Гурий св. Казанский
Гурий св. Казанский – первый архиепископ учрежденной в 1555 году, через три года после завоевания Иоанном Грозным Казани, Казанской архиепископии. Управлял Казанскою паствою с 1555 по 1563 год, скончался 4 декабря 1563 г. Жизнеописание св. Гурия составлено одним из преемников его по кафедре, митроп. Гермогеном, впоследствии патриархом Всероссийским, при котором в 1595 году произошло открытие нетленных мощей св. Гурия, по каковому случаю и было составлено, по приказанию царя Феодора Иоанновича, житие св. Гурия на основании устных рассказов со стороны лиц, в то время еще помнивших и лично знавших св. Гурия.
Св. Гурий родился в конце XV века в г. Радонеже и принадлежал по происхождению к сословию младших бояр; в мире носил имя Григория Григорьевича Руготина. Так как родители его были люди небогатые, то он еще в молодости поступил в услужение к богатому боярину, князю Пенкову (из рода князей Ярославских). С раннего детства и в молодости на службе у Пенкова Григорий отличался выдающимся благочестием, был, по словам Гермогена, «нравом смирен, и тих, и незлобив, прилежно притекая к церкви Божией, имея непрестанное попечение об угождении Богу постом, и молитвами, и милостынею, и целомудрием, и прочими добрыми делами; к сему же и девственное житие возлюбил, ибо не пожелал взять жену». Это глубокое благочестие дало Григорию силы перенести тяжкое испытание, которое постигло его в молодости. Злые люди, завидовавшие благоволению князя и княгини к кроткому юноше, которого они сделали главным управляющим над всем своим домом, обвинили Григория пред князем в преступной связи с женой князя и князь поверил этой клевете, хотя Григорий не давал к тому никаких поводов, и хотя княгиня была уже в зрелом возрасте, потому что имела уже взрослого сына. В гневе князь приказал убить Григория, но молодой княжич, уверенный в невинности матери, убедил отца не предавать Григория смерти, чтобы не показать всем, что он поверил клевете, позорившей весь дом князя; он приказал бросить Григория в погреб, обложенный срубом, и бросать ему туда скотскую пищу, по одному снопу в три дня и по определенной мере воды; узнику позволено было взять с собою только икону Божией Матери. В этом ужасном заключении Григорий провел два года, терпя полное одиночество, темноту, летом зной и сырость, а зимой холод. Это заключение надорвало силы Григория, и он в остальные годы своей жизни не отличался хорошим здоровьем, хотя был крепкого сложения и высокого роста, как это видно из доселе хранящихся в Казани при гробе его костылей его и из иконных изображений его. Глубокое религиозное чувство спасло молодого узника от отчаяния, от попыток к бегству или к самоубийству. Он отказался бежать даже тогда, когда представилась полная возможность совершить побег. К концу второго года заключения надзор за ним был ослаблен; сторож позволил навещать Григория одному из бывших друзей его. Сострадательный человек через окошко погребной двери спросил Григория, не нужно ли чего ему, и предложил ему приносить лучшую пищу. Но Григорий возблагодарил Бога за все и ответил: что благодать Божия питает его, и попросил только приносить ему письменные принадлежности, бумагу, чернила и перья. Друг исполнил эту просьбу, и Григорий стал писать книжки для научения малолетних детей грамоте и начальным молитвам. Книжки эти продавались, а деньги раздавались нуждающимся. В конце второго года заключения Григорий вышел из темницы по какому-то особенному знамению Божию, по необычайному сиянию в дверях. Князь в это время мог или совершенно забыть о нем, или успокоиться от своего гнева, почему слуги его и имели возможность выражать Григорию свое расположение. Выйдя из своего заключения, Григорий немедленно отправился в Иосифов Волоколамский монастырь, который был недалеко от Радонежа, откуда можно заключить, что и служил Григорий у князя Пенкова на своей родине. Здесь Григорий принял монашеское пострижение с именем Гурия от самого препод. Иосифа Волоколамского, скончавшегося в 1515 году, или от одного из преемников его по игуменству, Даниила (с 1515 по 1522 г.), впоследствии митрополита Московского, или Нифонта (с 1522 по 1543 г.). Волоколамский монастырь с самого начала своего существования получил весьма важное значение в истории русской церкви, став во главе строго православного направления в борьбе с усилившеюся ересью жидовствующих и с партией монахов-нестяжателей, противников монастырских вотчин. Кроме того, этот монастырь прославился и мог привлекать к себе лучших людей, как центр просвещения и как образец осуществления строгого иноческого устава. Здесь самим Иосифом, известным своею просветительною деятельностью, была составлена весьма значительная по тому времени библиотека, деятельно пополнявшаяся и его преемником – Даниилом. Здесь было среди иноков даже особое общество любителей духовного просвещения и переписчиков книг. Славился монастырь и своим строгим иосифовым уставом, которым определялась жизнь инока до мельчайших подробностей.
Юный летами, но глубоко умудренный тяжелым опытом жизни, инок Гурий начал с ревностью исполнять строгий монастырский устав, так что возбудил в братии внимание и уважение к себе. Это общее уважение было причиной того, что в 1543 году, после смерти игумена Нифонта, Гурий был избран братиею в игумены Волоколамского монастыря и занимал это почетное положение в течение 8 лет и 10 месяцев. На игуменстве он оставался таким же благочестивым и смиренным монахом, каким был ранее, но слава о добродетельном житии его распространилась далеко за монастырские стены, так что сам царь Иван Васильевич приобрел к нему высокое уважение, часто посещал Иосифов монастырь и подолгу беседовал с игуменом-подвижником. Иноческое смирение составляло, по-видимому, одну из главных и любимых добродетелей Гурия и побуждало его удаляться от всего, что так или иначе выдвигало его личность из ряда других. Гурий был очевидцем важных событий в истории русской церкви. Как игумен знаменитого монастыря, он, без сомнения, принимал участие в соборах 1547, 1549 и 1551 годов, по своему просвещению, по благочестию, наконец, по близости к царю он мог бы иметь весьма влиятельный голос на соборных совещаниях, но этого мы не видим. Относительно воззрений игумена Гурия на современную церковную русскую жизнь известно только то, что по вопросу о праве монастырей владеть вотчинами Гурий всецело держался взгляда препод. Иосифа Волоцкого, т. е., считал это владение не только законным, но и необходимым для блага церкви. В начале 1552 года Гурий оставил игуменство, вероятно, тяготясь игуменскою властью, и жил в том же монастыре простым монахом около двух лет. В начале 1554 года царь сам лично послал его настоятелем в Троицкий Селижаровский монастырь, Тверской епархии, а отсюда через год взял его на новооткрытую архиепископскую кафедру в Казани.
Прошло уже около трех лет со времени взятия Казани, а между тем, замирение покоренного края подвигалось очень плохо. Царь хорошо понимал, что для упрочения русской власти над покоренными инородцами Казанского края, самым действительным средством является обращение их в христианство. С принятием христианства инородцы должны были усвоить христианский взгляд на гражданскую власть, как богоучрежденную, возмущение против которой является тяжким преступлением пред Богом. Кроме того, становясь единоверными и братьями русским по вере, Казанские татары и другие инородцы покоренного края, естественно, должны были оставить чувства закоренелой вражды к русским людям и ко всему русскому. Все это, помимо естественного желания царя сделать богоугодное дело, обратить неверных в православную веру, побудило царя учредить в Казани архиепископскую кафедру для упрочения и утверждения христианства в Казанском крае. На соборе 1555 года мысль царя была одобрена и было постановлено: «быти в Казанском царстве архиепископу, а на Свияге быти архимандриту и игуменом, в Казани у владыки архимандрит же и игумены; архиепископу быть под его областию, город Казань со окресными улусы, город Свияга с горною стороною, Васильгород, Вяцкая земля вся». В иерархическом отношении Казанский архиепископ был поставлен за архиепископом Новгородскими выше Ростовского. Оставалось назначить способное лицо на архиепископию. Избрали четырех благочестивых священников, в числе которых был и Селижаровский игумен Гурий. К последнему царь и митрополит Макарий были особенно расположены, однако не решились, вопреки установившейся церковной практике, поставить его своею волею и бросили жребий; 3 февраля 1555 года совершилось избрание. Имена четырех избранных кандидатов были написаны на особых, одинаковых по цвету и величине бумажках, кои были свернуты и положены, по обычаю, на престол Успенского собора. Митрополит совершил торжественное молебствие с особым прошением об избрании достойнейшего кандидата. Затем были взяты два жребия и, по уничтожении двух оставшихся, снова были положены на престол и снова было совершено, такое же молебствие. Затем был взят решающий жребий, на котором оказалось имя Гурия. Тогда царь, митрополит с духовенством и весь народ воздали славу Богу, «яко избра Бог мужа преподобна и свята новопросвещенному граду Казани». 7 февраля Гурий с особенною торжественностью посвящен был в Успенском соборе в сан архиепископа. В свиту Гурию и в сотрудники ему были назначены, без сомнения – не без его желания, известные благочестием мужи, Герман, бывший архимандрит Старицкого Успенского монастыря, живший в то время на покое в Волоколамском монастыре, где он принял пострижение, вероятно, в игуменство Гурия, Варсанофий, игумен Песношского монастыря, известный своим знанием татарского языка и еще несколько игуменов, священников, клириков и светских чиновников архиепископского двора (Никонов. Летоп. 1555 г.). На содержание Казанского архиепископа и Казанских церквей царь обещал на соборе 1555 года уделять десятую долю доходов всей Казанской земли; Гурию десятина эта выдавалась деньгами и естественными продуктами: «865 рублев, да из таможенныя пошлины десятые деньги 155 рублев 11 алтын; 1300 четьи ржи, 500 четьи муки ржаные, 300 четьи пшеницы 100 четьи муки пшеничны, 105 ч. круп грешневых, 80 ч. гороху, 500 ч. солоду ячного, 1000 ч. овса, 120 ч. семени конопляного, 60 ч. толокна, 50 пуд масла коровьего, 500 пуд. меду, 2 гривенки шафрану, 20 гривенок перцу, 5 гривенок инбирю, 3 грив. гвоздики, 3 корицы, пуд брынцу, 10 грив. ядер миндальных, 2 грив. орехов мушкатных, 2 грив. анису, 10 грив. горчицы, 200 грив. ладону, 10 пуд. воску, на свечи, 3 ведра вина церковного» (Акты археогр. экспед., т. I, стр. 261). Кроме того, были обширные земельные владения, дававшие архиепископу громадный доход. По жалованной грамоте Гурию от 13 августа 1555 года «архиепископу Гурию Казанскому и Свияжскому дано земли на пашню на две тысячи четвертей, трои Кабаны, да Тарлати, да село Кадыш, да село Караим, да село Карадулат на реке на Меше, со всеми угодьи, с лесы, и с луги, и с озеры, и с бортными ухожеи, и с бобровыми гоны, потомуж как было изстари при царех. Да архиепископу ж даны воды, в реке в Волге рыбные ловли и с островы, опричь покосов, на которых рыбная ловля, от Казанского устья по обе стороны реки Волги, по Казанской стороне и по Свияжской, до реки до Камы... Да архиепископу ж дали слободу за Булаком, на Кураншеве, да ему ж дано место на посаде у Николы чудотворца» (Акты историч., т. I, №162). Таким образом, архиепископ Казанский обладал не меньшим богатством, чем прежние цари Казанские.
Одаренный со стороны царя, бояр и духовенства иконами, книгами и другими принадлежностями церковной утвари. Гурий с большою свитой торжественно, с колокольным звоном, в сопровождении царя и громадной царской свиты выступил из Москвы 26 мая и отправился в Казань водою по рекам Москве, Оке и Волге; целых два месяца продолжалось его путешествие, прерываемое торжественными встречами населения по берегам этих рек; 28 июля Гурий был торжественно встречен в Казани, совершил водосвятное молебствие в кафедральном Благовещенском соборе, обошел и окропил св. водою стены кремля, затем в соборе совершил первую литургию, завершив ее обращенным к народу поучением. Так началась пастырская деятельность св. Гурия.
Казань в то время была на осадном положении. В крае часто происходили восстания покоренных инородцев, прекратившиеся тогда, когда усилиями русских воевод «извелися все лучшие Казанские люди, их князи, мирзы и казаки, которые лихо делали» (Акты истор., I, № 191); восстания происходили до конца царствования Ивана Васильевича. Такое политическое положение края создавало препятствия почти непреодолимые для просветительно-миссионерской деятельности русского духовенства во главе со своим архипастырем. Трудно было победителям проповедовать свою веру побежденным, у которых еще кипела в сердце ненависть к победителям и у которых почти каждое семейство оплакивало кого-нибудь, погибшего в борьбе с русскими. В Москве это понимали, почему и решили приступить к делу обрусения инородцев не с высших, а с низших слоев. В то время, как мурзы и князьки были нещадно избиваемы, Гурию было наказано всеми мерами привлекать простой народ к вере, внушалось ласково обращаться с ними, поить их и кормить, заступаться за них и всячески беречь их. Расчет был верный: в то время, как татарские мирзы и инородческие князьки с распространением русского владычества неизбежно должны были лишиться своего правительственного положения и соединенных с ним привилегий и выгод, почему они и боролись с русскими не на живот, а на смерть, и истреблялись поголовно, – простой народ с переменою правительства ничего не терял, так как оброки были легкие.
Из данной Гурию при отправлении его в Казань «наказной памяти» от царя видно, что Гурию указаны были средства обращения инородцев в христианство и дана была весьма значительная гражданская власть, ему вверен был высший надзор над всеми Казанскими властями, не исключая самого воеводы Казанского, с правом писать обо всем лично самому царю. Здесь указано было Гурию привлекать к себе татар, «всякими обычаи, как возможно», но отнюдь не принуждать насильно к принятию христианства, а приводить их к вере ласкою и любовно. Пожелавшим принять крещение оказывалось особенное покровительство и давались важные преимущества: архиепископ ограждал их от лихоимства судей и чиновников и селил их на своих льготных землях; кроме того, архиепископу дано было право освобождать от наказания всякого преступника, если тот изъявит желание принять крещение (Акты археограф, эксп., I, 241). Все это, без сомнения, много содействовало распространению христианства среди инородцев. Но и сам святитель примером своей истинно святой жизни и своими глубоко назидательными поучениями, с которыми он постоянно обращался к народу, весьма много содействовал обращению инородцев и, по словам Гермогена, «многих неверных в веру привел и крестил их множество с женами и детьми». В высоком сане, в положении почти царском, св. Гурий сохранил свое благочестие; это был, епископ-аскет, строгий постник, пламенный молитвенник пред Богом за паству, ревностный проповедник, всем доступный и бесконечно щедрый для всех нуждающихся. При своих громадных доходах не стяжал он себе сокровищ на земле, но стяжал сокровище неувядаемое на небе. Немногими чертами характеризует Гермоген св. Гурия как епископа, но и из них ясно выступает высокий духовный облик первого святителя Казанского. «И жил преподобный, пишет Гермоген, богоугодно, кормя нищих и удовлетворяя неимущих всем потребным, заступаясь за бедных, больных и сирот, и избавляя их от бед, труды к трудам прилагая, и всенощное стояние постоянно совершая в молитвах пред Богом. И угождал всякими добрыми делами Богу, крепким житием по Боге живя, и обращая к верным слово здравое, кроткое и учительское, уча и наставляя и неверных познать истинного Бога и Творца всего, и многих неверных в веру привел и крестил их множество». Темное то было время, но какие светлые личности озаряли его! Есть ли такие в наш просвещенный век, один Бог знает. Внешними памятниками деятельности св. Гурия в Казани остались устроенные им в миссионерских целях монастыри Спасопреображенский и Троицкий в Казани, Зилантов близ Казани и Успенский Богородицкий в Свияжске, вновь построенный каменный Благовещенский кафедральный собор и большая часть тех 16 Казанских церквей, которые указываются в писцовых книгах 1567–68 годов.
Так подвизался св. Гурий до 1561 года. С этого года, он подвергся тяжкой болезни, не оставлявшей его в течение трех лет, до самой смерти. По великим праздникам приносили его в церковь, и он здесь сидел или лежал, а стоять уже не мог. Почувствовав приближение смерти, св. Гурий 2 декабря 1563 года принял великую схиму от своего сотрудника и друга, св. Варсанофия, архимандрита Спасопреображенского монастыря. 4 декабря в 8 часов вечера св. Гурий скончался после управления Казанскою церковью в течение 8 лет и 9 месяцев. Согласно его завещанию, тело его было погребено за алтарем церкви Спасопреображенского монастыря и в 1595 году, при перестройке этой церкви, найдено было нетленным. Описание этого открытия было сделано очевидцем события, святительствовавшим в то время в Казани, митроп. Гермогеном. Вот это замечательное описание. «Когда, начали копать рвы, то пришлось снять каменные гробницы, которые были построены над могилами св. Гурия и Варсанофия, так как новую церковь предполагалось устроить больших размеров, чем прежняя. Когда же, 4 октября, дошли до гробов св. отцов, то пришли сказать об этом мне, смиренному. Принесши со всем освященным собором бескровную жертву Господу Богу и отпев панихиду, мы отправились в монастырь и, пришед на место, поклонились гробам преподобных отец, Гурия и Варсанофия. Вскрыв гроб, мы увидали нечто совсем неожиданное: рака святого была полна благоуханного мира, мощи же св. Гурия носились, как губка, поверх мира; ни одна часть не была погружена. Нетлением одарил Бог честное и многотрудное тело его, как это видят все и ныне. Только верхней губы коснулось немного тление, прочие члены были целы. Я, недостойный, многогрешною рукою коснулся св. тела (а св. тело плавало), осязал ризы, в которых он был погребен, и они были весьма крепки. Попытался с силою потянуть и мантию его, и прочие погребальные одежды, и они казались крепче новых. В главах у препод. Гурия лежал греческий клобук вязаный, который, по сказанию учеников св. Варсанофия, был делан препод. Варсанофием для Гурия и по смерти святителя положен недоконченным в возглавие гроба его. Мы соборне осмотрели этот клобук и, взяв одну прядь из него, едва могли перервать ее, потому что она была крепче новой. Мы перелили благоуханное честное миро в новый сосуд, и православные христиане, пользуясь тем миром, непрестанно получали исцеления. Потом мы открыли раку Варсанофия и увидали, что и его мощи почтены от Бога нетлением, только ног коснулось немного тление, однако так, что кости были целы и весьма крепки и прочны в суставах, как и у св. Гурия, в чем мы удостоверились, перелагая святые и чудотворные мощи обоих своими собственными руками с архимандритом Арсением из гробов в ковчеги. Дивясь неизреченному человеколюбию Божию, мы со слезами и кротостию пропели надгробные песни над преподобными отцами и поставили их поверх земли, дабы все приходящие видели их и, дивясь, славили Бога. О всем этом мы с архим. Арсением (Спасопреобр. мон.) письменно известили государя, царя Феодора Иоанновича, и свят. Иова, патриарха Московского и всея России. Святой же царь и святой патриарх воздали славу Богу и повелели хранить честные и многоцелебные мощи поверх земли, и у большой церкви с южной стороны алтаря повелели создать церковь и в ней поставить мощи св. Гурия и Варсанофия; так и было сделано, и было множество чудесных исцелений от св. мощей». Таким образом, и после своей смерти св. Гурий не оставил свою паству и утверждал ее в вере не меньше, чем при жизни, нетлением своих мощей, чудесами и примером своей святости. Эти мощи, вместе с явленною в 1579 году чудотворной Казанской иконой Божией Матери, служили, и доселе служат, духовными светильниками для всего Казанского края. С 19 июня 1620 года мощи св. Гурия покоятся в Казанском кафедральном Благовещенском соборе.
Источники и пособия: Акты археогр. эксп. I, 257–260; Чт. Общ. Ист. III, 7; Предисл. Древн. Росс. Вивл. VI, 241; Труды Общ. Ист. 1826. 3.29; Никонов. Летоп. VII; Житие св. Гурия, сост. мит. Гермогеном, напеч. в Сборнике древностей казанской епархии, Платона Любарского. Казань. 1868.
А. Кремлевский.