Галликанизм
Галликанизм – термин для обозначения того своеобразного религиозно-национального духа, который во Франции выразился в особом склада обычаев, привилегий, положений и воззрений, особенно в деле ее отношения к Риму. В этом понятии не заключалось ничего похожего на тенденцию к ереси или отпадению, или даже к независимости, в смысле полного отделения; но Г. всегда, было присуще чувство свободы, сознание независимого развития на основе индивидуальной истории, что побуждало постоянно оказывать противодействие всякой попытке со стороны Рима к поглощению или полному подчиненно французской церкви.
Основанная св. Иринеем, в Галлии к концу III века возникла церковь, независимая от Рима, но отнюдь не безразличная к его авторитету, свободная и, однако, находящаяся в тесной близости с Римом. Многие выдающиеся своим благочестием лица провели это развитие дальше, несмотря на смуты и варварство того времени, и монастыри с цветущими школами способствовали этому движению, пока, наконец, галло-франкская церковь не получила окончательного завершения в могучих руках Карла Великого, и с этого момента независимость французской церкви, в смысле просто ее национальной самобытности, отстаивалась с энергией и решительностью всякий раз, как на сцене появлялся способный король, деятельный парламент или епископ. Весьма характерны в этом отношении три декрета Людовика IX (1226–70 гг.), изданные в 1229, 1239 и 1270 гг. Первый в своей вступительной части содержит общий обзор «вольностей и прав галликанской церкви»; второй ограничивает власть епископа в деле отлучения и ставит духовенство под юрисдикцию государства во всех гражданских делах; третий, заключающей в себе прагматическую санкцию, гарантирует независимость епископской власти против посягательств папы, обеспечивает право избрания епископа за капитулами и диоцезным духовенством, и отстаивает право французской церкви созывать французские соборы. Еще точнее определилось положение галликанской церкви вследствие спора между Бонифацием VIII и Филиппом IV Красивым (1286–1314 гг.). Стоявшие на очереди вопросы были высокой важности – для народа, так как Бонифаций VIII, в одной публичной речи, объявил Францию находящеюся в зависимости от Германской империи; – для государства, так как под формой аннатов огромные суммы денег ежегодно уходили за Альпы; для короля, так как папа отрицал за ним право облагать духовенство налогами для известных целей, даже в случае настоятельной нужды, – и для церкви вообще, так как папа пытался ввести существенные перемены в отношения между епископами и курией. Момент для этого спора был избран папой неблаговременно. Король энергично был поддерживаем не только парламентом, но также духовенством и народом, и вышел из борьбы победителем. Но, хотя как короли и парламенты, так и епископы и университеты, единодушно утверждали, что они навсегда будут держаться декретов соборов Пизанского, Констанцского и Базельского (где именно и выразились принципы Г.), римская курия никогда не упускала случая для того, чтобы внушать совершенно противоположные доктрины. То и дело возникал из-за этого спор, хотя всегда заканчивавшийся одним и тем же исходом, – поражением для Рима. Когда, в 1455 г., епископ Нантский осмелился обратиться к римской курии с апелляцией против королевского декрета, то в дело вступился парижский парламент, обвинил и осудил его за нарушение государственных законов и церковных привилегий Франции. Но есть и знаменитое исключение из этого правила, именно, отмена в 1516 г. прагматической санкции Бургской от 1440 г. Латеранским собором вследствие конкордата, заключенного между папой Львом X и королем Франциском I (1515–47 гг.). Причины этого конкордата известны. Король желал получить себе в ленное владение Неаполь, и его канцлер Дюпрат надеялся украситься кардинальской шляпой. Но как ни важна была эта перемена в теоретическом отношении, практически она не представляла ничего особенного. Дух декретов вышеупомянутых трех соборов продолжал сказываться в чувстве народа, в учении университета, в действиях духовенства и в мероприятиях парламента; и когда были провозглашены декреты собора Тридентского (1545–63 гг.), которые, в случае принятия в их целом составе, совершенно подорвали бы Г., то во Франции из них были приняты те, которые согласовались с привилегиями французской короны, положениями французского государства и обычаями, и законами французской церкви. Если в умах французов существовало когда-либо сомнение или колебание касательно истинного отношения между папской кафедрой и национальной церковью, то оно было рассеяно Пьером Питу. Не говоря уже о его Corpus juris canonici, Codex canonum и Gallicae Ecclesiae in schismate status, он в своих «Вольностях галликанской церкви» (1594 г.) представил в 83 членах изложение всего дела столь ясно и точно, что не могло уже быть никаких недоразумений.
С другой точки зрения, но с одинаковой ясностью и отчетливостью, изложение принципов Г. дал Боссюэт в «Декларации духовенства», изданной от имени «ассамблеи духовенства» (1682 г.). В этом документе говорится, что ап. Петр, его преемники и вся церковь имеют власть только в духовных делах; что, как бы ни велика была власть апостольской кафедры в духовных делах, она не может ниспровергнуть декретов собора Констанцского, которые она утвердила сама; что, следовательно, законы, правила и обычаи галликанской церкви, признанные этим собором, должны оставаться неприкосновенными; и, наконец, что определения папы не неизменяемы, если только вся церковь не согласна с ними. Папа Александр VIII объявил эту декларацию ничтожной и недействительной, и обратился к французскому духовенству с длинным посланием; и в один момент, в 1691 г., когда целых тридцать пять епископских кафедр вдовствовали во Франции, потому что папа отказывался утвердить епископов, назначенных королем, Людовик XIV, по-видимому, даже готов был уступить. Но высокомерие, с которым в 1713 г. он заставил папу утвердить аббата Сен-Эньянского епископом Бовейским, обнаружило его истинное настроение, и в 1718 г. Conseil de Regence просто заявил, что папское утверждение для французского епископа не необходимо.
В значительной степени однако Г. потерял симпатии народа вследствие событий, происшедших между 1790 и 1800 гг., и они считались не победой галликанской церкви над Римом, а победой революции над христианством. В конкордатах 1801 и 1813 гг. очень мало принимаются во внимание принципы Г. В силу первого, церковь всецело поставлена в зависимость от государства, а последний делал уступки только папе. Течение политической реакции, начавшееся с реставрации, сопровождалось подобным же течением религиозной реакции, во главе которой стояли де-Местр, Бональд, Ламенне и др. Связь между Римом и французским духовенством становилась более и более тесной, возвратились иезуиты, галликанская литургия уступала место римской, учебники в семинариях подвергались существенным переменам, и вскоре после половины минувшего века Г. окончательно был подавлен и вытеснен ультрамонтанством.
Dupin, Lee Libertes de l’Eglise Gallicane, Paris, 1824; Bordas-Demjulin, Les pouvoirs constitutifs de l’Eglise, Paris, 1855; Bossuet, Defensio declarationis celebrissimae etc., Luxemb. 1730, в двух томах; Fleury в Iustit. au droit. eccles. и Discours sur les libertes de l’egl. gall. Ст. Gallicanismus изв. старокат. канониста проф. Шулте, а также в его Geschichte d. Quellen und Litt. d. kan. Rechts III, 2 и 3 Theil, стр. 277.