XX. Соблюдать порядок в любви

Если же этот порядок в любви не соблюдается, и человек свою любовь обращает не на Бога, а на преходящие явления в мире, то есть на любление тварного мира «паче Создавшего», на любление плотских страстей или даже на плотское любление плотского человека, – то непременно воспоследует разочарование¹¹⁹. Человеческая личность с ее бесконечными запросами духа – любви, добра, правды – не может удовлетвориться преходящими эфемерными удовольствиями и наслаждениями от мира и плоти. Человек во глубине своей души благоговеет перед величием любви, правды, добра и святости, а потому и тянется к ним, как к непреходящему в этом преходящем мире, в котором его засосала по уши «похоть плоти, похоть очей и гордость житейская» (1Ин.2:16). Поистине, душа горе́ стремится, а плоть к земному льнет под тяжестью греховной ноши.

Умом своим, своим сознанием человек гнушается грязи, а плотью своей, подкоркой, почти бессознательно барахтается в ней – столь сильна в нем привязанность к страстям; и чем низменнее страсти, тем сильнее к ним привязанность в человеке. Подавляя высокие стремления своего сознания, человек гоняется за калейдоскопической новизной неиспытанных плотских наслаждений, превращая себя в раба своих постыдных страстей. Страсть сковывает нашу духовную природу. Она умерщвляет благоразумие, сковывает ум. Предоставить полную свободу неукротимым порывам – значит поработить душу, обитающую в теле.

«Премерзкий враг силится уничтожить любовь любовью же: любовь к Богу и ближнему – любовью к миру, его благам мимолетным и к его растленным, богопротивным обычаям, – любовью плотскою, любовью богатства, почестей, удовольствий, игр различных... Подстрекает людей любить мир и то, что в мире: суетную мудрость мира сего, богатство, славу, знатность, сладости... Поэтому, да погашаем в себе всячески любовь к миру сему и да возгреваем любовь к Богу и ближнему чрез самоотвержение». «К несчастью, в нас мало веры во Христа, и мы хотим совместить любовь к миру с любовью ко Христу, пристрастия житейские с любовью к Богу. Несовместимо!»¹²⁰. Любовь к Богу возгорается в сердце человека при размышлении о благодеяниях Божиих, излитых на род человеческий. Ибо сама любовь непрестанно приводит нам на память любимый нами предмет.

Любящий ни о чем столько не мыслит, как только о любимом; ибо таково свойство нашего сердца, что кого мы любим, тот непрестанно у нас в мыслях. Мы часто бываем удалены пространством от того, кого любим; но в мыслях мы всегда с ним, смотрим на него, слушаем его, и говорим с ним. По утру просыпаемся, и первый предмет нашей мысли тот, кого мы любим; занимаемся ли каким-либо делом для себя или для других, – и никакое дело не мешает нам мыслить о том, кого мы любим.

«Любовь к Богу не есть что-либо учением приобретаемое. Ибо не у другого учились мы восхищаться светом, быть привязанными к жизни: не другой кто учил нас любить родителей или воспитателей. Так или еще более невозможно от вне научиться любви Божией; но вместе с устроением живого существа, разумею человека, вложено в нас некоторое прирожденное, в себе самом заключающее побуждение к общению любви... Именно получив заповедь любить Бога, приобрели мы также и силу любить, вложенную в нас при самом первоначальном нашем устройстве»¹²¹.

«Чем более кто любит, тем постояннее смотрит на любимого, и чем постояннее смотрит, тем крепче любит. Так образуется прекрасный круг... Любовь, по моему определению, есть единодушие; а любовь к Богу – вместе и путь к обожению»¹²².