История о достопамятном Флорентинском соборе, по части унии, каковая предпринята была для соединения Восточной Церкви с Западной

История Флорентийского собора, который был собран для восстановления соединения между греками и римлянами

Прежде, нежели приступим мы к описанию самого собора Флорентийского, рассмотрим: в каком состоянии была тогда Греция, коей правители имели нужду прибегнуть к оному?

Греция, сия славнейшая и процветавшая некогда империя¹, задолго прежде сего собора видимым уже образом увядала и клонилась к своему падению. Ибо ещё при Андронике втором, сыне Михаила Палеолога, турки, завоевав Малую Азию, Анатолия именуемую, разделили оною на семь областей. Из числа сих семи владельцев, один, именем Оттоман, коему досталась Вифиния, и прочие области большею частию себе покорил и около 1300 года от Рожд. Христ. положил начало Оттоманской империи. Отсюда видеть можно, сколько-то уже тогда были сильны турки. Помянутый Андроник, видя угрожающее падением империи бедствие, не только не мог отвратить оного сам, но к вящему несчастию, оставил по себе и наследников таковых, кои со дня на день ускоряли гибель империи Греческой. Ибо по нём силою взошёл на престол Андроник III². По смерти сего Андроника вступил на царство так же силою Кантакузен, опекун Калоиоанна и Мануила, детей умершего императора. И хотя сей Кантакузен был зять Орхану³, турецкому императору, однако же был низвергнут⁴ с престола: а на место его возведён Калоиоанн⁵, один из сынов Андроника III; который (приметим мы сие) противу утеснявших его болгаров просил помощи у турки; и по поводу сего принуждён был платить дань оному⁶. Турецкий император Амурат сын Орханов, пользуясь слабостию христианских держав, перешёл в Европу и завладел большей частию Фракии и утвердил в Андрианополе столицу своей империи. И таким образом, зло, угрожавшее Греческой империи, из-за моря приблизилось почти к самым вратам Константинополя.

Потом междоусобия Калоиоанна с сыном своим Андроником⁷ подали случай Баязету, турецкому императору, наставшему по Амурате, притеснять и более греческих императоров; доколе Мануил, второй сын Калоиоаннов, свергнув Андроника, брата своего, с престола помощию сего Амурата, не обещался платить сему дань по 30000 золотых в год. И таким образом, Баязет Мануила имел почти своим рабом и повелевал им, как хотел. Когда же Мануил повиноваться ему отрёкся, то Баязет, сделавшись ему явным врагом, напал на Константинополь; и не прежде примирился с Мануилом, доколе не принудил его позволить туркам иметь в Константинополе мечеть, собственный для себя суд и многие вольности, азиатцам сродные. Сие было весьма не выгодно для греческой столицы. Почему Мануил, видя, что Баязет день ото дня усиливается, послал посольство к Тамерлану, татарскому в Парфии хану, просить помощи, обещаясь, если он удовольствует его в просьбе, оставить свой престол и уступить оный ему, Тамерлану. Тамерлан Баязету, отвергнувшему предложение его о мире с греками, объявил войну. Баязет отправил 300000 конницы и 200000 пехоты противу Тамерлана; а сам яростнейшим образом приступил к Царю-граду; и, конечно, оным завладел бы, если б получив известие о разбитии своих войск, не принуждён был поспешить оным на помощь: где, однако же, Тамерланом будучи побеждён, взят в плен, заключён в железную клетку и почти четыре года в оной содержался: наконец, не стерпевши бесчестия причинённого жене его (которая почти нагая принуждена была другим рабствовать), ударился о ту клетку головою и умер. По смерти Баязетовой, Магомет, преемник его, жил с Цареградцами мирно. Но по его кончине Амурат, сын Магометов, за помощь, данную греками некоему противу его восставшему Мустафе, осадил Константинополь: однако, город тогда мужественно защищён, и осада прекращена. После чего греки подговорили брата Амуратова Мустафу к отнятию у Амурата короны: однако ж, оный и на сего, как и на первого, нечаянно напавши, удушил. Греки хотя неотступною просьбою и испросили себе мир, но уже поздно. Ибо в то время турки распространили уже в Европе свои владения и завладели многими греческими землями, и столицу свою совершенно утвердили в Адрианополе: а Греческая империя⁸ столько была стеснена, что вся почти она заключалась в одном Константинополе.

Приведённая сюда греческая история хотя прямо не клонится к намерению нашему, но много способствует к познанию бедственных обстоятельств греческой монархии; которая, как всякому видеть можно, день ото дня клонилась к своему падению. А сие-то самое и есть причиною, по которой Иоанн Палеолог⁹, сын и преемник Мануилов, принуждён был прибегнуть к соединению с римлянами, или к Флорентийскому собору. И не токмо греческие историки, но и римские писатели, все почти до одного, таким же образом сие Иоанново соединение с римлянами толкуют. А хотя бы и никто из писателей оного не упоминал, однако же, самые обстоятельства ясно показывают, что мирские пристрастия, а не исследование истины были побудительною причиною к соединению: т. е. чтобы за сие ему римляне, в крайне тесных обстоятельствах находившемуся, противу турков дали помощь. А иначе Иоанн Палеолог о сём никогда бы и не помыслил. И потому напрасно хвалятся римляне оным Флорентийским соединением.

И так Иоанн Палеолог, едва имея один город Константинополь в своём владении; а при том, видя из ненасытного властолюбия притворного своего друга и соседа, Амурата императора турецкого, и приближающееся малой области своей падение (поскольку сей Амурат отнял уже и Солунь, и на Пелопонис, где брат Иоаннов Константин царствовал, делал нападения, и наконец, час от часу не преставал распространять далее власть свою), сими, говорю, опасностьми убеждён будучи, гораздо и ещё больших опасался злоключений, начал изыскивать средства вступить в мирный союз с римлянами; и о сём писал к папе Мартину.

Папа же, почитая дело сие клонящимся к его властолюбивым видам, весьма охотно принял предложение. Вследствие чего, со стороны греческой и папской начались взаимно частые посольства, как об особах, имеющих быть на предположенном соборе, и о других условиях, так наипаче и о месте, где оный долженствовал быть собран. И наконец, согласившись во всём прочем, согласились и в том, что собор имеет быть созван в пределах греческих, и что папа для сего пришлёт к ним полномочного посла, который утвердит всё то, что на соборе обще положено ни будет, и что он, папа, просит только назначить время, в кое латиняне к грекам прибыть долженствуют. Но поскольку греки латинянам для прибытия времени назначить не могли по той причине, что Амурат, турецкий император, имея всегда войско в готовности, ежедневно и явно угрожал бедствием Константинополю; того для, как по собственным крайностям, так и по внушениям и домогательству посланника папского, Антония, тогда в Константинополе находившегося, греки переменили своё намерение и согласились сами отправиться на собор к папе. И император Иоанн почти первый согласился отправиться в Италию и для той по сказанию причины¹⁰: «поскольку-де Римская церковь есть матерь, а Восточная есть дщерь; то и должна-де дщерь прибегнуть к матери».

И так определено собору быть в Италии: римляне на то охотнейше согласились. Но поскольку патриарх и другие многие отцы греческие опасались пуститься в столь отдалённый путь и, много о том думая, много опустили и времени; потому, наконец, то сделалось, что все их предприятия разрушило. Ибо папа Мартин, между тем, умер, а тем самым и лишил греков тех выгод, каковые при его жизни, может быть, они бы и получили. Греки сие узнали, но уже поздно! Ибо, спустя несколько хотя они и послали паки в Рим посольство к папе Евгению, наставшему по Мартине, с требованием собора: но сей папа ответствовал им не так уже ласково, как его предшественник Мартин¹¹. Он сказал им: 1-е, что хотя позволяет быть собору, но его не желает; 2-е, что ежели хотят греки собора, то он должен собран быть в Италии непременно; и 3-е, что сей папа письмо своё к грекам наполнил такими грубыми и колкими для них изражениями, которые принудили их вникать и в самые письма сего литеры, то есть, не видно ли и по литерам самым, что письмо сие написано не по-приятельски? Опечалило греков письмо сие, и долго бы, как кажется, они ничего решительного не предприняли, если б не пронёсся тогда в Константинополе слух, что в Базеле, некотором швейцарском городе, созван уже был собор. Они сего случая не упустили и послали в Базель послов, которые, побывавши там, возвратились¹² и привезли с собою от сего собора послов, епископа Сунденского и некого доктора Алберта; которые императору и патриарху доносили, что на соборе Базельском присутствуют 70 епископов и лучшие кардиналы, и что первенствующий на сём соборе есть Арелашенский: что оный собран по той причине, дабы злоупотребления, вкравшиеся в некоторые части Италии, истребить; а паче, чтоб гордость папскую, которая часть от часу умножается, понизить и обуздать его высокомерие. Сие услыша, греки согласились и сами к ним присоединиться; вследствие чего и начали делать переговоры и условия, на каковых они могут прибыть в собор в Базель.

Когда же узнал папа Евгений, что греки вступили в переговоры с базельцами о соборе, то опасаясь, дабы сие соединение¹³ западных и восточных отцов не послужило к его низвержению и падению его власти, перестал быть гордым. Он писал к ним столь ласково и учтиво, что патриарх и другие некие отцы были письмом его довольны и склонялись на его сторону: но прибытие послов с Базельского собора в Константинополь остановило успехи папские; потому что базельцы и более, и ревностнее обещались взойти в дела греческие: да и послы папские обличены были тогда во лжи¹⁴. Ибо сии паписты, прибывши в Константинополь, распустили слух, будто бы собравшиеся в Базель на собор вступили в междоусобие, что всё там клонится к возмущению, и что никто никого не слушает, и много насказали прочего: но прибывшие из Базеля послы сей слух уничтожили, себя оправдали и правду слов своих засвидетельствовали особами, бывшими с ними в Базеле на соборе, из греков. И таким образом, базельцы восторжествовали и дело довели до того, что как духовных многих, так и светских, в числе коих находился и сам император, склонили на свою сторону; и греки уговорились в начале октября месяца к ним отправиться: а потому и начали поспешно готовиться на собор. Ибо и так уже в сих переговорах прошёл целый почти год.¹⁵

Император Иоанн Палеолог Иосифу Цареградскому Патриарху, находившемуся тогда ещё¹⁶ в нерешимости в рассуждении отъезда на собор, настоит, сколько возможно, поспешить послать письма к прочим патриархам и призвать или их самих на собор, или, ежели не благоволят сами, то чтоб прислали своих наместников и других священных особ. И когда патриарх один только был в нерешимости, то Иоанн, посланник Базельский, приметя, что патриарх честолюбив, приступил к нему с той стороны, с которой, как он не обманулся, мог уловить его¹⁷. Он ему часто говорил о путешествии по Галлии, представлял, колико-то он будет славен, ежели там себя покажет, колико-то его уважат отцы, сошедшиеся на собор, как-то все искать будут его благоволения, как-то все слова его с подобострастием принимать станут, и что его мнениям все последовать будут, и наконец, что он высокий свой разум¹⁸, достоинства, таланты и важность свою во всём сиянии покажет на соборе.

Патриарх, сими приятными его честолюбию словами восхищён будучи, с охотою начал приуготовляться в путь, о коем прежде столь много сомневался.

Между тем как греки готовились на Базельский собор, толико опасный папе, папа с своей стороны не был не деятелен. Он в сие время многие делал покушения и обороты, дабы греков отвлечь от сего собора и склонить на свою сторону, но, не видя в том успеха, употребил, наконец, следующую хитрость: знал он, как посредством послов своих, так и тайных приятелей, что греки должны были отправиться на тот собор в начале октября, и что они должны туда ехать на галерах, кои пришлют для сего собравшиеся в Базель на собор особы, и потому прислал он в Константинополь в исходе сентября четыре свои галеры, на коих были посол папский, три епископа, его сопровождающие, и послы греческие, бывшие дотоле при дворе папском. Сии или будучи подкуплены папою¹⁹, или и подлинно ничего не ведая, донесли греческому императору, что папа с базельцами примирился, что собор уже там рушился; что иные епископы возвратились в места свои, а другие к папе; что всю власть и право имеет над ними папа по-прежнему; и что он для того нарочно и прислал в Константинополь галеры, дабы их, греков, взять и вести на собор в Феррару.

Но не прошло ещё двух недель, как за папскими галерами прибыли и присланные от Базельского собора. О чём уведавши, Кондельмирий, начальник папских галер и внук папы, хотел вступить с оными в сражение, но император до того не допустил и объявил ему, что он во всяком другом месте учинить сие может, только не было бы то в его областях. Послы, бывшие на соборе, доносили, что отцы, собравшиеся в Базель, их ожидают и просят, чтобы они прибыть туда поспешили. Но император, чая получить от папы более помощи и будучи уже одолжен папою, взявши у послов его в сие время пять тысяч флоринов, склонялся отправиться к папе²⁰. О чём уведавши, послы базельские в щедрости своей превзойти папу старались. Они греческим начальникам давали двадцать тысяч флоринов и говорили, что и ещё имеют десять тысяч оных и что, ежели нужда потребует, то имеют повеление занять у купцов своих денег столько, сколько будет надобно.

Всяк бы мог подумать, что император согласится отправиться в Базель или, по крайней мере, отложит путешествие своё, дабы подумать, куда ему ехать выгоднее; так думали и греки, но император поступил противу чаяния всех. Он совершенно склонился на сторону папы и базельским послам сказал: поскольку обещались вы с папою примириться и потом составить собор, того для прежде примиритесь с ним и потом можете быть с нами на общем соборе. Император, давши сей ответ послам, начал сам явно готовиться ехать к папе²¹. Сие видя, базельцы хотя все силы употребляли, чтобы удержать его от того, предлагая ему многие с своей стороны выгоды, но не успели. Они, наконец, говорили и то, что императору теперь как к ним, так и к Папе отправиться опасно по причине неверности его соседа Амурата. Император германский Сигизмунд, который усильно дотоле домогался собора, прислал тогда к нему письмо, в котором советовал ему оставить путешествие на собор, а быть дома по причине опасностей, угрожающих его империи. Сам турецкий император Амурат его от того удерживал: для чего, говорил он, император ищет союза с латинянами? ежели ему есть в чём нужда, пусть её объявит он мне! и прочее.

Всё сие ведал и видел император Иоанн Палеолог, но лучшего не избрал! сему так быть, видно, определено было²² судьбою! Он, отвергнувши советы союзников своих и ближних приятелей, и неприятелей, послов базельских отпустил от себя, а сам изготовился отправиться к папе.

Итак, по прошествии некоторого времени, приказывает, ради показания великолепия своего, всю драгоценную утварь из великой церкви вынести и приготовить с собою к отъезду. И хотя некоторые тому противились, представляя, – чего-де ради толико сосудов²³, толико великих, столько драгоценных брать в толь отдалённое место? и на каких они там престолах могут быть поставлены? При том говорили ему, что должно опасаться кораблекрушения, морских разбойников и прочего: но патриарх, ничему не внимая и представив противные резоны, велел, чтоб то исполнено было непременно.

С своей стороны и император греческий приложил старание о том, чтоб явить своё великолепие в Италии. И на сей конец, не имея собственных сокровищ, святотатственно взял оные из великой (соборной) церкви. Сии сокровища положены были в церковь российским митрополитом Фотием²⁴, по сказанию, якобы в дар Христу Спасителю: но император, большую часть из оных взявши, употребил на частные свои надобности. И во-первых, сделал златое на свою постель украшение, так же сшил шоры и покрывало на лошадей своих, на которых хотел он ездить в Италии, с бляхами и чепраками, из чистого золота сделанными. Таковое великолепие хотел употребить он того ради, дабы италианским народам показаться блистательным Юпитером, или Крезом богатой Ливии.

И поскольку папа прислал уже давно галеры свои в Константинополь, и оные всегда находились в готовности отправиться в Италию; того для, не теряя времени, император, патриарх, архиереи и все назначенные на собор греческие отцы, седши на суда, снабденные довольною суммою денег, на путевое содержание потребных, из отечества своего отправились. Ибо папа обещал все издержки оного их похода принять на собственный свой кошт: и сверх того назначить в Италии доходы для содержания придворных министров, церковных пастырей и самого императора с патриархом, так же и всей их свиты и служителей, им сопутствующих.

Отправившиеся же с императором и патриархом на сей побор отцы суть следующие: Ефесский, Трапезунтский, Ираклийский, Кизический, Сардийский, Никодимский, Никейский, Терновский, Монемвасийский, Лакедемонский, Амасийский, Митиленский, Ставропольский, Молдовлахийский, Родосский, Меленикский, Драмский, Ганский, Дристрский и Анхиальский; прибыл также и из России митрополит Исидор с одним епископом. Из чиновников великой церкви отправились: великий сакелларий²⁵, великий скевофилакс²⁶, великий хартофилакс²⁷ великий екклесиарх, церковно-начальник, который запевал: приидите поклонимся и проч., описатель сего Флорентийского собора именем Сильвестр Сиропул, протекдик²⁸ (хранитель законов), номофилакс и прочие чиновники, почти все ради исправления своих должностей. А из иеромонахов отправились на собор: духовник Григорий; настоятель Пантократорова монастыря; настоятель Кальского монастыря, настоятель Васильевского монастыря, иеромонах Пахомий, иеромонах Моисей из Лавры, иеромонах Дорофей из Ватопедской обители; туда же отправились и прочие отличные из духовных, также и певчие, и даже некоторые простые монахи.

Всех сих греческих отцов, проезжающих мимо Венеции, жители оного города толико ласково, учтиво и человеколюбно приняли, что грекам от них не можно было большего и желать²⁹. Огромные и прекрасные палаты для императора, Патриарха и прочих духовных лиц, покойные места для пребывания нижних чинов греческих, для первых пышная, а для последних изобильная трапеза, визиты и услуги деланы были венецианским начальником императору и патриарху весьма часто. Сего города начальник, Михаил, спрашивает императора, не имеет ли он нужды в папских флоринах? И когда император объявил в оных надобность и потребовал пятьсот, тот представил ему оных шестьсот. И патриарх, желая получить только триста, получил оных четыреста. Думать можно, что и прочие архиереи греческие, при первом сём случае, сверх жалованья так же получили некоторое число денег.

Здесь приметить надлежит, к чему клонится таковая щедрость папская? Император требует пятисот, а папа даёт ему шестьсот; так как и патриарх вместо трёхсот получает четыреста флоринов. Какое же было его намерение, что он оказывает грекам таковую щедрость? Оно, как кажется, есть то, дабы греков привязать к себе и заманить далее в Италию, словом, подкупить. Но какое б намерение его ни было, только греки, получив флорины и живши довольно в Венеции, отправились в Феррару, в котором городе собору быть назначено.

И в сём городе, равно как в Венеции, приняты греки ласково³⁰, великолепно и с торжественною церемониею. Папа, чем ближе греки к нему были, тем более оказывал им чести, великолепия, щедрости и приятства. Но не так папа поступал с ними по приезде их к нему, как видно будет из продолжения настоящей истории. Они, приехавши в Феррару, как скоро потребовали папской аудиенции; то патриарху велел объявить папа, что как скоро он (патриарх) до того допущен будет, то бы благоволил поцеловать его святейшества ногу³¹. Сии слова, как стрелою, пронзили сердце патриархово; патриарх ожидал от Папы совершенно тому противного (как он в том открывался некоторым, будучи ещё в Венеции). Он там говаривал: ежели папа старее меня летами, то я буду его почитать отцом, ежели же найду его младшим меня, то буду обращаться с ним, как с сыном; и ежели какой-либо дом в близости папского усмотрю для себя выгодным, то, расположась в оном, буду частые и тайные иметь разговоры с папою о важных церковных делах. Сие и много сему подобного воображал патриарх; но не так думал папа, который при первом свидании потребовал того, чего патриарх и вообразить себе не мог³².

И так едва-едва патриарх, избавившись от сей обидной церемонии, уговорился посетить папу на следующих условиях: поколику, говорит посол папский, вы от целования ноги отказываетесь, то и папа, дабы такой ущерб славе его не сделался всем известен, определил принять вас в своей камере в присутствии одних только кардиналов. Почему желает он разделить вас на разные части: и во-первых взойдёте Вы, святый отец, с пятью почтенными особами, кои, сделавши папе подобающее почтение, отступят, и на их место войдут другие шестеро, доколе наконец не учинят того все, коих изберёте вы достойными получения сей чести. На представления сии патриарх согласился и, разделивши всех на шестерицы³³, с великою помпою прибыл к папе и, взявши с собою Трапезунтского, Ефесского, Кизического, Никейского и Никомидийского епископов, пошёл к папе, где, поздравивши его, сел и смотрел на епископов своих и прочих, входящих по определённому числу и поздравляющих папу; и мы, наконец, говорит Сиропул, первый писатель сей истории, составляя последнюю шестерицу, были впущены; и как скоро вошли, увидели папу, сидящего на высоком троне; по правую сторону папы, расстоянием так, как на одну кафедру, сидели кардиналы на стулах; на левой же стороне, в некотором расстоянии, увидели мы стоящего Христофора, общего переводчика, позади которого сидел патриарх на равном кардинальском стуле. По сторонам его в одной толпе церковных греческих начальников видели мы и самых архиепископов, допущенных во вторую, третью и другие очереди поздравлять папу, в рабском виде, не имеющих стулов и на полу стоящих³⁴. Мы, папу с подобающим почтением поздравя, руку и щёку его поцеловали и после сей церемонии вышли, и никогда более сей чести уже не имели. За нами, спустя несколько времени, вышел и патриарх наш.

Вскоре после сего патриарх послал некоторых из греков в первенствующую церковь Феррарского епископства, огромнейшую и пространнейшую, во имя Георгия освящённую, для осмотрения тех приуготовлений, каковые делаются для собора, быть во оной церкви имеющего³⁵. Как скоро туда они вошли, увидели в восточной стороне храма алтарь, близ коего на правой стороне стоял трон огромной высоты, с кругловидною сенью, с задней стороны сени даже до низу трона была повешена длинная завеса, коей середина изображала створчатую дверь. Трон сей расстоянием от алтаря был около двадцати пяти футов. В довольном расстоянии по обеим сторонам трона стояли пятьсот скамей для соборных заседателей. Всё сие расположение хотя крайне не нравилось грекам, которые ясно видели, что папский трон есть знаком гордости его и что он, сидя посреди собора, будет представлять в себе единого и верховного судию сего Собора. И хотя они на то явно и много жаловались, но успели только в том, что тот трон подвигнули несколько с средины на правую сторону. По сторонам же папского трона устроены были места: на правой для германского императора Сигизмунда (который, впрочем, тогда не был уже и в живых), а за сими следовали места кардинальские; на левой же для императора греческого и патриарха, и для других отцов греческих. Патриарх много усиливался, чтобы порядок мест был переменён, и крайне досадовал, почитая себя униженным, но безуспешно.

К сей досаде присовокупилась и другая, а именно: латиняне, в противность условиям, заключённым с греками, не выдавали сим более денег для содержания³⁶, но давали вместо денег хлеб, вино, мясо и рыбу по цене, самими латинянами положенной; и император с трудом мог выпросить, чтоб отпускаемы были деньги. Но хитрые латиняне и тут поступили с довольным расчётом. Ибо не так было поступлено в Ферраре с императором, как в Венеции. Там император, потребовавши пятьсот флоринов, получает шестьсот, а здесь на каждый месяц дают ему только тридцать; и патриарх вместо 400, кои получил он в Венеции, принимает только 25, и то по истечении уже шести месяцев, когда греки довольно проголодались; а нижних чинов людям из свиты императора и патриарха³⁷ некоторым по четыре, а другим и по три флорина на месяц выдавано было. При том порядочные кровати и постели имели только те, кои жили в доме патриарха, а прочие принуждены были бедствовать, спя на голой земле или имея суровую какую-нибудь под собою подстилку.

И наконец, когда греки и римляне согласились о первенстве и порядке в заседании и в прочих обрядах, то начали рассуждать о чистительном огне³⁸; и сия-то материя была первая на сём соборе, о которой кратко и приватно трижды в каждую неделю было рассуждаемо (до самого того времени, с коего уже торжественный в 1437 году начался спор). На сей конец с обеих сторон выбраны были по десяти отличных людей, дабы между собою имели состязание, и чтоб один из них вопрошал соперника, а другой ответствовал, и напротив. И так с стороны греческой выбраны на сие состязание Марко Ефесский и четыре епископа: Монемвасийский, Никейский, Лакедемонский, Анхиальский, и другие некоторые чиновные. Со стороны же римской были на то избраны двое кардиналы, Юлиан и Фирмиан, Андрей епископ Родийский и двора папского учитель или Апостольский скриниарий Иоанн гишпанец и проч. При действии состязаний находились и переводчики, которые всё, что говорено ни было с обеих сторон, переводили по-гречески и латински. Были так же тут и писцы как с греческой, так и римской стороны, кои все слова состязующихся записывали.

Когда же всё к начатию открытых, торжественных и полных состязаний было изготовлено, и день, в который должны были начаты оные быть, наступил, то, сошедшийся отовсюду народ все места наполнил. И так патриарха с помпою ввели в покой, где мы, говорит Сиропул³⁹, писатель истории сей (находившийся при патриархе в должности великого екклесиарха), несколько отдохнули, ожидая прибытия императорского из монастыря, где он, пребывая, часто забавлялся охотою. Император, прибывши туда, в палату ехал на лошади, в которой папские министры его ожидали, думая, что он при пороге оной сойдёт с лошади (как он обыкновенно то делывал прежде сего, когда посещал папу), но в оное время он чрез всю ту палату проехал на лошади, так же проехал и другую, с тою соединённую, из которой и третью он хотел проехать, и ту, наконец, в которой алтарь был, и близ самого уже оного император сойти с лошади думал; но папские министры столь далеко по святому месту ехать ему воспрепятствовали и говорили, чтоб он остановился и слез; а когда приметили, что император намерения своего не переменяет, просьбу их презирает и лошадь идти далее понуждает, то, взявши её за узду, императора на землю сойти принуждают. И таким образом императора кувикуларий его⁴⁰ и Мануил, взявши под руки, ввели на трон пред собрание; равно и патриарх сел на своём месте. Несколько спустя времени прибыл и папа; пред ним несён был крест, за крестом шли каноники и другие чиновники, и телохранители, вооружённые серебряными копьями. За всеми сими шёл папа, за папою кардиналы, из коих один нёс задние воскрылия одеяния его святейшества; за кардиналами шли епископы⁴¹.

Кафедры же или места так расположены были, как сказали мы прежде. На правой стороне папа (ибо трон папский несколько был подвинут с средины на правую сторону), с кардиналами и епископами латинскими сели, с левой император и патриарх, наместники патриаршеские, архиепископы и крестоносцы, и все по своим чинам места заняли. В средине же самой, между папою и императором, стояли две скамьи одинаковой меры; длиною таковы, что могли уместить на себе каждая шестерых состязующихся и притом так стояли, что папа, император и патриарх удобно и себя самих, и состязующихся на обеих скамьях могли видеть. На сих-то скамьях сидели состязующиеся: латинов шесть на скамье к востоку, имея на правой стороне папу, греки же к западу, имея в правой стороне императора. В средине же состязующихся занимали место на самом полу общий переводчик, греческие и латинские писари; и весь пол, где было собрание, усыпан был древесными плодами. Выше за скамьёю, поставленною для состязателей, стояли креслы, покрытые дорогим сукном, с бахромою и кистьми, золотом украшенными, на которых была подушка, перед ними такая же подушка лежала на земле; и та, и другая были сделаны из той же материи, коею покрыты и креслы. Папа, пришедши на собор, на нижней из сих подушек стал на колена, и руками опираясь об другую, лежавшую на креслах; и пребыл в сём положении до тех пор, пока, воздевши руки, окончил свою молитву, которую читал он тихо и шепча и потом, вставши на ноги, сел на своём троне, и коликократно в собор мы (говорит Сиропул) ни приходили, всегда наблюдал он сию церемонию. На жертвеннике самом лежало Евангелие разогнутое, и по краям его две стояли, с правой стороны, хотя и не большие, но серебряные и позолоченные статуи; одна из них изображала человека, державшего в руках ключи (т. е. Святого Петра), другая же была равной величины и представляла человека, имеющего обнажённый меч (в изображение Апостола Павла). Перед ними и позади их стояли свещники, серебряные и позолоченные, хотя не большого весу, но драгоценные; три на одной стороне и столько же на другой.

Император же, как выше сказано, сидел на троне; близ его стоял Филанфропин, имея в руках, по обыкновению, его величества меч. На правой стороне был брат его Деспот⁴²; а позади его придворные, и притом все стояли на полу; по императоре сидел патриарх на своём месте, а по сём наместники и архиепископы своим порядком.

В сём первом заседании ничего более не сделано, кроме того, что Андрей Родийский проговорил латинскую речь папе и собору; подобно и Никейский говорил свою по-гречески императору, папе и собору. И тем заседание кончилось.

Поскольку нет нашего намерения входить подробно во все обстоятельства сего собора (что и долго бы было, и трудно), то потому постараемся здесь описать только то, что вообще на соборе происходило, и чем оный собор кончился⁴³. И так сказать должно, что чрез целый почти год продолжались прения в Ферраре, и прения об одном прибавления к Символу слова «и Сына», латинянами учинённом. Греческие отцы утверждали, что сего делать никаким образом не надлежало, поскольку правилами третьего Вселенского собора оное накрепко запрещено. И хотя римляне доказывали (так, как и ныне делают), что слово «и Сына» есть не прибавление в Символе, но только изъяснение; однако же, с другой стороны сильно было доказано, что, хотя б и подлинно то было изъяснение, однако же, в Символ вносить не надобно. Ибо Ефесский собор, уложив правило о непеременении Символа, не только всем другим, но и себе самому что-либо прибавлять к Символу запретил вовсе. Так же и четвёртого Вселенского собора отцы не дерзнули прибавить к Символу, что во Христе были два естества по соединении неслиянные; хотя б сие прибавление и можно бы было почесть изъяснением темноватых в Символе речений. Подобным образом и отцы шестого Вселенского собора не отважились внести в Символ, что Господь наш Иисус Христос имел две воли и два действия; хотя сие весь их спор составляло и конечно бы было истолкованием неясных слов Символа. Кратко сказать: все последовавшие соборы и святые отцы, по узаконению Ефесского собора, крайне удерживались от всякого к Символу даже и малейшего прибавления.

Сими и другими, и поистине неоспоримыми причинами греческие отцы, а паче Марко Ефесский, на Феррарском соборе доказывали, что слово «и Сына» внесено в Символ неправильно. И в таковых прениях, как выше сказано, целый прошёл почти год. Потом, по причине оказавшейся в Ферраре моровой заразы, собор переведён в Флоренцию. А другою причиною, для чего папа захотел иметь собор во Флоренции⁴⁴, почитается та, что Николай Пиценна отнял у папы два города; и папа, почувствуя чрез то великий ущерб в деньгах, не мог более содержать собора в Ферраре на своём коште, а разве во Флоренции; ибо жители сего города обещались дать ему на то потребное число денег. Сказывают, что папа Евгений по причине недостатка в деньгах заложил тогда флорентийским жителям свою митру. Сего города жители, доставив ему просимые деньги, дали ему сверх того ещё сорок тысяч червонных за перенесение в их город собора.

И так император со всеми при нём находившимися в Ферраре отправился во Флоренцию⁴⁵, куда как скоро прибыл, то с превеликою честию, по хитрости папы, был принят, дабы восточные сим будучи обольщены и ещё больших почестей себе ожидая, могли удобнее склониться к принятию соединения; ибо папа причинами и доводами, как видел сам ясно, учинить соединения признавал себя совершенно не в состоянии, испытавши в Ферраре, где о прибавлении в Символе слова «Сына» греки столь сильно спорили, что папа и кардиналы, приметив своих единоверцев обессилившими⁴⁶ в ответах, просили императора, дабы сию материю, то есть, о прибавлении к Символу слова «и Сына» оставить, а рассуждать о самом догмате, то есть о исхождении С. Духа⁴⁷.

И так собор переведён во Флоренцию, и спор о прибавлении к Символу, по требованию латинян, оставлен. На что первее всех согласился император и других к тому же склонять начал, льстясь сколько возможно скорее получить за то от папы вспоможение противу турков; что единственною было причиною и путешествия его в Италию. Да и папа с своей стороны не упускал случаев вперить в него таковую надежду. Ибо прежде ещё прибытия их во Флоренцию, как видно из шестнадцатого заседания, девятнадцать тысяч флоринов послал он в Константинополь на укрепление сему городу и помощь противу Амурата, турецкого императора⁴⁸.

И так во Флоренции начался спор о самом том догмате. По три раза в неделю происходил спор и продолжался в каждый раз чрез три часа: причём великое в знании⁴⁹ богословия искусство и ревность по христианской истине более всех оказал Марко митрополит Ефесский, наместник патриархов Антиохийского и Иерусалимского. Он столь сильными доводами православный греческий защитил догмат, а новый римский опровергнул, что латиняне совершенно б отчаялись, если бы император греческий, имея сторонние виды и по оным крайне желая соединения греков с латинами, не запретил Марку присутствовать на соборе от заседания 18 до 25, которое было последнее, и на коем он также не был.

И в сие-то время, то есть, в отсутствие Марка Ефесского, Иоанн, настоятель Феррарского духовенства, не видя более Марка Ефесского, ужасного для себя соперника, отважился сказать, хотя впрочем, притворно, что желательно б ему было, чтоб Марко Ефесский пришёл на собор и послушал решения на его слова и возражения; будто бы не ведая, что ему присутствовать на соборе запрещено было. И сей Иоанн столь был бесстыден, что дерзостно и с самохвальством прибавил и сие: знать он, то есть Марко, отчаялся одержать верх и для того не пришёл на собор. Тогда император на сии слова ответствовал ему следующее: мы теперь здесь ничего говорить не намерены; и потому Марко Ефесский с нами не пришёл, да и собрались мы сюда не для спору, но ради удовлетворения желанию вашему и ради совершения начатого между нами и вами дела; итак, говорите, ежели что имеете, а мы вам ничего не будем ответствовать. И так, дерзновенный тот латинянин, не видя никого себе противоборствующа в сие время, некоторых греческих Святых Отцов свидетельства, которые казались ему клонящимися на его сторону, или хотя таковыми не были, однако же, беззаконным образом на свою сторону исказив, приводить начал. Но хорошо ему тогда делать то было, когда все греки молчали и Марка Ефесского не было! впрочем, греки попросили тогда книг, из коих помянутый Иоанн приводил Святых Отцов свидетельства; потом, получив оные и с своими снесши, и испросив наперёд позволения у Папы между собой посоветовать, якобы нашли в них нечто, способствующее к соединению своему; вышли из собора, чем и заседание 25, или последнее, кончилось.

Но сколь они усердно сие делали, всяк читающий оного собора деяния ясно видеть может. Ибо, как скоро восточные архиереи собрались к патриарху на совет, то он не сносить книги начал, но предложил им требование, или паче повеление папское, чтоб впредь общего собрания соборного не было; и дабы они рассуждали о учинении чего-нибудь из двух одного, т. е. или чтоб изыскивали способ к соединению до Святой Пасхи, либо путь для возвращения в отечество; и сие в крайнее привело смущение греков. Ибо, как видели мы, приехали они в Италию на папских галерах и иждивении, жили там более пятнадцати месяцев, всё нужное к содержанию заимствуя от него же, а напоследок собственными уже деньгами, коих вовсе у них не было, надлежало им возвратиться в своё отечество. И по сей-то причине Исидор⁵⁰, митрополит Российский, ласкаясь надеждою быть кардиналом (которое достоинство после он и получил), давно уже весь отдавшись папе, на выше помянутые представления патриарховы ответствовал следующее: «Лучше нам соединиться с латинянами душевно и телесно, нежели, не окончив дела, отсюда уехать: ибо хотя уехать и можно, но того не предвижу я, как, куда и когда ехать надобно». Исидор нам, россияне! сделал бы некоторое нарекание, если б сей архиерей был нашего российского и рода; но то хорошо⁵¹, что сей Исидор родом болгар, и Российская церковь довольно себя в том оправдала, когда сего Исидора, который по окончании оного собора, почтён будучи кардинальскою от папы честию, приехал в Киев в кардинальской одежде, не только не приняла, но паче изгнала из сего города. Когда же он, будучи из митрополии своей изгнан, приехал в Москву, то великий князь Московский отдал его под стражу. Он хотя бегством от того спасаясь, и ушёл в Царьград к тамошнему патриарху Григорию Маме, который настал по Иосифе, но и там не был принят; и для того возвратился паки в Рим к папе, где и умер в 1463-м году. К помянутым Исидоровым словам присовокупил свои такого же содержания и Виссарион, архиепископ Никейский, человек, ласкавший себя тою же надеждою, какою и первый; и сей всеми силами старался доказать то же самое, что говорил и первый. Сии-то были два орудия, коими папа много действовал в заключении соединения. И хотя противу сих обоих и говорили Досифей митрополит Монемвасийский и Марко Ефесский, который прямо показал, что латиняне суть еретики; однако же, помянутый Виссарион Никейский начал его поносить за то и ругать, чем сей угодник папский и заградил уста защитнику истины. И так греческое духовенство разделилось на две части: одни из них следовали мнению желавших соединения, а другие противились оному. Не лучше сего были и последующие греков советования.

Император же, будучи сам расположен к соединению, и других поощрял к тому же, как явствует из сего поступка его: «В третий день (говорит писатель помянутого собора, в 25-м заседании) Великой седмицы император пошёл к патриарху, положив себе за предмет согласить противные стороны. И хотя дождливая тогда была погода, однако он не отсрочил; но, весь замочившись, пришёл к патриарху, настоя, чтобы спор и дело были кончены, а греческие архиереи соглашены были к соединению». И после того времени час от часу умножалось число искателей соединения, по приказу и уговору императора и по неленностному старанию Исидора Российского и Виссариона Никейского; да и сам патриарх Константинопольский, по неоднократно учинённым с латинянами советованиям, согласился принять соединение; о чём уведав, греческие отцы, отвращающиеся прежде соединения, премногие ему последовали. И помянутый ревностный подвижник Марко Ефесский, один, или, по крайней мере, с весьма немногими, и то, незнатными людьми, остался при исповедании неповреждённой древней греческой веры. И хотя его как император, так наипаче патриарх просили⁵² согласиться на соединение, уговаривал его молитвами святых небесных, заклинал душою умершего его родителя и со всех других сторон заходил к нему; но всё было тщетно, постоянства Марковой души ничто не поколебало; и он ни угрозами императора, ни просьбами патриарха преклонён не был.

Итак, видя непреклонность Марка Ефесского, все единомышленники императора и патриарха при том бывшие оставили его в покое, но не потому, чтобы они сами того хотели, почитая не за великое, что один только Марко им противится⁵³, но что брат императорский, Деспот, быв также многократно просим императором приступить к соединению, оное отвергнул совершенно, что Деспот, говорю, сей просил императора, дабы он не принуждал более Марка к принятию соединения⁵⁴ и чтобы притом возвратил его в отечество жива и цела. А иначе, едва ли бы сей непобедимый и крепкий православия защитник выехал здрав и цел из Италии⁵⁵. Ибо папа неоднократно требовал его на суд пред собор; и, может быть, то же бы самое воспоследовало и с ним, что некогда с Иоанном Гусем⁵⁶, когда б император не сказал папе в ответ, что Марко яко человек греческого рода принадлежит их суду греческому, а потому он и сам в надлежащее время учинить над ним суда не преминет.

Между тем, император, увидя течение церковного соединения по своему желанию⁵⁷, обратился к своим предприятиям и к исполнению оных употребил Исидора, митрополита Российского. Он послал его к папе с предложением, какую помощь намерен подать христианам сей святейший отец? – Исидор же, прибыв туда, недоволен был тем, что ему словами от папы обещано было; но на другой день после праздника Пятидесятницы привёл с собою к императору прежде помянутых троих кардиналов. «Сии, говорил он императору, суть вместо святейшего отца, и что они ни положат, непременно будет исполнено. Почему на тот вопрос императоров: какую, то есть, помощь папа ему подать намерен? ответствовали кардиналы таким образом: 1) Святейший отец немедленно даст тебе потребное число денег, дабы снабдить галеры для возвращения твоего в Константинополь и со всеми твоими греками, сюда с тобою приехавшими. 2) Ещё даст триста человек военных людей для охранения города, которые содержаны будут иждивением святейшего отца. 3) Две галеры, его же иждивением снаряжённые, готовы будут для твоего охранения. 4) Иерусалимское путешествие будет уже в Константинополе, и большие галеры, которые отвозят едущих для поклонения Животворящему Гробу, впредь станут приходить в Константинополь. 5) Ежели тебе нужда будет в больших военных кораблях, то, на папском же содержании, дано будет тебе двадцать кораблей вооружённых на полгода; а если токмо десяти потребуешь, то на целый год тебе даны будут. 6) Ежели случится надобность тебе в сухопутном войске, то самим Иисус Христом мы клянёмся, что папа ревностно стараться будет, дабы христианские народы приходили к тебе (греческому императору) на помощь. И сии кардиналами сказанные слова повелел император написать и печатьми утвердить, и проч.» Доселе писатель Флорентийского собора.

Император, уверен будучи о исполнении всего ему обещанного, дал привилегию подавать голоса на соединение не только всем духовным лицам, не исключая из сего числа и самых простых священников, но включил в то число и светских, составляющих его свиту⁵⁸, как то кувикуларию своему и придворным докторам: и как кажется, ради того сие учинил он, дабы чрез то, имея на своей стороне больше голосов на соединение согласных, мог противящихся удобнее принудить к оному. Явным на то доказательством есть поступок императоров с великим скриниарием, великим екклесиархом и протекдиком, которые не хотели было подписаться к форме соединения. Император чрез Филанфропина сперва всемерно к тому их уговаривал, обещая за то им великие награждения и свою благосклонность, но они не согласились. Он угрожал им за то наказаниями, но успел только в том, что скриниарий обещался подписаться под формою соединения, однако не быть на литургии, которая имела совершаться в знак соединения латинян с греками, а саккеларий обещался быть при совершении литургии, но не согласился подписываться к форме⁵⁹. Император ни тем, ни другим не был доволен и чрез того же Филанфропина объявил им следующее: «Мне ни то, ни другое не угодно; я хочу, чтобы и то, и другое было исполнено, то есть, чтобы вы и подписались, и были при торжестве соединения; в противном же случае вы подвергнетесь жестокому наказанию. Ежели вы будете мне послушны, то будете благополучны, ежели же одно что-либо изберёте, то запрещаю вам или быть только при торжестве соединения, или подписываться. Но притом ведайте, чего вы за таковой свой поступок ожидать должны? Вот что, – продолжает Филанфропин, – император приказал объявить вам. Великий экклесиарх, сказать правду, ещё не подал голоса на соединение; но что касается до вас, скриниария и протекдика, то ваше согласие уже подано». Когда же скриниарий и протекдик в том не признавались и, жарко сие отвергая, свидетельствовались екклесиархом и самим Филанфропином, что, как ведают сии сами, никогда они согласия на соединение не подавали⁶⁰, тогда Филанфропин сказал: «Император мне сказал, когда и на что вы подали свой голос, но то утверждает, что имеет ваши утвердительные голоса. И что вы противу сего скажете? императору противитесь? рассудите, в коликие вы вдаётесь опасности». И таким образом, они, усматривая крайность, обещались исполнить всё то, что им император ни прикажет. Тогда Филанфропин обратился к великому екклесиарху и всячески настоял⁶¹, чтобы он последовал своим товарищам и притом немедленно. Екклесиарх, почувствовав принуждение, неутолимую жестокость и видя, что он уже один остался без товарищей, и представляя, что одного его упорство противу всей греческой церкви маловажно, а самому ему вредно, согласился подписаться и подписался. И так, наконец, то властию и угрозами императорскими, то ласкою и уговорами патриаршескими, то пронырством и лукавством Исидора и Виссариона⁶², то подарками и обещаниями папскими почти все склонились принять соединение. И когда уже форма, к коей долженствовали подписаться в знак верности как греки, так и латиняне, была изготовлена; между тем, Константинопольский патриарх Иосиф (правивший престолом Восточной церкви двадцать три года и двадцать дней) умер, не подписавшись. Говорят, будто бы он оставил после себя записку, что он, Иосиф, все латинские догматы принимает за истинные, однако едва ли вероятно, ибо патриарху пред смертию какая была нужда утверждать запискою то согласие, которое у него было ежели не исторгнуто, по крайней мере, куплено и, без сомнения, с зазрением его совести? А ежели какая по смерти его и оказалась записка помянутого содержания, то она, по той же причине, должна быть подложная. Итак, достовернее, что патриарх умер, не подписавшись⁶³, ибо он и умер за обедом скоропостижно.

И таким образом, по смерти патриарха⁶⁴, когда изготовлена была форма соединения, все, кроме Марка Ефесского и немногих его последователей, приступили к подписыванию соединения. И в один воскресный день, во втором часу пополудни, сошлись в палаты императорские все греки, куда вместе с нами, говорит Сиропул, пришли и послы папские, Христофор с двумя другими и одним протонотарием⁶⁵, для надсмотрения, кто и как к определению подпишется. Определение принёс Секундин, писанное на пергамине, на одной половине по-латине, а на другой по-гречески. А как тогда был болен Ираклийский, то император послал к нему определение с Буллотом и Секундином, при коих был и Христофор. Ираклийский и подписал. Вторым подписался Примикирий, потом по ряду и все прочие. «Наконец и мы, бедные, – говорит о себе Сиропул, – и хотя, и не хотя, Боже Мой! Царю наш Иисусе Христе⁶⁶! подписалися, с плачем и воздыханиями подписалися. Всё сие ведает испытуяй сердца и утробы Бог, которой некогда достойно воздаст тем, кои подписавшихся поносят, якобы все греки, папскими флоринами будучи обольщены и подкуплены, подписалися». Так о подписании своём изъясняется Сиропул!

Когда греческие отцы подписывали определение⁶⁷, то латинские епископы смотрели прилежно и примечали, как кто под определением подписывался; о Ефесском же глубокое молчание. А Ставропольского хотя некоторые друзья и обещались представить для подписания, но посланный за ним не нашёл его дома. Ибо он, как скоро начали сходиться для подписывания соборного определения, тайно удалился из Флоренции.

Когда греки все подписались, то⁶⁸ император их послал десять человек к папе посмотреть, как и он подпишет определение (приметить удобно можно, что сие был некоторый вид). И так посланные, пришедши к папе, увидели его сидящего по обыкновению с кардиналами; при сём случае Никейский приветствовал его речью. И после, как подписались латиняне, то все встали и пошли в другой покой, куда пришёл и папа, который, когда подписания греческие осмотрел, то подписал и сам стоя, в прямом положении тела, руку и пергамин, на коем было написано определение, положа на налой. Тогда папа, услышавши, что Марко Ефесский не подписался, сказал: по этому ничего мы не сделали! однако вскоре потом объявил: за утро торжественную совершим литургию, в показание взаимного нашего соединения. Итак, изготовьтесь к тому.

Вследствие чего, в день июля, индикта 2, от сотворения мира 6947 году, во вторник⁶⁹, весь флорентийский народ стёкся поутру в великую церковь. Ибо о том заранее повещено было народу с таким притом подтверждением, чтоб в оный день никакой художник ремесла своего в руки не брал, и чтобы все лавки были заперты, чтобы притом все жители сошлись в церковь. Первый и прежде всех император сам вошёл в оную, потом и папа, который долженствовал совершать литургию сию с кардиналами. И тотчас греческие начальники, подходя по двое, кланялись папе и целовали его руку, и потом на свои места возвратились. После чиновных и все прочие подходили к папе с тою же церемонией.

По окончании оной со второго часу пополудни латинские певцы начали петь⁷⁰; при начале их пения папа сошёл с своего трона на средину церкви и стал на полу в прямом и стройном тела положении, и ни на что не опершись, и пребыл так стоя чрез три часа: ибо дотоле продолжалось пение их певцов.

Потом и наши певцы воспели: великое славословие. Днесь благодать Святаго Духа нас собра, и наконец: Да веселятся небесная, да радуются земная. По окончании же сего всего папа паки взошёл на свой трон. А Иулиан и Никейский взошли на возвышенное место для прочтения определения. Иулиан, прочитав оное на латинском языке, спросил своих архиепископов, угодно ли им определение? кои единогласно закричали: угодно, угодно. Потом Никейский то же провозгласил по-гречески; и обратясь к своим, вас так же спрашиваю, сказал, ответствуйте: угодно ли и вам, что вы теперь услышали? и когда многие отвечали, что угодно; то Иулиан и Никейский объяли и облобызали друг друга.

По сём началась литургия, которую совершали два священника и один диакон; папа же стоял на своём троне.

При начатии литургии⁷¹ с греческой стороны Филанфропин подошёл к папским чиновникам, имеющим воду, коею папа долженствует умывать руки. И сии люди покрывают его шёлковым длинным и широким утиральником, коего низ по обеим сторонам золотыми кистьми был украшен, ему же, Филанфропину, подали два большие рукомойника, в одном из них была вода для омытия папских рук, а другой на то, чтобы в него влить воду, которая употреблена уже была на умывание папских рук. Филанфропин пошёл с сим снарядом посредине церкви около шестидесяти шагов к папскому трону и, подошедши к оному стал, поклонившись папе и сперва взявши несколько воды в свой рот, вылил оставшуюся на руки Папе. Когда же папа умыл руки и отёр полотенцем, то Филанфропин пошёл обратно в своё место прежним порядком.

В средине литургии сделанный Филанфропином обряд, по сказанию Сиропулову⁷², повторил посол российского князя⁷³; что-де ему, послу, исходатайствовал от папы митрополит российский в честь как его самого посла, так и князя российского. И таким образом продолжалась литургия. Папа же стоял на троне в митре и во всём папском одеянии. Иногда он во время литургии сходил к жертвеннику или к престолу и совершал молитвы над дарами. Священники, освятив дары, принесли чашу к папе и поставили её на трон; а папа, сперва подняв оную рукою, показывал всему народу; потом, взявши от принесших малую трубочку продолговатую и ею высасывая из чаши вино, приобщился. По сём чаша отнесена обратно на престол, где из оной приобщились и совершавшие литургию. Чем оная и кончилась.

На другой после сего день император, призвавши к себе митрополитов⁷⁴, Российского и Никейского, послал их к папе с таковым от себя требованием: теперь уже (так приказал сказать император папе), соединение совершено к славе Божией, и вчера торжественно совершена литургия, на которой все латиняне и греки обще присутствовали. Теперь благоволите, ваше святейшество! чтоб те же латиняне и те же греки собрались в ту же церковь для совершения литургии по нашему чину, дабы, таким образом, и вы наши, так, как мы ваши церковные обряды, дружелюбно и благосклонно выслушали. Просим ваше святейшество! для сего назначить какой-либо праздничный день и обнародовать его определением на сие тожество. С сим требованием греки пришли во дворец папский и при кардиналах и совета папского епископах изъясняли всё то папе. Он, выслушав сие, приказал отвесть пришедших греков в другой покой, а сам остался с кардиналами посоветовать, какой дать ответ грекам. Спустя малое время пришли к оным Иулиан, Камерарий и Фирмиан и так говорили: вы литургию свою в присутствии папы и всех нас совершить желаете, но ни мы, ни сам папа не ведает, какова ваша литургия; и для того знать от вас желаем, какова она и в чём состоит⁷⁵. Пожалуйте вы нам порядок литургии своей, сколько вы упомните, скажите. Греки на то согласились, и российский митрополит принял на себя труд сей. И во-первых, объявил он, на чём (т. е. на каких элементах) совершаются тайны в литургии и о всём прочем по ряду. Что выслушавши, кардиналы пошли к папе и, вскоре возвратившись к грекам, дали ответ следующего содержания: «Что вы нам ни говорили, мы всё то донесли его святейшеству; но поскольку то, что известно бывает по слуху, не столько есть верно, как то, что глазами видеть можно; почему и не благоволил его святейшество согласиться, чтоб позволить вам совершить торжественно литургию в присутствии своём и всех римлян прежде, нежели увидит её совершаемую приватно при себе, и в неё вникнет. Но притом приказал он объявить вам, чтоб, ежели то вам угодно, пришёл сюда один ваш священник и здесь бы в простом покое совершил литургию, дабы его святейшество весь образ ваших молений и жертвоприношений мог, между тем, рассмотреть; и потом, ежели ему всё то понравится, то позволит вам совершить литургию и публично». Выслушавши сей папский ответ, император сказал так: «Мы чаяли многие папские исправить погрешности, но теперь противное тому видим. Латиняне ежедневно вводят новые в церковь обряды и во многом погрешают, к чему и нас привлечь стараются, – нас, которые ни в чём ещё от веры не отступили». И с того времени император совершать литургию в присутствии римлян никогда уже позволения не требовал от папы.

И сим-то образом сделано соединение между греками и римлянами! На оном греки не только в одном догмате о исхождении Святого Духа от Отца и Сына с латинянами согласились, но и другие папские мудрования и нововведения, как то: первенство папы, чистительный огонь, служение на опресноках и о непризывании Святого Духа при освящении даров приняли. И вот те самые слова, которые Никейский при том случае, когда принесли греки папе подписывать форму определения, пред папою произнёс: «что Святая Римская церковь в члене освящения таинств ни исповедует, тому и мы веруем. То есть: что сими произносимыми словами Господа нашего: Приимите, ядите, сие есть тело мое; Пийте от нея вси, сия есть кровь моя и проч. хлеб и вино освящаются (в сём мы с вами согласны). Священническое служение столько в сей тайне действительно, сколько земледельцев труд, прилагаемые к тому, дабы земля плоды приносила; но что всё освящение от Господних слов зависит (в сём мы с вами согласны), мы сему веруем». Между тем, дабы яснее видеть, в чём согласились греки с латинянами, то мы здесь из церковной истории Мелетия, митрополита Афинского, приведём и самое соборное определение, которое есть следующее:

«Определение Святого и Вселенского собора, бывшего во Флоренции.

Евгений епископ, раб рабов Божиих, для вечной памяти дела, учиненнаго подписавшимися и вожделеннейшаго нашего сына, Иоанна Палеолога, знаменитаго греческаго государя, и наместников почтенных братий наших Патриархов, и прочих настоятелей Восточныя церкви.

Да веселятся небеса, и да радуется земля. Разрушися бо средостение, разделяющее Восточную и Западную церковь, прииде же мир и единомыслие краеугольнаго онаго камене, Христа, сотворшаго обоя едино, крепчайшим союзом любви и мира соединяющаго обе стены и совокуляющаго и содержащаго любовию вечнаго единства. И после долгаго онаго мрака отчаяния, и после черныя и печальныя долговременнаго разногласия тьмы светлый всем луч вожделеннейшаго соединения возсиял. Да веселится же и матерь церковь, видя чад своих, доселе друг против друга возстававших, ныне же в соединение и мир пришедших: церковь, прежде о разделении чад горько плакавшая, отныне с неизглаголанною радостию благодари всемогущему Богу о удивительном тех согласии! Все сорадуйстеся всея вселенныя верны и Христоименитые, веселитеся с материю Православною церковию. Се бо и западные, и восточные отцы после должайшаго времени разногласия и раздора, всякому быв подвержены бедствию на земли и на море и всякой труд превозмогши, к священному сему и вселенскому собору по желанию священнаго единства и для возвращения древней любви радостно и усердно собралися и конца не лишилися; ибо по многом и трудном испытании, благостию Всесвятаго Духа, получили конец желаннейшего сего и святейшаго соединения. Кто убо за сии благодеяния Божия достойно возблагодарить может? Кто богатству щедрот Божиих не удивится? чьего сердца, хотя бы оно было железное, не умягчит величество щедрот Божиих? Воистинну Божия суть сии дела, а не человеческой слабости изобретения. И сего ради с особенным благоговением должно приимать их и Божественными песньми провождать. Тебе хвала, Тебе слава, Тебе благодарение подобает, Христе, источниче щедрот, иже толикое благо невесте своей, Православной церкви даровал еси, яко и нашему роду благоутробия Твоего показал еси чудеса; да Твоя дивная дела все поведают. Столь великий и воистинну Божественный нам дар дарова Бог! и мы очами видели, чего многие из предков наших желали видеть, но не могли. Сошедшись бо греки и римляне в сем священном и вселенском соборе, с великим рачением одни с другими состязалися, дабы между другими (догматами) член о Божественном исхождении Святаго Духа со многим старанием и прением испытать. Предложивши из Священного Писания и из многих святых учителей восточных и западных свидетельства (во-первых, тех, которые говорят, что Дух Святый исходит от Отца и Сына, а потом тех, которые утверждают, что Дух Святый исходит от Отца чрез Сына и в различных изречениях сие мнение изъясняют), греки утверждали, что они сие (учение), что Дух Святый от Отца исходит, не в таком берут разуме, акибы исключали Сына; но поскольку они думали, что римляне утверждают, что Дух Святый от Отца и Сына, яко от двух начал и двух дыханий исходит; для сего боялися говорить, что Дух Святый исходит от Отца и Сына: римляне же утверждали, что они не в таком разуме говорят, что Дух Святый от Отца и Сына исходит, акибы отвергали, что Отец есть источник и начало всего Божества, то есть, Сына и Святаго Духа; или акибы Сын не имел той силы, по которой Дух Святый исходит от него, Сына; или акибы полагали два начала или два дыхания; но дабы показать, что едино есть начало и един источник Святаго Духа; как доселе и утверждали. Поскольку же из всего сего составляется тот же разум истины, то, наконец, (греки и римляне) на подписание святаго и Боголюбезнаго соединения единомысленно согласилися. Именем убо Святыя Троицы, Отца и Сына и Святаго Духа, и сего священнаго и вселенскаго славнаго Флорентийскаго собора определяем, дабы сия веры истина всеми признана и принята была христианами, и тако бы все исповедывали, что Дух Святый от Отца и Сына вечно существует, и что существо свое и бытие имеет от Отца и вместе от Сына, и от обоих вечно, яко от единаго начала и источника исходит; изъясняя, что те слова св. учителей и отцев, в которых говорится, что Дух Святый изходит от Отца чрез Сына, такой имеют разум, что и Сын, как думают греки, есть вина, и как (мыслят) римляне, есть начало бытия Святаго Духа, как и Отец. И понеже вся, яже суть Отца, сам Отец единородному своему Сыну в рождении даровал, кроме сего, чтоб быть отцем; то сие самое, что Дух Святый от Сына исходит, сам Сын вечно имеет от Отца; от котораго вечно и родился. Еще утверждаем, что введение онаго слова и от Сына, для изъяснения истины и по надлежащей нужде, праведно и благословно в Символе приложено. Еще, что на пресном или кислом пшеничном хлебе истинно совершается тело Христово; что священники должны совершать тело Христово на обоих тех хлебах; то есть: восточные по своему обычаю, а западные по своему. Также, что если истинно покаявшиеся умрут в любви Божией прежде, нежели они достойными покаяния плодами удовлетворят за грехи купно и прегрешения, то их души по смерти очистительными наказаниями исправляются. А чтоб облегчитися им от таковых наказаний, пользуют им вспомоществования живых верных, т. е. священныя жертвы, и молитвы, и милостыни, и иныя дела благочестия, каковыя от верных за других верных обычно бывают по церковным уставам. Тех же души, которые по крещении совсем никаковой греховной скверне не подпали; и так же, кои по уклонении от греховныя скверны, хотя в телах своих, хотя совлекшись тел, как сказано, очистились; вскоре восприемлются на небо и ясно видят самаго единаго (по существу) и Триипостасного Бога, якоже есть; и один однако человек пред другим совершеннее по достоинству (дел) содеянных; но души, в смертном грехе самосоедянном или и в едином прародительском грехе оканчивающия жизнь, вскоре низходят во ад и мучимы быть имеют, не равными однако мучениями. Еще определяем святому Апостольскому престолу и Римскому архиерею во всей вселенней содержать первенство и ему Римскому архиерею быти преемником блаженного Петра, Верховного Апостола, и истинным наместником Христовым, и всея Церкви главою, и всех христиан отцем и учителем быти: и ему в блаженном Петре пасти, устроять и управлять соборную церковь полная власть от Господа нашего, Иисуса Христа, предана; каковым образом в деяниях Вселенских соборов и в священных правилах изъясняется. Возобновляя также, (утверждаем) и в правилах преданный чин прочих честных патриархов; дабы патриарх Константинопольский вторым был по святейшем папе Римском, третьим Александрийский, четвертым Антиохийский, пятым Иерусалимский, соблюдая и преимущества все и права свои».

И сие-то есть то определение, к коему как римляне, так и греки не на одном, но на четырёх или более экземплярах подписались!

Подписавши определение о соединении, греки на папских галерах отправились в Константинополь. Здесь не надобно пройти молчанием, что они едва получили от папы жалованье и суда для возвращения своего в Константинополь; ибо три почти месяца по заключении соединения император и все греки о том только и думали, чтоб выпросить у папы нужные для отъезда суда и жалованье, и с великим трудом, наконец, получили как суда, так и жалованье за пять месяцев, да и то уже в тот самый день, когда они отправлялись из Италии в отечество. Столько им наскучило жить в Италии, что многие из них не жалованья, но только просили увольнения из Италии; и, желая скорее отправиться в отечество своё, не дождались и папского жалованья. Да и из самых церковнослужителей, находившихся при архиепископах⁷⁶ весьма многие, держа одною рукою (как говорит Сиропул) лошадь за узду, другою принимали папское жалованье; и как скоро оное получили, то седши на лошадь, во всю, как говорится, прыть скакали из Флоренции.

И между тем, пока греки готовились к отъезду из Флоренции, император послал некоторых в Венецию, дабы они там приготовили для него дом⁷⁷, в котором бы он мог, приехавши туда, стать, доколе не отправится из Флоренции. Сии предшественники, проезжая Бононию, стали по случаю на ночлег в том доме, в котором находились Аглинские послы, едущие к папе. Послы, узнавши, что оные греки были на соборе, начали их спрашивать, что на соборе происходило? Тогда греки начали собор сей превозносить хвалами и говорили⁷⁸, что Западная и Восточная церкви примирились и соединились всесовершенно. – Но на каких условиях согласились они, спросили Агличане? Вы ли греки согласились на мнения наши, или мы западные на ваши? – Ни мы, ответствовали греки, на ваши латинские, ни вы на наши греческие; но обеих церквей догматы⁷⁹ по исследовании оказались согласными и одинакового разума. И для того каждой церкви определено держаться своих мнений, и при всём том мы взаимно вступили в союз. – Послы спросили ещё: что определено в рассуждении прибавления? исключено ли оно из латинского Символа или и в ваш внесено? – Ни то, ни другое, сказали греки, мы в свой Символ прибавления не внесли, да и латиняне оного из своего не исключили, а общим согласием положили, чтоб мы читали Символ без прибавления, а латиняне с прибавлением, и при всём том Уния (соединение) совершена. – Послы же паки спросили: как же положено о хлебе⁸⁰? мы ли согласились совершать литургию на квасном хлебе, или вы согласились на опресноках? – Ни то, ни другое, отвечали греки, вам на опресноках, а нам на квасных совершать тайны дозволительно. Но написано ли определение, и какими словами внесён в него Символ; с прибавлением или нет? – В определение Символ не внесён, отвечают греки. – Послы спросили: какое же определение без Символа? какой собор был, который бы издал такое определение? – И наконец, в заключение сказали: ежели же так… то сия называемая вами Уния не есть уния и не может так назваться.

«Сие о нашей Унии (говорит Сиропул) сказали послы праведно, точно, верно и истинно, и так, как говорим о ней и мы сами⁸¹. Ибо и из слышанного могли послы заключить, что сия Уния не есть Уния истинная и праведная: но если бы они точнее вникли и узнали, какими-то ухищениями и какими людьми оная заключена, то бы не только почли её ложною, но и начинателей её и соплетателей праведно бы осудили; и сие бы сделали не только одни те послы, но и все латиняне и греки, имеющие благоразумие и рассудок; и не только сами определения сего собора не приняли бы за определение Вселенского собора, но и других принявших оное за таковое охуждать бы не преминули. Ибо все соборы, как Вселенские, так и поместные⁸², какие токмо для исследования мнений и утверждения каких-либо догматов веры собираемы были, прежде записывали самые вопросы, рассматривали, спорили, доказывали, тёмные слова изъясняли, сомнения объясняли и решили, и всему тому вели записку; по исследовании же и объяснении всего, наконец, отцы приступали уже и к самому определению; и тогда каждый епископ на ясный и известный вопрос свободно, никого не страшась, при слышании всего многолюдства соборного⁸³ подавал свой голос. И тогда-то выходило в свет соборное определение. А Флорентийский наш собор никакого не имел порядка, почему недействительно и определение его; когда на нём ни от кого не требовано голоса. Были на нём император, папа, патриарх Константинопольский, других патриархов наместники и многие епископы; кои все составляли некоторый только призрак собора; и бывшие на оном соборе прения открытые едва походили на состязания прежних соборов⁸⁴. Правда, и на сём так, как и на прежних соборах, были записываемы слова состязующихся; но латиняне обижали нас и самосудно поступали, говоря: следовательно, мы доказали верно; солнце яснее сего не сияет; ясно наподобие солнечных лучей; сими и другими сим подобными гордо произносимыми словами латиняне доказывали свои истины; и что ещё решено не было, но было сомнительно и не доказано, и то они, яко истинное, известное и принятое, сами себе рукоплеская, проповедовали; наши же доводы, яко слабые и приятия недостойные, почитали они за ничто и нам смеялись.

Когда же соборные прения кончились, то ничего более собор не делал, но всё происходило скрытно, притворно и под видами⁸⁵. Переговоры императорские с папою, посредством десяти епископов, другое совершенно в себе имели, нежели чтоб утвердить истину; и ни наши прочие епископы, ни латинские не ведали, в чём состоят сии переговоры; так же и сношения наших между собою, то в императорском дворце⁸⁶, то в доме патриаршем, по разным кельям и покоям разделявшихся, ничего подобного Вселенскому собору не имели. В них думано было только о способах и хитрых обманах, посредством бы коих склонить наших заключить с латинянами Унию.

И когда некоторые только из нас подавали голоса на соединение, тогда другие прибегали к папе, крича, что все греки готовы принять соединение⁸⁷ и соглашаются на всё, что Римская церковь ни исповедует; тотчас приступают к составлению определения, и что только латиняне ни вздумали, всё то подкупленные и предубеждённые греки принимают.

Когда увидели греки, что определение подписал император, то подписали и они, следуя его примеру; подобно поступили и латиняне⁸⁸, последуя в подписании папе и другим. Многие из подписавшихся, как латинян, так и греков, и сами не ведали, к чему подписались. Ибо малое только число латинян и греков видели определение, когда оное было приуготовляемо; а большая часть с обеих сторон совершенно не ведали, в чём состоит определение. И греки, и латиняне подписались, не читая оного ни прежде, ни после подписания.

И хотя при торжестве соединения публично в церкви было оно прочтено; как видели мы прежде, и епископы, как греческие, так и латинские, говорили, что им определение угодно⁸⁹; но всё сие основано было на таковых же хитростях и коварствах, каковые употребляемы были и прежде. Ежели же так определение сделано, что и самые некоторые епископы не ведали, что в нём было написано; и ежели оное коварными, оборотными и хитрыми людьми составлено, то всяк суди сам, достойно ли оно назваться определением Вселенского собора, и соединение, на оном уставленное, есть ли истинное соединение обеих Церквей». Доселе Сиропул. И как здание, на песце основанное, скорому подвержено разрушению, так и сие греков с римлянами соединение, яко беззаконное, не от ревности к православию, не от любви к истине, но по другой, как выше сказано, побудительной причине, мирской и неправедной, заключённое, удобно и скоро разрушилось. Ибо когда император со всеми бывшими с ним во Флоренции прибыл в Царьград, то не только других граждан не мог убедить к принятию того соединения, но и из числа тех самых, которые было уже оное приняли во Флоренции⁹⁰, премногие, возвратясь в отечество, паки отвергли, яко Богопротивное, и с нарушением православной веры и совести своей учинённое⁹¹.

А из сего и видно, сколь то греки, бывшие на сём соборе искренно и усердно приняли соединение и оное подписали! Император с весьма немногими устоял в притворном, впрочем, соединении с латинянами⁹², а прочие принявшие во Флоренции соединение, почти все, возвратясь в отечество, отвергли; принявшие, говорю я, соединение во Флоренции; ибо не бывших на соборе Цареградцев никоим образом и никому к принятию оного склонить было невозможно. Они великое омерзение и крайнюю ненависть к сей новой и странной перемене показывали; что можно видеть из следующего примера.

Известно, что Константинопольский патриарх Иосиф умер, ещё будучи во Флоренции⁹³. Папа хотя и неоднократно требовал, дабы греки на место сего Иосифа кого-нибудь на тамошнем соборе избрали патриархом; однако император от того уклонился; а обещал исполнить то, прибывши в Константинополь, при всём греков собрании. И так по прибытии греков в отечество избран патриархом архиепископ Кизический. Народ к сему новопоставляемому патриарху толикое оказал презрение, что отвращали лица свои, когда он благословлял; а некоторые вышли вон и из церкви, дабы не слышать его слов. Есть и ещё пример, то же доказывающий. Некоторый священник, именем Феофилакт⁹⁴, приезжал в город посмотреть церемонии, с каковою производится патриаршеское поставление; и для того приехал во дворец, а посмотревши церемонии был и в патриаршеских палатах, а потом возвратился домой. Когда наступил вечер, то приказал он звонить в колокол, призывая паству свою в церковь (ибо было то накануне Вознесения Господня), но никто не пришёл ни к вечерне, ниже потом ко всенощному; он дожидался времени, в которое долженствует быть обедня, и чаял, что к нему принесут потребное для снабдения Св. Трапезы и его домашней; однако и никто не пришёл, и никто ничего не принёс. А потому он и не совершал в тот день праздник литургии; а не имея дневной пищи, пошёл к своим прихожанам и спросил их: что б была за причина, что никто не пришёл к нему в церковь в день такого праздника и торжества? На что ему ответствовали: поскольку ты следуешь патриарху, латинскими нововведениями заражённому, то мы и тебя оною же латинян проказою заражённа быть подозреваем. Но каковою латинян заразою, спрашивает священник? я в город для того ездил, чтобы посмотреть обряд посвящения на патриаршество, чего никогда я не видывал, я там торжественно с другими не шёл, я с веселящимися не пел и ничего такого не делал, чтоб относилось до той церемонии; так каковою же я заразился проказою латинян? – Но ты, говорили они, был в том собрании, которое к латинским догматам уклонилось, и был пред патриархом, Римского папы последователем, коего благословение между прочими и на тебя пало. Тогда он, крайнее соболезнование о сём своём поступке показывая, принуждён был склонять их к лучшему о себе мнению частыми обещаниями и клятвами, что после никогда ходить не будет к патриарху и даже не прикоснётся ни к кому, кто видал патриарха. Но и таковыми обещаниями едва-едва переменил он о себе мысли прихожан, и они начали ходить к нему в церковь по-прежнему.

По кончине Иоанна Палеолога, брат его Константин вступил в правление государства. Он проведал, что турецкий государь, Магомет, замышляет уже напасть и на самый Константинополь. Почему в сих опаснейших обстоятельствах послал к папе посольство просить его о помощи и о совершенном заключении притворно, впрочем, положенного на Флорентийском соборе соединения. Папа прислал для сего кардинала своего, Исидора, бывшего митрополита Российского, дабы он, яко соотечественник греков, мог удобнее склонить противящихся греков к соединению; но то было напрасно. Ибо, хотя его предложение императором принято было охотно, и в знак соединения греков с латинянами была отправлена вместе литургия, на коей поминали папу и патриарха Григория, тогда в заточении находившегося; но не токмо народ сего соединения не принял, гнушался и отвращался, но и самые те, кои, следуя императору, показывали себя склонными к принятию соединения, – и те самые даже и Святых Даров не приняли, будучи в тех мыслях, что в оной литургии, которая отправлена была в знак церковного соединения, нечистое и Богопротивное было жертвоприношение.

А между тем как всё сие происходило в Константинополе, и пока император надеялся получить от папы вспоможение и старался совершить соединение; Магомет приступил к Константинополю, которым, по долговременной осаде, Божиим попущением, и овладел, как за другие беззакония, так, поистине, и за сие (говорит Сиропул) злочестивое, с нарушением веры и совести учинённое соединение, и за тщетное на папу упование. Ибо прежде того неоднократно Константинополь, когда граждане, возлагая упование своё на единого Бога, обращались к молению, чудесно был защищаем. И таким образом, славнейший оный град, Константином Великим величественно воздвигнутый, при сём последнем Константине императоре перешёл во владение турок, по неисправности христианских государей и пронырством папы, который как императора Иоанна, так и сего несчастного монарха Константина за принятие соединения долго обнадёживал и обольщал великими обещаниями. Вот последствие Флорентийского собора и соединения!

А соединение оное, единожды будучи прервано, как выше упомянуто, никогда, даже до нынешних времён, возобновлено не было. Хотя же некоторые из христиан, обитающих в папских областях, иногда и соединяются с латинянами; однако таковое соединение есть частное и, что того важнее, или на интересе основанное, либо непременно принуждённое, как можно видеть из многих примеров.

Что касается до последовавших после Флорентийского собора ближайших к нашим временам усилий и предприятий папских в рассуждении Унии, то (приведём нечто в пример всего прочего) сие некоторый греческий писатель так⁹⁵ описывает: «1769 года, один защитник папского исповедания, взявши с собою великий свиток, на котором изображены были два дерева с плодами, и книгу, называемую Часослов, а при том довольное число вооружённых воинов пошёл в Трансильванию и Баннат, дабы там распростерть сеть Унии. Вооружённых воинов взял он потому, дабы того, кого не убедит сила проповедывания, убедил огонь оружия (ибо кого, говорил он, не убедит слово, того убедит жезл), пришедши же в город, называемый Стефанополь, по-немецки же Кронштад, созвал чрез воинов всех тамошних православных слушать проповедание Унии. И как все поневоле собрались в тамошнюю Влахийскую церковь, тогда он, стоя посреди их, окружён будучи воинами, развернул написанный свиток, потом, протянувши руку свою, показывал палкою, в руке его находящеюся, дерева, говоря: видите ли? это яблонь, а это груша, оные двумя кажутся, но одно суть; поскольку оба имеют листы, оба плод, оба суть дерево: итак едино суть; так и церкви две кажутся, но суть едина, имеющая главою Папу. Когда же, таким образом, сказал он первое своё и второе предложение, тогда, как бы совсем безумный, присоединил и глупое заключение: итак, должно вам быть униятами; скажите, не справедливо ли я сказал? ответствуйте мне, ежели ответствовать можете! Тогда некоторые из предстоящих осмелились обличить его безумное суемудрствование и представляли ему, что епихирема (довод) его ничем не различествует от сей епихиремы: палка в углу, следовательно, дождь идёт. Но поскольку стоящие вокруг его воины подняли оружие, то все замолчали. А он, повторив прежнее, сказал: дабы вам совершеннее увериться, послушайте и другое доказательство: видите ли эту книгу, которую я держу в руках моих? посмотрите на неё хорошенько! она напечатана в Бухаресте, там начальник православный, там митрополит православный; послушайте же теперь внимательно! и потом начал читать: иже на всякое время и на всякий час и проч. Когда же дошёл до стиха: достигнем в соединение веры, тогда он, слышите, сказал, и бухарестские жители просят об Унии (о соединении), которую я проповедую. Потом тотчас прибавил то же заключение: следственно, надобно вам быть католиками; дайте мне ответ, скажите, не справедливо ли я сказал? Видя же, что все молчат, разгневался, яко добрый пастырь, и потому кричал, укорял, устрашал, проклинал, желал слышать от них, что он сказал справедливо. С великим также усилием сей проповедник требовал того, дабы и другое безумнейшее первых сделать заключение; то есть, что все, вокруг его стоящие, сделались униатами; но видя, что ничего не ответствуют, распустил собрание; дабы, наконец, не засмеялись слушатели, и собрание бы оное не обратилось в комедию. Между тем, приказал им рассудить о словах его и ответствовать на другой день. И так кончилось оное зрелище. Конец был смешной, но лучший того, что сей кроткий посланник в других местах учинил. Ибо он в других сёлах, деревнях и пригородных местах, в коих таким же образом проповедовал, мучил без милости, заключал в железные оковы, сажал в темницы, как священников православных, так и мирских людей, не соглашающихся на Унию. Из сего всякий может видеть, коликое невежество, безумие, грубость и насилие употребляют паписты для преклонения к Унии.

Таковые грубые, наглые и жестокие примеры ежели где, то наипаче случались в смежной с Россиею Польше, где православные, когда иным способом к соединению с Римскою церковию склонены быть не могли, то почти неисчётными притеснялись обидами, по проискам наипаче езуитов, и вооружённою рукою отторгались от церкви, православные пастыри заключались в узы и темницы, а на их места возводились паписты. Бедный простой народ угнетаем был великими и тяжкими податьми и сборами, и часто за лжевымышленные какие ни есть преступления лишался всего своего имения и другие тягчайшие истязания посредством святой Инквизиции претерпевал. А наконец, ежели и от сих гонений не ослабевал, то явным насилием принуждаем был к соединению с папистами. Таковую же судьбу и во всех других Папе подчинённых владениях православные претерпевали».

Вот всё то, что мы намерены были привести сюда из Истории о Флорентийском соборе купно и с некоторыми по тому же предмету относящимися обстоятельствами. В заключение же всего того должно сказать, что как хитрые люди под видами благочестия часто веру употребляют орудием к самоугодию и безместным предприятиям, то, в отвращение сего, она должна быть независима, сама на себе утверждаться и иметь основание не в человеческой голове, но в С. Писании.

Между прочим, приметить можно, что все человеческие замыслы и предприятия, клонящиеся к повреждению веры, суть тщетны и строго наказываются ревнителем Богом. Научимся так же отселе мирское не смешивать с Божиим и памятовать всегда оное Христово слово: воздадите Кесарева Кесареви, и Божия Богови⁹⁶.

Конец Истории.