Понятие милости

«Немощные и радостные» – все нуждаются и просят божественной милости: те молят Господа о начале её, а эти о продолжении. Следовательно, перед нами слово, в котором отпечатлеваются душевные движения всего человечества к небесному Благодетелю. В нем можно читать самое красноречивое выражение всех человеческих страдании и радостей. Не в молитве одной и не в храме только это слово выделяется своей царственностью, но на каждом шагу жизни. Оно ярко блестит в царском венце и благодетельно покрывает суму нищего. Если у царя оно спорит с могуществом, и тот в представлении своих подданных более милостив, чем грозен, то и у нищего на устах оно имеет необыкновенную силу. Унылая просьба о милостыне и вид боязливо протянутой руки глубоко уязвят душу, если в ней сохранились остатки чистой совести и доброго сердца.

Никто не может исчислить трофеи его нравственной победы. Здесь оно украшает строгий суд и правду, там смягчает суровую жестокость, а здесь преклоняет своекорыстную силу. Поэтому, искренне жаль, если человек облекает в него свои самые дешевые и часто лживые чувства; мерзость последних через это еще больше становится.

Если сюда присоединим, что крестный путь Нашего Спасителя, закончившийся после голгофского позора воскресением и вознесением на небо, был путем милости к падшему человечеству, то у нас на лицо все существенные мотивы для самого внимательного отношения к этому слову.

Филолог, желающий идти далее внешней формы языка, общих законов человеческой фонетики, должен принять за аксиому, что человечество говорит одним языком, но каждый отдельный народ и в нем всякий человек своим собственным. ¹ Бог вложил в душу человека постоянную тенденцию – насколько можно точнее применять свой членораздельный звук к выражению своей мысли.

Но мысль человеческая неуловима и жива, как сама человеческая душа. Жизнь её отражается и на членораздельном звуке. Отсюда, язык не есть нечто реально законченное, а постоянно развивающееся. Каждое слово имеет свою историю, проследить которую до подробностей безусловно важно, но не мыслимо, по недостатку необходимого материала. И в языке одни слова умирают, другие рождаются, а иные подвергаются изменениям. С другой стороны, в каждом слове нужно искать отпечаток духовной индивидуальности народа и человека. Одно и тоже понятие может звучать или торжественным гимном, или грустной элегией.

Человечество в творчестве своего языка пользуется одними и теми же звуками, которых сравнительно немного, но каждый народ и всякий человек произносит их своими органами речи, которые широко разнообразят это общее единство. В изучении изменений общечеловеческой фонетики наука достигла некоторых определенных результатов, которые и служат для филолога пока единственно надежным средством для достижения приблизительной достоверности в его работах.

Так как греческая литература на протяжении огромного периода, от Гомера до византийских писателей, развивалась из национального корня, и является в мире первой по своей внутренней чистоте и полноте, ² то и язык греческий отличается характерными особенностями своей литературы; почему он должен быть средоточным пунктом всякого филологического исследования.

В греческом языке понятие милости выражается двумя глаголами ἐλεεῖν и ἱλἁσϰεσϑαι. Если мы вообразим, что совершенно не знаем смысла этих слов, то для удовлетворения своего интереса первым делом обратимся к литературе, и постараемся найти места, где они употребляются, последние нам откроют их общий, употребительный смысл, и если он будет не один, то приблизительно разграничит их оттенки. На этом, как известно, держится весь материал глоссарных лексиконов. Потом, при свете найденного смысла, будем производить чисто филологическую работу, через разбор самых звуков этих слов будем искать коренной смысл, и полученный результат сравним с корнями других индогерманских языков, выражающими понятие милости, т. е., пройдем путем этимологических лексиконов. В первом случае будем знать, кто, при каких обстоятельствах и к кому обращался за милостью, во втором – уясним, сохранился ли коренной смысл, и один ли и тот же он в различных индогерманских языках.

Как раз по этой программе поступим и здесь; только национальную, греческую литературу предварим новозаветным Словом Божиим и православным богослужением.

Сам Господь впервые произнес слово о милости в нагорной беседе, когда обычно шумные и теснящиеся друг к другу толпы народа ³ должно быть хранили мертвое молчание и тишину. Те счастливые слушатели состояли преимущественно из низшего класса общества; представители среднего и высшего, если они были здесь, увеличивали только пестроту толпы.

Перед Господом здесь были живыми все бедствия, которые делают человечество убогим и жалким, и отягощают самую его жизнь; во главе их стояла нищета, ищущая дневного хлеба. В противоположность этому земному настроению, Господь в немногих, но выразительных словах изобразил святые пути, которые благополучно могут довести человека до его небесного отечества. Путь милости – один из евангельских путей, поставленный Господом на пятом месте.

Евангельские пути различны, но все они ведут к одной цели, спасению, почему и всех идущих ими Господь одинаково ублажил, показал величие и силу их души и невыразимую радость. ⁴

Каждый путь – узкие врата (Мф. 7:13), потому что требует неустанной борьбы и страданий. На одних путях нужна борьба с самим собой, на других с внешним, окружающим миром.

В форме милости и мира Господь выразил здесь любовь человека к ближнему. Следовательно, он заповедал, чтобы мы все свои отношения к ближним измеряли милостью и миром.

Если здесь милость стоит рядом с миром, то в отношении своей награды решительно отделяется от него, и от всех добродетелей, имеющих увенчаться на небе. Только одни милостивые (οί ἐλεήμονες) получат то, что сами делают – они будут помилованы (ἐλεηθήσονται). А об этом человек всегда молил Господа, и теперь молит и будет молить, пока стоит этот мир, весь лежащий во зле (1Ин. 5:19).

Царство небесное обещано полному и постоянному отречению от сего мира. ⁵ Название сынов Божиих будет дано за всегдашнее творение мира. Следовательно, и милость Божия приобретается душой милостивой.

Когда Господь жил и учил на земле, к Нему обращались за помилованием многие страдальцы телом или душой. Его просили о милости иерихонские слепцы (Mф. 9:27: έλέησον ήμᾶς; срав. 20:30; Мрк. 10:47; Лук. 18:38), ханавейская жена, у которой была дочь, объятая властью демона (Мф. 15:22: ἐλέησόν με), отец лунатика (Мф. 17:15: ἐλέησόν μου τον υίόν), 10 прокаженных мужей (Лук. 17:13: επιστάτα, έλέησον ήμᾶς ) и гадаринский бесноватый (Мрк. 5:3–5, 8: μή με βασανίσης, ст. 20 ἠλέησέ σε).

Хотя и различны были их страдания, однако всех тяжкие. Они не просто просили, но кричали (Мф. 9:27: χράζοντες) о помиловании, потому что вблизи Божественного Чудотворца, от Которого ожидали получить исцеление, чувствовали всю жгучесть своих мук, к которым человек обыкновенно с течением времени привыкает.

Господь в помиловании никому не отказал, наоборот, Его исцелявшей рукой двигала глубоко сострадающая несчастиям человека чистая душа (Мф. 20:34: σπλαγχνίσϑείς). ⁶

Несчастных, просивших о помиловании, Господь не раз изображал в своих притчах. То были неоплатный должник, отвративший продажу своей жены, детей и всего имущества падением у ног своего господина и поклонами на коленах (Мф. 18:26. 34: πεσών... προσεχύνει; ἐγώ σе ἠλέησα) и богач, которому, во время мучений в адском огне, была бы так дорога капля воды, если бы ее принес ему Лазарь на самом конце своего перста (Лук. 16:24 ἐλέησόν με).

Наше спасение через веру в И. Христа апостолы в своих посланиях считают исключительно делом милости Божией, которая покрыла предшествовавшее наше противление истине (Рим. 11:30 – 33: ἠπειϑήσατε... ἠλεήϑητε). Из состояния непомилованных Господь возвел нас на степень народа Божия и помилованных (1 Пётр. 2:10: οὐϰ ἠλεημένοι, νῦν δὲ ἐληϑέντες; λαός Θοεῦ). Эта же милость должна быть всегда самым живым побуждением для поддержания в нас бодрости духа при тяжких несчастиях, для избежания тайной срамоты, рабской хитрости и лжи в отношении Слова Божия (2Кор. 4:1: ϰαϑώς ἠλεήϑημεν, οὐϰ ἐϰϰαϰοῦμεν). ⁷ Сам сосуд избранный (Деян. 9:15) в своем обращении ко Христу видел только милость Божию, покрывшую его прежнее жульничество, гонение и досаждение Церкви Христовой (1Тим. I, 13: ἠλεήϑην).

Происходящее от глагола ἐλεεῖν прилагательное ἐλεεινός встречается в Н. Завете всего два раза. Ап. Павел говорит, что все мы без веры в воскресение И. Христа, при одной надежде на Спасителя только в этой жизни, являемся самыми жалкими людьми (1Кор. 15:19: ελεεινότεροι). Жалким так же называется ангел Лаодикийской церкви (Апок. 3:17: ἐλεεινός). ⁸

Есть два примера, где в одном и том же предложении встречаются оба исследуемые нами слова. Римских христиан ап. Павел поучал миловать с добрым изволением XII, 8: ό ἐλεῶν ἐν ίλαρότητι). Он же писал евреям, что Христос во всем должен был уподобиться братии, чтобы Ему быть милостивым (έλεημων) и стать верным первосвященником для очищения перед Богом людских грехов (II, 17: εἰς τό ίλάσϰεσϑαι).

Понятие милости в форме глагола ίλάσϰεσϑαι и слов, производных от него, очень редко выражается в Н. Завете. Этим словом просил Бога о милости к себе, как грешнику, приточный мытарь, стоявший в храме вдали, от полноты своего сокрушенного сердца ударявший себя в грудь и считавший себя недостойным поднять глаза на небо (Лук. 18:13: ἱλάσθητί μοι τῷ ἁμαρτωλῷ). Своим искренним раскаянием он приобрел оправдание (ibid. ст. 14: δεδικαιωμένος), хотя не имел ни одной из добродетелей, которыми одновременно в том же храме так величался фарисей.

Совершитель нашего спасения называется в апостольских посланиях ίλαστήριον и ίλασμός, потому что Он искони был предназначен для очищения наших грехов (1Ин. II, 2; IV, 10: περί τῶν άμαρτιών ἠμῶν), и именно через кровь Его (Тим. 3:25).

Прилагательное ἵλεώς встречается всего один раз, если не считать места, заимствованного из В. Завета (Евр. VIII, 12). Когда Господь сказал ученикам об ожидающих Его страданиях и смерти в Иерусалиме, Петр, дороживший жизнью своего учителя, отвел последнего в сторону от своих товарищей, и наедине убеждал: милосéрдъ ты́, Гóсподи: не и́мать бы́ти Тебѣ́ сié . (Мф. 16:21, 22: ἵλεώς σοι κύριε οὐ μὴ ἔσται σοι τοῦτο). Этим он выразил желание, чтобы Бог был милостив к И. Христу, и не допустил предстоящих страданий (ἵλεώς σοι ἒστῷ ὸ θεός). ⁹

В результате мы имеем:

1) Έλεειν коренится в круге отношений человеческих. Милость в форме этого глагола вызывается состраданием, которое испытывал Сам воплотившийся Господь. Οί έλεήμονές нагорной беседы – люди, и проходят евангельский путь милости среди людей. Этот путь, будучи истинным человеком, прошел Сам Господь, и на все времена дал милостивым пример. Они не могут открыть глаза слепому, но в силах облегчить его несчастье. Не в состоянии снять проказу, но в их власти сострадательный уход за прокаженными. У них могут не оказаться неоплатные должники, но всегда будут повинные перед ними.

2) Ίλάσκεσϑαι, обычно в связи с άμαρτίαις, твердо стоит в круге отношений между Богом и человеком – грешником. В собственном смысле один Бог – ΐλεως, который очищает грехи человека, и дает ему оправдание.

3) Примеров перенесения ίλάσκεσϑαι в круг человеческих отношений нет, а перенесения ελεεΐν в круг отношений между Богом и человеком есть. Мы видели, что Господь помиловал нас (ἠλεήϑητε), несмотря на наше предшествовавшее противление истине.

4) Έλεειν – форма милости к человеку, находящемуся в беспомощном положении, виновником которого иногда бывает он сам. Слепота, беснование, лунатизм, проказа, неоплатный долг и адские муки стоят здесь в прямой параллели с нашей отверженностью перед Богом за противление Его воле. Вполне последовательно ελεεινός: выражает крайнюю беспомощность человека, окаянство.

Из богослужения остановимся вниманием на вечерне, утрене, часах, последовании ко св. причащению и литургии, и в них преимущественно на молитвах, потому что в песнопениях, при их стихотворном размере, не всегда может наблюдаться тонкое различие употребляемых слов.

Приходя в храм для молитвы, вечерней, утренней или дневной, мы ровно никаких не имеем преимуществ перед евангельскими иерихонскими слепцами, наоборот, они перед нами имеют их. Их просьба о милости ограничивалась только открытием глаз, между тем наши обнимают весь мир, и нас самих с ног до головы, с тела до сокровенных движений духа. Нужно быть необыкновенно убогим, чтобы иметь столько нужд, и просить столько милостей для покрытия их.

Свои просьбы к Господу о милости мы выражаем обыкновенно в ектеньях; и этих просьб больше всего в великой. Всякая просьба формулируется δεηϑῶμεν, помолимся, и сопровождается словами иерихонских слепцов: Κύριε ἐλέησον (Господи помилуй). Выразительно и наше помолимся, указывающее на настойчивость и неотступность просьбы, но формы греческая и немецкая beten еще лучше. В то время, как первая заставляет видеть в молящемся несчастного узника, связанного по рукам и ногам, вторая берет образ с нищего, который старается склонить к себе милость б0гатого человека, и для этого падает перед ним на колена и с любовью обнимает его ноги, покрывая их поцелуями. ¹⁰

Свою крайнюю беспомощность (ἐλεεινός) мы особенно выражаем прошением:

Ὑπὲρ τοῦ ῥυσϑῆναι ἡμᾶς ἀπὸ πάσης ϑλίψεως, ὀργῆς, ϰινδύνου καὶ ἀνάγκης

О избавится нам от всякия скорби, гнева и нужди. ¹¹

Здесь на первом месте неугомонная житейская скорбь, ¹² которая днем и ночью грызет человеческое сердце. Её трудно описать, но мы ей окружены, почти что дышим ей. Кроме прямых несчастий, как то: обнищания, болезни, смерти близких сердцу, здесь разумеются тысячи случаев, когда ежедневно, даже ежечасно, может споткнуться человек. Больше всего этих случаев на пути труда, на который осуждены люди, и правильное течение которого постоянно нарушает грех.

В то время, как житейская скорбь теснит нас более совне, внутри, нашу душу волнует и мучит οργή. ¹³ Душа наша бесконечно не то, что чистое сердце прославленных Господом в нагорной беседе. То сердце – одна гармония, где нет и тени внутреннего беспорядка, а наша душа – клуб греховных движений, выражающихся обычно в грязных страстях, за удовлетворение которых мы платим безумием ночи и легкомыслием дня.

Человеку могут угрожать опасности неожиданные, не только от прямых врагов, а даже от приятелей. Эти случаи разумеет ап. Павел, когда говорит о бедах, перенесенных им, в реках, от разбойников, сродников, язычников, в городах, в пустыне, море и лжебратии. ¹⁴

Мрачную картину человеческих бедствий заканчивает ανάγκη. Это, конечно, не материальный недостаток, потому что он слишком мал, чтобы ему стоять выше οργή, да к тому же он скорее один из многочисленных видов ϑλίψις. Смысл ανάγκη нам может выяснить одно параллельное выражение И. Христа. Говоря Своим ученикам о тягчайшем наказании, ожидающем соблазнителей детской невинности, Господь прибавил: горе мiру от соблазновъ: нужда бо есть прiити соблазномъ (Мф. ХVIII, 7). Сл. словом нужда здесь переведено ανάγκη. ¹⁵ Господь Сам сожалеет мир и предвидит в нем падения, которые повлекут за собой соблазн, но в тоже время сознает их неотвратимую необходимость. Следовательно, причина этой необходимости в жизни самого человека. Взаимные отношения людей грех связывает иногда в такой мертвый узел, который неумолимо требует, часто ни в чем неповинной, человеческой жертвы. С житейской скорбью мы можем бороться и ежедневно боремся, хотя часто падаем под её тяжестью; можем бороться и со своими страстями, особенно при помощи Божией; не всегда не предотвратимы и внешние опасности, хотя они и подрывают почву у самых наших ног; но ανάγκη страшнее всех этих бедствий: она бесповоротно требует гибели человека.

Под влиянием мысли о фактах жизни, где голос человеческой свободы умолкает, еще древние греки создали образ μοίρα, судьбы, с которой не могут воевать даже боги – олимпийцы.

Таким образом, вот какие четыре врага не дают человеку даже шага безопасности. Три первые теснят его со всех сторон, а четвертый, словно носясь в воздухе, ищет головы, на которую бы ему упасть. И жизнь человеческая – это непрестанная борьба с ними. Шум житейской суеты и наш эгоизм заглушают эти отчаянные вопли, горькие слезы и смертные стоны несчастных, так что мы их не слышим и не видим.

Понятно, почему люди так спешат к тихому пристанищу, в храм Божий. Все это страдальцы, между которыми незаметно теряется маленькая горсточка случайных счастливцев, если только она всегда бывает. Здесь, у ног Самого Бога, сраженные житейской скорбью говорят: «заступи», побежденные своими страстями: «спаси», переносящие козни ближних: «помилуй» и стертые судьбой: «сохрани».

Кто это, как не евангельские страдальцы, которые взывали к Господу о помиловании? Разве не подобны друг другу их положения, и не одинакова просьба о милости?!

Просьба к Господу евангельских слепцов была об открытии им глаз, хананейской жены об освобождении её дочери от власти демона, прокаженных об очищении, и наша об изъятии нас из мертвящих объятий наших врагов. ¹⁶

Смысл объясненного прошения – один из самых существенных мотивов всех богослужебных молитв. В последних, сконцентрировав все свои телесные и душевные нужды в своей крайней беспомощности (έγώ δε ό ἐλεεινός), ¹⁷ мы чаще всего просим вообще о милости Божией (ἒλεος).

Обращаемся за помилованием к Пресвятой Троице (ἐλέησον ἡμᾶς), ¹⁸ в отдельности к И. Христу через посредство молитв свв. отцов и Божией Матери. ¹⁹ По представлению молящихся христиан, Господь есть Бог или Господь милости (Σὐ γάρ εί ϑεός (ϰυριε) τοῦ ἐλέους), ²⁰ у Которого вся eё полнота. ²¹ С нежностью отца Он любит блюстителей Его святой воли и грешников милует, ²² потому что последних всех зовет к спасению.

Так как мы существуем только милостью Божьей, то о ней усиленнейше молим, ²³ желаем, чтобы она постоянно продолжалась, ²⁴ ниспосылалась бы ²⁵ и нисходила бы на нас, ²⁶ была бы всегда с нами ²⁷ и никогда бы не отступала от нас. ²⁸

Господь из одной милости сошел с неба на землю. ²⁹ Его милость есть милость сострадания. ³⁰

Примеров употребления в нашем богослужении ίλάσϰεσϑαί, с производными формами, немного, и они почти все сходны с известными уже нам новозаветными примерами. Форма, употребленная притонным мытарем, перешла, с заметой τφ άμαρτωλῷ – ταίς άμαρτίαις или τοῖς άμαρτωλοῖς, в молитвы к Пресвятой Троице, IX часа (см. прим. 21), в тропарь VI часа («Скоро да предваритъ ны»...) и в молитву И. Златоуста в последовании к причащению («Господи И. Христе, Боже мой»…). Сл. текст везде передает ίλάσϑητι – очисти. Выражение ап. Петра встречается в молитвах – заключительной на полунощнице (см. прим. 26), в первой за верных на литургии ³¹ и в возгласе священника во время литии («Услыши ны, Боже, Спасителю наш»). ³² Это слово везде переведено: – милостив. В качестве новых форм этого глагола здесь можно встретить – ίλέωσαι ³³ и ιλαρόν. ³⁴ В первом случае в слав. тексте имеем: – умилостиви, во втором: – тихий.

Данные из богослужения подтверждают в главных частях наши выводы из Н. заветных мест Слова Божия.

Хотя ἐλεεῖν совершенно перенесено в круг отношений Бога к человеку и стоит здесь рядом с ίλάσκεσϑαι, но продолжает выражать милость Божию к беспомощности человеческой, вызываемую состраданием, между тем ίλάσκεσϑαι по-прежнему отличается своим существенным признаком, почти постоянной связью, непосредственной или близкой, с ταῖς ἀμαρτίαῖς или τοῖς αμαρτωλοῖς. Впрочем, один раз ίλάσκεσϑαι перенесено на Божью Матерь, которая в этом случае является посредницей в умилостивлении Бога; и так же один раз ἐλεεῖν стоит рядом с τοῖς αμαρτωλοῖς («и грешныя милуяй = ϰ. τ. ἁμαρ. έλεῶν ср. ἱλάσϑητι τ. ἁμαρ.).

Приблизительный, обычно употребительный, смысл ἐλεεῖν и ίλάσκεαϑαι будет установлен, если обратимся к произведениям Гомера и Гезиода, остающимся до настоящего времени сокровищницей древнейшего греческого языка.

В первых 10 рапсодиях Илиады 10 примеров ίλάσκεσϑαι идут против 16 ἐλεεῖν, при нем этот последний глагол начинает появляться только со второй рапсодии.

Вот ряд примеров ἐλεεῖν, где только иногда этот глагол можно передать понятием милости, а во всех других случаях твердо стоит понятие жалости.

Зевс через посланный к спящему Агамемнону Сон выражает свою (притворную) заботу и сожаление (’ελεαίρει) об ахейцах, и тем побуждает начать войну с троянцами (II, 27 срав. 64). Менелай пожалел (ἐλέησεѵ) Орсилоха и Крефона, когда те замертво пали на землю, сраженные троянцами (V, 561). Такую же жалость почувствовал в сердце (ἐλέησε) Эант, когда Гектором были повергнуты на землю Менесф и Анхиал (V, 610). Птицегадатель Гелен дает совет Гектору послать мать вместе с благородными троянками в храм Паллады, и там возложить на колена богини дорогую царскую одежду, и пообещать ей заколоть 12 однолетних и не бывших под ярмом коров, если она (богиня) ἐλεήση (пожалеет – помилует) город, жен и младенцев (VI. 94 срав. 275, 309). Андромаха замечает Гектору, что он, отдаваясь порывам своей храбрости, не жалеет (ἐλεαίρεις) сына-младенца, ни его матери (VI, 407 ср. 431, 484). Феб упрекает Палладу, что она никогда не жалеет (έλεαίρεις) погибающих троянцев (ѴП, 27). Гера жалеет (ἐλεησε) пораженных Гектором ахеян (VIII, 350). Нестор советует отправить посольство к Ахиллу и предлагает помолиться Зевсу, αἴ ϰ’ ἐλεήση (не пожалеет ли=не помилует ли он, IX, 172); и тогда же было совершено возлияние (ib. 177). Пришедшее посольство просит Ахилла: έλέαιρε (пожалей = помилуй) других ахеян, если тебе ненавистен Агамемнон (IX, 302 ср. X, 176). Предсмертные крики воробьиных птенцов, которых пожрал дракон в виду ахейского войска – ἐλεεινά (II, 314).

Вот другой ряд примеров, где – ίλάσκεσϑαι, требующий для своей передачи на наш язык понятия умилостивления, милости, очищения.

Аполлон, разгневанный на ахеян за бесчестие жреца Хриза, послал на их войско злую болезнь, от которой люди гибли целыми рядами. Тогда прорицатель Калхас объяснил, что это бедствие может быть (πεπίϑοιμεν) остановлено только добровольным возвращением жрецу его дочери и священной гекатомбой. И действительно, с целью умилостивления (= очищения) было отправлено посольство во главе с Одиссеем, которое возвратило пленную девушку и привезло с собою гекатомбу; бог был умилостивлен молитвой Хриза, гекатомбой, целодневным пением с пляской и пэаном (I, 100: ίλασσἀμενοι, срав. 147, 386, 444, 472).

В начале всякого года афиняне имели обыкновение умилостивлять Палладу тельцами и агнцами (II, 550: ίλάονται). Этим же словом Гектор, в разговоре со служанками своего дома, называет молитву к Палладе с возложением на её колена царской одежды (VI, 380: ίλάσϰονται, срав. 385).

Так как Ахилл за свою храбрость почитался ахеянами наравне с божеством, то отправленное к нему посольство склоняет его на милость обещанием разных богатых наград (IX, 639: ἴλαον).

Гефест советует своей матери, Гере, употреблять в разговоре с Зевсом ласковые слова, если она желает, чтобы тот был милостив ко всем богам (I, 583: ἴλαος).

Гезиод подтверждает найденные нами употребительные смыслы у Гомера. В тексте известных трех его произведений встречается один раз форма от ἐλεεῖν и три раза формы от ίλάσκεσϑαι.

Ἐλεόν (= ἐλεεινόν) Он называет жалобные слезы соловья, умирающего в острых когтях коршуна (Ἔργα, 205).

Чтобы боги имели милостивое сердце и дух, нужно их умилостивлять возлияниями (ibid. 338, 340: ἴλαον, ίλάσκεσϑαι). Царя, идущего по городу, умилостивляют, как бога, сладким почтением (Θεογ. 91: ίλάσκονται). Гекату, наделенную Зевсом честью бессмертных богов, люди умилостивляют по закону священными жертвами (ibid. 417: ίλάσκηται). ³⁵

Все эти примеры древнейшей эпохи греческого языка позволяют нам заключить:

1 Ἐλεεῖν стоит на своем месте, когда прилагается к людям, переносящим какую-нибудь тяжкую неудачу, страдание и смерть. Его (искомый нами) коренной смысл точнее передают места, где понятие жалости не может быть заменено понятием милости.

2 Ἱλάσκεσϑαι преимущественно относится к богам и почти всегда связан с умилостивительными жертвами или обрядами. Милость, выражаемая этим глаголом, имеет чисто специальный смысл – умягчения гнева богов заглаживанием допущенного со стороны человека проступка.

3 Уже в эпоху более древнюю, чем сам Гомер, милость в форме ίλάσκεσϑαι сошла с вершин Олимпа и остановилась в царских дворцах, и тогда же милость в форме ἐλεεῖν от ограниченных людей вознеслась к бессмертным и всемогущим богам. Этим только и можно объяснить перенесение одного понятия в круг отношений другого, что, как мы видели, идет резкой чертой с самых времен Гомера. И у последнего боги сострадают несчастным, подобно прочим людям, и разделяют чисто человеческое чувство жалости. Менелай жалеет павших Орсилоха и Крефона, и Гера жалеет пораженных ахеян.

4 Допуская нравственную принудительность для богов в языческом ίλάσκεσϑαι и только добровольный дар в библейском, ³⁶ можем присоединить, что рассмотренные нами места Н. Завета и богослужения не представляют ни одного примера, где бы понятие ίλάσκεσϑαι было целиком перенесено в круг человеческих отношений, что между тем, неоднократно встречается у Гомера и Гезиода. Там герои и цари удостаиваются умилостивления, свойственного одним богам. Гнев Аполлона умягчается гекатомбой, и гнев Ахилла – смиренным посольством и богатым обещанием. Между тем в воззрении молящегося христианина даже честнейшая херувим, Божия Матерь, может быть только посредницей в умилостивлении Господа.

Высокие нравственные понятия, выражаемые ἐλεεῖν и ίλάσκεσϑαι, возбуждают особенный интерес к происхождению последних.

Прельвич видит в ἐλεεῖν корень lu – разрезать (= санс. – làvas отрезок, ἒλεος = ἐλεός – кухонный стол. ³⁷Лукашевич ставит этот глагол в связь с якутским алынъ – стеснять, сжимать. ³⁸ Фикк находит возможным поставить утраченную дигамму в середине слова между гласными (ἐλέFαιρ’, ἐλέFησε). ³⁹ Это все, что известно о происхождении ἐλεεῖν.

Так как Прельвич объясняет скорее происхождение ἐλεός, а Лукашевич выходит вообще из предвзятого взгляда, что греки – помесь татарских племен, вышедших из Азии, с славянами, то можно продолжать разбор этого глагола, приняв мнение Фикка о выпавшей дигамме.

Судя по аналогичным примерам ϋλη (σFαλFα, συλFα, ὑλFα, ϋλη – горючий материал) и γονή (GAN, γFαν, γονή – жена) ⁴⁰ можно предполагать самую первоначальную форму ἐλεεῖν в виде γFελεFέω. Начальная дигамма в таких примерах, как этот, или обращаемся в φ (σFε, σφε, σφεις, σφέτερος) или переходит в дыхание (Fε, ἐ), ⁴¹ даже тонкое (varg, Fοργ, Fε- Fοργά = ἒοργα). ⁴² Мы стоим на этой последней возможности. Вместе с F могла утратиться так же γ (GA, gav = γF или γΡα, γΡα-ια, Fαια, αἴα – земля). ⁴³ Между тем γFελ или γελ соответствует в индогерманском языке GАR, или GR, от какового корня, со значением глотать, Миклошич производит жалити = жалети = желети = желати. ⁴⁴ В таком случае след утраченного G = γ сохранился в славо-литовской ветви (G = γ = ž: ж) želék (Dëwè) = жа(е)леть. Так как латышский язык лит. ž передает через s: žwieris = swehrs = зверь, žwaigzde = swaigsne = звезда ⁴⁵ и часто через s перечеркнутое (аž или ass ·= es: аз), ⁴⁶ при чем это S или s весьма склонен изменять в sch (schodeen = сегодня) и даже в этом смысле поступает с немецкими словами (skuna = schkunis), ⁴⁷ то латышское schehlot = Лит. žélèk.

Лит. žélèk имеет вариацию, встречающуюся преимущественно в Библии – gailék. ⁴⁸ Сродный этому глагол gailius постоянно употребляет литовский поэт (начала XVIII в.) Доналиций в смысле sich erbarmen, Mitleid haben. ⁴⁹ В латыш. языке этот глагол сохранился в виде gailestiba – ревность. ⁵⁰ Следовательно, вариация žélèk подтверждает вероятность изложенного происхождения ἐλεεῖν и комментирует коренной смысл GAR (глотать).

Корень ίλάσκεσϑαι наукой выяснен. Это is:= санс. ish – искать, домогаться, желать, сохранять; отсюда производные формы ίότης – желание, ίμερόεις – очаровательный, любезный, приятный, ίλαρὸς и ἳλαος (атт. ἳλεως) – веселый, радостный; последнему по корню вполне соответствует hilarus. ⁵¹

Таким образом, грек в ἐλεεῖν выразил милость к подобным себе; она есть жалость и вызывается охватывающим всю душу состраданием. Тот же грек в форме ίλάσκεσϑαι выразил милость бога к людям; она есть замена гнева (χολωϑείς II. I, 9) весёлостью, благодаря которой в глазах языческого бога прежние нарушители его воли становятся ему любезными и дорогими, так что он готов по-прежнему им покровительствовать и беречь.

Употребительнейшие формы ίλάσκεσϑαι – ἳλεως и ίλάσϑητι (Мф. XVI, 22; Лук. XVIII, 13) – с натяжками передаются другими языками. Только эст, и отчасти слав. держатся здесь одного своего корня, другие языки пользуются в этих двух случаях различными. Эст. твердо стоит на armu (–line), так же слав. на милости (пол. zmiłuj sie и miłosciw; сл. р. милосерд, милостив и иногда очисти: бол. пожали себе и милостив). Между тем нем. пользуется schone и gnädig, лтн. propitius и placator, фр. plāisé и apaisé, латыш. pasarga и schehligs.

Эст. armu, конечно, сродно нем. arm, потому что в отношении последнего Гримм признает сродство с лапландско-финским armen – принимать несчастного в руки, обнимать его. Посредствующим звеном в истории происхождения нем. arm было гот. armus (Armuth – бедность); отсюда arm – рука, umarmen, erbarmen – обнимать, сожалеть. По смыслу гот. arms = ἐλεεινός, сл. нищь (из никъто срав. нощь из нокть). ⁵²

Если сл. мил-овати (мил-ость, мил-остыня, мило-срьдъ) филологами, по-видимому производится различно: или от санс. – mîl – закрывать глаза, быть снисходительным, ⁵³ или от корня mar, mal, marl – разрывать, молоть и ставится в родство с μείλιχος, гот. – milds, лит. – malone, mylin, ⁵⁴ или от mel – молоть, ⁵⁵ то однако здесь очевиден корень один – ma (e,i) l.

В Н. Завете μείλιχος не встречается, но у древне-греческих писателей часто прилагается к царям и богам так что с этой стороны между μείλιχος, милостивый и mild полное сходство. ⁵⁶

Коренной смысл сл. милую, милый нисколько не предполагает какого-нибудь убожества на стороне милуемого. Все почти русские пословицы, которых на это слово множество, относятся к самым любимым предметам, как то: к другу, любимому человеку, жене, гостю; ⁵⁷ милый выше даже хорошего, и при недостатках одно совершенство. ⁵⁸

Есть только две пословицы, где миловать прилагается к порочным людям. ⁵⁹

Если нем. через schone (= schön, др. в. нем. scôni – светлый, блестящий, гот. – skauns – достойный созерцания) схватывает в ἳλεως некоторый оттенок любви, то в передаче ίλάσϑητι стоит на воззрении о Bettler (gnädig, Gnade – благосклонность, помощь = гот. nipan от nep – склонять, сродно санс. – nâth – bitten, Bettler). ⁶⁰ К этому последнему смыслу близки лтн. – propitios и placator, потому что в обоих случаях выражается усиленная просьба propitius от pat – быстро двигаться, просить, подать, πέτομαί, πίπτω, petere – placare от park, parsk – спрашивать, требовать, просить, ϑεοπροπος, prex. ⁶¹ Φρ. ἳλεως переводит собственно через placare, потому что plaise – plaire – placare но в ίλάσϑητι через apaiser подчеркивает мысль о скреплении сторон, бывших дотоле во вражде (рах от рак – πήγνομι). ⁶² Наконец, лат. в первом случае выражает бдительную любовь (pa-sargaht – беречь, sargs – сторож, срав. щад-ити, щедръ, гот. – skaud, санс. čhid- scindere рвать, – рассекать) во втором жалость. ⁶³

Эти же языки, истощившись в передаче ίλάσκεσϑαι, не могут предложить ничего нового для перевода ἐλεεῖν и потому повторяются, так что эст, и нем. опять выдвигают arm. сл. колеблется между жалостью и милостью, только лат. вместе с фр., пользуется новым понятием, miser (mi – повреждать, разрушать, μισεω, maestus, печальный) (срав. Мф. V, 7; IX, 27). ⁶⁴

В рассмотренных переводах ἐλεεῖν и ίλάσκεσϑαι не видно точного разграничения этих глаголов, однако милость в форме ἐλεεῖν настойчиво понимается в смысле сострадания несчастью и убожеству. Один только сл. язык здесь пользуется словом, выражающим самую нежную, ровную любовь, исключающую всякие недочеты любимого. Это и есть торжественный гимн против грустных элегий других языков.