Глава 2

1–11. Суетность мирского веселия. 12–17. Одинаковая участь мудрого и глупого. 18–23. Суетность труда. 24–26. Пища, как дар Божий.

Еккл.2:1. Ска­за­л я в сердце моем: «дай, испытаю я тебя весельем, и насладись добром»; но и это – суета!

Убедившись в том, что познание истины усиливает внутреннюю неудовлетворенность, лишает человека спокойствия и повседневных радостей, Екклезиаст решает взглянуть на жизнь беспечными глазами, со всей беззаботностью отдаться веселью, искать счастья не в духовных, а в чувственных наслаждениях. Слав. «виждь во блазе» значит: испытай на опыте наслаждения.

Еккл.2:2. О смехе сказал я: «глупость!», а о веселье: «что оно делает?»

Но и эта попытка кончилась неудачей. Беспечная веселость, забавляющаяся в сущности ничтожными и пошлыми вещами, не более как глупость и не может дать чего-нибудь положительного для человеческого счастья. Смех и веселье представляются здесь в образе лиц, к которым Екклезиаст обращается с речью. Следует переводить: «смеху сказал я: глупость! и веселью: что оно делает». Слав. – «Смеху рекох: погрешение, и веселию: что се твориши.»

Еккл.2:3. Вздумал я в сердце моем услаждать вином тело мое и, между тем, как сердце мое руководилось мудростью, при­держаться и глупости, доколе не увижу, что хорошо для сынов человеческих, что должны были бы они делать под небом в немногие дни жизни своей.

Екклезиаст отдавался чувственным удовольствиям (в частности – винопитию) не по естественному влечению сердца, а с критической целью, как исследователь, философ; решая придержаться глупости, т. е. беспечного и легкомысленного веселья, он не переставал руководиться мудростью, философски взвешивать, насколько действительно испытываемое им счастье.

Еккл.2:4. Я пред­принял большие дела: по­стро­ил себе домы, по­садил себе виноградники,

«Домы», т. е. собственные жилища Соломона, но не храм, построенный им. О виноградниках Соломона упоминается лишь в Песни Песней (Еккл 8.11).

Еккл.2:5. устро­ил себе сады и рощи и насадил в них всякие плодовитые дерева;

О существовании царских садов в Иерусалиме говорится в 4Цар 21:18, 26, 25:4; Иер 39.4, 52.7; Неем 3.15.

Еккл.2:6. сделал себе водоемы для ороше­ния из них рощей, про­израща­ю­щих деревья;

О царском водоеме упоминается в Неем 2.14 (ср. Ис 22.11). О том, что этот водоем построен был Соломоном, говорит лишь книга Екклезиаста. Иудейское предание также усвояет его Соломону. В настоящее время по дороге от Иерусалима к Хеврону на расстоянии 2 1/2 часов пути находятся так называемые пруды Соломона. По свидетельству Иосифа Флавия вода из прудов Соломона была проведена в Иерусалим для нужд храма и всего города. Это свидетельство заслуживает полного доверия, так как пруды эти стоят выше площади Харама, на которой стоял храм Соломонов, приблизительно на 130 футов, и так как теперь еще сохранились остатки водопроводов, соединяющих пруды Соломона с Иерусалимом.

Еккл.2:7. приобрел себе слуг и служанок, и домочадцы были у меня; также крупного и мелкого скота было у меня больше, нежели у всех, быв­ших пре­жде меня в Иерусалиме;

«Домочадцы», т. е. рожденные от рабов в доме господина.

Еккл.2:8. собрал себе серебра и золота и драгоцен­ностей от царей и областей; завел у себя певцов и певиц и услажде­ния сынов человеческих – раз­ные музыкальные орудия.

О получении даров от царей говорится в 3Цар 4.21, 10.15. Под областями разумеются 12 округов, на которые Соломон разделил всю свою страну (3Цар 4.7 и д.). «Услаждения сынов человеческих – разные музыкальные орудия». Еврейское слово sсhiddah и множ. sсhiddoth переводится различно. LXX, Вульгата, Иероним (в толковании) и славянский перевод, производя от халд. sсheda, переводят «виночерпцы и виночерпицы». Другие, как русский перевод, производя слово от арабского корня, переводят: «разные музыкальные орудия». Третьи, производя от sсhadad – господствовать, переводят: «госпожу и госпож». Некоторые, наконец, производя от араб. sсhadid (полнота) или евр. sсhadah (течь), переводят: «полноту и обилие наслаждений сынов человеческих», т. е. множество жен и наложниц. Слово sсhidah встречается лишь у Екклезиаста. Поэтому, с уверенностью определить значение его нельзя. Однако, по-видимому, следует отдать предпочтение двум последним пониманиям, так как, выражаясь словами Михаэлиса, «почти невероятно, чтобы Соломон в рассказе о своих чувственных удовольствиях мог забыть о женщинах». Как видно из 3Цар 11.3 у Соломона было 700 жен и 300 наложниц.

Еккл.2:9. И сделал­ся я великим и богатым больше всех, быв­ших пре­жде меня в Иерусалиме; и мудрость моя пре­была со мною.

«И мудрость моя пребыла со мною». Екклезиаст не забывал о конечной цели своих опытов – исследовать сущность истинного счастья и, вместе с тем, смысл человеческой жизни (ст. 3).

Еккл.2:10. Чего бы глаза мои ни по­желали, я не отказывал им, не воз­бранял сердцу моему никакого веселья, по­тому что сердце мое радовалось во всех трудах мо­их, и это было моею долею от всех трудов мо­их.

Радости и увеселения Екклезиаста не были развлечениями ленивого и бездеятельного человека. Они были отдыхом и наградой за тяжелые труды и, по-видимому, должны были бы дать ему полное нравственное удовлетворение.

Еккл.2:11. И оглянул­ся я на все дела мои, которые сделали руки мои, и на труд, которым трудил­ся я, делая их: и вот, всё – суета и томле­ние духа, и нет от них по­льзы под солнцем!

Надежда Екклезиаста не сбылась. Радости труда не удовлетворили его стремление к счастью. Он увидел, что нет полного счастья (Ithron) на земле.

Еккл.2:12. И обратил­ся я, чтобы взглянуть на мудрость и безумие и глупость: ибо что может сделать человек по­сле царя сверх того, что уже сделано?

Опыт Екклезиаста дал ему полную возможность сделать сравнительную оценку мудрости и глупости с точки зрения счастья. Более других одаренный мудростью и изведавший все, чем довольствуется глупость, он лучше других мог знать различие мудрости и глупости. После него никто не мог бы прибавить чего-либо к его выводам. Так следует понимать вторую половину 12 стиха. Слова: «ибо что человек, который будет идти после царя» (точный перевод), многие экзегеты понимают в связи с Еккл.2:18–19, где выражается сомнение Екклезиаста относительно того, каков будет его преемник, мудрый или глупый, и переводят таким образом: «ибо что за человек, который будет идти после царя, по сравнению с тем, кого давно сделали (царем)». Но, в таком случае, вторая половина стиха нисколько не объясняла бы первой, т. е. непонятно было бы, почему именно Екклезиаст счел себя авторитетным в вопросе о мудрости и глупости. Русский перевод 12 ст., хотя и не буквален, однако правильно передает мысль подлинника. Славянский перевод: «яко кто человек, иже пойдет в след совета, елика сотвори в нем», как и у LXX, не имеет смысла, благодаря порче текста. Вместо τῆς βουλης следует читать τοῦ βασιλέως, вместо «совета» – "царя».

Еккл.2:13. И увидел я, что пре­имуще­с­т­во мудрости перед­ глупостью такое же, как пре­имуще­с­т­во света перед­ тьмою:

Екклезиаст не отрицает громадного превосходства мудрости перед глупостью, как света перед тьмой.

Еккл.2:14. у мудрого глаза его – в голове его, а глупый ходит во тьме; но узнал я, что одна участь по­стигает их всех.

Но освещая все, что для глупого остается во мраке, мудрость не может изменить естественного порядка вещей. Перед ним она столь же бессильна, как и глупость. Неустранимая власть естественного миропорядка над мудростью особенно обнаруживается в том, что и мудрый и глупый одинаково подвержены смерти.

Еккл.2:15. И сказал я в сердце моем: «и меня по­стигнет та же участь, как и глупого: к чему же я сделал­ся очень мудрым?» И сказал я в сердце моем, что и это – суета;

Если смерть одинаково царствует над мудрым и глупым, оставляя в удел тому и другому жизнь в шеоле, лишенную размышления, знания и мудрости (Еккл 9.10), то значение мудрости ничтожно. Она не может дать человеку счастья.

Еккл.2:16. потому что мудрого не будут по­мнить вечно, как и глупого; в грядущие дни все будет забыто, и увы! мудрый умирает наравне с глупым.

Мудрый не может утешить себя и, так называемым, историческим бессмертием. С течением времени и он, подобно глупому, будет забыт. Смерть одинаково тяжела и для мудрого и для глупого.

(Еккл.2:17.) И воз­ненавидел я жизнь, по­тому что про­тивны стали мне дела, которые делают­ся под солнцем; ибо всё – суета и томле­ние духа!

Факт смерти, господствующей одинаково над мудрыми и глупыми, настолько поразил сознание и нравственное чувство Екклезиаста, что жизнь потеряла в его глазах свою ценность, свой смысл, стала для него предметом ненависти и отвращения. Не важно то, пережил ли Екклезиаст такое состояние в действительности или пришел к этому выводу теоретически, путем наблюдения и размышления; несомненно то, что человек, ищущий полного счастья в границах земного бытия, ставящий себе идеалы в пределах эмпирических фактов, неизбежно приходит к полному разочарованию и, в конце концов, к крайнему пессимизму. Эмпирическое, чувственное миросозерцание не в состоянии вместить в себе вечных идеалов человечества и, потому, рождает в нем ощущение ничтожества, бесцельности существования. Все эти идеалы неумолимо разрушаются уже одним фактом смерти.

Еккл.2:18. И воз­ненавидел я весь труд мой, которым трудил­ся под солнцем, по­тому что должен оставить его человеку, который будет по­сле меня.

Еккл.2:19. И кто знает: мудрый ли будет он, или глупый? А он будет распоряжаться всем трудом мо­им, которым я трудил­ся и которым по­ка­за­л себя мудрым под солнцем. И это – суета!

С мыслью о смерти, до некоторой степени, могла бы примирить человека уверенность, что созданное им не умрет, но послужит основанием, на котором последующие поколения возведут прочное здание человеческого счастья. Но и этой уверенности нет у человека, так как он не знает, какой будет его наследник и преемник, продолжит ли он или разрушит его дело.

Еккл.2:20. И обратил­ся я, чтобы внушить сердцу моему отречься от всего труда, которым я трудил­ся под солнцем,

Это обстоятельство отнимает у труда всякую ценность, всякий смысл. Екклезиаст отрекается от труда, от всякой надежды найти в нем удовлетворение.

Еккл.2:21. потому что иной человек трудит­ся мудро, с зна­ни­ем и успехом, и должен отдать всё человеку, не трудив­шемуся в том, как бы часть его. И это – суета и зло великое!

Уже одно то, что плодом трудов одного пользуется другой, не принимавший в них никакого участия, является вопиющей несправедливостью, величайшим злом.

(Еккл.2:22.) Ибо что будет иметь человек от всего труда своего и заботы сердца своего, что трудит­ся он под солнцем?

(Еккл.2:23.) Потому что все дни его – скорби, и его труды – беспокой­с­т­во­; даже и ночью сердце его не знает по­коя. И это – суета!

Для самого же трудящегося труд не дает ничего действительно ценного. Его постоянные спутники – скорби и беспокойства.

Еккл.2:24. Не во власти человека и то бла­го­, чтобы есть и пить и услаждать душу свою от труда своего. Я увидел, что и это – от руки Божией;

Еккл.2:25. потому что кто может есть и кто может наслаждаться без Него?

Еккл.2:26. Ибо человеку, который добр пред лицем Его, Он дает мудрость и знание и радость; а грешнику дает заботу собирать и копить, чтобы после отдать доброму пред лицем Божиим. И это – суета и томле­ние духа!

Результат труда настолько ничтожен, что не может вполне обеспечить человеку даже самые элементарные блага. Екклезиаст из жизненного опыта убедился, что даже такие блага, как вкушение пищи и питье, зависят от Божественного промысла, который отнимает их у глупых и дает мудрым. Этот порядок вещей, который между деятельностью человека и ее результатом вводит новое начало, делает счастье человека на земле еще более непрочным, неустойчивым, увеличивая суетность земного блага. «Не во власти человека и то благо, чтобы есть и пить». Русский перевод этого места не точен. Буквальный перевод еврейского текста должен быть таков: «нет счастья (tob) человеку есть и пить». LXX придали этому месту такой смысл: «нет счастья человеку, который ест и пьет». Однако такой смысл был бы в противоречии со многими местами книги Екклезиаста, особенно с Еккл 3.1, 22, 8.15, где прямо выражается мысль, что нет ничего лучшего (tob), как есть и пить. Вульгата переводит в форме вопроса: «не лучше ли для человека есть, пить». Но в таком сочетании слово tob не встречается в книге. Всего вероятнее, это место по аналогии с паралелльными местами (Еккл 3.1, 22, 8.15) следует понимать так: «нет ничего лучшего (или счастья), как есть и пить» (т. е. прибавить частицу מ). Так читают некоторые греческие кодексы, сирийский пер., Таргум, Иероним в своем толковании (nisi). «Кто может наслаждаться без него». По теперешнему еврейскому тексту вместо «без него» следовало бы перевести: «без меня» (mimeni), т. е. более меня, как я. Так переводят Вульгата, Лютер и некоторые экзегеты. Но, во-первых, выражение «без меня» нельзя еще понимать в смысле: «как я», во-вторых, выраженная таким образом мысль стояла бы вне всякой связи с предшествующим и последующим стихами, где говорится о зависимости материальных благ от Бога. Вместо теперешнего mimeni следует читать mimenu, как читали LXX, сирийский и др. переводчики.