Я.Н. Любарский. О Павле Владимировиче Безобразове и его книге о Михаиле Пселле

В короткой аннотации, открывающей вышедшую посмертно книгу П.В. Безобразова «Очерки византийской культуры» (Пг., 1919), академик С.А. Жебелев писал: «Более тридцати лет своей трудовой, мятежной, полной превратностей жизни покойный (скончался в октябре 1918г.) посвятил изучению Византии. Много памятников изучил, еще больше прочитал...». Восемьдесят лет назад, когда писались эти строки, эти слова академика были понятны многим. Ныне уже не осталось в живых даже учеников самого Жебелева, и нужно предпринять специальные разыскания, чтобы уяснить, почему жизнь приват-доцента, так и не ставшего ординарным профессором П.В. Безобразова была названа «мятежной и полной превратностей».

Впрочем, даже не зная обстоятельств его жизни и только прочитав публикуемую здесь книгу, можно догадаться, что автором ее был человек незаурядный и вряд ли легкой судьбы. Попытаемся все же коротко рассказать о жизни русского византиниста и публициста П.В. Безобразова, как она представляется на основе немногих свидетельств современников и, главным образом, архивных материалов.¹

П.В. Безобразов родился в феврале 1859г. Оба его родителя оставили значительный след в истории русской культуры. Его отец Владимир Павлович, происходивший из древнего дворянского рода, был фигурой, хорошо известной в свое время. Ученый экономист и публицист, академик и сенатор, в то же время человек практического склада, он много путешествовал по России и отличался либеральными взглядами. Как написано в словаре Брокгауза и Ефрона, «В.П. Безобразов всю жизнь оставался верен прогрессивным убеждениям, несмотря на частые колебания в нашей политической атмосфере». Мать Павла Владимировича, Елизавета Дмитриевна, великолепно владела несколькими иностранными языками и была «тайной публицисткой»: сотрудничала в ряде известных заграничных журналов, причем писала под псевдонимом, так что о ее литературной деятельности не догадывались даже очень близкие люди. На русском языке она опубликовала книгу для детей. Незаурядной личностью оказалась и сестра нашего героя – Мария Владимировна, принимавшая активное участие в создании Русского Философского общества. Если ко всему сказанному добавить, что Павел Владимирович женился на дочери знаменитого историка Сергея Михайловича Соловьева, то станет ясно, что интеллектуальная атмосфера была почти буквально тем воздухом, которым с юных лет дышал Безобразов.

В 1879г. он окончил с золотой медалью царскосельскую гимназию и в том же году поступил на историко-филологический факультет Санкт-Петербургского университета. Ученик В.Г. Васильевского, молодой Безобразов принадлежал, видимо, к числу студентов выдающихся, во всяком случае в 1883г. за представленные им сочинения получил три медали, а одна из его студенческих работ, посвященная Боэмунду Тарентскому, была опубликована в Журнале Министерства народного просвещения (ЖМНП, 226, 1883). В 1885г. недавний выпускник университета выдержал экзамен на степень магистра по всеобщей истории и был командирован для научных занятий за границу, посетил Италию, Грецию, Турцию. Во время командировки изучил много греческих рукописей. Результатом чтения этих средневековых манускриптов и других научных занятий и явилась публикуемая книга, защищенная в 1890г. в качестве магистерской диссертации на историко-филологическом факультете Санкт-Петербургского университета.

Уже с 1888г., видимо, сразу после возвращения с Востока, Безобразов начинает чтение лекций по истории Византии в качестве приват-доцента Московского университета. Первое тридцатилетие его жизни представляется вполне безоблачным и, кажется, предвещает спокойную и достойную карьеру университетского профессора. Действительность, однако, этих ожиданий не оправдала.

Первым предвестником грядущих бед оказалась статья, опубликованная в библиографическом отделе майского номера журнала «Русская мысль» за 1890г. Анонимный автор крайне пренебрежительно отзывается здесь о труде П. Безобразова. Появление этой рецензии вряд ли было случайным. Сохранилось письмо П.В. Безобразова к редактору «Исторического вестника» от 13 ноября 1890г., в котором обиженный автор пишет о «постоянной интриге», которая ведется против него в Московском университете, о том, что «некоторые профессора постоянно за глаза бранят его», и просит опубликовать его ответ недобросовестному рецензенту, «не знающему предмета, о котором берется писать (ОР РНБ, ф.874, л.39).

Сейчас трудно судить о сути «постоянной интриги», ведшейся против молодого приват-доцента, ясно, во всяком случае, что его служебные отношения складывались не лучшим образом. Настоящий скандал разразился, однако, позже, в январе 1895г., он вышел тогда далеко за рамки служебной интриги и взаимоотношений с коллегами. Для того чтобы понять суть произошедшего, надо иметь в виду, что помимо научных штудий и преподавания Безобразов активно занимался публицистикой и не чурался общественных выступлений. Среди его публикаций – немало статей и брошюр о женском вопросе, интерес к которому он, возможно, унаследовал от матери – сторонницы женской эмансипации. Весьма любопытно, что положение женщины для Безобразова, как он неоднократно сам об этом писал, было индикатором состояния общества в любую эпоху, и свою статью, написанную незадолго до этого времени и озаглавленную «Черты византийских нравов и культуры» (см. ниже прим. 5) он начинает именно с рассуждений об униженном положении женщин в Византии. Видимо, исторические изыскания и общественная позиция никогда не были четко разграничены в сознании П.В. Безобразова.

«О женщине в истории» – так была обозначена тема благотворительной лекции, которую прочел Безобразов 10 января 1895 года в Историческом музее Москвы. Архив Павла Владимировича практически не сохранился, конспекта этой лекции у нас нет, но оставшиеся архивные документы позволяют судить, что на самом деле происходило в тот день в зале музея. Уже через неделю после лекции министром внутренних дел И.Н. Дурново было сделано секретное представление в Министерство народного просвещения, в котором сообщалось, что лектор «помимо крайне тенденциозного изложения предмета, при ссылках на современное положение разбираемого вопроса, в двусмысленном тоне касался существующих правительственных распоряжений и между прочим утверждал, что женщина, стремящаяся в России к образованию, может рассчитывать только на препятствия...». Далее цитируются призывы, с которыми Безобразов обратился к студентам: «Мы старые, век свой уже прошли (лектору в это время тридцать пять лет!) и будем надеяться на вас, молодых. Сплотитесь и идите стойко и смело по намеченному вами пути и добивайтесь ваших прав...». Очевидно, представление, сделанное Дурново, основывалось на доносе весьма обстоятельном. Сообщается, в частности, что Безобразов в конце лекции «выразил негодование лицам, делающим карьеру путем подлости и неправды, и закончил лекцию словами: «холопы, холопики и холопчики – подлецы», вызвавшими горячие аплодисменты со стороны молодежи и общее неудовольствие в остальной присутствующей публике» (РГИА, ф. 733, оп. 150, д. 1057, л. 188).

Реакция со стороны министра народного просвещения графа Делянова последовала незамедлительно. От «виновника» требуют объяснений, которые, однако, не удовлетворяют министра. Уже через две недели, 31 января 1895г. попечителям всех учебных округов России под грифом «секретно» направляется распоряжение Делянова, запрещающее П.В. Безобразову «в предупреждение вредного влияния его на слушателей всякую педагогическую деятельность и чтение каких бы то ни было публичных лекций» (РГИА, ф. 733, оп. 150, д. 1057, л. 200).

Особый трагизм этой ситуации для Безобразова состоял кроме всего прочего в том, что буквально за несколько дней до злополучной лекции в ответ на ходатайство попечителя Одесского учебного округа было получено специальное разрешение Государя Императора на занятие Безобразовым должности экстраординарного профессора Новороссийского (Одесского) университета. Поскольку у Безобразова не было необходимой для профессорского звания докторской степени, назначение должно было состояться в порядке исключения, с учетом его ученых заслуг и способности «популярного, занимательного и даже блестящего изложения» (РГИА, ф. 733, оп. 150, д. 1057, л. 159). Увы, педагогическая карьера оказалась прерванной на долгие десять лет... Лишь в 1905г. он смог снова вернуться в Московский университет и удержаться там еще три года. С 1908г. Безобразов – архивариус Государственной Думы, а с 1913г. – приват-доцент Санкт-Петербургского университета.

Кем же был по своим убеждениям потомственный дворянин, сын сенатора и академика, несомненно разносторонне одаренный Павел Владимирович Безобразов?

У нас немало материалов, чтобы ответить на этот вопрос, однако воспользуемся для этой цели главным образом лишь одной его брошюрой, посвященной жизнеописанию известнейшего историка, скончавшегося в 1879г., тестя самого Безобразова, Сергея Михайловича Соловьева (С.М. Соловьев. Его жизнь и научно-литературная деятельность. СПб., 1894). Как можно увидеть даже из публикуемой здесь книги о Пселле, П.В. Безобразов был органически неспособен к бесстрастному изложению, и потому его собственные воззрения представлены в брошюре о Соловьеве не менее ярко, чем взгляды его героя. Вот некоторые цитаты из упомянутой брошюры: «В ранней молодости Соловьев увлекался славянофильством и русофильством, узким национализмом и ложно понятым патриотизмом. Серьезные занятия скоро убедили его, что он стоит на ложном пути, и по защите магистерской диссертации он примкнул к западникам» (с. 72). П.В. Безобразов имеет в виду, конечно, школу Грановского и совершенно справедливо рассуждает, что «западники» совсем неподходящее название для людей этого типа, что на самом деле они никакие не «западники», а мыслители широкой европейской культуры и настоящие русские гуманисты. В этих рассуждениях нельзя, конечно, не видеть отражения обострившихся в начале прошлого века и продолжающихся до сих пор дебатов между «патриотами» и «либералами» (оба наименования абсолютно условны, не отражают сути дела, но хорошо понятны современному читателю). Естественно, Безобразов на стороне истинных «русских гуманистов». Впрочем, как и герой его книги, П.В. Безобразов не примыкает ни к какой определенной партии и видит идеал поведения в исполнении долга и честном служении отечеству. Вот как, например, он мимоходом характеризует чрезвычайно симпатичного ему графа Строганова, покровительствовавшего С.М. Соловьеву: «Строганову были присущи талант, трудолюбие, честность, благородство, строгое исполнение своих обязанностей» (с. 11).

Строгое следование таким идеалам (а у нас нет никаких оснований сомневаться в искренности П.В. Безобразова) редко соединяется с покладистостью характера. Этой «покладистости» у П.В. Безобразова, кажется, не было вовсе. Его письма, отправленные в самые разные периоды его жизни, исполнены жалобами на недоброжелательство коллег и враждебность начальства. П.В. Безобразов и на самом деле, как он об этом пишет, не пришелся ко двору ни властям, ни «радикалам» (см. его письмо С.Ф. Платонову от 3.10.1907 – ОР РНБ, ф. 585, 2219). В начале XX века Безобразов усиленно следит за политической ситуацией и партийными дрязгами, явно не одобряет социалистов и пишет целую брошюру под характерным названием «Преступление против демократизма», направленную против кадетской партии.² Достаточно трезвое политическое и общественное мышление сочеталось, видимо, у Безобразова с чертами дон-кихотской наивности: например, борясь с проституцией, он не только постоянно призывает верить в силу добра и правды, выражает уверенность в торжестве любви, но и обращается к мужской части общества с призывом к сексуальному воздержанию...³ В 1918г. Безобразова не стало.

В меру сил и объема имеющегося материала я пытался дать читателю представление о личности и убеждениях автора публикуемой книги о Пселле. Среди византинистов дореволюционного времени существовал, конечно, огромный разброс взглядов, политических позиций, типов личности, наконец, – от «охранителей устоев» и ксенофобов Г.Ф. Церетели и Д.В. Айнашева до Б.А. Панченко, умершего, по некоторым сведениям, на посту председателя Киевского ВЧК.⁴ Разумеется, в силу «специфики предмета» православно-охранительные тенденции должны были быть достаточно сильны в среде византиноведов. На этом фоне П.В. Безобразов представляет собой некое исключение, хотя историю Византии он воспринимал отнюдь не отвлеченно и как предмет сугубо научных занятий. Как раз наоборот: Византию он рассматривал сквозь призму современной ему ситуации и был весьма далек от умильного взгляда на Восточно-Римскую империю. Более того, все варварское и бесчеловечное в Древней Руси он пытался вывести именно из византийской истории.⁵ Как писал в уже цитированной мною аннотации академик С. Жебелев, Безобразов «подмечал скорее минусы, чем плюсы византийской культуры и склонен был эти минусы даже подчеркивать. Он знал плюсы, но обошел их молчанием». С этих позиций написаны не только «Очерки византийской культуры», но и публикуемый здесь «Михаил Пселл». Для П. Безобразова Пселл – тип преуспевающего и, как мы бы сейчас сказали, совершенно коррумпированного византийца, человека без всяких следов чести и совести. Так ли это? Не влияют ли на позицию Безобразова постоянные сопоставления византийской жизни с окружающей его российской действительностью? И, пожалуй, самое главное: насколько в принципе продуктивна для исследователя позиция отрицания, почти ненависти к герою – предмету его исследования? Последняя проблема особенно значима для оценки труда Безобразова. Конечно, ненависть – не лучшая помощница ученому в подобных случаях, впрочем, однако, как и умиление предметом исторического исследования, подчас становящееся ныне модным среди византинистов и специалистов по русской старине. В обоих случаях односторонность ущербна. В то же время «личное», заинтересованное отношение Безобразова к прошлому помогает ученому высветить такие его стороны, которые вовсе недоступны абсолютно объективному равнодушному исследователю.

Этим, пожалуй, и интересен публикуемый здесь труд. В нем все представлено ярко и выпукло, не говоря уже о том, что в русском переводе даются интереснейшие и весьма обширные отрывки из документов и писем XI века, с которыми больше нигде русский читатель познакомиться пока не может. П.В. Безобразов так никогда и не написал задуманного им второго тома своего исследования о творчестве Пселла. Не станем гадать, почему он этого не сделал. Не исключено, что многообразное творчество великого византийца не согласовалось с созданным Безобразовым образом «средневекового негодяя». Та книга, которую он успел опубликовать, – яркое историко-публицистическое сочинение, вполне заслуживающее интереса читателя начала третьего тысячелетия...

Текст книги Безобразова подвергся некоторому сокращению и небольшой редакции. Многие греческие цитаты переведены нами на русский язык. Отрывки, приведенные автором по рукописям, идентифицированы по новым изданиям. Мои краткие примечания к тексту П.В. Безобразова заключены в квадратные скобки. Ссылки на литературу даются по правилам, принятым в публикующейся в этом же томе моей книге «Михаил Пселл. Личность и творчество».

Я. Любарский