счёт данных часов начинается по уставу с восхода солнца. Что касается раннего стола для отроков и халдеев, то в древнейших редакциях пещного действа о нём не упоминается; но он вероятно допускался и до обедни по той причине, что после обедни отроки и халдеи должны были присутствовать при парадном столе, но не в качестве лиц, принимающих в нём участие, а только для парадной обстановке в качестве зрителей.

В заключение не можем не выразить сожаления, что у нас и до сих пор итоги русских учёных работ бывают иногда весьма мало известны, и что результаты этих работ весьма медленно входят в общее обращение, а иногда и вовсе забываются и затериваются. Вследствие этого, приходится иногда, вместо того, чтобы идти вперёд, тратить время на исследования вопросов уже исследованных и решённых. Упомянутая выше книга Никольского, насколько нам известно, весьма мало обратила на себя внимания в учёной литературе, а между тем для истории русской и гражданской культуры она должна быть весьма не бесполезна. Но habent sua fata libelli.

Н.Красносельцев

Одесса.