К священнику Иоанну Герболинскому

О. И. Герболинский, во время пребывания в Екатеринославе Макария Глухарева, был священником Кафедрального Собора и учителем Приходского училища. Так как М. Глухарев скоро, по прибытии в Екатеринослав, был назначен ректором Уездного и Приходского училищ, то служебные отношения положили начало его сближению с о. Герболинским, перешедшему затем в дружбу, когда Глухарев переехал к нему в дом, по неудобству своей казенной квартиры. О характере их взаимных отношений, о том впечатлении от симпатичной личности М. Глухарева, которое навсегда осталось в душе о. Герболинского, дает судить тепло написанная статья последнего: «Воспоминание о покойном Отце архимандрите Макарии Глухареве, миссионере Алтайском» (Странник, 1861 г., май, 229−246).

25¹⁶³

Возлюбленный во Христе брат и друг незабвенный, почтеннейший Отец Иоанн!

Получил я от Вас два письма, на которые не написал в ответ ни одной строчки. Благодарю Вас, что Вы предварительно прощаете меня за сию неисправность, и подлинно она происходит не от охлаждения моей любви к вам, но от других причин, о которых я не намерен объясняться теперь в особенности, и о которых вы сами составите достаточное понятие, когда узнаете о состоянии моем на новом месте. Письмо, которое намерен я послать к вам по следующей почте, обгонит Ивана, и прежде его прибудет к вам. Потому я и не буду заниматься, и занимать вас лично собой, а закину только за Ивана словечко. Прошу Вас покорнейше, почтеннейший Отец Иоанн, успокоить его с дороги в доме вашем со всякой лаской, и не лишите его приюта доброго, пока он не будет переведен в бурсу на прежнее место свое. По какому случаю я отправил его из Костромы, узнаете во время свое. Я хочу известить Вас обо всем, что касается до меня в надлежащем порядке случаев, как они один за другим следовали, дабы вы лучше могли замечать зачатки действий в причинах, и закладку к последующим в предыдущих. На сей раз почитаю за нужное уверить вас, что Иван совершил свое служение при мне с постоянной верностью, и ревностным усердием и с природным своим смирением, и что на отъезд его из Костромы и разлучение со мною, сколько слепота моя позволяла мне замечать происходившее во мне и в нем, было указание промысла Божия. Господь с ним! Кажется, что он не от меня разлучается со мною. Извините сами, и перед другими извините меня, что я не могу, как бы хотелось мне, воспользоваться сим случаем для засвидетельствования моей любви и благодарности пред вами, почтеннейшие и дражайшие друзья мои. Финансы мои в великом расстройстве, надлежит по необходимости наложить пост на себя, дабы поправить их. Сами судите, кроме издержек, которых потребовало первое обзаведение и которых требует злоба каждого дня, надлежало мне для уплаты долгов, по одной и той же почте послать 525 рублей в разные места. Кое-что исправил из одежды для себя и для Ивана, на угощение лихорадки вышло довольно, а тут отправление Ивана случилось, для которого одна подорожная обошлась в 50 рублей с копейками. По милости Божьей я не огорчаюсь на него, по сему случаю прошу и вас не огорчать его какими-либо замечаниями, которые на него не падают, но ободрить, и одобрить его, и содействовать не подавленно, но созрению и раскрытию в душе его добрых семян, посеянных Создателем. Да почиет на нем благословение Божие во веки! Друг мой возлюбленный! Посади Ивана по прочтении сих строк, на первое, на горнее место, под образами. Потом воззри на него, как на доброго моего друга, который по телу и внешности служил мне, и берег меня, как Ангел хранитель. Потом воззри оком души твоей на небо, и не говоря ни слова, объяв, благослови его, да благословит тебя Всевышний, един благословенный. Потом посади его на мое у тебя место, и угости его, как бы я сам был у тебя. Мужайся, возлюбленный! Бодрствуй, крепись и стой! Аще Бог по нас, кто на ны? Прости. Друг твой – Макарий.

1821 г. Августа 20 дня.

Кострома.

26¹⁶⁴

Простите меня за долговременное молчание. Оно не вывело ли самой любви вашей ко мне из терпения? Но вы знаете, что мы должны сносить тяготу один другого, а я знаю, что Вы, хотя перестали писать ко мне, но не перестали вспоминать обо мне в молитве своей, и потому любви вашей не лишили меня, ибо молитва есть плод любви. Я нищая и убогая тварь, Господь Вам воздаст за меня. Думаю, что Вы читали длинное письмо, посланное мной на имя Григория Тимофеевича,¹⁶⁵ и знаете как я до Костромы доехал. Между тем как глазная болезнь усиливалась, настал в семинарии экзамен, а меня лихорадка схватила и томила через всю вакацию. Сентябрьская треть прошедшего года была весьма тяжела для меня не столько по внешним трудам, сколько по затруднениям внутренним. 24 декабря поставили меня Архимандритом в здешнем Богоявленском монастыре. В нынешнем году, опять в июле, непосредственно по окончании семинарских трудов, лихорадка посетила меня, и опять я лишился друга – отца Инспектора Илиодора,¹⁶⁶ сладце мы пожили с ним, и друг другу оставили о себе приятную память по милости Божией. Теперь я сообщу вам новость, которая, знаю, будет занимательна для сердца вашего. Я собираюсь проститься с о. Илиодором, а ко мне гость на дворе, кто, вы думаете? Старец, отец мой. Посещение его было для меня благотворным посещением милости Божией, которого я не ожидал, и не просил, и недостоин был. В беседах о прошедшем, настоящем и будущем мы проводили целые ночи. Трудным путем промысл ведет его, но бодрость и веселие духа его дивны! Помолитесь о нем, да совершит его Господь, да сохранит его до конца в верности, и да сподобит его получить венец славы и жизни вечной, уготованный победителям! Чем ближе к концу подходит дело, тем более увеличиваются кресты его. Терпение, брат мой, терпение! Не у до крове стояхом против греха подвизающеся. Погостил у меня родитель одну неделю и уехал вместе с о. Илиодором. Что вам сказать о моем состоянии здесь? Братии у меня немного, но разнообразие характеров их удивительно. Здания в монастыре огромны, но ветхи, а поддерживать их нечем. Труды по семинарии съедают меня, изнемогаю в силах телесных и душевных. Людей злонамеренных нет при мне, одни благодетели, другие приятели, немного знакомых, и один друг. Чего бы кажется лучшего? Но – fecisti nos, Domine, ad Те, et inquietum est cor nostrum, doneс requiescat in Те¹⁶⁷. Притом известен вам темперамент мой. Мрак души моей часто покрывает тенью печальной все меня окружающее. Если я, в самом деле, вывожу молчанием своим из терпения дружбу, то дайте ей в подкрепление милосердие, каждое письмо ваше будет для меня делом милосердия. Отче, отче! Пишите и молитесь, прошу вас покорнейше, о грешном Макарие. Верьте тому, что я стараюсь сохранять и питать благодарную память о вас, как дар Божий, что и я вспоминаю о вас в молитвах. Подумайте о сем, когда будете обо мне молиться, и вы можете получать от веры любовью поспешествуемой, ответы за меня на письма ваши, и утешение, какого не могут вам доставить письма мои.

27 ноября 1822 г.

Кострома.

Благодетеля и наставника моего о. Ливерия¹⁶⁸ боголюбезнейшего, нет уже в сем земном мире. Извещение о времени кончины, за три года перед сим полученное,¹⁶⁹ и с такой точностью исполненное, как вы думаете? его ли ради токмо или и всех нас ради от Господа бысть? Мне кажется, что и для всех вас, дабы полнее мы могли прилагать сии слова Апостола к о. Ливерию: поминайте наставники ваша, иже глаголаша вам слово Божие, их же взирающе на скончание жительства, подражайте вере их. Все, что он ни сделал со мною в руководстве духовном, мудро, благодетельно, свято, от Господа бысть. Для меня нужно было и лавру увидеть – сие святое место, и все что есть, и бывает на нем. Слава Господу, сподобившему и меня поклониться святым угодникам, почивающим в пещерах, руками их ископанных, и потами их напоенных и освященных. А что вперед будет со мною, о том не беспокойтесь, друзья мои. Только бы все вперед, а не назад подвигаться. Вперед, в благоволении Божием. Вперед, в бегстве из мира. Вперед по тропинке узкой креста Божия.

1 сентября 1825 г.¹⁷⁰