Рецензия [2] И. Д. Мансветова «Церковный Устав (Типик), его образование и судьба в греческой и русской Церкви»

Профессор Московской духовной Академии И.Д. Мансветов принадлежит к числу весьма немногих деятелей на поприще ученой разработки вопросов из истории христианского богослужения. В ряду этих деятелей И.Д. Мансветов занимает выдающееся место, которое он завоевал себе, с одной стороны, изумительной энергией и непрерывными трудами в разработке этих вопросов, а с другой стороны, выдающимися достоинствами своих трудов чисто литературного и ученого свойства. Мастерское изложение предмета весьма сухого и трудно поддающегося литературному изложению, уменье подыскать удачный план или схему для построения своего труда, тщательность и серьезная разработка даже второстепенных вопросов по материалам новым и сырым, способность выходить или обходить ловко и легко камни преткновения по тому или другому вопросу – вот те качества, которые присущи обыкновенно трудам этого почтенного профессора.

Названное сочинение И. Д. Мансветова отличается всеми сейчас указанными достоинствами, но имеет за собою еще одно выдающееся достоинство – это важность затронутого им вопроса, оригинальность и смелость в постановке его. В самом деле наш Церковный Устав имеет громадное практическое значение. Он регулирует весь строй религиозно-бытовой жизни нашего современного общества, и знакомство с его исторической судьбой может иметь не одно только научное значение и удовлетворять простой любознательности, но и важное практическое значение. Это изучение покажет не только то, каким образом образовался этот кодекс разного рода вопросов и требований от современного христианского общества, и в частности от нашего духовенства, но и то, что в нем существует издавна и освещено таким образом авторитетом глубокой древности, и что явилось в недавнее время, отличается новизною, случайностью, которая портит, вносит неустойчивость взглядов и воззрений и производит в нашем церковно-богослужебном строе не «порядок и благообразие», а качества противные им, а следовательно и подлежат или исправлению или совершенному уничтожению. Однако же, чтобы добиться указанных результатов, чтобы взяться за скучную кропотливую работу – переборки всего наличного материала, входящего в состав нашего, так называемого, Типикона, и за его очистку и сортировку надобно было прежде всего проникнуться важностью взятой на себя работы и смело и прямо смотреть в глаза всем трудностям, какие предстояли автору при исполнении этого труда. Г. Мансветов, как человек опытный, и не в первый раз принимающийся за подобные работы, смелым взмахом пера начертил себе весьма широкие задачи «проследить образование и судьбу Типикона греческой в русской церкви». Эта смелость хотя и делает честь автору, но не лишне было бы для собственной безопасности и для более успешного выполнения принятого на себя труда, ограничить полет своей фантазии и умерить пыл своего безграничного замысла. Дело в том, что автору пришлось работать в области, мало до него обследованной и разработанной, и иметь дело в большинстве случаев с материалом сырым, заключающимся в наших и греческих рукописях знаменитых московских книгохранилищ. «Не приводим подробного перечня материалов, как раз потому, что специальной литературы, открыто и смело заявляет автор, не существует, а есть несколько сочинений и сборников литургического содержания, имеющих положительное значение в разработке вопроса о Типике, а потом если бы даже перебрать все эти сочинения и передать их содержание, мы и тогда не получили бы исторического очерка научной разработки данного вопроса, а имели бы пред собою ряд отдельных сочинений, не связанных преемством труда, а появлявшихся на свете скачками и случайно. Исследование вопроса о Типике не имеет истории и не составляло ясно намеченной задачи в богословской науке» (стр. IV). Но автор не смущается выставленными и сознаваемыми им самим трудностями и смело принимается за исполнение своей задачи. Справедливость, однако, требует заметить, что с первых же страниц настоящего труда мы видим отступление от намеченной задачи и вместо «образования» и первоначальной «судьбы» Типикона, регулирующего богослужение Православной Церкви, вместо рассуждений о причинах появления в христианской Церкви Типикона и о его первоначальном виде, автор ограничивается общими местами, ни для кого не представляющими интереса. Всякому известно, всякий знает, что «полный Типик явился, как результат тех затруднений, которые оказались на практике, при отправлении службы по разным книгам и вследствие столкновения суточного строя службы с ее составом по Триоди и Минее», и «что служба Типика неотделима от общего хода развития церковной службы и идет с нею рука об руку, отражая в своем движении различные перемены, которые испытывала эта последняя» (стр.1). Но никому не известно и для нас весьма интересно, в каком виде был первоначальный Типик христианской Церкви, если не первых веков эры христианской, то, по крайней мере, времен исповедника Харитона. Не может быть сомнения в том, что Типик этого времени имел мало общего с настоящим, он не мог еще быть «результатом затруднений, какие встречались на практике вследствие столкновения суточного богослужения с составом его по Триоди и Минеям», так как ни о первой, ни о вторых христианская Церковь не знала еще… Автор легко и ловко отделался от всех вопросов, какие могут напрашиваться у любознательного читателя его книг при вопросе «об образовании» Типикона и его первоначальной судьбы. Вместо всяких вопросов и разрешения разного рода недоумений г. Мансветов первую главу своей книги с заглавием «первый период истории Устава», после категорического заявления, что «от первого периода Устава не сохранилось особых его записей, а имеются только материалы для истории Типика в разного рода сборниках и литургических сочинениях (стр.2), наполняет описанием и изложением содержания Евхологии Якова Гоара, рукописной Псалтыри преосвящ. Порфирия 862г., Евангелия его же 835 года, Паремейников IX-X в. или собрания Севастьянова и преосв. Порфирия X века, Постановлений Апостольских, нескольких кондакарей разных библиотек русских и заграничных, статьи Κανὸν ἀντιφώνον τῶν ψαλμῶν τῆς τοῦ Θεοῦ μεγάλης ἐκκλησίας, изданной кардиналом Питрой, и сочинения «De ceremoniis avlae Byzantiae» (стр. 3–10) . Уже этот перечень сочинений и материалов ясно говорит нам о том, как далек автор от мысли познакомить нас с «образованием» Типика Православной Церкви и с его первоначальным видом. В настоящих «материалах», как называет эти источники богослужения г. Мансветов, встречаются уже такие, которые без труда и с громадной пользой для дела могли бы быть отнесены ко второй его главе, ко времени существования в Церкви греческой Типиков, как известных записей церковно-богослужебных порядков. Но что особенно любопытно в настоящей главе, так это то, что автор пытается сделать анализ, извлечь «материалы» для истории «образования» Типика не только из монашеских уставов Пахомия Египетского, Василия Великого, Кассиана Римлянина, но даже Венедикта Нурсийского, организатора западного монашества, Цезария Арльского, Исидора Севильского и др. К чему потребовалось делать анализ уставов западных – не известно. Нам думается, что это сделано по недостатку материала для наполнения первой главы. Иначе трудно объяснить справку г. Мансветова в уставах западного монашества, которые не имели никакого влияния и отношения к богослужебным уставам греческой Церкви и никогда, на сколько это нам известно, не цитируются в них. Весьма жаль, что автор по ним в той же самой главе характеризует общее состояние богослужения в христианской Церкви в первый период существования Типикона. Без введения особенностей богослужения из западных Типиконов эта часть первой главы была бы прочтена не без интереса, хотя читатель так и не нашел бы указаний в ней на «образование» Типикона. Очевидно, проследить историю «образования» Типикона гораздо труднее, чем писать историю «образовавшегося» Типикона. И мы видим, что г. Мансветов эту первую попытку оставляет и занимается второй более легкой.

Вторая глава, содержащая в себе «второй период истории Устава» или Устав в первых его записях, начинается с заявления, что и от этого времени первоначальных записей Устава не сохранилось, а имеются лишь короткие записи, принадлежащие перу того или другого известного настоятеля монастырей. Так, здесь автор указывает на запись Феодора Студита и делает краткую характеристику ее. Затем автор анализирует полные записи Устава Афанасия Афонского, записи в Синайском колонаре и указывает их значение в истории церковного Устава.

Третья глава знакомит нас с историей Устава в его полных редакциях, сохранившихся доселе в рукописях московских библиотек. Так как, по мнению автора, обработка Устава в этот период сделала крупный шаг вперед и содержание его определилось со всех главных сторон (стр. 74), то автор и останавливается на старейших представителях этой группы. Он описывает славянский Устав Московской Синодальной библиотеки №330 (380 по опис.) и греческий устав той же библиотеки № 456, не смотря на то, что последний список устава встречает в науке весьма сильные возражения в его старшинстве (Виктор. Опис. ркп. п. и Севастьянова. М. 1881г. стр. 11 прим.), а первый самим же г. Мансветовым считается как переработка студийского Устава применительно к порядкам монастыря Алексиева и во многих местах составленного заново под пером его ктитора» (стр. 122). Из сравнительного анализа этих двух разнородных уставов автор приходит к тому заключению, что «церковный Устав в последний период своего развития выделил две главные отрасли: студийскую и иерусалимскую» и задается решением вопроса относительно «типичных признаков, отличающих одну от другой» (стр. 75). Изложением этих «типичных особенностей» в более или менее подробном виде с собственными комментариями г. Мансветов оканчивает первый отдел настоящей главы. К особенностям Устава студийского автор, между прочим, относит отсутствие всенощных бдений, совершение утрени каждый день особо, без различия дней праздничных, чтение канонов студийских преимущественно перед другими и вообще краткость служб. Что касается пения утренней песни «Слава в вышних Богу» то о ней г. Мансветов, вопреки самым ясным данным, утверждает, что она пелась, а не читалась, как заявлял об этом Никон Черногорец, писатель XI века (стр. 79). Последнее убеждение есть, очевидно, плод некоторых недоразумений автора, вытекающих из того, что в одной из статей Устава №330 об этой песне категорически говорится, что она поется (пето будет л.260), но автор напрасно не обратил внимания на то, что в том же самом рукописном Уставе говорится о пении кафизм, шестопсалмия, канона и других составных частей нашего утреннего богослужения, которые никогда не пелись, а читались только. Очевидно выражение «пето будет» нужно понимать в общем смысле, в значении чтения, а не пения исключительно. Если же допустить понимание этого места такое, какое мы видим в книге г. Мансветова, то мы будем с новой капитальной особенностью Устава студийского, на которую не обратили внимания ни Никон Черногорец ни позднейшие последователи церковного Устава. Из настоящего толкования статьи Устава патриарха Алексея о пении великого славословия (л. 260) нужно вынести то заключение, что эта песнь пелась каждый день, потому что статья говорит о богослужении седмичном, обычном, тогда как по Уставу иерусалимскому пение великого славословия составляет отличительную особенность богослужения праздничного и дней в честь нарочитых святых. Вернее же всего нужно думать, как это утверждал и Никон Черногорец, что эта песнь никогда не пелась, потому что в службах даже в дванадесятые праздники после стихир на хвалитех имеются еще стихиры на стиховне. Присутствие же этих последних даже и в современном нам Типиконе (например, когда ныне совершается служба на Сретение, Благовещение по Марковым главам) исключает господствующий обычай петь в дванадесятые праздники великое славословие и заменяется чтением великого славословия. Указание ж на то, что принятое в обители патриарха Алексея пение великого славословия в великую субботу на утрени было делом исключительного случая (его же николиже б обычай творити), еще более убеждает нас в том, что в других местах, где господствовала практика Устава студийского, великое славословие читалось, а не пелось. В данном случае, т.е. в великую субботу на утрени в обители патриарха Алексея стихир на стиховне не было положено и порядок службы изложен применительно к настоящему. В данном обстоятельстве нас убеждает, между прочим, и тот факт, что когда царь Иван Васильевич Грозный путешествовал в Новгород, то между разными богослужебными обычаями практики новгородской он отменил и существующий там обычай петь великое славословие, обычай согласный с предписанием уже давно господствовавшего иерусалимского Устава, чего не делали в Москве и других местах, очевидно, по привычке к практике относительно этого предшествующего времени. Царь Иван Васильевич обращался по поводу данной особенности к отцам стоглавого собора и пение великого славословия было введено в богослужебную практику особенным определением названного собора (Стоглав. изд. Каз. 1862 г. глав. 5, вопр. 33, 34, стр. 73, 74).

Анализ краткого начертания Ф.Студита без особенной, впрочем, надобности, ввиду его перевода проф. Голубинским (И.Р.Ц. т. I., полов. II стр.671) сделан весьма обстоятельно. Нельзя того же сказать о славянском Уставе патриарха Алексея. Этот Устав заслуживал бы более подробного анализа, которого и доселе еще не сделано по отношению к этому драгоценнейшему памятнику богослужебной письменности. Еще с большим правом мы можем сказать то же самое о других рукописных Типиконах студийской отрасли. Здесь нельзя не отметить довольно странной манеры автора. Делая анализ того или другого литургического памятника, он весьма часто опускает места даже очень важные и необходимые для его целей, потому что эти места изложены в сочинениях других авторов, причем весьма нередко, за исключением «Описания рукописей Москов. Синод. библ.» Горского и Новоструева и изредка «Агиологии» Сергия, он не указывает этих сочинений. Конечно, для специалистов они известны, но у автора могут быть читатели и не специалисты, и вот для них-то необходимо делать точные указания, где можно прочесть то или иное место интересующего его памятника.

За изложением содержания студийских уставов г. Мансветов переходит к анализу сохранившихся списков иерусалимского Устава и останавливается на судьбе этого Устава на востоке и в землях славянских. Из некоторых отрывочных сведений о первоначальной судьбе иерусалимского Устава он выводит следующие заключения: а) «Типик сокровен древний иерусалимский», найденный Никоном в лаодикийском монастыре, куда он попал «изначала» от игумена Савина монастыря Никодима, представлял полную запись, в которую вошла часть общая в виде круга суточных служб, б) по содержанию он был близок к Уставу студийскому и отличался от него некоторыми особенностями, которые Никон отметил в своем Тактиконе, в) отличался сводным элективным характером и заключал немало особенностей из практики великой Церкви, монастыря студийского и святогорского и, наконец, г) он отличался по своим особенностям от Типикона нашего времени. Затем излагается автором содержание наших иерусалимских Типиконов Московских библиотек с самого древнейшего времени, по порядку хронологическому, установленному учеными описывателями их. Анализ этих уставов сделан сравнительно поверхностно и не исчерпывает иногда даже существенных особенностей, которыми отличается Устав иерусалимский древнейшего времени от нашего современного. Впрочем, этот анализ значительно пополняется приложениями, в которых эти рукописи описываются с большей полнотой. Происхождение так называемых «Марковых глав» осталось невыясненным и не установлен даже тот факт, в каком количестве эти главы явились в Типиконе из рук самого творца их Марка Отрантского. Это весьма необходимо, во-первых, потому, что в самих богослужебных памятниках количество их не везде и не всегда одинаково, а во-вторых, в нашей литературе по данному вопросу почти нет никаких сведений. Указанные автором статьи по данному вопросу (стр.217 и прим. I) обстоятельных сведений тоже не содержат в себе.

Далее автор знакомит с характером Святогорского Афонского Устава по первоначальному его «начертанию», который, как думает автор, не был буквальным переводом известного ныне «Y̓ποτύπωσις». Здесь говорит он о появлении на Афоне Устава иерусалимского и о его переделках под влиянием местной господствующей практики. Видными представителями святогорского типа служб церковных г. Мансветов считает Псалтирь М. Синод. библ. № 431–325 и греческий Часослов монаха Фикары, которые он и описывает в своей книге.

Влияние на наш Типикон богослужебных порядков великой Церкви Константинопольской несомненно, а поэтому вслед за Уставом Святогорским Афонским автор знакомит своих читателей с Типиконом великой Церкви и излагает некоторые характерные обычаи этого Устава. Так как подлинный первоначальный Устав великой Церкви не дошел до нас, то для знакомства с обычаями ее автор сделал весьма интересный анализ книги «De ceremoniis» и извлек из нее весьма много любопытных данных в этом отношении. Сочинения Симеона Солуанского, знатока богослужения Церкви восточной, хорошо знакомого с порядками Церкви Константинопольской, а также некоторые данные, содержащиеся в наших старинных рукописных богослужебных памятниках, во многом дополнили сведения автора в этом отношении и значительно облегчили ему труд. Г. Мансветов был счастлив, и в данном случае ему во многом помог рукописный греческий служебный Апостол, хранящийся в академической Московской библиотеке. Он тщательно, и даже более, чем это требовалось настоящей его работой и задачей, описал вполне научно с внешней и внутренней сторон настоящий Апостол и извлек весьма много дорогих данных для характеристики Устава великой Церкви. К глубокому сожалению автор опустил указание к какому времени относится написание этого важного литургического памятника. Нельзя здесь обойти молчанием и тот весьма прискорбный факт, который нежелательно было бы видеть в сочинениях, подобных настоящему, а именно игнорирование некоторыми весьма важными данными для характеристики богослужебных обычаев великой Церкви. Увлекаясь новостями, открытием новых данных, автор упустил из виду данные уже давно обнародованные и по достоинству оцененные другими. Мы разумеем «Устав великой Церкви святой Софии списан боголюбивым архиепископом новгородским Климентом»¹. Этот памятник, к сожалению не вполне сохранившийся, был открыт и издан в свет известным нашим ученым любителем старины А.Поповым (Первое приб. к описанию ркп. и каталогу книг церковной печати библиотеки А.И. Хлудова М. 1875г.). По времени написания памятник этот относится к XIII веку, писан на пергаменте и содержит в себе службы от 1 сентября по 14 того же месяца. Мы в пределах настоящей нашей заметки не вправе входить в подробный анализ этого литургического памятника, но укажем лишь на службы 1 и 13 сентября, как службы, отличающиеся замечательными и характерными особенностями.

От богослужебных порядков Церкви Константинопольской по рукописным данным естественный переход, по нашему мнению, должен был бы быть к современному Типикону великой Константинопольской Церкви, регулирующему богослужением на востоке в настоящее время, с целью показать, в каком отношении стоит этот последний к изложенным особенностям в книге г. Мансветова Устава этой церкви древнейшего времени. Но автор почему-то не пошел этой прямой дорогой, а предпослал обозрение первопечатного греческого Типикона и затем уже дал характеристику современного Типикона великой Церкви.

Указав на печатный венецианский Типикон 1577г. (экземпляр этого года хранится в Московской типографской библиотеке), как на первенца в истории печатного греческого Типикона, автор ограничился изложением предисловия к этому Уставу, написанного издателем его Андроником Иунием Керкирским, и лишь в общих чертах дал понять читателю, что «если исключить разности изложения и некоторые дополнения, то окажется, что в служебной части они представляют замечательное сходство с допечатными списками Устава. Видно, прибавляет автор, что издатели руководились этими последними в самой широкой степени и позволяли себе отступать от них лишь в редких случаях» (стр. 251). По нашему мнению, на вопросе об отношении рукописных типиконов к первопечатному следовало бы остановить более серьезное внимание, или, по крайней мере, указать, в чем заключались упоминаемые «отступления» Типикона первопечатного от своих оригиналов, но автор не сделал ни того, ни другого, ограничившись лишь сухим перечнем входящих в первопечатный Типикон статей с указанием, где они напечатаны кроме этого места.

О современном Типиконе великой Церкви в книге г. Мансветова имеются более обстоятельные сведения, чем о первопечатном иерусалимском греческом Типиконе. Кроме изложения некоторых интересовавших его обрядов, имеющих место в богослужебной практике ныне, в службах воскресного дня, на Рождество Христово, Благовещение, великого поста и в частности страстной седьмицы, пасхальной недели, автор решает еще здесь вопрос и о характере этого Устава. На этот вопрос он дает такой ответ, что «при ближайшем знакомстве с делом оказывается, то это не есть древний Типик великой Церкви», с которым он познакомил своих читателей в предшествующих отделах своего труда, «но его позднейшее изложение и переделка» (стр.263). Сделав дальше несколько замечаний относительно неудобств пользования этим Типиконом в греческой Церкви, как Типиконом, в котором содержатся особенности, «имеющие место лишь в практике великой Церкви и не приноровленные к общецерковному употреблению» (стр.262), автор вопрос об этом Типиконе считает исчерпанным до конца и переходит к судьбе иерусалимского Устава в землях славянских. Между тем, по нашему мнению, не только не лишне, но даже необходимо было бы обратить серьезное внимание на отношение современных обычаев константинопольского Типикона к нынешней богослужебной практике и поискать между ними некоторое родство. Дело в том, что сличение наших современных обычаев церковной богослужебной практики с подобными обычаями, заключенными в Типиконе великой Церкви, приводит нас к тому убеждению, что сходство между ними полное и зависимость одних от других несомненная. Будущему исследователю судьбы нашего Типикона не лишне обратить внимание на это обстоятельство.

Историю славянского иерусалимского Устава г. Мансветов начинает Уставом Саввы Сербского, давшего его Хиландарскому монастырю. Этот Устав представлял «соединение порядков афонских с иерусалимскими» и не отличался той полнотою, какая сделалась присуща ему в XIV веке. Полный Устав был введен в практику в переводе архиепископа Никодима, подлинник которого хранится в Белграде, сведения о нем сообщены Даничем (Гласн. XI) и г. Мансветовым в приложениях к настоящей книге. Никодимовская редакция Типикона продержалась в практике недолго и уступила место новой, дополненной местными сербскими особенностями.

Что же касается России, то «у нас поворот от студийского Устава к иерусалимскому начался еще в то время, когда первый был в полном ходу и ясно обнаруживался в XIII в.» (стр.269). Автор объясняет этот поворот появлением у нас с востока особенностей иерусалимского Устава, которые, сталкиваясь с обычаями господствовавшего в ту пору Устава студийского, порождали разного рода недоумения и вопросы, решавшиеся на соборах (напр., Константинопольском, 1276 года) и авторитетными пастырями русской Церкви (Нифонтом, еп. новгородским, Киприаном митрополитом и др.). Появился же в практике Устав иерусалимский только в XV веке. Но вводился он в практику и начал действовать не сразу везде одинаково, а постепенно, вытесняя прежние обычаи и Устав студийский. Замена эта одного Устава другим совершилась просто, без всяких волнений со стороны лиц, пользующихся им и без официальных принуждений со стороны церковно-административной власти.

Количество редакций рукописного Типикона автор насчитывает шесть, но более характерными и устойчивыми считает четыре. О каждой из этих редакций он и дает более и менее обстоятельные сведения. Первой редакцией считает сербскую, введенную в практику Никодимом. Списки ее, по словам г. Мансветова, отличаются краткостью изложения и систематическим построением. В них записана общая часть, служба по Минее и Триоди, и дополнительных статей очень немного. В более ранних нет ни Марковых глав, ни извлечений из Никона Черногорца. Вторая редакция представляет местно-русскую переработку греческого Типика и служит переходом от уставов студийских к иерусалимскому. Здесь малопонятные и технические термины объясняются и переводятся русскими, в месяцеслов вводятся памяти русских святых без упоминаний о южнославянских. Встречаются в этих уставах уже и Марковы главы, но без прибавления разных мелких статей служебного характера. К третьей редакции автор относит «Око церковное» или Устав, переведенный в 1401 году в монастырь Перивленто игуменом Афанасием Высотским. Эта редакция отличается сборным компилятивным характером, особенной полнотою в изложений общей части сравнительно со списками предшествующими. Она состоит из 67 глав, заключает статьи из Тактикона Никона Черногорца, пять неизвестных глав по происхождению (40–44) и сравнение уставов студийского, святогорского и иерусалимского в месяцесловной и триодной части. Четвертая редакция характеризуется введением в начале Устава статьи о точном исполнении правил Типикона игуменом, иным размещением статей в первой части, добавлением новых (напр., глав 10,21,79 и 81) и распадением 67 глав вводной части предыдущей редакции на 125. Служба по месяцеслову излагается точно также, как и в уставах третьей редакции.

Но это разделение рукописных Типиконов на четыре редакции уже потому одному нельзя принять как правильное, что круг наблюдений автора слишком ограничен. Автор знакомится с рукописями только библиотек московских, изредка лишь заглядывая в библиотеку петербургскую и белградскую, и игнорируя совершенно такую богатую богослужебными рукописями библиотеку, как бывшая соловецкого монастыря, находящаяся ныне в Казанской духовной Академии. В этой библиотеке автор несомненно бы нашел не мало весьма любопытных данных для своих выводов и обобщений. Но и помимо этого, сам автор скоро же отказался от своего разделения Типикона на четыре редакции и в дальнейшем своем исследовании не стал держаться его. «Славянские уставы XVI-XVII в., говорит г. Мансветов, по изложению главных частей примыкают одни к четвертой редакции, а другие к третьей, иные не подходят ни к той, ни к другой и имеют свои довольно крупные особенности. На основании этих особенностей можно было бы насчитать еще несколько редакций, но так как едва ли не каждый Устав имеет свои отличия, и разрастание их состава идет прогрессивно, то будет более удобным изложить дальнейшее движение Типика в общем очерке и отметить главные стороны происходившей над ним работы» (стр. 281). Эта работа заключалась в том, что в это время наш Церковный Устав стал пополняться множеством таких вводных статей, которые ничего не имеют общего с Уставом, и перерабатываться применительно к русской практике. Дополнения Устава коснулись всех частей и некоторые из них разрослись в количественном отношении настолько, что из себя только составляли объем Типикона (Синод. ркп. №329). В это время появились прямо целые сборники, получившие название «Обиходников», которые включили в себя обычаи того или другого монастыря или собора и, при действии господствующего иерусалимского Устава, приобрели настолько решающее значение, что обычаи местно-русские как бы совершенно вытесняли обычаи древнейшего иерусалимского Устава. Появлению этих Обиходников несомненно поспособствовало то обстоятельство, что на местно-русских соборах этого времени были канонизованы очень многие святые из русских, для которых понадобились и новые службы, но утверждать, что до XVI в. цифра славяно-русских святых и праздников в наших уставах очень незначительна и колеблется между шестью и десятью (стр. 284), это, по меньшей мере, поспешно. Мы уже говорили, что автор пользуется небольшим полем для наблюдения, а поэтому и в выводах не лишне быть ему осторожным. Мы можем указать автору на Типикон 1494 года, написанный в Соловецкой обители известным соловецким трудолюбцем по части книжного списания священно-иноком Досифеем, при митрополите русском Зосиме, и хранящийся ныне в библиотеке Казанской духовной Академии. В этом Уставе количество имен святых русских и местно-русских праздников в общей сложности не меньше двадцати, а именно, под 7, 20 и 25 сентября, под 1, 15 и 21 октября, под 6, 17 и 27 ноября, под 21 декабря, под 11 и 12 февраля, под 11, 30 марта, под 2, 3, 7, 9, 20, 23 и 28 мая, под 9 июня и под 15 и 24 июля. Если же повнимательней просмотреть настоящий месяцеслов, то количество имен святых, без всякого сомнения, значительно возрастет. Таким образом, из этого факта можно вывести заключение совершенно обратное тому, какое сделал автор в своей книге, т.е. что за период времени до XVI в. было весьма много памятей местных святых и что они справлялись не только в своих областях, но даже и заходили на страницы общего Типика (слич. стр. 285). Само собою разумеется, что количество этих святых значительно возросло против прежнего в XVI и особенно в XVII столетиях, так что «не токмо исчислити, но и умом человеческим невозможно постигнути, колико во святей России угодников Божиих просияша к славе и похвале Божией». Но говоря о появлении Обиходников в богослужебной практике нашей русской церкви, о их значении для характеристики нашего богослужения за данный период, указывая на то, что «извлечения из Обиходников заходили не редко в общие уставы и шли вперемешку с правилами греческого Типика; большей же частью они входили в содержание последнего и дополняли его основной текст подробностями местной практики» (стр.272), автор, однако, не вошел в подробный анализ этих Обиходников, оговорившись в предисловии, что «этот отдел нашей литургической письменности настолько богат по содержанию и важен по своим выводам, что мы не решились касаться его в беглом очерке» (стр.IV). По нашему мнению, этот, хотя бы то и «беглый очерк» монастырских Обиходников настоятельно необходим ввиду того, что эти Обиходники имеют весьма близкое отношение к нашему первопечатному Типикону 1610 года, содержание которого без этого знакомства для большинства читателей останется непонятным и вызовет еще большее недоумение, когда узнают, что этот Типикон 1610 года подвергся осуждению патриарха московского Филарета и был предан сожжению. Указанный нами анализ местно-русских уставов был бы более на месте и прочитался бы с большим интересом, чем, например, анализ так называемого «Скитского Устава», который имел место в монастырской келии и которым руководились монахи при исполнении своих келийных правил. Трудно понять, почему автор заговорил об этом Уставе в своей книге, потому что этот Устав решительно не имел никакого отношения к господствующему иерусалимскому, и не оказал на него ни малейшего влияния. Одновременность существования с этим последним и тождество названий (устав) еще мало дают право на внимание к себе тех или других памятников. Кажется, книга г. Мансветова не проиграла бы в полноте, если бы автор опустил в ней страницы с скитским Уставом, а напротив, даже выиграла бы в стройности и последовательности. Не особенно важное значение имел и «окозрительный» Устав Геннадия, архиепископа новгородского (1505). Попытка этого владыки упростить пользование общим Уставом и дать решение касательно отправления службы в однородные праздники или при стечении нескольких памятей в один день (стр.304), попытка весьма почтенная, но она не принесла тех благих результатов, какие ожидал от нее архиепископ новгородский. Прежде всего, он сделался известным в практике не ранее XVII столетия, когда этот Устав появился на страницах местно-русских уставов и был принят в пределах новгородских. Уже затем через новгородские рукописи этот труд проник в пределы московские, но здесь по особенному сознанию г. Мансветова, «большого практического значения и влияния на обработку Типика не имел и остался опытом без будущности» (стр. 305). Вот поэтому-то нам думается, что автор лучше бы сделал, если бы от подробного анализа монастырских Обиходников прямо и естественно перешел к судьбе нашего печатного Типикона, оставив без упоминания о скитском и окозрительном Геннадиевском уставах, или ограничившись лишь самыми общими краткими замечаниями о том и другом.

Страницы, посвященные г. Мансветовым в своей книге судьбе нашего печатного Типикона, можно назвать блестящими. Эти страницы читаются с захватывающим живым интересом и прямо отвечают на запросы нашего времени, обуреваемого разного рада недоумениями и вопросами, на которые жадно ждет ответов наше православное духовенство.

Первым печатным Типиконом был Устав, изданный в 1610 году троицким головщиком, а потом уставщиком Логгином, по прозванию Шишелевым. Хотя в предисловии и говорится, что этот Устав был издан в свет «повелением великого государя», – «с благословения первопастыря, крайнего святителя, отца отцем кур Ирмогена патриарха московского» и «по совету преосвященных митрополитов, архиепископов и епископов и всего освященного собора», но впоследствии, когда возбуждены были против Логгина разного рода нарекания за исправление Служебника, то и Устав этот был подвергнут строгому осуждению со стороны патриарха московского Филарета. «Те уставы, говорил патриарх, печатал Троице-Сергиева монастыря крылошанин черный Логгин без благословения… патриарха Гермогена и всего освященного собора и многие в тех уставах статьи напечатаны не по апостольскому и не по отеческому преданию своим самовольством». Последствием такого осуждения было то, что настоящий Устав был сожжен (Р.И.Б. III, 902). Из книги г. Мансветова видно только, что это осуждение было «слабое и голословное» (стр.313), но вопрос о том, какие статьи в этом Уставе были включены «не по апостольскому и не по отеческому преданию, своим самовольством», этот вопрос остается у г. Мансветова нерешенным. Он делает предположение, что «патриарх мог высказать эту мысль под влиянием тех отзывов, которые были сделаны о Логгине Дионисием» с его сотрудниками во время спора о прилоге «и огнем», но это предположение едва ли правдоподобно. Вернее всего нужно думать, что приведенные выше слова патр. Филарета относятся именно к статьям, внесенным в Устав из местно-русских Обиходников, к которым Устав 1610 года стоял в прямой и тесной связи. Этой связи в книге г. Мансветова не видно, не видно даже и того, каков по своему содержанию был этот «первенец». Необходимо было бы познакомить автору своих читателей с подробным анализом этого Устава, так как экземпляры его весьма редки, а под руками г. Мансветова их было несколько.

Следующее издание Типикона было сделано в 1633 году и повторено в 1634 году. Разницы между обоими этими изданиями почти нет никакой и вопрос о причине этого второго издания остается невыясненным. По сравнению с Уставом 1610 года оказывается, что издатели Устава 1633 и 1634 годов имели ввиду сократить первое издание и исключить из него статьи русского происхождения, заимствованные из монастырских и соборных обрядников, одним словом они желали положить конец дальнейшему разрастанию нашего Типикона. Издание это во многих отношениях лучше 1610 года, но не устранило довольно крупных недостатков и велось без определенного плана и непоследовательно. Поэтому при издании Типикона 1641 года мы видим снова поворот по изданию его 1610г. В Уставе 1641 г. исключены статьи «от посланий Никонских», прибавлены статьи о числе монахов, об общем содержании Устава, о том, как справляется служба в русских обителях, замечание, как править службу при неимении месячных Миней, статья о посте и некоторые другие статьи (см. стр. 322). Издание Устава при патриархе Иосифе в 1651 году было почти повторением издания 1641 года. Но совершенно по иным началам и с другими результатами велось исправление нашего Типикона при издании его в 1682 году и 1695 году. Издания эти последние относятся к тому времени, когда у нас ясно была сознана необходимость вести книжное исправление по греческим оригиналам, и поэтому и результаты от подобной работы получились иные. Так, например, издание Типикона 1682 года было сделано с Устава 1641 года, но после тщательного исправления этого последнего по другим источникам, как например, правленым часословам наших московских изданий, львовскому Трефолою, греческим уставам и Минеям. В результате этого исправления получилось то, что целые статьи русского происхождения были вычеркнуты, как несогласные с греческим оригиналами, в месяцеслове исключено до 50 памятей святых, празднование которых было утверждено на соборах предшествующего времени, уничтожены на том же основании многие тропари и кондаки, составленные русскими песнопевцами, произведено было соглашение в тексте молитв и возгласов, исправленных уже ранее этого, и, таким образом, уничтожено разногласие между Типиконом и другими богослужебными книгами. В частности, редакционная работа состояла в изменении заглавия статей, в замене технических и малопонятных слов более простыми и известными, в постановке более правильной конструкции речи, в изменении порядка статей и их сокращении. Для знакомства с детальной стороной автор представил весьма обстоятельное описание «кавычного» Типикона 1641 года, хранящегося в М. типографной библиотеке под № 1373 (стр. 328–356). Из этого знакомства г. Мансветов выводит следующее любопытное заключение, что ни одно из указанных выше требований не было проведено последовательно, и исправители, теряя по местам руководящую нить, сбивались в сторону. От этого происходили противоречия и недосмотры, которые бросаются в глаза при внимательном чтении и могут служить затруднением для отправления церковной службы. В других служебных книгах эти недосмотры не так заметны, но в Уставе, который объединяет в себе содержание прочих церковно-служебных книг и регулирует их употребление, они составляют весьма крупный недостаток и могут служить поводом ко многим недоразумениям» (стр.338), которые не должны быть и «присутствие которых чувствуется тем сильнее, что »Устав 1682 г. положен в основание дальнейших его изданий, и, за многими исключениями, перепечатывается до сих пор без изменений« (стр. 342). С этим замечанием, вполне основательным, нельзя не согласиться; и созданным Уставом 1682 года недоразумения вскоре же обнаружились, и явилась настоятельная необходимость согласить действовавший в практике Устав с действовавшими же богослужебными Минеями, которые были исправлены только в 1689 г. Это соглашение было сделано при издании Устава 1695 г., когда кроме того были уничтожены и некоторые промахи издания предшествующего времени. В этом издании снова были возвращены на свои места многие памяти святых, вычеркнутые из месяцеслова при уставах в издании 1682г. Издание 1695 г. «завершило собой процесс исправления нашего Типикона. Что было предпринимаемо и сделано в этом отношении далее, вплоть до последнего издания 1877 года (включительно), ограничивается незначительными изменениями в тексте молитв и последований. Не устранены даже некоторые ошибки и недосмотры, допущенные справщиками 1695г. и дело остается в том же почти положении, как было 180 лет тому назад. С редакционной стороны наш теперешний Устав также не далеко двинулся вперед, и за немногими исключениями, составляет перепечатку с издания 1695 года» (стр. 356).

В «приложениях» к настоящей книге автор указывает на литургическое значение Кондакарей Романа Сладкопевца (стр. 369) и Устава Венедикта Нурсийского (стр. 375), описывает полные уставы студийской редакции №33–380 (стр. 378) Моск. Синод. библ., Моск. типограф. библ. №285 и №287, М. Синод. библ. №331–381 и №382–905, перечисляет греческие списки студийского Устава по печатными источникам (стр. 397), описывает все уставы иерусалимской редакции, хранящиеся в библиотеках Московской Синодальной и Румянцевском музее (стр. 403), точно издает славянскую службу в день Рождества Богородицы по Уставу М. Синод.библ. № 330–380 и по греческому уставу той же библиотеки №456, сравнивает уставы студийский №330–380 с иерусалимским по изложению служб в праздненство Богоявления, на праздник Сретения, на праздник Благовещения, первой седмицы великого поста, дает описание Никодимова Типика Белградской публичной библиотеки, Устава из Севастьяновского собрания в Московском публичном музее №1458 и Устава из Императорской публичной библиотеки сербской редакции, приводит целиком выдержку из устава Императорской публичной библиотеки сербской редакции, приводит целиком выдержку из Устава Императорской публ. Библиотеки о многолетствовании царя и поздравления игумена на кануне Рождества Христова, делает сравнение синодальных уставов 2 и 3 редакции в изложении суточной службы и по Триоди, описывает правленый экземпляр Минеи за месяцы апрель, май и июнь из библиотеки М. типографск. под №1316 и №1144, который начали исправлять спустя два года после исправления Устава, т.е. в 1689г., перечисляет новые памяти и тропари в Уставе 1695г. сравнительно с уставом 1682г., наконец, делает несколько кратких замечаний в ктиторских уставах в Византии.

Из сделанного краткого и весьма поверхностного обозрения книги г. Мансветова достаточно ясно видеть, насколько эта книга обстоятельна по затрагиваемым в ней вопросам. Бесспорно, при чтении этой книги может родиться множество вопросов и недоразумений, некоторые места ее вызывают читателя прямо на возражения, но не нужно забывать, что автор почти не имеет предшественников в разработке данного вопроса и трудится над ним весьма усердно, собирая материалы в рукописях и неразработанных источниках. Конечно, автору следовало бы ограничить рамки своей работы и у него бы получилась, быть может, цельная история нашего Типикона, тогда как теперь, увлекаясь подробностями, он вводит много лишнего и вместо истории нашего Типикона дает описание их. Книгу г. Мансветова можно назвать, и название будет вполне правильное, описание всех книг и рукописей, носящих название «Устава» и хранящихся главным образом, в московских библиотеках. Кроме этого и описание ведется не в исторической последовательности, а как-то случайно и скачками, так что неспециалисту можно решительно растеряться в массе этого материала. Напрасно автор многие интересные вопросы обходит совершенным молчанием, и о других говорит лишь вскользь и мимоходом, чтобы только отделаться от них, но решения этих вопросов не дает, оставляя их открытыми. Но за всем тем повторяем, книгу эту и некоторые ее страницы, особенно посвященные истории нашего печатного Типикона, читатели прочтут с живейшим интересом и любопытством и бесспорно скажут большое спасибо ее даровитому и трудолюбивому автору.