Глава 2
1–5. В праздник Пятидесятницы Товит посылает сына пригласить к столу кого-либо из бедных единоверцев. 3–8. Товия приносит известие, что один удавленный еврей брошен на площади, и Товит погребает его. 9–14. Постигшая Товита утрата зрения, бедность семьи и упреки жены.
Тов.2:1 Когда я возвратился в дом свой, и отданы мне были Анна, жена моя, и Товия, сын мой, в праздник пятидесятницы, в святую седмицу седмиц, приготовлен у меня был хороший обед, и я возлег есть.
Тов.2:2 Увидев много снедей, я сказал сыну моему: пойди и приведи, кого найдешь, бедного из братьев наших, который помнит Господа, а я подожду тебя.
1–2. По возвращении в Ниневию, по ходатайству Ахикара (I:22), Товит не только получил возможность снова жить с женою и сыном, но, видимо, получил во владение свой дом и имел настолько достаточные средства существования, что мог устроить в праздник Пятидесятницы, согласно с предписаниями закона (Втор. XVI:11, 14) праздничный обед (LXX: αριστον καλόν, Vulg.: prandium bonum, слав.: обед добр). «Пятидесятница» – Πεντηκοστή – позднейшее название «праздника седьмин» (Втор. XVI:10, 16); название это в первый раз встречается в 2Мак. XII:32 и затем в Новом Завете (Деян. II:1, XX:16; 1Кор. XVI:8), в большей части древних текстов книги Товита название «Пятидесятница» не встречается: в Синайск. код. праздник назван «пятидесятым днем праздника нашего», т.е. Пасхи ('εν τή Πεντηκοστή τής εορτής ημών, ή εστίν αγία εβδομάδων), в Chald и Hebr. M. – согласно библейскому тексту, «праздником седьмин». – Неупоминание о жертвоприношении, богослужении и под. в рассказе о строгом благочестии Товита в плену объясняется отсутствием у израильтян в плену ассирийском всех принадлежностей законного культа по предписаниям Моисея. Тем неопустительнее исполняет Товит (ст. 2, сн. I:16–17) заповедь закона о благотворительности нуждающимся соплеменникам при праздничных пиршествах (Втор. XII:18–19, XIV:28, 29 и др.).
Тов.2:3 И пришел он и сказал: отец мой, один из племени нашего удавленный брошен на площади.
Тов.2:4 Тогда я, прежде нежели стал есть, поспешно выйдя, убрал его в одно жилье до захождения солнца.
Тов.2:5 Возвратившись, совершил омовение и ел хлеб мой в скорби.
Тов.2:6 И вспомнил я пророчество Амоса, как он сказал: праздники ваши обратятся в скорбь, и все увеселения ваши – в плач.
Тов.2:7 И я плакал. Когда же зашло солнце, я пошел и, выкопав могилу, похоронил его.
Тов.2:8 Соседи насмехались надо мною и говорили: еще не боится он быть убитым за это дело; бегал уже, и вот опять погребает мертвых.
3–8. Из того, что при случайном выходе Товии на улицу сразу обнаружился случай казни еврея (ст. 3), не без основания заключают (напр., Calmet), что преследования израильтян, начатые Сеннахиримом, не совсем прекратились и при Асаргаддоне, несмотря на относительную мягкость этого царя и близость к нему Ахикара, родственника и покровителя Товита, вероятно, вообще расположенного к пленным израильтянам.
Образ действий Товита при этом случае, и во многих других, обнаруживает в нем истинного ревнителя закона: исполнив требования любви к умершему соплеменнику – погребением его тела, – что Товит делал весьма часто в тяжкое для пленных евреев время (I:18; XII:12), – он спешит выполнить и постановление закона о ритуальной чистоте (Чис. XIX д.), хотя, за неимением жертвенного культа в плену и, конечно, очистительного пепла рыжей телицы, совершает очищение простым омовением (LXX: 'ελουσάμην).
То обстоятельство, что в книге Товита не раз говорится о погребении Товитом умерших, оставленных без погребения, – как преимущественном виде благотворительности этого мужа (I:17–18; II:3–4, 7–9; IV:17; XII:12), – дало повод некоторым исследователям (напр., Зимроку, Келеру, Коскену) усмотреть сходство кн. Товита с распространенной во многих странах (Армении, Италии, Турции, Сербии, России) легендой о благодарном умершем, где погребение непогребенного трупа является источником благополучия для совершившего погребение, аналогию чему в книге Товита будто бы представляет благотворение Ангела семье Товита. Но указываемые черты сходства имеют чисто внешний и случайный характер и отнюдь не дают основания говорить о взаимной зависимости книги Товита и названной выше легенды (см. у проф. Дроздова, с. 312–318).
Бедствия плена, тяжесть которых живо чувствовалась в великие праздники, являвшиеся для теократического сознания народа Божия источником великой радости, естественно, привело на память Товиту, без сомнения, хорошо знавшему закон и пророков, – соответствующее пророчество Амоса (Ам. VIII:10 ст., подобным образом писатель 1 Маккавейской кн. воспоминает это пророчество, 1Мак. I:39–41, при изображении бедствий иудеев под владычеством сирийцев), это одна из немногих прямых цитат в библейских книгах.
Тов.2:9 В эту самую ночь, возвратившись после погребения и будучи нечистым, я лег спать за стеною двора, и лице мое не было покрыто.
Тов.2:10 И не заметил я, что на стене были воробьи. Когда глаза мои были открыты, воробьи испустили теплое на глаза мои, и сделались на глазах моих бельма. И ходил я к врачам, но они не помогли мне. Ахиахар доставлял мне пропитание, доколе не отправился в Елимаиду.
9–10. В довершение скорби и печали Товита, его постигло великое несчастие – потеря зрения: когда, после погребения, Товит ночью лежал на дворе с «открытым лицом» (πρόσωπον μου ακάλυπιον ην, ст. 9), в глаза ему попали экскременты птицы (στρουθία, hirundines; слав.-русск.: воробьи; соответствующее еврейское слово – «циппорим» означает мелких птиц вообще, ср. Пс. VIII:9; Быт. XV:10; Лев. XIV сл.); здесь – птицы, близкие к жилищу человека: воробьи или Vulg.: ласточки, последствием чего образовались на обоих глазах бельма (λευκώματα), а затем, вследствие неудачного лечения со стороны неискусных, может быть, врачей (медицина в древней Ассирии и Вавилонии невысоко стояла, гранича с магией) наступила полная слепота (ст. 10). Факт этот для непредвзятой мысли не представляет чего-либо неимоверного, физически невозможного, вопреки возражениям отрицательной критики (см. у проф. Дроздова, с. 344–348, 480–481).
Лишившись вследствие болезни и лечения всего имущества и всех средств пропитания, Товит некоторое время получал пропитание от упомянутого уже выше (I:21–22) Ахикара, пока последний не удалился в Елимаиду (удалился в Елимаиду именно Ахикар, как стоит в код. Синайск. LXX и в Vet. latin, а не Товит, как (επορεύθην) стоит в принятом греч. т. и слав. перев. Елимаида – библейско-еврейский Елам, греч. Сузианна (Быт. X:22, XIV:1, 9; Ис. XI:11 и др.).
Тов.2:11 А потом жена моя Анна в женских отделениях пряла шерсть
Тов.2:12 и посылала богатым людям, которые давали ей плату и однажды в придачу дали козленка.
Тов.2:13 Когда принесли его ко мне, он начал блеять; и я спросил жену: откуда этот козленок? не краденый ли? отдай его, кому он принадлежит! ибо непозволительно есть краденое.
Тов.2:14 Она отвечала: это подарили мне сверх платы. Но я не верил ей и настаивал, чтобы отдала его, кому он принадлежит, и разгневался на нее. А она в ответ сказала мне: где же милостыни твои и праведные дела? вот как все они обнаружились на тебе!
11–14. Когда, с удалением Ахикара в Елимаиду (ст. 10), иссяк последний источник средств Товита, жена его стала снискивать пропитание обычными женскими работами ('εν τοις γυναικείοις, т.е. έργοις, в Синайск. код.; след. – женские работы, а не женские комнаты, или отделения, как слав.-русск.) – прядением шерсти и тканьем (Ср. Притч. XXXI:13, 19, 22, 24), получая за свои труды плату от заказчиков (ст. 11–12а). В придачу к обычной плате жене Товита однажды подарили козленка (по тексту Vet. Lat., как и по Синайск. код. LXX, это случилось в 7-й день месяца дистра, который некоторые исследователи (Гретц, Ант. Шольц и др.) отождествляют с сиро-македонским дистром (евр. адару), но возможно, что «Дистр» – δύστρος, здесь представляет греческую транскрипцию евр. тишры – имени 7-го месяца, след. козленок был подарен Анне, жене Товита, незадолго, за неделю до праздника Кущей (ср. Лев. XXIII:34), именно для доставления бедному семейству возможности иметь лучший стол в предстоящий праздник (см. у проф. Дроздова, с. 483–486).
В укоризненном ответе Анны (ст. 14) на подозрения Товита (ст. 13) есть сходство с речью жены Иова к нему Иов. II:9 (особенно по тексту LXX кн. Иова): это обстоятельство, а равно вообще сходство страданий и избавления от страданий Товита и Иова давало повод некоторым исследователям (Эйхгорн, Бертольдт, Вайгингер и др.) видеть в книге Товита свободное подражание книге Иова. Но сходство (нарочито, впрочем, оттеняемое в тексте Вульгаты, ст. 15) этого рода между двумя произведениями, не представляет собою чего-либо искусственного, и упомянутое сейчас заключение некоторых исследователей является совершенно произвольным.