Внецерковная беседа с прихожанином о военной службе – по случаю рекрутского и набора

Священник (подходя). Что задумался, друг мой?

Прихожанин (уныло). Ах батюшка, виноват, я и не и заприметил вас!

Свящ. Ну скажи же, о чем ты так грустишь? вот уж несколько дней я примечаю за тобой, – ты все ходишь такой невеселый!...

Прихож. Сами изволите знать, батюшка, – состою на очереди, и знаю, что не миновать мне солдатчины.

Свящ. Так, стало быть, ты пугаешься службы Государевой, боишься трудностей ее? Я очень рад поговорить с тобой насчет этого предмета; потому что принимаю в тебе искреннее участие.

Прихож. Ради Бога – батюшка Признаюсь вам в своем малодушестве, какая-то тоска щемит сердце, какой-то страх нападает!...

Свящ. Что и говорить, не легка служба военная! Но возми ты в расчет, какая же служба и жизнь обходится без забот и труда? Разве ты, живя в деревне, не работаешь на поле или на гумне с утра до вечера? Труда и забот боятся только негодные да ленивые люди, которые нигде не годятся, – ни в деревне, ни в городе, ни в военной службе. А ты у меня крестьянин честный и трудолюбивый. Таких-то и нужно Государю.

Прихож. Покорно благодарю на добром слове, батюшка. Точно, не сидел я сложа руки никогда; да все как-то мы уж больше привычнее к своей крестьянской работе. Тяжела и она, а все лучше!

Свящ. Ну об этом не стоит и говорить. Привыкнуть можно ко всякой службе; ты верно другое что-нибудь хочешь сказать?

Прихож. Ох, батюшка, – одно слово солдатство! Натерпишься всего, и голоду и холоду и побоев всяких.

Свящ. Ты уже слишком запуган, друг мой, от того и забираешь себе в голову всякие, небывалые даже и совсем неосновательные страхи. Заверяю тебя – как священник, как отец твои духовный, не желающий тебя обманывать, что нынче военная служба стала далеко не так тяжела и сурова, как бывало прежде. Нынче стало совсем не то. Нынче Государь не велит подвергать солдат никаким побоям, а велит с ними обходиться справедливо и ласково. Наказывают только тех, которые не служат, а баловством разным занимаются. Ну таких так и надо. Так ли?

Прихож. Разумеется так, батюшка, – это что говорить!

Свящ. Холоду и голоду ты боишься? И это опять все пустое. Конечно и нынче солдату лишнего не дают; но Государь нынче паче всего хлопочет, чтобы его воины были крепки, здоровы и всегда сыты. Право, как поглядишь, как живут некоторые из вас, как перебиваются из-за куска насущного хлеба целый горемычный век свой, – так невольно поболеешь сердцем. А военной службы бояться нынче нечего. Ты читал-ли высочайший манифест о нынешнем наборе?

Прихож. Нет, читать не читал, а слышал только, что государь велел набирать по четыре человека с тысячи. Да не будет-ли войны, батюшка?

Свящ. Нет, про войну пока не слышно – слава Богу! Набор делается для обыкновенного пополнения армии и флота нашего. Ну разумеется, когда иноземные государства узнают, что у нас полный комплект войска, так не очень-то будут напрашиваться на войну. А коли война будет неизбежна по каким-нибудь обстоятельствам, – ну мы и готовы. Вот зачем набор объявлен.

Прихож. А не можете ли вы, батюшка, дать мне этого манифесту прочитать?

Свящ. С величайшим удовольствием. Прочитай непременно. Ты сам увидишь из манифеста, как государь старается сделать всевозможные льготы народу касательно рекрутской повинности, и удалить все неприятности, которым бывало подвергались молодые рекруты при вступлении в военную службу. Нынче напр., государь не велел даже вводить рекрутов в рекрутские присутствия обнаженными, не велел им брит лбы, запретил также брить и затылки и проч... Так и видно, какая добрая душа у государя так и видно, что, принимая к себе на службу людей всякого звания и состояния, государь берет их под свое попечение – как отец, и начальникам военным старается внушить, чтобы они берегли его воинов и уважали в них человеческое достоинство. Как же не послужить такому государю?...

Прихож. О, да сохранит Господь Бог на многие лета нашего великого государя, нашего отца и благодетеля!...

Свящ. И можно ли сомневаться, что верная и усердная служба твоя как-нибудь пропадет за таким мудрым и милостивым государем? Для храбрых и верных воинов своих он не щадит ни казны своей, ни наград. Только служи царю верой и правдой, – а за ним служба, все равно что за Богом молитва, никогда не пропадет. Да и службу-то самую государь сократил нынче почти на половину против прежнего. После пятнадцати лет службы – получивши честную отставку, ты можешь снова вернуться на родину к родимой семье своей и к своим прежним мирным занятиям сельским. Честных служак своих, уволенных в чистую, государь повелел снабжать землей, если они того пожелают, для потерявших на службе здоровье открыл богадельни, для не могущих трудиться назначает денежные пособия и проч. Чего же тебе бояться очень, чего горевать и тосковать?...

Прихож. Благодарю вас батюшка; слушая вас, как будто легче и отраднее себя чувствую. Но вот в чем моя беда, – у меня есть семейство – как сами изволите знать; оно-то меня и крушит. Погляжу на жену, – ходит словно убитая; погляжу на малых ребятишек, – у самого тебя так вот и заноет душа!

Свящ. Сочувствую тебе – душа моя, и жалею от всего и сердца, а все-таки Боже тебя сохрани предаваться отчаянию и безутешной тоске! Действительно, велик тебе предстоит подвиг; но помни, что не тебе одному он назначен, – его разделят с тобою может быть очень и очень многие твои собратья, которые может быть гораздо благодушнее и бодрее твоего идут навстречу своему подвигу. Приободрись и ты.

Прихож. Подкрепите же меня – батюшка своим разумным словом и не оставьте вразумлениями. Не могу я никак сладить с своим сердцем.

Свящ. Ну и дай ему немножко потужить и погоревать; а сам, между прочим, обратись к своему уму и разуму, и обсуди хорошенько свое положение. Для того Господь и дал нам разум, чтобы мы не падали духом, когда сильно затоскует в нас сердце. Самое первое держи в уме своем то, что подвиг твой совершенно необходим для твоего отечества, для царя и для веры православной. Если бы все захотели думать только об себе, хлопотать об своей пользе, ходить только около косули да бороны, да шить дома с своими семьями, – так ты посуди, чтобы из этого всего вышло? враги наши, как вороны, бросились бы на беззащитную землю нашу, и грабили бы ее да расхищали – как только душе угодно. А при этом могли ли быть безопасны наши семьи, наше добро, наши жилища и наши труды? Все пошло бы прахом, и весь порядок бы рушился в государстве. А что сталось бы с самым дорогим нашим сокровищем, с верой православной и церквию Божиею? Какие-нибудь басурманы пришли бы в святую Русь нашу, разорили бы храмы Божии, и нас бы, пожалуй, обратили всех в свою веру. Но теперь никто и ничего не посмеет нам сделать; потому что у нас есть храброе и христолюбивое воинство, в ряды которого и ты готовишься поступить. Таким образом, расставаясь с своей маленькой семьей, ты помни, что вступаешь на службу целому родному своему государству и святой вере православной. Какая благородная служба! Какой высокий подвиг!

Прихож. (воодушевляясь). Эх, кабы не одно только!...

Свящ. Какой ты славный человек – Петр, и какой из тебя выйдет прекрасный воин! Едва я заговорил тебе о долге и чести, о службе царю и отечеству, – как ты готов уже позабыть о своем горе, – вот это истинно по-русски! Но я вижу, что ты все еще колеблешься?... Тебя беспокоит участь твоей семьи... Но помилуй, разве ты оставляешь ее среди каких-нибудь диких зверей, а не людей? разве дети твои должны непременно без тебя погибнуть и пропасть? Сохрани Бог, – ничего этого не будет! У твоей семьи остаются еще родственники, да и мир не оставит без призора твою жену, а детям даст приют и помощь. Зачем же так печально смотреть на будущее?

Прихож. Я и хотел бы не смотреть, – да никак не могу. Иной раз как будто ничего, сердце маленько поуляжется, – и тоска поспадет, но потом вдруг опять раздумье возьмет, – и еще пуще разгорююсь!

Свящ. Послушай – Петр, если и волос с головы нашей не падает без воли Отца нашего Небесного, если Он смотрит за нами постоянно как за малыми детьми, – так без всякого сомнения по Его же святой воле и тебе и семейству твоему выпадает такой жребий. Поверь мне, что коли Господь повелел тебе идти в государеву службу, – так уж Он знает, что делает, и не опасайся, – семейства твоего не оставит Он так – задаром и без всякого попечения, потому что Он милосердый и птенцов врановых бережет. Не вы ли паче лучши их есте? (Мф. 4:26) утешает нас Он сам.

Прихож. Ну так буди во всем Его святая воля!

Свящ. Вот это так, вот это истинно по-христиански! Знаешь ли, как Господь учит всех нас самоотвержению и благодушной покорности Его святой воле? Иже любит отца или матерь паче Мене – говорит Он, – несть Мене достоин: и иже любит сына или дщерь паче Мене, несть Мене достоин (Мф. 10:37). Это значит: любовь ко Господу Богу и повиновение Его святой воле должны быть в нас выше и крепче всего, и побеждать всякую естественную и нашу привязанность. Таким образом – Господа ради оставляя свою семью, и вступая в службу государеву благодушно и безропотно, ты поступишь как истинный ученик Христов. Какая честь, какой светлый и высокий жребий христианский!...

Прихож. Каюсь вам, батюшка, – не мне эта честь; хоть устами я и покорился как будто воле Божией, а на душе все что-то не то: там – как-то не выходит у меня Господа-то ради, – как вы говорите. Думаю себе, кабы не неволя, да не начальство… Эх, что и говорить про это!

Свящ. Но повинуясь начальству, ты кому же повинуешься, как не самому Господу Богу? Несть власть, аще не от Бога; сущия же власти от Бога учинены суть (Рим. 13:1).

Прихож. Так батюшка, но, если я власти-то повинуюсь не и охотно и не добровольно?

Свящ. А желал бы?

Прихож. О, конечно!

Свящ. Ну и прекрасно за одно это твое желание послужить верой – правдой своему государю Господь пошлет тебе со временем дух силы и крепости, и дарует свободную любовь и охоту к своей службе. Таким образом служба твоя будет иметь силу добровольного подвига в очах Божиих. Господь и все так с нами поступает. Пошлет нам какое-нибудь испытание, – мы и начнем отнекиваться, скорбеть и роптать. Потом вдруг вспыхнет в сердце какая-нибудь крошечная искорка любви ко Господу, – и мы тотчас беремся за ум и смиренно возлагаем на себя крест, посланный нам провидением... Но вот что было бы нечестиво и богопротивно с твоей стороны. Если бы напр. ты вздумал (чего избави тебя Боже!) уклоняться вовсе от государевой службы, и для сего решился бы прибегнуть в каким-нибудь отвратительным средствам...

Прихож. (тревожно). Это вы насчет чего?

Свящ. Насчет того, что некоторые из вас неразумные и малодушные иногда нарочно искажают себя и портят себе разные члены, вырывают напр., зубы, отрубают пальцы и тому подобные делают низости, чтобы только избежать военной службы.

Прихож. (с негодованием). Да покарает меня Господь Бог, если я только вздумаю… Как это можно? что вы это говорите – батюшка?

Свящ. До какой степени низко и богопротивно так поступать, сам ты понимаешь и видишь... Да я не для тебя собственно это говорю, а так – к слову только пришлось... Нет – друг мой, коли Господь зовет кого в военную службу, – ступай и не прекословь! А станет кто на хитрости да на низости пускаться, – не будет тому счастья на этом свете, а на том и подавно. Господь накажет строжайшим образом!...

Прихож. Оборони Господи всякого человека от этакого сраму и греха!

Свящ. Еще нечестивее и богопротивнее поступают те, которые убегают из службы, уже поступивши в нее и произнесши присягу на верность государю. Клятвопреступник, – как ужасно одно это слово! Изменник государю, постыдный беглец, отверженный сын церкви Божией, негодный член общества, – как все это ужасно!

Прихож. Спаси и сохрани только Господи!...

Свящ. А между тем верных сынов престола, церкви и отечества – Господь и здесь не редко осыпает всякими милостями, а в будущей жизни готовит им светлые венцы!

Прихож. Не забывайте меня батюшка в своих святых молитвах перед престолом Божиим, – чтобы Господь подкрепил меня в моем подвиге, как вы называете военную службу.

Свящ. Кроме того, что мой долг молиться за своих духовных детей, помни Петр, что и вся церковь православная ежедневно молится о своем христолюбивом воинстве, следовательно, будет молиться и за тебя. Как все это должно воодушевлять тебя и ободрять!

Прихож. Благодарю вас – батюшка ваша теплая и истинно христианская беседа так меня успокоила, что я теперь готов хоть сейчас в службу царскую. Не побоюсь – кажется – и живот свой положить за царя, за веру и отечество...

Свящ. Да Петруша, может быть тебе и в самом деле придется положить живот свой на службе. Не страшись и этого. Будь верен солдатской присяге, которую будет слушать из уст твоих сам Господь Бог. Помни, что Он сказал в своем евангелии: больше сея любве никтоже имать, да кто душу свою положит за други своя (Ин. 15:13). Значит – какая же награда будет на небесах всем, за веру и отечество живот свой положившим, – на бранили то, или при другом каком случае?... Таковые причтены будут к лику мучеников. Прощай же – друг мой, и не забывай моих советов, – они вылились у меня прямо из души и сердца! Да спасет тебя Господь своею благодатию, и да укрепит сердце твое в тех высоких чувствах преданности и любви к царю и отечеству, которыми оно наполнено в настоящие минуты – к моему истинному удовольствию и утешению!

Прихож. (растроганный). Благословите же меня – батюшка!

Свящ. (благословляя). Последний тебе мой совет и предостережение... Предурной еще обычай есть у новобранцев в военную службу – предаваться пьяному разгулу и мотовству на прощаньи с родиной и при вступлении в службу. Кроме того, что молодому рекруту всего нужнее беречь копейку про черный день, кроме того – что пьянство и дикий разгул всегда есть дело противное людям и мерзкое в очах Божиих, – в новоизбранном воине он еще как-то хуже; потому что показывает своего рода трусость и слабость души. Боится человек прямо пойти навстречу своей судьбе, робеет своего нового положения, – ну и давай отуманивать себя водкой, давай заливать свою трусость одуряющими напитками. Но хорошо ли это, честно ли, по-христиански ли это? Ради Бога Петруша, – не дозволяй себе ничего подобного, и других невежд вразумляй из своей братии. На службу царю, отечеству и вере православной надо вступать спокойно, трезвенно, с непоколебимою решимостию, с верой и надеждой на Господа Бога, – а не закрывши глаза и с отчаяния махнувши на все рукой. Христианину и верному слуге отечества – нигде и ни в каком случае ребячиться не приходится. Ну прощай Петр, – и Господь тебя благословит!

***