Слово в день рождения Благочестивейшего Государя Императора Александра Николаевича. (17 апреля 1866 г.)

Христос Воскресе!

С светлым праздником воскресения Христова совокупилось для нас ныне и торжество о рождении нашего боговенчанного царя и отца. Да возвеселится убо Израиль о сотворшем и его, да торжествует весь род человеческий о воскресшем Спасителе своем. Сынове же сиони, – богоизбранный народ российский, да возрадуется еще о царе своем, и да воспоет со псаломником: Господи, силою твоею возвеселится благочестивейший царь наш – Александр Николаевич, и о спасении твоем возрадуется зело! Желание сердца его – поставить православный народ русский на твердую стезю к благоденствию, – сие желание сердца дал еси ему, и хотения его – положить своим царствованием для православной России иного лучшего жития начало, – сего хотения устну его неси лишил его. Положил еси на главе его венец от камене честна,... и дал еси ему долготу дний во век века, несмотря на дерзкие покушения убийц и крамольников. Велия слава его спасением твоим! (Пс. 20:1–5). И не хотелось бы, благ. слушать, в настоящие светлые минуты и с сего священного места, ни единым словом возмущать вашей христианской радости и ваших патриотических чувств, и мыслей о славе великого царя нашего. Но что делать, когда настоит в сем некая надобность, когда есть у нас нечто такое, что болезненно отзывается в сердце нашего царя православного и мрачить славу поистине славного и мудрого царствования его? По повелению Апостола, мы – пастыри церкви – должны проповедывать слово, настоять во время и не во время, обличать, запрещать, увещевать со всяким долготерпением и назиданием (2Тим. 4:2). Итак, слово наше будет о той печальной особенности нашего времени, которая сама собою напрашивается на слово при всяком удобном случае, – о том холодном неверии, о той религиозной сухости и мертвенности, которая подобно упорной язве растлевает наше общество. И не перестанем мы говорить о сей язве до тех пор, пока силою Божиею не истребится она вконец в нашем православном отечестве. На сей раз, не пускаясь ни в какие рассуждения о несостоятельности неверия пред судом совести, и здравого разума и слова Божия, постараемся по возможности раскрыть, откуда родилось неверующее направление нынешнего времени, и показать, что оно не имеет в себе ничего самостоятельного, долговечного и непоколебимого; ибо есть одно из тех многочисленных переходных явлений, из которых и слагается история падшего человечества и следовательно жертвовать для него вековечными началами Христовой религии, своим спасением душевным и телесным, – свойственно только легкомысленной суетности.

Было некогда время в христианском мире, о котором мы, привыкшие ко всем благам гражданской и духовной свободы, не можем составить себе и понятия. Это время, называемое средними веками, история справедливо отметила временем варварства и невежества. Одним из самых мрачных свойств этого времени было крайнее стеснение прав религиозной совести и свободы. Нельзя без справедливого негодования читать, каким истязаниям искони фанатичное католичество подвергало средневекового человека за его веру и религию. Была целая школа, которая нарочито упражнялась в изобретении казней религиозных, – таково было иезуитство с своим знаменитым ужасным судилищем. Всякая попытка разума к самодеятелной жизни считалась, совершенно вопреки евангельскому духу, оскорблением божественного авторитета, преследовалась и истреблялась как преступление не только религиозное, но и гражданское. Такое положение дел не могло, конечно, долго продолжиться, и религия Христова, которая вовсе не есть религия рабства, а свободы, не могла быть безнаказанно искажаема и поругаема. Новым поворотом исторических обстоятельств средневековое рабство было уничтожено. Открылось полное и повсюдное царство свободы: свобода в науке, свобода в жизни, свобода везде. Но увы падшему человеку суждено развиваться не прямым путем поступания вперед, а косвенным и сложным путем заблуждений и крайностей. Обрадовавшись, так сказать, своей свободе, и живо помня, чего стоило ее приобретение, человек простер свою свободу далеко за пределы ему дозволенные, довел ее до крайности, до необузданного произвола, до совершенного самозакония. Это случилось, как известно, после лютеровой реформы. Разум человеческий поставил выше всякого авторитета свои умозрения, и стал считать истинным лишь то, что ему понятно и что подходит под его узкие начала.

Так далеко стоят иногда эти умозрения от истины, что нет никакой возможности оправдать их на деле и в жизни (такова большая часть систем новой германской философии), – а разум все-таки не хочет отказаться от них, и гордый сознанием своих свободных прав – кичит и возвышается, по слову Апостола, уже не только на разум Божий, но даже на здравый общий смысл. Так произошло религиозное неверие в христианском мире. Нужно сказать правду, что это есть не столько русский недуг, сколько иностранный; у нас он не так всеобщ и глубок, и больше в моде, чем в духе и жизни. В моде же потому – как видно, что хотят казаться как можно современнее, а первый признак современности – свобода и независимость разума. Религия Христова не только не отрицает этой свободы разума, напротив предполагает ее, когда требует свободного подчинения своему авторитету, свободной веры в свои догматы. Но нужно, чтобы общества по собственному опыту узнали несостоятельность и непрочность ограниченной человеческой свободы. Нужно, чтобы человек сам пережил, так сказать, свою свободу, чтобы хорошо наконец увидел, какими запутанными и дурными последствиями может разрешиться для него его отдельная свобода, если вздумает уединиться и заключиться только в самой себе, и стать выше божественного авторитета религии. Эту-то степень раскрытия общественно-религиозной жизни и представляет явление неверия в современном христианском мире. Это состояние собственно переходное, и не имеет своего самостоятельного содержания; а потому – если бы не прививалось к какому-нибудь другому направлению, не могло бы продолжаться долго ни в отдельных своих представителях, ни в целом своем направлении. Довольно указать на то обстоятельство, что в самых свободных протестантских обществах стали ныне живо чувствовать потребность веры, и стараются о восстановлении того самого церковного авторитета, который был у них поруган и отринут. Это вызвано всеми сознаваемою нуждою хотя сколько-нибудь упорядочить нравственно-религиозную жизнь обществ.

Но сильно помогает неверующему направлению нашего века современная жизнь наших обществ – грубая и чувственная. Неудобно и долго было бы здесь объяснять, как образовалось нынешнее материальное направление жизни, – заметим только кратко, что оно произведено быстрыми и необыкновенными успехами естествознания. Известно, что с возрождением наук природа стала одним из главных и любимых предметов изучения. А по мере того, как человек стал постигать силы и законы природы, в нем сильно пробудилось желание возобладать природою, заставить ее служить себе, чтобы улучшить свою земную жизнь. И понятно, как сильно должно было со временем овладеть человеком это стремление. И без того он погружен в чувственность, телесная природа и без того торжествует над духом и влечет его за собою. Чего же было ожидать, когда к услугам чувственности предстала целая наука? Так возникло и в науке, и в жизни современное чувственное направление, и оно то поддерживает в обществе это равнодушие к высшим интересам духа и это безразличное, либо неверующее отношение к религии. Современному человеку некогда заниматься делами веры, у него нет времени, чтобы обратить надлежащее внимание на существенные потребности и обязанности христианина. Он весь занят тем, что имеет прямое отношение к его чувственности, что улучшает его телесный быт. И как условия и потребности этого быта в высшей степени разрослись и усложнились в настоящее и время, чему как мы видели, содействовали необыкновенные успехи естественных наук: то современному чувственному, изнеженному и привыкшему к роскоши человеку, очень естественно – никогда и в голову не придет углубляться в дух и жизнь христианства, – этот дух так далек и чужд его жизни! Или он просто отрицает христианство – как непонятное и сверхъестественное, или ему все равно так или иначе исповедывать догматы, к тому или другому принадлежать исповеданию. Он знает по слуху христианство, – лишь бы не нарушался и не возмущался строй его телесной жизни, лишь бы не стеснялись права его чувственной природы!

Итак, вообще современное религиозное легкомыслие или неверие есть порождение злоупотребленной свободы человека, истинного значения и достоинства которой еще не вполне выразумел сам человек. А необыкновенная наклонность к чувственному покою, развившаяся вследствие той же распущенности свободы, еще сильнее и крепче поддерживает это и холодное отношение к христианству, полагающему основным началом жизни самоотвержение и непрерывную борьбу с чувственностию. Судите же после сего сами, благоч. слушатели, стоит ли увлекаться сим направлением и есть ли в нем что-нибудь такое, на чем бы можно было опереться всем сердцем и душею человеку серьезному, истинно образованному и глубоко нравственному? Прислушиваясь к толкам и вдумываясь в грубые Философские начала нынешних объюродевших мудрецов, невольно приводишь себе на память слова св. Апостола, предостерегавшего некогда верующих христиан, что вкрались некоторые люди... нечестивые, обращающие благодать Бога нашего в повод к распутству, и отвергающиеся единого Владыки Бога и Господа нашего Иисуса Христа (Иуд. 1:4). И можно ли, не потеряв здравого смысла, те светлые и чистые струи истины, которые льются для нас из св. Евангелия, менять на кладенцы нетления, на ту мутную и зловонную воду, которую предлагает неверие? Впрочем, для тех, которые или по слабости характера, или по крайней суетности и односторонности ума своего, не могут стать выше предрассудков своего времени и тщеславятся своею религиозною пустотою, – заметим для сих жалких людей, что нынче, кажется, и они более не современны с своим отрицанием и неверием. Мода на то и другое, слава Богу, начала проходить в нашем отечестве. И пора в самом деле понять этих пустых и ничтожных философов нашего времени, которые считают себя в праве быть выше всяких общепринятых правил и верований. Пора перестать закрывать высоким именем науки всякую умственную изгарь и всякую нравственную пустоту. И слава Богу: среди массы людей, которые когда-то может быть гордились вольномысленным направлением, появляется значительное число людей благонамеренных и в высшей степени религиозных. По свидетельству опыта, эти люди, как и надо ожидать, всегда с самым основательным и глубоким образованием. Итак, постараемся так устроить свой образ мыслей и свою жизнь, чтобы пора зрелости, трезвости во всем, – в науке и в жизни, – наступила как можно скорее в нашем отечестве. Господь будет нам помощник. В особенности мы много можем сделать домашним воспитанием детей своих по началам народно-православным и по духу веры Христовой. Не об этом ли теперь преимущественно заботится августейший монарх? и не к тому ли направляет свои реформы учебных заведений, чтобы молодое поколение в продолжение своего воспитания усвоивало христианские начала в свою плоть и кровь?... Господи, даждь царю нашему благословение во век века, и возвеселиши его радостию с лицем твоим! Да обрящется же рука твоя всем врагом твоим, и десница твоя да обрящет вся ненавидящия тебе! (Пс. 20:7, 9). Аминь.

***