К вопросу о рукописных изданиях сочинений Михаила Хониата

Исследование подготовлено в рамках проекта «Причерноморье и Средиземноморский мир в системе отношений Руси, Востока и Запада в Средние века» (соглашение между РНФ и МГУ им. М. В. Ломоносова, № 14–28–00213).

Аннотация: В статье рассматривается состав подборок речей и писем Михаила Хониата, содержащихся в кодексах Scorialensis Υ-II-10 и Barocci 131. Автор приходит к выводу, что материалы, которыми располагали редакторы обоих рукописей, должны были восходить к одному и тому же авторскому рукописному изданию, составленному не ранее 1185 г. В случае Barocci 131 это издание было дополнено рядом более поздних сочинений Михаила Хониата. В их число входит небольшая группа писем, отправленных с о. Кеос после 1205 г. По мнению автора статьи, эта группа обязана своим происхождением не самому писателю, а кому-то из его адресатов.

В 1934 г. немецкий филолог Г. Штадтмюллер в своем фундаментальном исследовании о Михаиле Хониате выделил три последовательных «издания» сочинений этого автора, к которым восходят их известные списки¹. По его мнению, первое издание включало сочинения, написанные до 1194/1195 г.: именно его первоначально предваряли авторское предисловие (προθεωρία) и сопроводительное письмо к брату Михаила, известному историку Никите Хониату. К этой подборке добавлялись по мере их составления (но с нарушением хронологической последовательности в 1206–1208 гг.) новые речи и письма Афинского митрополита. Результатом этой работы стало «полное» (Gesamtausgabe), или второе издание, к которому уже после смерти Хониата были присоединены его стихотворные произведения, Προσωποποιΐα («Диалог души и тела»), а также так называемый Σχέδος – своеобразный текст, построенный на игре слов². Так образовалось третье, наиболее полное издание, представленное в кодексе Laur. Plut. 59.12³.

Важно отметить, что лишь последнее из трех названных «изданий» доступно нашему непосредственному изучению, тогда как предположение о составе и самом существовании двух других основывается не столько на рукописной традиции, сколько на изучении соединительных швов, которые немецкий ученый смог выделить в составе сохранившегося корпуса текстов Афинского митрополита. Обращаясь к другим спискам сочинений Михаила Хониата, хотя и менее полным, чем кодекс библиотеки Лауренциана, но все-таки представляющим значительную ценность с точки зрения истории текста (важнейшими из них являются эскориальская рукопись Υ-II-10 и бодлеянская Barocci 131), Г. Штадтмюллер констатирует неясность вопроса о том, пользовались ли их редакторы и переписчики первым изданием, или гипотетическим Gesamtausgabe. Эта неясность отчасти сохранена и в относительно недавней монографии Ф. Колову об эпистолярном наследии Афинского митрополита исследовательница лишь исправляет рассуждения Г. Штадтмюллера в части, касающейся датировок рукописей, отмечая при этом, что по современным данным эскориальский список создан в Константинополе до его падения в 1204 г., так что его писец должен был основываться именно на первом издании, т.е. том собрании речей и писем, которое Михаил Хониат отослал из Афин своему брату по его просьбе⁴.

Между тем само содержание кодексов Υ-II-10 и особенно Barocci 131, на наш взгляд, способно отчасти прояснить вопрос о том, как именно были первоначально сгруппированы сочинения Афинского митрополита, доступные их составителям. Более древней из двух рукописей является кодекс эскориальской библиотеки, представляющий собой собрание различных риторических текстов XII в.⁵ Он содержит небольшое количество речей и писем Хониата, расположенных в следующем порядке:

Кроме того, на ff. 206v–211v отдельно помещена приветственная речь митрополита в честь претора Димитрия Дрими, прибывшего в Афины.

Для характеристики интересующего нас раздела данного кодекса важны два соображения. Во-первых, он открывается уже упомянутыми предисловием и письмом к Никите Хониату. Таким образом, переписчик определенно имел дело именно с авторским изданием, а не случайной подборкой текстов, попавших в его руки. Во-вторых, большинство перечисленных писем и речей было создано или произнесено в Константинополе до отъезда Михаила в его епархию или, как в случае с более поздней речью в честь Исаака Ангела, во время посещения автором столицы⁶. Помимо вводных текстов, явно написанных в Афинах, исключение составляют два письма, адресованных Евстафию Солунскому (Ep. 6–7), гомилия на крестопоклонную неделю и, несомненно, приветствие Димитрию Дрими. При этом следует отметить, что в обоих письмах нет никаких указаний на местоположение автора: истина устанавливается только на основании логически связанного с ними 34-го письма самого Евстафия Солунского. Незнакомый же с этим письмом читатель скорее предположил бы, что они отправлены из Константинополя. «Нейтральна» в этом отношении и упомянутая нами гомилия, что отличает ее от соседствующей с ней в ряде других списков беседы на неделю Ваий, где проповедник затрагивает вопросы своих взаимоотношений с афинской паствой.

Обоснованным является вопрос, могло ли первое издание сочинений Михаила Хониата включать лишь произведения, созданные в константинопольский период его жизни? Безусловно, нет: этому противоречит как содержание сопроводительного письма, из которого следует, что брат писателя не только находится в другом городе, но и имеет возможность общаться с образованными людьми, которым не преминет передать полученные тексты для прочтения⁷, но и заключенное в предисловии прямое указание на то, что три из числа представленных речей были созданы до посвящения автора в архиерейский сан, а остальные – уже после этого события⁸. Таким образом, мы имеем дело с подборкой сочинений Афинского митрополита, урезанной по сравнению с авторским изданием. На наш взгляд, это обстоятельство должно объясняться тем, что редактор кодекса сознательно отбирал для него тексты, связанные с Константинополем⁹. Что же касается речи в честь Димитрия Дрими, то она была добавлена на более позднем этапе и, возможно, в связи с какими-то особыми соображениями.

Обратимся теперь к Barocci 131¹⁰. Этот кодекс, созданный в середине XIII в. на территории Никейской империи, содержит большое количество текстов разнообразного содержания, среди которых, однако, преобладают памятники риторической словесности XI-XIII вв. Помещенные в нем сочинения Михаила Хониата разбиты на четыре группы, перемежающиеся с текстами других авторов. Из этих групп для нас наибольший интерес представляет первая, наиболее разнообразная по своему составу.

Оставшиеся три группы содержат отдельные тексты, хотя, как правило, значительные по объему: это монодия Михаила Хониата на его брата Никиту и «Диалог души с телом» (Προσωποποιΐα) на ff. 209–224, письмо Георгию Вардану (Ep. 166) на f. 327, а также торжественная речь в честь императора Исаака Ангела, эпитафия в честь архимандрита Неофита из Афин и монодия на Евстафия Солунского на ff. 366–378.

Как видим, в первой группе речей и писем Афинского митрополита присутствуют все произведения, известные по эскориальскому кодексу, за исключением энкомия Исааку Ангелу и приветствия Димитрию Дрими. К ним добавлено семь гомилий (в том числе первое оглашение, неизвестное по другим спискам) и речей афинского периода, причем пять из них относятся к начальному периоду пребывания Михаила в Афинах, а две – уже ко времени правления Алексея III (1195–1203). В то же время царствование Исаака II никак не представлено: ряд произнесенных в этот период речей Афинского митрополита все же присутствует в кодексе, но находится за пределами интересующей нас группы. Что касается гомилии патриарха Германа II¹¹, то она, на наш взгляд, оказалась здесь из-за специфики разделения труда между писцами A и B, перу которых принадлежит основная часть кодекса. В частности, писцом B скопирована как большая группа речей Германа II (ff. 85–105v), так и вторая половина рассматриваемой подборки сочинений Михаила Хониата (начиная с f. 154), в начале которой помещена и неправильно атрибуированная гомилия о составном строении человека¹².

Речи и гомилии перемежаются группами писем Афинского митрополита. Среди последних четко выделяется ряд посланий, написанных не позднее 1185 г. Эти последние расположены двумя группами, в пределах которых в основном сохраняется то же расположение, что и в кодексе Laur. Plut. 59.12:1–7 и 15–30 (с пропуском 21–24 и добавлением 35 и 8). В двух случаях нарушение последовательности, видимо, объясняется работой редактора, который поместил 35-е письмо, адресованное братьям Иоанну и Михаилу Велиссариотам, перед 15-м, направленным одному из них – великому логофету Иоанну. Следует отметить, что 35-е письмо является наиболее поздним из рассматриваемых, поскольку написано уже после свержения Андроника I в сентябре 1185 г.¹³ Видимо, исходя из той же логики 8-е письмо к Михаилу Авториану (одно из наиболее ранних в эпистолярном корпусе Михаила Хониата), было перемещено в конец всей группы, оказавшись таким образом перед 94-м и 95-м посланиями, написанными около 1208 г. и адресованными, соответственно, василевсу Феодору Ласкарю и тому же самому Авториану, к тому времени занявшему пост вселенского патриарха в Никее. Тем не менее, несмотря на эти пропуски и перестановки, у нас нет оснований сомневаться, что все послания этого времени заимствованы составителем кодекса из некоего упорядоченного собрания.

Все прочие письма Михаила Хониата, сохранившиеся в составе Barocci 131, относятся к гораздо более позднему времени и написаны уже из изгнания. В противоположность предыдущей категории как выбор именно этих писем, так и их расположение представляется совершенно хаотичным: сложно себе представить, чтобы сам автор мог поместить их в таком порядке. Однако каким же образом они в таком случае могли попасть в руки редактора кодекса? Чтобы ответить на этот вопрос, попробуем перечислить адресатов интересующих нас писем.

1. Михаил, племянник Афинского митрополита (Ep. 89, 164). Помимо двух посланий, находящихся в кодексе Barocci 131, ему адресованы также письма 88, 116 и 121 (последнее – Михаилу совместно с его братом Никитой). Согласно 164-му письму (любопытно, что это единственное послание Михаила Хониата, отсутствующее в Laur. Plut. 59.12: оно известно лишь по бодлеянскому списку), Михаил некоторое время проживал в оккупированных латинянами Афинах, но затем решил переселиться в Беотию.

2. «Агиософиты», то есть бывшие диаконы константинопольского храма Св. Софии: Евфимий Торник, Мануил Веривоис и Николай Пистофил (Ep. 112, 113). Как явствует из этих писем, их получатели находились в г. Эврип (Халкида) на Эвбее. В эпистолярном корпусе Михаила Хониата имеются и послания, предназначенные для каждого из «агиософитов» по отдельности, однако ни одного из них нет в кодексе Barocci 131. Особенно обширна переписка Афинского митрополита с Евфимием Торником¹⁴. Она включает письма 97, 98, 102, 103, 104, 108, 134, 147, 153, 159, 170, 176. По два послания адресованы Мануилу (162, 177) и Николаю (114, 151).

3. Иоанникий, игумен монастыря св. Мелетия в Фессалии¹⁵ (Ep. 93). В бодлеянском списке сохранилось только первое – если исходить из его положения в Laur. Plut. 59.12 – из серии посланий к этому адресату, включающей также письма 96, 133, 157, 161, 178.

4. Неназванный по имени игумен монастыря свв. Исповедников в Аттике¹⁶ (Ep. 130). Ему также адресованы письма 124–128.

5. Никифор Веривоис (Ep. 162). Брат упомянутого выше Мануила, на племяннице которого был женат племянник Михаила Хониата Георгий (послание было написано как утешительное в связи с ее смертью)¹⁷.

6. Екатерина Веривоисса (Ep. 163). Мать умершей супруги Георгия Хониата.

7. Император Феодор Ласкарь (Ep. 94). Ему также адресованы два более поздних письма Михаила Хониата: 136 и 179.

8. Михаил Авториан, патриарх (Ep. 95). Старый друг Михаила Хониата, которому адресован ряд его писем. Из них к периоду после 1205 г. относится также письмо 137.

9. Василий Каматир, тесть Феодора Ласкаря (Ep. 129).

Изучение этого списка позволяет нам сделать ряд выводов. Прежде всего, в кодексе нет большинства писем, адресованных Феодору Ласкарю и сановникам никейского двора, хотя, казалось бы, они должны были оказаться наиболее доступными для никейского книжника. Исключение составляют письма 94, 95 и 129, которые, скорее всего, были отправлены с одной и той же оказией в 1208 г.¹⁸ Более естественным выглядит полное отсутствие посланий, адресованных в Эпир, где обосновались несколько учеников Афинского митрополита. Отметим, что 166-е письмо к митрополиту Навпактскому Иоанну Апокавку, находящееся в другой части кодекса, скорее всего, попало в руки переписчика из какого-то другого источника: недаром ему предшествует подборка писем самого Иоанна Апокавка, отделенная, правда, монодией Евфимия Малака на Евстафия Солунского. Ни одно из писем (кроме, опять-таки, 94, 95 и 129) не содержит каких-либо датирующих указаний, однако из их содержания недвусмысленно следует, что они были отправлены с острова Кеос, т. е. во всяком случае до 1217 г., когда престарелый иерарх вынужден был переселиться в монастырь Иоанна Предтечи в районе Мунтиницы¹⁹.

С другой стороны, обращает на себя внимание присутствие среди адресатов группы лиц, связанной с островом Эвбея: это «агиософиты» и семейство Веривоисов, с которыми сам Хониат состоял в родстве через своего племянника Георгия²⁰. Из других писем Хониата мы знаем о существовании связей между Эвбеей и Никейской империей, хотя плавание по Эгейскому морю и было в то время сопряжено с определенными опасностями. Так, в 98-м письме Афинский митрополит объясняет Евфимию Торнику причины, побудившие его отказаться от предложения Феодора Ласкаря переселиться на территорию Никейской империи и предлагает адресату, как человеку более решительному и легкому на подъем, воспользоваться этой возможностью²¹. В 136-м и 137-м письмах он рекомендует царю и патриарху некоего Халкуциса, «мужа, ненавидящего латинян (μισολατῖνος) и преданного империи ромеев», который решился бежать от «латинской тирании» и попытать счастья при никейском дворе²². Таким образом, вполне можно допустить, что небольшая подборка писем Михаила Хониата была около 1208 г. переправлена в Никею кем-то из их получателей.

Кто же из корреспондентов Михаила Хониата мог выступить в качестве популяризатора его наследия? Интерес в этом отношении представляет фигура Евфимия Торника, который приходился дядей Димитрию Торнику (ум. в 1246 г.), занимавшему должность месазона при дворе Феодора I Ласкаря и Иоанна III Ватаца²³. О причастности Димитрия Торника к созданию кодекса Barocci 131 мы знаем из отмеченной Н. Вильсоном ремарки писца на f. 71²⁴. Дружеские связи Михаила Хониата с представителями семейства Торников засвидетельствованы во многих его письмах²⁵, поэтому вполне можно было бы допустить, что письма Афинского митрополита, переправленные Евфимием Торником кому-то из его родственников, находившихся в то время на никейской территории, в дальнейшем сохранялись в их семейном архиве. Против этой версии, однако, говорит тот факт, что в нашей подборке содержится лишь два письма Хониата к «агиософитам», но отсутствуют многочисленные послания, адресованные лично Евфимию Торнику. Нет в ней и 180-го письма, направленного самому Димитрию Торнику в связи с возведением его в достоинство месазона²⁶. Кроме того, у нас нет уверенности, что Евфимий Торник вообще поддерживал связи с родственниками в Никее: против этого говорит тот факт, что он в конечном счете так и не последовал совету Михаила Хониата относительно эмиграции в никейскую империю, предпочтя вместо этого переселиться в Эпир²⁷.

Вот почему более вероятным кандидатом на роль «передаточного звена» нам представляется племянник Афинского митрополита, также носивший имя Михаил. Последний, как это явствует из адресованного ему 116-го письма, где подробно рассматривается ситуация с одним из монастырей Аттики, которому в то время угрожало запустение, находился в курсе отношений Михаила Хониата с его бывшей паствой²⁸. Кроме того, он, возможно, имел доступ к переписке эвбейских знакомых своего дяди, будучи связан с ними через своего брата Георгия, а в период своего пребывания в Афинах мог принимать участие в пересылке писем и другим адресатам (в 164-м письме Хониат упоминает о том, что отправка корреспонденции с Кеоса в Беотию была возможна только через Афины)²⁹. Можно предположить, что именно благодаря Михаилу в Никею попала и копия адресованного ему 164-го письма, отсутствующего в основном эпистолярном корпусе Афинского митрополита. К сожалению, нам неизвестна дальнейшая судьба Михаила после его переселения в Беотию.

К этому можно добавить, что в Никее письма Михаила Хониата должны были представлять интерес прежде всего для его брата Никиты, которому было посвящено и первое рукописное издание сочинений Афинского митрополита. Естественным выглядит предположение, что письма оказались в архиве Никиты Хониата (чьи произведения также присутствуют в кодексе Barocci 131), который затем попал в руки Димитрия Торника: в таком случае становятся понятными как хронологические рамки интересующей нас эпистолярной подборки, так и тот факт, что монодия Михаила Хониата на его брата оказалась в другом разделе рукописного сборника, отдельно от писем и ранних риторических сочинений Афинского митрополита.

Наше исследование показывает, что в основе обоих важнейших (после Laur. Plut. 59.12) сборников сочинений Михаила Хониата по всей видимости лежит одно и то же рукописное издание, подготовленное автором в период его архиерейского служения в Афинах и отправленное брату Никите в Константинополь. Первоначальный состав этого издания не вполне ясен, поскольку в обоих списках оно подверглось определенной редактуре либо повреждениям. Тем не менее, содержание первой группы произведений Афинского митрополита в Barocci 131 заставляет предположить, что в основу подборки легли тексты, созданные не позднее 1185 г. (а не 1195 г., как предполагал Г. Штадтмюллер). Отдельное затруднение представляет собой вопрос о том, входил ли в состав издания энкомий в честь Исаака Ангела: он мог быть добавлен позднее, что объяснило бы его положение в кодексе бодлеянской библиотеки. В дальнейшем Михаил Хониат, видимо, продолжал посылать брату свои риторические сочинения по мере их создания; кроме того, в период 1208–1217 гг. к первоначальному ядру собрания, находившегося в распоряжении Никиты Хониата, была добавлена небольшая подборка писем, созданных после 1205 г. Скорее всего, это произошло помимо желания самого Михаила, в то время располагавшего значительно более полным вариантом собственного эпистолярного корпуса. Что же касается т.н. «второго издания», существование которого постулирует Г. Штадтмюллер, то оно, по всей видимости, никогда не было опубликовано, хотя данное обозначение и может прилагаться нами к определенному этапу работы ученого иерарха над систематизацией своих сочинений.