Синедрион и апостолы при вести о воскресении Христовом

(Мф. 28:12–13; Лк. 24:11–37)

«Воскресное чтение», 1821

Весть о воскресении Спасителя, принесенная в Иерусалим стражами гроба Христова и святыми мироносицами, произвела там два противоположные явления. Ближайшие собеседники Христовы и постоянные свидетели Его чудес – те, которые не раз слышали от Него, что Сын Человеческий предан будет архиереем и книжником, и осудят Его на смерть и предадят Его языком на поругание и биение и пропятие, и в третий день воскреснет (Мф. 20:18–19), словом, ученики Христовы усомнились в истине рассказа жен мироносиц и нашли Его как бы не заслуживающим веры: Явишася пред ними, яко лжа глаголы их, и не вероваху им (Лк. 24:11). Совсем не так поступили члены синедриона, предавшие на смерть Иисуса Христа. Весть о воскресении Его как громом поразила их! Как ни хотелось бы им сомневаться и не веровать, но и то и другое было теперь неуместно: неопровержимые доводы воскресения Распятого ими стояли теперь пред ними, как живая улика всякому сомнению, в лице не опомнившихся еще от страха стражей гроба Христова – людей, как хорошо было известно синедриону, вовсе посторонних Распятому и еще недавно издевавшихся над Ним в претории Пилатовой, как над жалким самозванцем. Итак, что оставалось делать синедриону, как не преклониться только, хотя и против воли, пред очевидностью события? И мы не преувеличим, если скажем, что в эту минуту, среди тайных совещаний своих, члены его (по крайней мере некоторые) так же мало сомневались в истине события, как и ближайшие свидетели его – стражи гроба Христова. Только вера тех и других была не та благодатная вера, которая животворит душу, просвещает ум и радует сердце, но та вера демонов, которая верует и трепещет (Иак. 2:19).

В самом деле, вместо того чтобы благоразумно и осторожно обследовать столь важное известие, каково воскресение Распятого, синедрион, от смущения и страха не зная, в чем найти для себя точку опоры, хватается за первую представившуюся ему клевету, не замечая от торопливости и страха, как груба и неловка ткань этой клеветы и как она не только не закроет света истины, но обнаружит вместе и недальновидность и бесстыдство виновников своих: Собравшеся со старцы, совет сотвориша, сребреники довольны даша воином, глаголюще: рцыте, яко ученицы Его нощию пришедше украдоша Его, нам спящим… Они же приемши сребреники, сотвориша, якоже научены Быша (Мф. 28:12,13,15). Но…

1) Слыхано ли когда, чтобы не один, или два, но несколько воинов, поставленных на посту, вверенном их военной чести и за целость которого они отвечают собственною жизнью (Деян. 12:19), как будто сговорясь нарочно, предались сну все разом, вдруг? Подобного поступка, конечно, нельзя встретить в военных летописях ни одного народа, тем менее – в летописях римского народа, известного строгостью своей военной дисциплины.

2) Предположим, впрочем, что все воины, бывшие на страже гроба Христова, разом предались сну. Но для того чтобы проникнуть в гробовую пещеру, вынести и унести из нее тело, надлежало быть в заговоре не одному или двум, но нескольким человекам, потому что им надлежало прежде всего не только отвалить, но и подвинуть, по крайней мере, на некоторое расстояние камень велий зело, надобно было, кроме того, все это сделать во время ночи, и следовательно, впотьмах и ощупью – сделать притом без малейшего шума и, так сказать, притаив дыхание, чтобы не пробудить стражи. Можно ли же поверить, чтобы вся эта работа, сколько сложная, столько же и неудобная от тесноты места, не пробудила ни одного из стражей, спавших, без сомнения, у самого доступа к гробовой пещере? Событие, до такой степени лишенное вероятия, требует, по словам блаженного Августина, ручательства более надежного, чем спавшая стража.

3) Тот же блаженный отец справедливо замечает, что если стража спала, то как могла знать, что унесено тело и кто унес его; если же не спала, то как допустила кражу?

4) И кто, в самом деле, мог решиться на подобный поступок? Без сомнения, одни ученики Распятого. Но они не могли иметь решительно никакого побуждения к сему. В самом деле, ученики или ожидали воскресения Господа согласно Его предсказанию, или не ожидали. Если первое, то их, постоянных свидетелей Его чудес, должна была уже совершенно успокаивать та мысль, что Он, отверзавший столько раз очи слепым и слух глухим, исцелявший одним словом недужных и расслабленных, воскрешавший мертвых, силен разрешить оковы и собственной смерти и осуществить предреченное Им воскресение Свое. В сем случае они не могли иметь никакого побуждения решиться на такое предприятие, которое столько же было опасно, сколько и преступно.

Если ж не ожидали, то не видится никакого побуждения для них, никакой выгоды, никакой надежды, которая могла бы склонить их к похищению тела своего Учителя с тою только целью, чтобы сочинить вследствие этого басню о Его воскресении. Со стороны мира им угрожало в таком случае всё: ненависть, презрение, все роды наказаний, назначаемых правосудием человеческим для обманщиков, для гробовых татей и дерзких нарушителей печати правительства. Со стороны Божеского правосудия они еще более должны были страшиться кары небесной за обман и нечестие, с которым усиливались бы выдавать за Бога такого человека, Который (если не воскрес) не мог победить смерти, которой был предан. Прибавим к сему, что состояние духа учеников во все время Голгофских событий делает вовсе невероятною какую бы то ни было с их стороны попытку к похищению тела своего Учителя, стрегомого в гробе, как им было известно, римскою стражей. Как люди, убитые горем и одержимые сильнейшим страхом, они пугаются всего, даже и голоса женщины, боятся показаться среди людей, прячутся по отдаленным концам города, сидят и трепещут в запертой горнице страха ради Иудейского. В этом ли состоянии духа составлять смелые планы с определенною целью и отваживаться на дерзкие предприятия?.. Сильная горесть, как и сильный страх, убивает, как известно, бодрость духа и останавливает деятельность его.

5) Скажем, наконец, что и сам синедрион никогда не думал считать и не считал апостолов похитителями тела Христова. Об этом свидетельствует вся история первоначальной их проповеди. Когда иудеи заключают в темницу и велят бить Петра, Иоанна и других апостолов, когда предают смерти обоих Иаковов и святого Симеона, то обвиняют ли их в том, что они похитили тело своего Учителя и потом разгласили лживую весть о Его воскресении? Нет! Они только обвиняют их в том, что они проповедуют о Человеке Сем (Деян. 5:28) вопреки строгому их запрещению. Между тем для придания хоть тени правды клевете, еще недавно распущенной синедрионом, как важно было бы уличить апостолов, по крайней мере для виду, в похищении тела их Учителя!

Так видимо и очевидно сбылись в сем случае над синедрионом слова пророка: Солга неправда себе… ров изры и ископа и падет в яму, юже содела (Пс. 7:16; 26:12).

Но тогда как синедрион трепетал и клеветал, как приняли весть о воскресении апостолы? Они… не поверили женам, благовестившим им это радостное событие; впрочем, неверие их отнюдь не происходило от упорства или от какого-либо сердечного ожесточения, но оттого, что они сильно желали увериться в том, чего так жаждала душа их. Внезапный переход от глубокой печали к сильнейшей радости не совершается в человеке вообще без некоторого разъединения мысли и чувства: тогда как сердце истаивает от предчувствия радости и всею силою емлется за предмет ее, холодный рассудок неумолимо составляет свои соображения и останавливает порывы сердца. То же случилось и с апостолами. Сердца их горели (Лк. 24:32); между тем рассудок требовал своих прав, произносил свой приговор: Аще не вижу на руку Его язвы гвоздинныя и вложу перста моего в язвы гвоздинныя и вложу руку мою в ребра Его, не иму веры (Ин. 20:25). Это была с их стороны невольная дань слабости природы человеческой; Бог же, обращающий и самые страсти и слабости наши к мудрым целям Своим, благоволил обратить и это неверие апостолов к большему утверждению истины воскресения. Ибо, если бы апостолы, получив от мироносиц весть о воскресении Христовом, тотчас поверили ей без удостоверения, если бы не оказали при сем никакого колебания и сомнения, то чего впоследствии не могло бы выдумать неверие насчет их легковерия, какой клеветы не взвело бы оно на их простоту и доверчивость! Но продолжительное сомнение апостолов, их неверие даже собственным чувствам при виде воскресшего Господа, смыкают теперь уста неверию и обезоруживают всякое сомнение. В самом деле, Иисус Христос является Марии Магдалине и прочим женам, бывшим у гроба, которые преемственно, один за другим свидетельствуют пред апостолами об истине воскресения и которых свидетельство не могло не быть искренно; но эти глаголы радости принимаются ими хотя и с участием, но и с недоверчивостью. Петр течет ко гробу, рассматривает погребальные пелены и только дивится бывшему. Господь является потом среди собрания апостолов, но при этом сомнение их не исчезает: они мнят дух видети (Лк. 24:37), Он приглашает их осязать Себя; недоверие все еще продолжается (ст. 41) и только тогда исчезает совершенно и уступает место невозмутимой радости, когда Господь для полного удостоверения их вкушает пред ними пищу. Так медленно и осторожно убеждались апостолы в истине воскресения! Зато прочна и несокрушима, как адамант, была вера их впоследствии! Она-то вдохновляла их пред лицом царей и владык земных; она-то при виде угроз и мучений влагала в уста их доблестные речи: Не можем, яже видехом и слышахом, не глагалати (Деян. 4:20)! Понятно после сего и то, почему вера эта должна была, так сказать, воспитаться видениями и откровениями. Ей надлежало быть верою самовидцев и непосредственных слуг воплощенного Слова – слуг, которые пройдут по всем концам вселенной и повсюду, куда угодно будет Святому Духу повесть их, скажут с уверенностью к людям: Сего Иисуса воскреси Бог, Емуже мы есмы свидетели… преднареченные от Бога, иже с Ним ядохом и пихом по воскресении Его от мертвых (Деян. 2:32; 10:41). Это свидетельство оснует церкви, сокрушит идолов, разрушит капища, обратит иудеев, уловит язычников; на нем целые племена и народы – все человечество оснует свое благоденствие. Вот почему вера апостолов должна была опираться на видение! Вот почему и Сам Спаситель, дабы устранить из умов их всякую тень сомнения и более и более убедить их в подлинности Своего воскресения, умножал и разнообразил Свои явления апостолам в продолжение целых 40 дней, которые оставался на земле по воскресении!