Слово в день Успения Божией Матери. (15 августа 1871 г.)

Когда мы вслушиваемся в торжественные гимны, воспеваемые ныне св. церковию в честь матери Божией, когда вникаем в многочисленные чтения, повествующие нам о ее необыкновенной жизни, исполненной великих тайн, ее славном успении и о той силе и могуществе, которые она имеет у Сына своего; то невольно мысль наша цепенеет от благоговейного ужаса пред ее недосягаемым величием, и смиренно устремляется к ней с молитвою о заступлении и всесильном ходатайстве за нас грешных у престола царя небесного. А между тем, братие, путь к этой недосягаемой славе лежал для пречистой девы Марии чрез ту же тленную, исполненную всяких превратностей и скорбей – страну, в которой обитаем пока и мы. Страна сия зовется нами земною жизнию, а на языке слова Божия известна под именем страны пришельствия нашего, ибо отечество наше на небесах (Флп. 3:20). Долго-ли, коротко-ли, а скроется и от нас эта страна. Придется-таки переступить в ту неведомую и страшную для грешной природы нашей область, в которую с таким блеском и торжеством отошла ныне матерь Божия. Где-то окажемся тогда мы? Конечно, у отца небесного обители многи суть, но попадем-ли мы хоть в одну из них? Что, если..., – но страшно вымолвить, душа потрясается от одного предположения той нескончаемо-горькой судьбы, которая может выпасть на долю нас грешных! Итак, светоносная слава матери Божией, бывшей некогда смиренной дщерию человеческой, да прольет хоть несколько лучей к нам на землю и осветит нам жизненный путь наш, чтобы конец его не привел нас в пагубу.

Перечислять многочисленные и дивные добродетели матери Господней, и предлагать ту или другую для подражания – мы не станем. Всякий, сколько-нибудь знающий или слышавший о жизни матери Господней, знает конечно и ее добродетели. Бери же любую для подражания, и ты будешь возлюбленным учеником матери Божией, и со временем сделаешься участником ее небесной славы в той или другой мере. Но желательно нам обратить ваше внимание на некоторый общий характер жизни Божией матери и провести сравнение между ним и нашею жизнию. Этот общий характер ее, или основная добродетель, которою печатлелись все ее деяния и который сообщал некоторый единичный строй всей ее жизни, была духовная сосредоточенность или самоуглубление. Слово Божие с таким именно характером изображает нам божественный лик матери Господней. Вся слава дщери царевы внутрь, говорится о ней в книге псаломской (Пс. 44:14). Мати Его соблюдаше вся глаголы сия в сердцы своем – замечает о ней неоднократно св. евангелие (Лк. 2:19, 51). Сосредоточенность духовная есть такое настроение души, или такой образ поведения, когда человек смотрит не на то только, что у него под глазами, а главным образом на то, что у него делается в душе, и как отражаются там впечатления внешнего мира, из чего слагаются его наклонности, каковы его убеждения и взгляды, и вообще – дурен он, или хорош. Чрезвычайную важность этого качества в деле нравственного преуспеяния понимали еще древние философы, ибо венцом всякой философии поставляли они правило «познай самого себя». И все правила христианской нравственности сопровождаются и, так сказать, растворяются этим основным правилом о самонаблюдении и непрерывном трезвении над собою. Презрех Господа предо мною выну, яко одесную мене есть, да не подвижуся (Пс. 15:8), – вот что значит жить по-христиански; т. е. так тщательно разбирай свои мысли, слова и деяния, как бы ты постоянно находился пред лицем самого Господа, или рядом с ним. Этим постоянным трезвением и самопознанием и отличалась в высшей степени пречистая матерь Господня; оно то и всех святых угодников привело в славу Божию; им же, по учению слова Божия, обеспечивается весь успех и нашего нравственного усовершенствования. Нам кажется, что и наоборот – весь неуспех наших усилий сделаться лучше, весь застой нашей жизни, как домашней, так и общественной, несмотря на всеобщие стремления к преуспеянию, зависит именно от того, что в нас мало развита потребность и стремление к самопознанию, и нет в нас ни привычки, ни уменья работать над собою в своем внутреннем душевном мире. Либо все для грубых чувственных удовольствий, пополам с тяжелым материальным трудом; либо все для службы общественной; либо все наконец для науки и искусства. И ничего нет, собственно, для души, для своего внутреннего подвига. И потому нигде нет того, что всеми ищется и ожидается, о чем везде говорят и пишут, т. е. здорового и истинного преуспеяния, а есть какие-то болезненные порывания и усилия и одни только ожидания и обещания в будущем.

Обращаясь к нашему простому народу, к его внешнему быту и его нравственно-духовной жизни, удивляешься с одной стороны его неподатливости на все придуманные для него улучшения, его упрямой привычке жить по старине, по старинным неряшливым обычаям, а с другой стороны болеешь душой о его нравственном растлении и грубых пороках, которые с необузданною силою, подобно какой-нибудь язве, охватывают все больше и больше массы народные. Привыкли все то объяснять неразвитостию и необразованностию народа и разными другими случайными условиями его быта. Но уже по тому одному – это объяснение оказывается неудовлетворительным, что ни чистотой нравов, ни здравыми религиозными убеждениями не отличаются и так называемые образованные классы общества, об которых предстоит сказать нам слово. Опыт показывает даже нечто совершенно противное тому, чем думают объяснить низкий нравственный уровень нашего народа. Те классы народные оказываются более растленными и развратными, которые входят в ближайшие сношения с центрами нашей общественной жизни, с большими и просвещенными городами. Нет, отсутствие твердых и ясных понятий религиозных, смутные представления о том, что касается духовного мира, удаление от духа Христова, незнание евангелия и его животворной силы, и вообще слабость и узкость религиозного созерцания, – вот что собственно принижает и огрубляет наш народ. Не думайте, чтобы высота религиозного созерцания условливалась высотой умственного развития; мудрость Христова, по словам самого Спасителя, часто таится от премудрых и разумных, а дается именно младенцам (Лк. 10:21). Осветите этих младенцев светом Христовым, отвлеките их взор несколько от земли, куда он постоянно устремлен, и обратите их к собственной душе их, – и они почувствуют в себе присутствие более чистых и высоких интересов, чем в каких они привыкли вращаться, они охотно и ревностно устремятся к своему духовному преуспеянию. Царствие Божие внутрь души человеческой; если бы усмотрел это царствие наш народ и научился искать его, то приложились бы ему и те материальные блага, которые в таком изобилии сулят ему, но не дают его ученые просветители.

От народа перейдем к другим классам общества. Посмотрим беспристрастно на домашнюю и семейную жизнь так называемых светских людей, что она такое как не беспрерывное мление в чаду житейских мелочей и суеты? С одной стороны, кропотливое исканье житейских удобств и материального благополучия, а с другой губление своего досуга, или убивание времени разными способами, придуманными ленью и праздностию. Есть люди, и их великое множество, – у которых вся жизнь походит на приятный сон или сладкую дремоту, и вся деятельность их слагается из занятий самого легкого, игривого и развлекающего свойства. И чем больше кто имеет притязаний на звание светского и приятного человека, тем более самодовольства и беззаботного веселия виднеется во всем его существе. Эти люди стараются из всех сил быть остроумными, находчивыми и необыкновенно любезными, речь их течет игривым потоком и усыпана бесчисленным множеством острот, интересных анекдотов и веселых шуток. Все это так; но бывают ли эти люди когда-нибудь одни с собою и с своею совестию, задают ли какие-нибудь вопросы собственно себе, имеют ли они отчетливое понятие, что они такое в строгом смысле, и выходит ли что-нибудь серьезное и истинно полезное из всей их деятельности? Приходят ли им на мысль задачи о цели и назначении человеческой жизни и о последней судьбе человека? Если всего этого нет, то кому же и на что собственно нужны такие люди, могут ли они оставить после себя какой-либо достопамятный след в человечестве, и от них ли можно ожидать, чтобы они двинули вперед общество, когда они сами суть лишнее его бремя и могут быть названы лишь потребителями общественных благ, или пользователями всякого рода приятностей жизни?

Затем есть люди службы. Все время их, как они говорят, посвящается ими общественной деятельности. Они и завалены письменной работой, – а там разные суды и разбирательства, разъезды, расследования и дознания, предупреждение и открытие разных злоупотреблений, так – что нет почти покоя и отдыха этим людям. Все это так и бесспорно похвально. Но не двинут общество вперед и эти люди, если они не внесут в свою деятельность разумной силы и духа. Рабочие силы, конечно, необходимы в жизни; но движет и развивает эту жизнь собственно идея, которая дает направление силам. Так и общественные деятели до тех пор будут только служебной и рабочей силой, пока в собственном духе их не начнется работа над собою, пока высшие человеческие задачи не возникнут пред их сознанием, и небесное учение Христа Спасителя, разъясняющее эти задачи, не сделается их светочем, и пока наконец идея службы по долгу или для собственной пользы не подчинится высшей идее служения людям из любви к Богу и ближним. Без этой великой евангельской идеи во всякой общественной деятельности, как она горяча ни будь, всегда могут быть ошибки и послабления, даже отступления от долга, и даже положительные измены ему. На иного горячего деятеля либо вдруг нападет лень и расслабление, и он поддается искушению заменить личную работу работой низших и подчиненных себе служебных сил. Либо вдруг закипят в нем страсти, – и тогда ничто все предписания закона пред личными соображениями или чувствами этого человека. Идея долга совсем исчезает. Нет, и такие люди не двинут вперед общества; ибо не выработать им светлых идей общественного и народного блага, а не выработать потому, что умственный взор их никогда не устремляется во внутрь их собственного духа, а рассеивается по текущим и многосложным явлениям внешней общественной жизни, а силы тратятся на одну только механическую работу, и часто уходят по мелочам на удовлетворение собственных весьма и весьма мелких страстей.

Наконец есть люди науки. Это лучшие силы общества, это его избранные представители. Для целей знания они касаются всего на свете, все хотят исследовать, понять и изучить, всем воспользоваться и всему дать приложение. Казалось бы, в руках этих людей и есть тот рычаг, которым, они могут поворачивать общество, куда им угодно, и давать ему лучшее направление. Однако, что мы находим в опыте? Находим, что на всякого ученого и мудреца, как говорится, довольно бывает простоты. Вместо здравого и зрелого знания весьма часто бывает одно умничанье, вместо света напускается в общество тьма; вместо истины распространяются заблуждения самые мрачные и гибельные, и самые враждебные истинному и всеми желаемому преуспеянию. Достаточно указать только на некоторые выводы, к которым пришла современная, столь восхваленная наука, чтобы видеть, как тут мало есть чем похвалиться. Из человека сделали простое животное; кроме химических и механических сил ничего в нем не открыли, равно как и во всей окружающей нас природе. Для общественного блага нужно будто бы отринуть право собственности, а для счастия народа надо сделать его богатым и только выучить грамоте. А то, что издревле человечество считало своею святынею, все это объявлено предрассудком. Удивляться только нужно, как могли ученые зайти в такую тьму. Но с другой стороны и страшиться надо, что, если подобного рода наука возьмет властительную силу в обществе и возмнит вести человечество по измышленному ею пути преуспеяния? От чего же это однако бывает, что светоч науки горит иногда так тускло и зловонно? От того опять, что на самую внутреннюю и глубокую область человеческой души, на ее религиозно-нравственную сторону мало обращают внимания. Нет самоуглубления и религиозного созерцания, а потому нет и здравой философии; ученый взор по большей части скользит только по внешней и материальной стороне человека, и что касается этой стороны, что может содействовать земному благополучию – это разработывается наукой с необыкновенным совершенством. Что же касается собственно души человеческой, ее духовно-религиозных потребностей, ее великих задач и ее последней судьбы, – об этом люди мало думают и потому всем этим мало дорожат. Итак, что же из всего этого следует? Следует то, что мы в начале положили в основание нынешней беседы своей, т. е. что неуспех наших стремлений в преуспеянию или, как говорят ныне, к прогрессу – зависит от недостатка нашего самопознания, от сбивчивости и неверности представлений о природе человека, о ее высших потребностях, о ее бывшем и теперешнем состоянии, о цели и назначении человека и его последней судьбе. А так как все эти понятия в надлежащем свете и ясности раскрываются только в святой религии Христовой, то можно сказать, что недостаток и слабость в нас религиозного чувства и христианского самопознания и есть причина нашего всяческого застоя. О если бы эта истина поглубже нами созналась! О, если бы мы развились на конец настолько, чтобы не увлекаться модными и оригинальными теориями о средствах к преуспеянию человечества, а положили бы основным камнем этого преуспеяния святое евангелие и учение Христа Спасителя! Скоро ли настанет это разумное и светлое время, ибо тогда только наступит и вожделенное для всех нас время истинного усовершенствования.

Христе Спасителю, свете незаходимый! По молитвам твоей пречистой Матери не отрини нас от лица твоего, да не покрыет нас чуждая тьма окаянных! Но обрати нас, и к свету заповедей твоих пути наши направи. Аминь.

***