Рецензия на Флавий Иосиф – Иудейские древности

Посвящая свободное, от прямых обязанностей моих время изучению Скинии и её принадлежностей, я познакомился с несколькими страницами только что изданного перевода на русский язык Иудейских Древностей Иосифа Флавия. Перевод принадлежит специалисту–филологу, кандидату восточных языков, Г. Г. Генкелю. Этот, на заглавном листе издания выставленный, диплом переводчика очевидно имеет претензию служить ручательством как за научную точность, так и тем более за филологическую верность перевода. Но те места, какие пришлось мне прочитать и сравнить с подлинником (некоторые параграфы шестой главы третьей книги), показывают отсутствие в переводе г. Генкеля и научной точности и филологической верности. Вот тому доказательства.

Первое. В III кн. 6-й гл. § 5 (по изданию Niese I pag. 185. § 134, строки 3–5) в подлиннике читается: γίνεται δὲ καὶ κιβωτὸς τῷ θεῷ ξύλων ἰσχυρῶν τὴν φύσιν καὶ σῆψιν παθεῖν οὐ δυναμένων: ἡ δʹ ἐρὼν μὲν καλεῖται κατὰ τὴν ἡμετέραν γλῶτταν. В переводе г. Генкеля читаем (т. 1. стр. 152–153): «Для Господа Бога был затем воздвигнут кивот из прочного не поддающегося гниению дерева, которое (?) на нашем языке носит название эрон». И потом под чертою делается такое примечание к слову «эрон»: «это – аравийская акация, единственная древесная порода на Синайском полуострове, которая достигает таких объемов, что из неё можно получать доски» – и далее ссылка на известный Handwörterbuch des Biblischen Alterthums für gebildete Bibelleser – von E. Riehm.

Здесь почти что ни слово то или неточность или неверность.

Неточности. В подлиннике только: для Бога, а не «для Господа Бога», – в подлиннике: γίνεται – делается, а не »был воздвигнут« (т. е. поднять вверх, возведен кверху, подобно монументу или зданию?). Точно также у Флавия нет прямого указания на то, что ковчег был воздвигнут »затем«, т. е. после сооружения скинии. Употребленный им частицы δὲ καὶ означают: «также и», – не более. Неточность эта получает важность в виду того, что в законодательном отделе о построении ковчега говорится ранее сооружения скинии (Исх. 25:10 сл. ср. 26:1 сл.), а в исполнительном наоборот (Исх. 36:8 ср. 37:1). Таким образом Иосиф преднамеренно мог не употребить «потом» и выразиться неопределенно, – а потому навязывать ему в переводе точный термин вместо преднамеренно неточного – будет неточностью перевода, граничащею с неверностью.

Но гораздо, конечно, важнее допущенная в переводе грубая неверность. В словах: «воздвигнут был кивот из прочного... дерева, которое... носит название «эрон» – местоимение «которое» конечно относится к «дерева», что усиленно подтверждается и в примечании переводчика об аравийской акации. Но такой переводы возможен только при незнании как греческого, так и еврейского языков. В греческом «ἡ δʹ ἐρὼν μὲν καλεῖται» ἡ δʹ никоим образом не может быть отнесено к ξύλων – существительному среднего рода и стоящему во множественном числе, – оно очевидно относится к κιβωτὸς жен. рода у LXX, в новом Завете, у Филона и здесь же у Флавия. Только незнание переводчиком рода существительного κιβωτός, не имеющего здесь при себе ни члена, ни других каких-либо внешних признаков рода, и может объяснить такую грубую неверность перевода, что будто бы «эрон» есть название породы (ἡ φύσις) дерева, из коего был сделан ковчег, а не самого ковчега. Слово τὴν φύσιν здесь стоить не в качестве винительного предмета при глаголе, а как самостоятельный винительный или отношения с наречным почти значением при прилагательном ἰσχυρῶν, то есть нельзя перевести так: «также и ковчег делается Богу из породы дерев крепких и не подвергающихся гниению, которая называется эрон на нашем языке», а надо так: «также и ковчег делается Богу из дерева крепкого по природе и не подвергающегося гниению, а называется он»... Перевод г. Генкеля, кроме того, показывает в переводчике и незнакомство с еврейским названием как самого ковчега – אׇרוֺן = ἐρὼν Иосифа Флавия, так и того дерева, из коего он был сделан – שִׁטּים = шиттим, а не "эрон«. Или не смешивает ли уж переводчик אׇרוֺן с אֹרֶן, родств. с אֶרֶז. Но и эта ошибка будет столь же, если не более, грубою.

Итак, вместо: »которое (т. е. дерево) носит на нашем языке название эрон» надо: «а называется он (ковчег) на нашем языке эрон».

Второй пример: в том же параграфе, несколько ниже (Niese § 136, строки 10–13), читаем: καὶ καθʹ ἑκάτερον δὲ τοῖχον τῶν ἐπιμηκεστέρων κρίκοι προσῆσαν χρυσοῖ δύο τοῦ παντὸς διήκοντες ξύλου, καὶ διʹ αὐτῶν ἔνετοι σκυταλίδες ἐπίχρυσοι καθʹ ἑκάτερον τοῖχον, – переведено у Генкеля (стр. 153): «у каждой из более длинных стен кивота выступали (?) золотые кольца, проходившие насквозь дерева; в них у каждой (продольной–sic?) стенки кивота были пропущены позолоченные (деревянные) шесты». Здесь, во 1-х, дважды вставлено совершенно ненужное, само собою предполагающееся и в подлиннике, не имеющееся «кивота», – во 2-х, опущено весьма нужное, в библейско-археологическом отношении важное и в подлиннике имеющееся слово «δύο», указывающее, что на каждой из продольных стенок ковчега было именно по два, а не по четыре или более колец, – в 3-х, перевод одного и того же греческого «τοῖχον», в одном и том же предложении, разными русскими словами: «стен» и «стенки» указывает на неряшливость перевода, – в 4-х, греческое «προσῆσαν» переведено неточно русским «выступали», указывающим на то, что кольца в виде ушков выдавались из стен ковчега, между тем как подлинник говорит только о том, что κρίκοι были, находились, имелись на каждой из продольных стен ковчега, так что получается возможность представлять эти κρίκοι в виде просверленных круглых отверстий в сплошном древесном массиве ковчега, в кои вдвигались шесты для ношения его (у Коссовича хотя и помечено значение «выступать», но конечно не в строгом значении «προήεσαν», как читают многие кодексы, – а в значении «erant», как читали древне-латинский переводчик и как издает Niese: переводчику, если он основывал свой перевод на указанных у Niese чтениях, во всяком случае следовало бы мотивировать свой перевод в примечании, – и это тем более, что он вообще не скуп на всякого рода примечания, нужные и ненужные); – в 5-х, неточен будет перевод «проходившие (т. е. кольца) насквозь дерева», ибо «выступавшия» в виде ушков на каждой продольной стороне «золотые кольца» не могли «проходить насквозь дерева», – очевидно здесь имеются в виду или стержни колец, проходившие чрез все дерево, что и надо бы было пояснить в скобах (так: «своими стержнями»), – или же речь идет о сквозных отверстиях в сплошном древесном массиве ковчега; – нехорошо, в 6-х, по-русски «позолоченные» о деревянных носильных шестах, обложенных золотом, т. е. золотыми пластинками, ибо термины «позолоченный, позолота, позолотить» по-русски имеют особый смысл.

Третий пример. В § 6-м той же главы и книги Niese § 142, стран. 186, строк. 15–16) греческое «δώδεκα» переведено русскими «десять» отчего получилась такая бессмыслица (на стр. 154): «были разложены друг против друга рядами (ἐπαλλήλους – рядом друг с другом, в два ряда) по шести штук десять опресноков» (надо: «пресных хлебов» в отличие от специального «ἄζυμοι» о пасхальных «опресноках», – притоми это немецкое «штук» здесь лишнее и в подлиннике не имеющееся).

Четвертый пример. Там же § 4 (Niese § 130, стра. 184, стро. 6–8) о расположении покрова, состоявшего из десяти полотнищ, каждое, в 28 локтей длины и 4 локтя ширины (весь покров следовательно = 40х28), над деревянными остовом (домом) скинии, имевшим 30 локтей длины и 10–локтевую ширину и высоту, сказано: «εἶτα ὑπερτεινόμενα (т. е. φάρση) τοῦ ναοῦ τό τʹ ἐφύπερθεν ἐσκίαζε καὶ τῶν τοίχων τοὺς κατὰ πλευρὰν καὶ κατόπιν ἑστῶτας ἀπὸ τῆς γῆς ὅσον πῆχυν ἀνέχοντα. Г. Генкель дает такой невозможный перевод (стр. 152): «их настилали (? полотно или покровы растягивают, распростирают или расстилают, а не настилают) поверх святилища и они настолько закрывали также обе боковые и заднюю стены, что свешивались поверх земли (?) еще (?) на один локоть“. Выходит, что от покрова, за покрытием трех стен скинии, оставался еще излишек в один локоть, который расстилался или свешивался поверх земли (как это можно свешиваться поверх земли?!). В действительности же подлинник говорит совершенно противоположное: «Потом, когда их растягивали (распространяли), они покрывали (осеняли) как верх скинии (храма), так и по бокам и назади стоявшие стены, не доходя до земли (буквально: отстоя от земли) около локтя». Понятно это. Двадцати восьми–локтевой конец покрова ложился на десятилоктевой верх скинии и на две десятилоктевые боковые стороны её, причем часть покрова должна была пойти еще на четырех-пальцевую толщу боковых стен, так что покров должен был не доходить до земли именно «около локтя – ὅσον πῆχυν (это ὅσον, притом, у г. Генкеля грамматически неверно переведено чрез »настолько, что«, как будто бы оно равнялось здесь ὥστε с неопределенным наклонением). Также и сороколоктевой конец покрова, при тридцатилоктевой длине скинии и десятилоктевой высоте задней её стены (=40 л.), а также при известной толще этой стены и особенно её угловых столбов, должен был не доходить до земли именно «около локтя». Надо наконец принимать во внимание и серебряные подставы стен скинии или её брусьев. Таким образом Иосиф совершенно ясен и точен, тогда как г. Генкель дает нам перевод и грамматически неверный, и логически бессмысленный.

Пятый пример. Там же несколько выше (Niese § 124 – 125, стра. 183, стро. 3–8) о разноцветной завесе, отделявшей святое святых от святилища и закрывавшей ковчег от взоров, сказано: «κατεπετάννυσαν δὲ τὴν σκηνὴν ὕφεσι... καὶ πρῶτον μὲν ἦν πήχεων δέκα πανταχόθεν, ᾧ κατεπετάννυσαν τοὺς κίονας, οἳ διαιροῦντες τὸν νεὼν τὸ ἄδυτον ἔνδον αὐτῶν ἀπελάμβανον». Г. Генкель переводит (стр. 151): «скиния была покрыта коврами» – подумаешь, что речь об одном из покровов скинии, тогда как на самом деле Иосиф говорит о «завесах» Святого Святых и Святилища, и перевод должен быть таковой: «закрыли (или завесили) скинию (т. е. входы скинии) завесами (или коврами)» или: «повесили завесы во входах скинии, повесили входные ковры». Далее у г. Генкеля читаем: «первый ковер... покрывал (?) заднюю часть скинии вплоть до тех колонн, которые отделяли переднюю часть святилища от Святая Святых». Если покрывал заднюю часть скинии (т. е. десятилоктевой куб вплоть до колонн входа во святое святых, то опять в переводе смешиваются покров и завесы скинии. В действительности подлинник гласит: «и первый (ковер)... которым завесили те столбы, кои, разделяя скинию (на две части), отделяли за собою (служили отделяющею средою, преградою) Святое Святых (неприступное пространство)».

Шестой пример. Там же § 3 (Niese § 119, стран. 181 строк. 12–14): «ἀνηλόγει ὁ τῶν κιόνων ἀριθμός: εἴκοσι γὰρ ἦσαν καὶ παρεῖχε πλάτος – τρίτον σπιθαμῆς ἕκαστος αὐτῶν, ὥστε συμπληροῦσθαι τοὺς τριάκοντα πήχεις ὑπʹ αὐτῶν». Пропуск в тексте здесь очевиден и сам по себе (ибо не получается надлежащего смысла) и притоми он засвидетельствован древне-латинском переводом: ex lateribus autem erant tabulae numero viginti, quarum habebat latitudo mensuram unius et dimidii, cubiti, altitudo tertiam partem palmae, cp. тут же восемью строками выше у Иосифа § 116: εἰς δὲ πλάτος διεστῶτες πήχεώς τε καὶ ἡμίσους, τὸ δὲ βάθος δακτύλων τεσσάρων), так что Низе, знакомый и нашему переводчику как «известный издатель и критик текста» сочинений Иосифа Флавия (см. 1-ю стран. примеч.), нашел нужными сделать к этому месту такое примечание: «quare lacuna statuenda est». Несмотря на все это, наш переводчик передает греческий текст в таком невозможном виде: «ширина каждого столба представляла третью часть четырех с половиною аршин» (стр. 150). Ни с того ни с сего вдруг взялись откуда-то аршины (это у Иосифа Флавия-то русские аршины?!) хотя и ранее и после наш переводчик не стесняется ни локтями, ни ладонями, ни пальцами, ни даже спифамами (передавая греческое σπιθαμή русскими спифам – муж. рода вместо: спифама). Правильный перевод должен быть такой: «точно рассчитано было число столбов, ибо их было двадцать и каждый из них имел ширину в полтора локтя и толщину (курсивом помечены пропуски) в одну треть спифамы» (а спифама = половине локтя, как это явствует из § 135 – о ковчеге и § 139 – о столе, по Niese, – при 24-пальцевом локте ⅓ спифамы = 4 пальцами, каковая толщина брусьев указана и Иосифом несколько выше), – или же можно исправить так: «имели ширину в три спифамы» (= 1½ [?] локтями).

Седьмой пример. Там же в начале параграфа (Niese § 115, стр. 180 стр. 20–22) слова Иосифа: τὴν δὲ σκηνὴν ἵστησιν αὐτοῦ κατὰ μέσον τετραμμένην πρὸς τὰς ἀνατολάς, ἵνα πρῶτον ὁ ἥλιος ἐπʹ αὐτὴν ἀνιὼν ἀφίῃ τὰς ἀκτῖνας – переведены так (стр. 149–150): «самую же скинию Моисей воздвиг посредине двора, обратив её лицевою стороною к востоку, для того чтобы лучи восходящего солнца раньше всего могли проникать внутрь её», причем делается внизу такое примечание (стр. 150, прим. 1): «Иосиф тут ошибается, потому что вход в скинию был закрыть завесою, – срв. Riehm, 1562». Кроме того, что вместо буквально точного и легко поддающегося русскому языку перевода мы встречаемы ничем не вынуждаемый, спротяженно сложенный и неуклюжий перифраз, – автор обвиняет здесь в ошибке не Иосифа, а себя самого, т. е. свой собственный неверный перевод слов Иосифа. В буквально–точном переводе Иосиф говорит следующее: «скинию же ставит посреди его (двора), лицом (обращенною) к востоку, дабы солнце, при своем восходе, сначала на нее (ἐπʹ αὐτὴν) изливало лучи свои». Где же тут указание на то, что будто бы «лучи... могли проникать внутрь её»? Кто же, следовательно, «тут ошибается»? – Притом с библейско-археологической точки зрения нельзя так решительно утверждать, что «вход в скинию был закрыт завесою» настолько, чтобы лучи восходящего солнца (обычно скиния ставилась на вершинах холмов) «не могли раньше всего проникать внутрь её», ибо ясного указания на это в Библии нет, а сам Иосиф закрывает разноцветною завесою только верхнюю половину (5 локтей) 10-локтевого входа в скинию, оставляя нижнюю половину входа, в 5 локтей высоты, открытою и для священнослужителей и для лучей солнечных (§ 4, Niese § 127).

Восьмой пример. В § 4-м той же главы (Niese § 129, стр. 184, стр. 1–3): «ὅθεν δὴ παρέμεινε τὸ ἔθος καὶ τὸν ναὸν οἰκοδομησαμένων ἡμῶν, ὥστε τὴν σινδόνα τοιουτότροπον περικεῖσθαι ταῖς εἰσόδοις», переведено (стр. 152): «отсюда и у нас возник обычай при построении храма устраивать такого же рода завесы у входа», – лучше: «отсюда-то остался обычай и по построении храма (скинии) у нас вешать во входах (домов) такую же завесу».

В заключение – несколько образцов собственных толкований и примечаний переводчика, из тех же самых страниц.

К приведенным в начале седьмого примера словам Иосифа Флавия: «τὴν δὲ σκηνὴν ἵστησιν αὐτοῦ (τ. е. τοῦ περιβόλου – ограды или двора, окружавшего скинию) κατὰ μέσον» переводчик (стр. 149–150, прим. 2) делает такое примечание: «это безусловно неверно: по свидетельству Библии (?) и Филона расстояние между входом во двор и входом в скинию было ровно вдвое больше, чем расстояние от входа в скинию до западной стороны ограды, так что святилище занимало последнюю треть всего огороженного пространства». Безусловно неверно все это, сказанное переводчиком. Выражение Иосифа κατά μέοον αὐτοῦ – по середине ограды – разве указывает непременно на математически точную средину продолговатого четырехугольника двора в 50 локтей ширины при 100 локтях длины? Библия, затем, нигде точно не указывает того места, какое занимала скиния на четырехугольной площади двора, употребляя о дворе такое же общее выражение савив ламмишкан – кругом скинии (Исх. 40:8. 33), как и Иосифово κατὰ μέσον αὐτοῦ – по среди его (двора). – Да, наконец, и Филон, помещающий скинию на расстоянии 20 локтей от западной, северной и южной сторон двора и на 50 локтей – от восточной, употребляет совершенно сходственное с Иосифом выражение: «μέση μὲν ἵδρυτο σκηνή (Vita Moysis, III, 7 ed. Mangey, II, 149).

Относительно указанной Иосифом и в Библии не обозначенной толщины брусьев скинии в четыре пальца (§ 3, Niese §116) переводчик замечает (стр. 150, прим. 2): «это тоже невероятно. Срв. Riehm 1. с. р. 1565, где приводится исчисление, что в таком случае тяжесть каждого столба была бы не менее 12 центнеров, что не согласуется с указаниями в кн. Чис. 7:1−9». Но переводчик совсем не понял процитированного из словаря Рима места, где тяжесть в 12 центнеров, высчитанная Камигаузеном, при однолоктевой толщине бруса, сравнивается с датою Чис. 7:1−9. У Иосифа же напротив тяжесть бруса, при четырехпальцевой толщине, уменьшается в шесть раз (при локте в 24 пальца), а следовательно вероятность даты Иосифа увеличивается пред раввинскою датою (1 локоть) пропорционально уменьшению у него толщины брусьев (1/6 локтя) пред раввинскою локтевою толщиною их. За Иосифа, кроме того, говорят и древние переводы, называющие брусья «досками» – tabulae Вульг. σανίδες Ак. Сим. Неод. דפין Онк. Сир. Ефр. לוהיא Псевдоин. Иерус. и Самар. (Флавий κίονες, но с указанием толщины, Филон – тоже, но без указания толщины, a LXX στῦλοι – не точно).

Совершенно неверно Иосифов и Библейский «локоть» г. Генкель приравнивает к нашему «аршину» и полтора локтя считает «в полтора аршина» (стр. 150, прим. 4), а слова Иосифа: «ἐκ πήχεως τετμημένους», т. е. два задние угловые столба, передает: «в пол аршина ширины». Локоть равен не аршину, а ок. 11 (483, 9 милл.) вершкам. Да и к чему тут аршины, вместо локтей, ладоней или спифам и пальцев подлинника? Странно также в дальнейших словах: «которые были устроены совершенно также, как и все прочие планки (?)». Но Иосиф употребляет термин: «столбы – κίονες», а не «планки». Разве можно назвать «планками» такие массивные брусья, из каких, по Иосифу, состояли стены скинии?

Но довольно этих неточностей и неверностей. Мы не имеем ни времени, ни охоты править перевод г. Генкеля. Попавшиеся нам случайно, без преднамеренных исканий с нашей стороны, примеры на шести только печатных страницах (149 – 154) дают видеть, какой характер имеет перевод Древностей Иосифа Флавия, сделанный кандидатом восточных языков г. Генкелем. Если бы даже подобных неточностей и неверностей на всех прочих страницах двухтомного издания было в пропорции на десять крат меньшей, чем на рассмотренных шести страницах (что однако же весьма и весьма сомнительно, в виду характера указанных примеров: ведь ex ungue leonem!): то и в таком случае для научных целей перевод г. Генкеля надо употреблять с крайнею осторожностью, а еще лучше – совсем не употреблять.

Такие неточности и неверности в переводе г. Генкеля тем менее оказываются извинительными, что по приведенной у него из Bibliotheca Iudaica Fürst’a 1. 118–132 справке, до 1849 года было издано 35 переводов Иосифа Флавия на латинский язык, 16 – на немецкий, 9 – на французский, 15 – на итальянский, 11 – на английский и пр. и даже 1 – на русский язык, – кроме 93 сочинений на разных языках, посвященных объяснению трудов Флавия (т. II, Прилож. стр. XXXII, прим. 1). Есть по чему проверить новый перевод и разрешить недоумения!

Но, по-видимому, переводчики отнесся ко всеми этими переводами и сочинениям также, как к старому русскому переводу, о коем он заявляет: «русский перевод Флавия является теперь впервые, – вышедшего в конце прошлого века нельзя принимать во внимание уже потому, что он сделан не с подлинника, а с латинского языка» (ibid.). Но такое суждение мог бы высказать, пожалуй, только составитель хорошего перевода Иосифа Флавия с подлинника, – плохой же перевод с подлинника хуже хорошего перевода на русский язык с порядочного перевода латинского.

А что старый русский перевод Иудейских Древностей Флавия, сделанный с хорошего латинского перевода, все же лучше новоизданного перевода, с греческого подлинника, – тому доказательством служит более точный и более правильный перевод в нем выше приведенных мест, переданных у г. Генкеля или неточно или неверно.

Так слова Иосифа, приведенные в первом примере, древний переводчик («Иосифа Флавия Древности Иудейские, с латинского на российский язык преложенные придворным священником Михаилом Самуйловым. Ч. 1. СПБ. 1779 г.») передает (стр. 127) вполне правильно и, за исключением начала («по сооружении»), довольно точно: «по сооружении таким образом Скинии, сделаны был Кивот Богу, из дерев твердых и не гниющих, на природном нашем языке Ерон называемый». Второй пример: «на обоих же боках, простирающихся в длину, привешены (?) были по два златые кольца, коих винты проходили сквозь все дерево» (стр. 127), – кроме произвольного «привешаны" – прочее лучше, чем у г. Генкеля. Третий пример (стр. 128): «на трапезе полагались дванадесять пресных хлебов по шести в ряд одни против других» – безусловно лучше г. Генкеля. Четвертый пример (стр. 126): «они (полотнища, составлявшие покров скинии), будучи распростерты, покрывали поверхность Скинии, обе боковые и заднюю стены, и на один только фут (= локоть подл.) до земли не досязали» – безусловно лучше г. Генкеля. Пятый пример (ibid.): «первая (завеса)... ограждала (закрывала) столпы, стоящие поперек храма и заключавшие (отделявшие) неприступное место» – то же. Шестой пример (стр. 125): «всякая тесница (= доска) имела полтора локтя в ширину и в толстоту четыре дюйма» (= пальца). Седьмой пример (стр. 124): «скинию же поставил Моисей в средине двора лицом на восток, дабы солнце при самом своем восхождении лучами своими оную озаряло». Восьмой пример (стр. 126): «для чего (= почему) и по построении уже храма сие обыкновение у нас осталось, чтобы при входах вешать таковую завесу». Можно сравнить также «тесницы» (доски) старого перевода и «планки» нового. Или в самом начале Древностей (I. 1. 2 Niese § 34): «καὶ δὴ καὶ φυσιολογεῖν Μωυσῆς μετὰ τὴν ἑβδόμην ἤρξατο περὶ τῆς τἀνθρώπου κατασκευῆς λέγων οὕτως», – новый «после (описания) седьмого дня Моисей переходит (?) на почву (?) естественноисторическую» (? что такое? откуда переходит и какая такая почва?!), – старый; «после седьмого дня приступил Моисей к истолкованию естества, предлагая»... надо: «приступил к описанию природы». Ibid: «ἀπὸ τῆς πυρρᾶς γῆς... τοιαύτη γάρ» у Генк: «из красной глины (?): такого именно состава (?)»... Сам.: «из земли (лучше) красноватой (лучше), ибо такого цвета» (правильнее). Там же в конце параграфа толкуется значение имени «Ева»: «πάντων (ркп. приб. τῶν ζώντων) μητέρα». Генк: «мать всего живого», – Сам: «матерью всех живущих» (т. е. людей, а не всего вообще живого). Там же § 4 (Niese § 41): «ὄφις συνδιαιτώμενος τῷ τε Ἀδάμῳ», Генк: «бывшая в дружелюбных (?) с Адамом... отношениях (?) змея», – Сам: «змий, имеющий всегдашнее с Адамом обращение», т. е. «сожительствовавший с Адамом». Тут же, вслед за сим (Niese § 42): «μακάριον καὶ μηδὲν ἀπολείποντα τοῦ θείου διάξειν βίον»; Генк: «поведут жизнь более (?) счастливую и ничем не отличающуюся от бытия (?!) самого Господа Бога», – Сам: «блаженную и божественную жизнь имети будут», – то есть: будут проводить жизнь блаженную и ничем не уступающую божественной.

Приводя эти, случайно нам попавшиеся, примеры, мы вовсе не хотим возводить перевод свящ. Самуйлова в образец совершенства и утверждать отсутствие в нем многих и существенных недостатков. Уже то одно, что сделан он с латинского, притом тоже не безупречного, перевода, а не с греческого подлинника, лишаешь его права на научность. Мы желаем этими примерами только выразить свое удивление тому, что во всех приведенных местах старый перевод с латинского вернее и лучше нового перевода с греческого. А потому новый переводчик, по крайней мере в приведенных примерах, не имел никакого права «не принимать этот перевод во внимание».

Да и вообще всякий предшествующий труд, будешь ли то перевод или исследование, какого бы научного уровня он ни достигал, – так или иначе оказывает подспорье последующим работникам по тому же предмету. В частности переводы предшествующие всегда могут быть полезны для последующих переводчиков уже по одной фразеологии и терминологии не говоря о другом многом. Странно поэтому звучит и неопытностью или даже заносчивостью новичка отзывает это «нельзя принимать во внимание уже потому, что он сделан не с подлинника, а с латинского языка». Ну, а латинский-то перевод, сделанный с подлинника, тоже «нельзя принимать во внимание»?!... Таким образом переводчик наказал сам себя. Вот именно вследствие этого-то «нельзя принимать во внимание» и вышло то, что в вышеприведенных примерах перевод, явившийся в конце прошлого века, сделанный с латинского перевода и не ориенталистом оказывается несравненно лучше перевода, явившегося в конце настоящего века, – по заявлению заголовка, сделанного с греческого подлинника и принадлежащего кандидату восточных языков.

Впрочем, в виду нелегкости перевода Флавия на русский язык, мы вполне ценим труд г. Генкеля и желаем ему возможно широкого распространения среди образованной публики. Ведь для научного пользования никакой перевод не может заменить подлинника, а для общего ознакомления образованных читателей с сочинениями иудейского историка перевод г. Генкеля вполне пригоден не только по изложению современною русскою речью текста Флавия, но и по многочисленными, и нередко весьма ценными в научном отношении пояснительным к нему примечаниям. Своими критическими замечаниями мы желаем только побудить переводчика, при следующем издании труда, отнестись со всею подобающею строгостью к пересмотру и проверке перевода столь важного во всех отношениях памятника.