Дед и внуки

(Рассказ)

22 октября – в день Казанской иконы Божией Матери – в селе Серединовке был сход. После того, как все дела, ради которых он собирался были разобраны, одни из мужичков разошлись по домам, другие же остались на месте «покалякать», благо время – праздничное, а погода стояла прекрасная.

Тихо беседуют между собой обыватели о «делах житейских», нет уже того оживления и шумных споров, чем обыкновенно отличаются наши деревенские сходки. Теперь все это улеглось и даже можно было заметить среди них какое-то грустное настроение. Да и было отчего запечалиться серединовцам: страшное несчастье посетило их неделю тому назад, когда пожар уничтожил их храм и почти целую треть села.

– Седьмой десяток доживаю я, – с грустью говорил один из стариков Елеазар Петрович, – а не в память мне, чтобы у нас на селе когда-либо случалась такая беда. Пошлет ли Господь холеру, а их на моем веку было три, кругом люди мрут и мрут, у нас – ни одного то есть человека; неурожай ли случается, опять нашим мужикам не так трудно, потому что запас хлеба – одонья два-три еще от прежних лет был почти у каждого. Бывали и пожары, сгорят двора три, много пяток, али баня какая да и только, а ведь это – легко ли, мои матушки – 83 двора и, наконец, самый храм Божий. Как посмотрю на то место, где он стоял кормилец, так иногда сердце замирает.. Куда теперь пойдешь в праздник помолиться, где услышишь Слово Божие?.. И стоит наша Серединовка, как бы ровно деревня какая, да и та сильно опаленная... Вам, мои милые, Бог даст, еще приведется увидать новую церковь, а я видно уж вряд ли дождусь того времени, чую, что смерть моя не за горами...

– Полно, Петрович, – заметили ему слушающие, – без церкви долго не будем, глядишь, скоро построим и новую, ну а ты, пошлет Господь Милосердый, еще поживешь с нами.

– Нет, пожил, пора и на покой, да не в том дело-то.

Тут Елеазар Петрович остановился, на его глазах навернулись слезы, и седая голова как-то беспомощно склонилась на грудь.

– Умирать, знамо, когда-нибудь да надо, – продолжал он – потому что все мы помрем, только время-то теперь каково: видали как хоронили Абрама? – прямо из избы снесли его сердечного в темную могилу, а погребение отпевали среди чиста поля, под открытым небом там, где, значит, был когда-то наш святой храм. А каково это?! Ни тя в церковь внесут для последнего раза,      ни      обеденки не отслужат, не подадут просфоры о упокоении твоей грешной души, не затеплят и свечки пред иконами…

– Слушаю я вас, дедушка, и удивляюсь, – заговорил вдруг один, сравнительно еще молодой крестьянин, человек вы умный, а тужите, Бог знает, о чем.

– Как так?

– Да как же, сгорела церковь, ишь беда какая; ничего такого тут и нет, а просто это, я думаю, вразумление для вас свыше. Хоть бы теперь вы познали, что ваши вовсе излишнее дело, потому что Бог есть дух, сущий, значит, и молиться Ему можно во всяком месте, а вы строите для Него какое-то особенное жилище.

Возражавший был внук Елеазара Петровича от старшего сына, который еще в молодых годах ушел на заработки в Харьковскую губернию, там свел знакомство с сектантами, женился на дочери одного из них и принял их веру. Ровно через двадцать лет он вернулся на родину и завел отдельное хозяйство, но скоро помер, оставив в семействе сына Харитона и двух дочерей.

– Эх, внучек, внучек, – глухим, подавленным голосом заговорил Елеазар Петрович, – не тебе бы говорить, не мне слушать; ведь ты знаешь, что тяжело, больно тяжело мне слушать такие речи, зачем же и обижать меня? Твой отец всю мою жизнь отравил своими малоканскими бреднями и ты за ним, молчал бы лучше и добрых людей не смущал. Ох, Господи, Господи, видно за грехи Ты наказываешь меня, окаянного...

– Вольно вам, дедушка, обижаться, только я этого и на уме не держал. Ну а что касается истины, то за нее всегда постою. Вы бы вот лучше доказали мне от Писания, что нужны там какие-то церкви, – это другое дело, гневаться всякий может.

– В том-то и беда моя; что в грамоте я плохо умею, да и года мои не те, зрение слабеет; Псалтирь еще кое-как читаю, а уж по Завету почти ничего не разберу.

– Потому-то вы и заблуждаетесь, не зная Писания (Мф.20:29).

– Видишь ли, мой милый, я хоть и мало учен, а все же спрошу тебя: скажи по совести, кто делает лучше – мы, когда собираемся на молитву к богослужению в устроенные здания, называемые у нас храмами, или вы, имея для этого местом свою жилую избу? Посмотри – у нас отдельное строение для училища, для больницы, да у нас с тобой: хлеб мы складываем в молотильном сарае, зерно и муку ссыпаем в амбаре, для скотины строим хлевочки, а себе теплые хатки – всему, значит, свое место. Как же ты хочешь, чтобы для совершения божественной службы мы не имели отдельного места?!

– Это все так, да в Писании-то об этом ничего не сказано, а выдумать-то мало ли что можно.

– Опять свое, – махнув рукой, сказал Елеазар Петрович, – ведь я же тебе говорил, что я человек малограмотный; вот ты с ним поди и потолкуй.

– А почему бы с нами и не потолковать; я думаю, не напрасно мы окончили школу, глядишь, что-нибудь да и мыслим.

– На это я тебе, внучек, скажу вот что. Положим: «ученье – свет, неученье – тьма», только оно, видно, кому как: кому это ученье на пользу, а кому и во вред, вроде того, например, как ножик: для нас с тобой эта вещь полезна и даже необходима, а иной этим самым ножом такие строит дела, что и подумать страшно.

– Точно, дед Елеазар, – вставил один из слушающих, – касательно ножа ты очинно правильно рассудил. Нонче по весне мой Васятка совсем было зарезался, не зайди на тот раз кума Авдотья, быть беде, – то-то оно глупость-то.

– Резонно, что и говоришь, – послышалось с разных сторон.

– Я то и говорю, – продолжал Елеазар Петрович, – а речь веду к тому, что и к ученью это приложимо. За примером нечего далеко ходить. Вот у меня, скажем, два внука; один, как слышали, кончил школу, другой Вoлодя – пошел дальше – во второклассной учится; оба, знать, учены, какая между ними разница, и одному наука во вред, сам сбился с пути и других хочет соблазнить, благо в руках хорошее средствие – грамотен, ну а Володя совсем иное дело – ему ученье в пользу пошло: боится, родителей и старших почитает и закон соблюдает – настоящий, то есть, христианин. Да, вот вам и ученье, – само по себе дело оно очинно хорошее, только, значит, в чьих руках: у иных – на пользу себе и другим, а у иных – на вред.

– Напрасно, дедушка,      изволите говорить, что ученье нам принесло одно лишь зло; не знаем как другие, а мы, слава Тебе Господи, познали свет истины и уж более во тьме невежества не блуждаем; еще покойный родитель так нас воспитали, школа же нам помогла сознательно усвоить преподанное в детстве ученье.

– Значит, выходит, «что ты не таков, как прочие люди» (Лк.18:11), смотри, внучек, сам не окажись хуже других, уж больно ты о себе высоко думаешь.

– Понимаю, дедушка, понимаю, что вы хотите сказать; так я, по-вашему, выходит фарисей, а кто же мытарь, уж не Владимир ли ваш? – хорош мытарь, знаем мы его.

– А что ж, про моего Володю никто дурного не скажет; ну да об этом что толковать; я на него показал только потому, что оба вы с ним ученые, а говорите совсем разное.

– Я еще не слыхал, как он там говорит; может быть он, как человек грамотный, скорее будет согласен с нами.

– Уж коли дело на то пошло, тогда вот что, приходи ко мне как-нибудь праздником. Володя будет дома с ним и поговоришь, уж он наверное в слове Божиим не слабее тебя.

– Отлично, мы со всею, то есть, радостию.

– Так, значит, буду ждать; а теперь пора и по домам, прощения просим, мужички, – сказал он снимая шапку.

– Прощай, дед Елеазар, – послышалось в ответ, и все стали расходиться.

На следующий день утром Елеазар Петрович, убрав все по хозяйству, отправился к своему священнику. Его дом находился недалеко от места недавно сгоревшей церкви, как раз против здания второклассной церковно-приходской школы.

– Здравствуйте, батюшка, благословите.

– Здравствуй, здравствуй, родной, ну что скажешь хорошенького?

– Дельце есть до вас, кормилец.

– Уж ни беда ли какая случилась, вижу ты чем-то озабочен, иди-ка, садись вот тут да и рассказывай.

– Дело вот в чем, – начал Елеазар Петрович, с поклоном усаживаясь на предложенный стул, – вчерашний день, после того, как покончены были все дела на сходе, вышел у меня разговор с Харитоном, чай, знаешь моего внука?

– Знаю, как не знать, ну?

– Что же, вы думаете, батюшка, когда я завел речь о храме, он при всем то есть народе, без всякого стыда стал оспаривать, что никакой церкви и не нужно, раз сгорела и тужить не след, потому Богу, говорит, везде можно молиться. Ведь это соблазн для православных, – с грустью добавил Елеазар Петрович.

– Что ж ты ему, однако, на это сказал?

– Стал было урезонивать его, да не тут-то было, «вы, говорит, дедушка, покажите где это в Писании сказано, ведь там ничего такого нет, а выдумать мало ли что можно».

– Действительно, наши сектанты так и утверждают, что храмы – дело вовсе ненужное, так как Бог, по грубому выражению, живет «не в бревнах, а в ребрах».

– Вот, вот; и как же, я вам скажу, было досадно, что я в грамоте слабенек, так, кажись бы, и выложил ему, а тο, волей-неволей, пришлось сознаться, что в этом деле не горазд. Вот мой Володя, говоря я, тот может доказать, и попросил его как-нибудь праздником к себе; обещался. Из этого я теперь, батюшка, и пришел: сделайте милость, подучите Владимира, чтобы он, значит, показал, где это в Слове Божием сказано о наших храмах да и ответ ему дал какой следует.

– Хорошо, Елеазар Петрович, ты придумал, право хорошо; оно видишь ли, у меня есть давнишняя мечта приготовить себе помощников, но этой части из среды самих крестьян, потому, сам знаешь, молокане как-то неохотно вступают со мной в разговоры, ну а со своим братом-мужиком – иное дело, вот я и стал некоторых из своих учеников приготовлять к этому, особенно, с тех пор, как у нас открыли второклассную школу, а твой Владимир в этом деле как раз один из лучших; он не ударит себя лицом в грязь, надо только предупредить его.

– Что правда, то правда, батюшка, молоканы избегают с вами беседовать, особливо при народе; знают свою слабость, они храбры лишь перед нами; ну а за Владимира, батюшка, покорнейше благодарим. Кто же знает, может быть, ему Бог поможет вразумить своего брата, то-то была бы мне радость на старости лет; так, значит, вы устроите это дело?

– Непременно, непременно, уж будь покоен, потому ведь, я сам в этом очень заинтересован.

Елеазар Петрович принял благословение от священника и отправился домой, чувствуя себя после этой беседы несколько облегченным.

Через два дня после того было воскресенье. Володя, получивший от священника должное наставление, как вести дело, пришел домой и, после обычных приветствий, сел с дедушкой за самовар.

Скоро явился и Харитон с Заветом в руке и в сопровождении еще двух сектантов.

– Здравия желаем, дедушка.

– Добро пожаловать, внучек, как раз к самовару, чайку отведать не желаешь ли?

– Это как же так, иудеи с самарянами, кажется не сообщаются, не так ли Владимир Григорьевич? – шутливо заметил Харитон.

– Вот уж и Владимир Григорьевич, – смущенно заметил тот, – нельзя ли попроще, а потом, кто тут иудеи и самаряне – это совсем лишнее.

– Полно вам, – сказал Елеазар Петрович, – садитесь запросто и все тут.

Гости сели.

– А вы, Владимир, – уж видно буду так вас величать – должно быть в общем жительстве находитесь, потому у дедушки только по праздникам и бываете?

– Да, в общежитии.

– Куда же, позвольте спросить, из вашей школы выходят?

– Готовят нас в учительству в школах грамоты.

– Да, вот как, в учителя, так, значит, недаром дедушка намедни говорил, что вы от Писания можете доказывать.

– Что доказывать?

– Да вот, к примеру скажем, хоть относительно храма. Ишь, наш дедушка совсем затужился, что церковь сгорела; известное дело – тьма, потому в Писании не сведущи; им, значит, извинительно; сгорела, говорю, и не надо; вы, конечно, согласны со мной?

– Ну уж нет, нисколько, как же это так; почитайте-ка, что об этом сказано в Библии.

– А что, укажите, – посмотрим.

– А разве вы сами не знаете, как Бог повелел Моисею устроить скинию, т.е. походный храм? И сотвориши ми освящение, и явлюся в вас, и сотвориши ми всему, елика аз покажу тебе на горе, образ скинии и образ всех сосудов ея (Ис.25:8–9), а когда сотвори Моисей вся, елика заповеда ему Господь, сице сотвори (Ис.40:16), и освятил ее по слову Самого Господа, покры облак скинию свидания и славы Господни исполнися скиния (Ис.40:34–35).

С этого времени скиния сделалась домом молитвы для евреев и местом особенного присутствия Божия. Потому-то, когда в пустыне Син, по случаю недостатка воды, произошел ропот, Моисей и Аарон «пришли к скинии и пали пред нею ниц» (Чс.20:6), а не в том месте, где произошел ропот. Равным образом и царь Давид, после смерти сына от Варсавии, пошел поклониться Богу «в храм», а не в какой-либо частный дом (2Цар.12:20).

Потом, когда народ Божий стал вести жизнь оседлую, царь Соломон построил уж постоянный храм на горе Мория, где было гумно Орны Иевусеянина (2Пар.3:1; 3Цар.6:14). Выражением Божьего благоволения к вновь устроенному зданию было «облако исполнившее храм Господень» во время его освящения (3Цар.8:10), так что «иереи не могли служить», яко исполни слава Господня храм (3Цар.8:11).

– Вижу, вижу, Владимир, что вы складно можете говорить, только напрасно, мне думается, вы приводили все эти ветхозаветные доказательства; то было время одно, а ныне совсем другое; или вам неизвестно, что «все древнее прошло, теперь все новое» (2Кор.5:17), и мы уже не под законом, но под благодатию, как говорит апостол Павел в Послании к Римлянам 6 главе 14 стихе (Рим.6:14)?

– Положим, что всякий, кто во Христе, нова тварь (2Кор.5:17), но ведь закон Моисеев чрез это не уничтожается. Смотрите, что говорит тот же Апостол Павел в Послании в Римлянам: «закон ли убо разоряем верою; дa не будет: но закон утверждаем» (Рим.3:31). Нет, – «Христос, как известно, приходил не нарушить закон, но исполнить» (Мф.5:17), и действительно исполнил (Мф.3:15; Иак.15:10; Гал.4:4; Евр.10:7). Поэтому мы видим, что Иисус Христос признавал Иерусалимский храм домом молитвы; неоднократно посещал его (Лк.2:41–49); выражал Свое попечение о нем и ревновал о его благолепии. Припомните, как Он возмущался беспорядками, произшедшими в храме от купли и продажи; Он взял бич и изгнал торжников: храм Мой храм молитвы наречется: вы же сотвористе и вертеп разбойником (Мф.21:12–13). Если бы храм был простой выдумкой людей, если бы в нем не имело своего особенного присутствия Божество, то законодатель веры христианской не назвал бы его «домом Своим».

Примеру Христа Спасителя следовали потом апостолы и все первенствующие христиане. Вкупе же Петр и Иоанн восхождаста во святилище на молитв в час девятый (Деян.3:1). И бяху выну в церкви, хваляще и благословяще Бога (Лк.24:53).

– Что ж, по вашему, значит, мы уж совсем безбожники; да разве мы не восхваляем Бога, разве не собираемся на молитву? нет, вы уж слишком.

– Что вы, Христос с вами, никто вас безбожниками и не думал называть, равным образом известно и то, что вы собираетесь на молитву, но где?

– Где бы то ни было, хоть в простой избе – это не важно.

– В простой избе, вот то-то оно и есть-то.

– Так что же, ведь и вы молитесь в домах.

– Да, молимся у себя дома, на полях, в лесах, на источниках водных; все это так и должно быть – спору нет, только не забывайте – это молитва частная на известные случаи, а мы говорим о богослужении общественном, для которого необходимо иметь отдельное место, а не то что простая изба; святой апостол Павел как раз именно и обличал тем, кои не делали разницы между храмами и жилыми домами. Еда бо домов не имате, во еже ясти и пити; или о церкви Божией не радит, и срамляете неимущия; что вам рек, похвалю ли вы о сем; не похвалю. Аще кто алчет, в дому да ясть: да не в грехе сходитесь (1Кор.11:2, 34). Видите, Апостол обличает коринфских христиан за то, что они позволили себе «есть и пить в храме», значит вели себя там без должного благоговения, тогда как это святок место назначено исключительно только для общественной молитвы, а есть и пить можно у себя дома. Отсюда ясно видна, что должна быть разница между домами обыкновенными и домами, освященными для общественной молитвы, – домами Божиими, и что позволительно делать в одних, запрещается допускать в других. Жены ваша в церкви да молчат, – писал апостол Павел к тем же христианам, – аще чесому научитися хотят, в дому своих мужей да вопрошают: срамно бо есть жене о церкви глаголати (1Кор.14:34–35). Здесь опять простому дому противополагается церковь, или храм, и внушается особенное к нему уважение. Итак, во времена апостолов не всякая жилая изба была местом собрания для совершения богослужения, но места совершенно отделенные от обыкновенных семейных помещений и носившие особые названия церквей. И это вполне понятно, потому что Бог, присутствуя на богослужебных собраниях, как Существо Всесвятейшее, очищает эти места, поэтому к ним, как освященным присутствием Божием, нужно и относнться с должным благоговением. Припомним, как Моисей однажды хотел приблизиться к несгораемой в купине в обуви; воззва его Господь из купины глаголя: Моисее, Моисее не приближайся семо: иззуй сапоги от ног твоих место бо на немже ты стоиши, земля свята есть (Исх.3:4–5). И отврати Моисей лице свое благовеяши бо воззрети пред Бога (Исх.3:6). Или, например, как Иаков, после видения таинственной лествицы, – убояся, и рече: яко страшно место сие: несть сие, но дом Божий, и сия врата небесные… и взя камень eгo же положи тамо в возглавие себе: и постави его в столп, и возлия елей сверху его (Быт.28:17–18), а впоследствии, на обратном пути из Месопотами в землю Ханаанскую, после нового явления Господа Иакову в местечке Лузе, постави Иаков столп на месте, идеже глагола с ним Бог, столп каменный и пожре на нем жертву, и возлия на него елей. И прозва Иаков имя месту тому, идеже глагола с ним Бог, земля, т.е.дом Божий (Быт.35:14, 15). Очевидно, вы не так относитесь к местам своих богослужебных собраний, раз предоставляете их случайностям обыденной жизни, а это и значит «творить дело Божие с небрежением», на что св.пророк Иеремия от лица Самого Господа угрожает проклятием (Иер.48:10).      

– Да это, по-моему, простые натяжки, одно то есть рассуждение, а к чему оно, коли прямо сказано, вы бо еcтe церкви Бога жива, яко же рече Бог: яко вселюся в них, и похожду, и буду им Бог, и тии будут мне людие (2Кор.6:16). На что еще какие-то храмы, когда по словам апостола, мы – христиане составляем эту, церковь, а Бог непосредственно обитает в нас.

– Позвольте, позвольте, вы, я вижу, смешиваете понятие о церкви, как доме Божием, с понятием о церкви, как собрании людей, верующих в Иисуса Христа. Из приведенного вами места видно лишь то, что христиане составляют из себя церковь; эта истина давно нам известна и мы ее приемлем от всего сердца, хотя, со стороны, нужно сказать вот что: Вы есте церкве Бога жива, пишет апостол, но в каждом ли из нас – и верном, и маловерном, смиренном и гордом, кротком и злобном – одинаково и неисходно обитает Бог? Освящен ли храм тела каждого из этих людей, благоукрашен ли он настолько, чтобы в нем, можно было вселиться Богу, Всесвятейшему, Вездесущему и Всяисполняющему?! Нет, думать так опасно, с этим, наверно согласны и вы; к тому же ведь у нас с вами речь совсем не об этой церкви. В Священном Писании слово «церковь» употребляется в различных смыслах. То церковью называется собрание людей, верующих во Христа, как, например, в приведенном вами тексте, или вот в 20 главе книге Деяний Св. Апостолов: внимайте убо себе и всему стаду, в нем же вас Дух Святый постави епископы, пасти церковь Господа и Бога, юже стяжа кровию своею (Деян.20:28); то – храм молитвенный: вниде Иисус в церковь Божию, и изгна вся продающия и купующия в церкви (Мф.21:12); ключися ему (Захарии) покажити вшедшу в церковь Господню. И беша людие ждуще Захарию и чудяхуся поснящу ему в церкви (Лк.1:9,21), как повествуют Евангелисты; святый апостол Павел каждого верующего называет храмом: не весте ли, яко храм Божий есте, и Дух Божий живет в вас; аще кто Божий храм растлит, растлит его Бог: храм бо Божий свят есть, иже есте вы (1Кор.3:16–17), или не весте, яко телеса ваша храм живущего в вас Святаго Духа суть (1Кор.6:19), Христос же и плоть свою нарек церковию: Он же глаголаше о церкви тела Своего (Ин.2:21). Однако все эти понятия о церкви не исключают одно другое. Иное дело церковь, как общество верующих христиан, как место молитвенного собрания этих христиан – дом Божий, но о его необходимости я уже говорил вам.

– Гм... говорить-то вы говорили, и много говорили, а чтож того, какой толк, ни вам милый мой, нас оспаривать, тем более учить; ишь ты, слово церковь, мол, нужно понимать вот как и вот как, то-то мы этого не знаем, нет, молоды еще – зелены; вы вот послушайте, что я вам скажу: слушал я вас, слушал и вижу, что по вашему Бог, как будто бы, обитает только в церквях, а забываете вы, что он есть Дух (Ин.4:24), вездесущий (Пс.138:7–10), забываете что говорил Христос: идеже бо еста два, или трие собрани во Имя Мое, ту есмь посреде их (Мф.18:20), а где это будут «два или три» не сказано, что в храме, если же вам и этого мало, тогда, прочитайте 24 и 25 ст. 17 гл. книги Деяний (Деян.17:24,25): Бог, сотворивый мир и вся, яже в нем, сей небесе и земли Господь сый, не в рукотворенных храмех живет: ни от рук человеческих угождения преемлет, требуя что, Сам дая всем живот и дыхание и вся, уже тут все ясно, как день Божий: «Госдодь не в рукотворенных храмах живет», поэтому умолкните с своим красноречием.

Самодовольная улыбка заиграла на лице Харитона, он, по-видимому, был вполне уверен в том, что поставил Володю в тупик.

Елеазар Петрович, все время с напряженным вниманием слушавший разговор своих двух внуков, не сомневался в том, что его любимый Володя, разъяснявший все доселе, «как по-писанному», не остановится и теперь пред этим, по его мнению, тоже трудным вопросом со стороны Харитона, Но каково же его было смущение, когда Володя вдруг над чем-то задумался. «Господи, вразуми Ты его; Матерь Пресвятая, Царица Небесная, помоги ему», молился про себя Елеазар Петрович.

Оказалось, что Володя, не привыкший еще к спорам подобного рода, просто соображал, с чего ему лучше начать, уж слишком закидали его вопросами.

– Знаю, что Бог есть Дух вездесущий, – начал опять Володя, оправившись, – а если так, то, значит он обитает и в храме, а вы говорите нет?

– Это не мы говорим, а апостол.

– В том-то и дело, что он говорит совсем не то, что вы думаете.            

– Ну уж нет, извините, толковать Слово Божие по своему нельзя, раз сказано, что в рукотворенных храмах не живет и кончено, тут все ясно.

– Зачем толковать по-своему, я хочу лишь спросить вас. Скажите, пожалуйста, к кому здесь обращается апостол?

– К Афинянам.

– А кто были Афиняне?

– Ну, конечно, язычники.

– Так, – язычники, – значит, о каких же храмах говорит Апостол?

– Это не важно о каких, понятно о тех, в которых стояли идолы, поэтому – выходит в языческих.

– Нет, это очень важно; так апостол Павел говорит язычникам о языческих храмах, ну вот видите, теперь, судите сами, как же вы отсюда выводите заключение, что апостол запрещает христианам строить храмы, ведь здесь речь идет, как сами сказали, о языческих кумирницах, а о христианских храмах и помину нет.

Харитон, не ожидавший такого вывода, сильно смутился, не нашелся даже, что и возразить.

– Как же, однако, вы понимаете это место, – спросил один из пришедших сектантов, – объясните по-своему.

– Нет, уж давайте разбирать вместе. Видите ли, когда Апостол Павел с проповедью о Распятом Иисусе Христе пришел к Афинянам, то нашел, что у них было слишком много богов и неизвестен только один Истинный, смотрите Деян.17:16,23. Вот Апостол и возвестил им, что есть один Бог, истинный Творец мира, владычествующий небом и землей: Бог, сотворивый мир и вся в нем, сей небесе и земли Господь сый (Деян.17:24). Между тем Афиняне представляли дело так, что весь видимый мир создан не единым истинным Богом, но многими силами творческими, в руках которых и находилось управление этим миром, так что каждая вещь, по их понятию, имела своего властителя. В виду этого, они думали, что Бог исключительно обитает только в храме будто бы Он делает благодеяние за приносимую Ему жертву, как за установленную плату. В опровержение такого взгляда язычников на Божество, Апостол и дает истинное понятие о свойствах Божиих. Бог не в рукотворенных храмех живет: ни от рук человеческих угождения приемлет, требуя что, Сам дая всем живот и дыхание, и вся (Деян.17:24–25). Итак, смысл этих слов таков: истинный Бог вездесущ, поэтому не живет в храме так, как бы имел в нем нужду, не нуждается Он и в жертвах человеческих, ибо Сам дает все тварям. Что ж было после этой проповеди? Нецыи же мужие, прильпившися ему, вероваша (Деян.17:34 ст.), т.е. приняли Христову веру; неужели вы думаете, что для этого Апостолу нужно было осуждать христианские храмы?! Да и мог ли он говорить против рукотворенных храмов, когда «сам был в храме» (Деян.26:21) и других обличал за небрежное «отношение к храму Божию» (1Кор.11:22,34)!

– Ну пусть, будет по-вашему, – сказал oпять Харитон, – все-таки непонятно, для чего же нужен этот дом Божий, когда Бог вездесущ?

– Да, ведь вам никто и не говорит, что Бог обитает только в храме, так представляют дело лишь одни язычники. Господь везде присутствует, но скажите, пожалуйста, как же это слово Божие говорит, что небо есть жилище Бога: Отче наш, иже ecи на небесех, да святится имя Твое (Мф.6:9). Един бо есть Отец ваш, иже на небесех (Мф.23:9) и др.?

– Это нужно понимать в том смысле, что Он там имеет особенное присутствие.

– Совершенно верно; таким образом выходит, хотя Бог и вездесущ, но это не препятствует Ему иметь особенное пребывание на небе, на земле же местом Его особенного благодатного пребывания служат храмы, и это нисколько не противоречит Его свойству везде-присутствия. Потому мы видим, что сам Бог признавал эти храмы необходимыми, да иначе человек и приблизиться к Нему не может, что вполне понятно, так как там вся окружающая обстановка располагает вас к молитвенному настроению, напоминает о Боге, о будущей жизни, представляет примеры святой христианской жизни в лице святых угодников и, наконец; там нас призывают «отложить всякое житейское попечение», что в простой избе, среди домашней обстановки, сделать очень трудно. Вот и Апостол, хотя и обличил Афинян за идолослужение, однако назвал их благочестивыми: мужие афинейстии, пo всему зрю вы аки благочестивыя. Проходя бо и соглядая чествования ваша, обретох и капище, на нем же бе написано: неведомому Богу (Деян.17:22–23). Если бы храмы были делом людской выдумки, то Апостол ни в каком случае не назвал бы Афинян, «как бы набожными», наоборот, обличал бы их за алтарь неведомому Богу.

– Это, пожалуй, что и похоже на дело, допустим, что в xpaмe лучше молиться, чем в простой избе; тогда зачем же Христос то сказал: грядет час, егда ни в горе сей, ни в Иерусалимех поклонитеся Отцу… Не грядет час, и ныне есть, егда истиннии поклонницы поклонятся Отцу духом и истиною; ибо Отец таковых ищет пoклоняющихся Ему. Дух (есть) Бог: и иже кланяется Ему, духом и истиною достоит кланятся. (Ин.4:21, 23–24)?

– Видите ли, в Ветхом Завете сынами царствия были толькo одни евреи, жившие тогда еще не в рассеянии, поэтому им было удобно иметь один дом молитвы в Иерусалиме. Но эта святыня была достоянием не одного только еврейского народа, ибо дом Мой дом молитвы наречется всем языком (Ис.56:7). Поэтому то, что было удобно в Ветхом завете, – это самое в Новом Завете, когда членами Царства Божия должны сделаться все народы, оказалось неудобным и даже невозможным. Трудно, конечно, сделать такой храм, который мог бы вместить в себе «всех людей». Это предвидели еще ветхозаветвые пророки, которые говорили, что новозаветное служение Богу будет совершаться по всем концам земли. От востока солнца и до западе имя Мое прославися во языцех, и на всяком месте фимиам приносится имени Моему и жертва чиста зане велие имя Мое в языцех (Мал.1:11). То есть, придет время, когда имя Божие будет прославляться людьми по всей земле, и храмы Божии появятся везде, где только есть истинные поклонники. Дом Мой дом молитвы всем языком (Ис.56:7). И вот, действительно, мы видим, Иисус Христос не ограничивает места молитвы одним Иерусалимским храмом. Своим учением о поклонении Богу «в духе и истине» Он ясно засвидетельствовал, что новозаветное богослужение будет совершаться «не в Иерусалиме только и не на горе сей», а на всяком месте (Ин.4) и подтвердил это своим примером, совершивши таинство евхаристии не в Иерусалимском храме, a в Сионской горнице (Мк.14; Лк.22), только опять, обратите внимание, «в горнице», значит комнате, отделенной от обыкновенного жилища и, при том, «горнице устланной».

– Видим, что так, видим; ну, а что вы нам скажете в объяснение слов архидиакона Стефана: Вышний не в рукотворенных церквах живет, яко же пророк глаголет: «небо Мне престол есть, земля же подножиее ногама Моима. Кий храм созиждете Ми, глаголет Господъ; или кое место покоищу Моему» (Деян.7:48–49).

– Постой, – заговорил вдруг Елеазар Петрович, вот ты, внучек, ссылаешься на слова архидиакона Стефана, а скажи, есть у вас диаконы?

– Нет, да нам их и не нужно, – тихо, уже не так самоуверенно ответил Харитон.

– Что за диковина: церкви не нужны, дьяконы, и, значит, весь причет церковный ее не нужен, иконы не нужны, посты не нужны, что же вам нужно?! Совсем вы, запутались, сбились с пути истинного: Господи, Господи, какие, подумаешь, настали времена и самый храм святой стал уже лишним, а? Далее он уже говорить не мог, голос его дрогнул, речь оборвалась; слезы, горькие слезы сдавили его горло...

Некоторое время все молчали и среди этой тишины чувствовали себя как-то неприятно, в особенности Харитон, для которого было ясно, что так или иначе, а все-таки он был виновником этих слез своего деда.

Первым нарушил это молчание Володя.

– Приведенный вами текст, – обратился он к Хритону,– напоминает ранее указанный из 17 главы той же книги Деяний Апостолов ст. 24–25 (Деян.17:24–25), там тоже говорилось, что Бог не в рукотворенных храмех живет. Но рассмотрим, в чем дело.

Иудеи, обвиняя архидиакона Стефана, между прочим, говорили: слышахом бо его глаголюша, яко Иисус Назорей сей разорит место сие, и изменит обычаи яже предаде нам Моисей (Деян.6:14). Как видно, они усматривали в этом хулу на святое место (т.е. храм) и даже на самого Бога, который, по их мнению, не мог допустить разрушение храма, созданного пo Его же воле. В опровержение этого архидиакону Стефану и нужно было сказать, что здесь нет никакой хулы, что за грехи людей Бог может без нарушения своей славы допустить разрушить храм, который не настолько ему нужен, как человеку жилище, ибо Бог вездесущ. И действительно, из истории известно, что Иерусалимский храм впоследствии был разрушен за жестоковыйность Иудеев и их всвгдашнее «противление Духу Святому» (Деян.7:51); но потом, вместо этого храма, появилось многое множество других, в которых Господь обитает Своею всесильною благодатию, для освящения своих верных сынов – христиан. Итак, архидиакон Стефан здесь говорит только о том, что Бог, как Сyщество вездесущее, не нуждается, подобно человеку, в отдельном для Себя жилище.

– А если не нуждается, так для чего вы строите?

– Кто же вам сказал, что мы ставим храмы для Бога? – нет, Он в них не нуждается, они нужны не Ему, а нам, поэтому каждое общество – сельское и городское старается иметь у себя отдельный храм, а иногда даже по нескольку.

Весь запас возражений со стороны Харитона истощился. Никогда еще в жизни ему не приходилось вести такую беседу. До сих пор он был вполне убежден в правоте молоканского учения о церкви – как храме, мало того, он даже считался и сам себя считал в числе лучших защитников этого учения. И вдруг что же? – все возражения против церкви, – возражения, которые он находил положительно неопровержимыми, оказывается, имеют совсем другой смысл и даже более того, в некоторых приведенных им текстах есть даже указание на необходимость этих храмов. Так, например, апостол Павел, сказав, что «Бог не в рукотворенных храмах живет», в то же время «хвалит» Афинян за то, что они имеют «капище неведомому Богу». Его самолюбивой гордости был нанесен удар. Досадно, больно досадно стало ему, к томуже и стыдно, стыдно пред собой и пред другими одноверцами, но, с другой стороны, чувство свраведливости заставляло его сознаться: «да, Харитон, ты неправ, – истина на стороне Владимира».

– Однако мы долго засиделись у вас, – как бы очнувшись от своих дум, поднимаясь с места, сказал Харитон, – прощайте дедушка, а за чай и сахар покорнейше благодарим.

– Прощай, внучек, – а сам в то же время подумал «чтобы Господь-то вразумил тебя, вижу и что ты, как будто, бы заволновлся, дай-то Господи!».

Гости ушли, а следом за ними отправился и Володя.      

Долго и горячо молился в тот вечер и Елеазар Петрович. На селе уже давно все спали и только один дед Елеазар, стоя на коленях, продолжал еще молиться.

Тусклый свет лампады слабо освещал внутренность избы, в переднем углу которой пред иконами весь седой, как снег, в белой рубахе выделялась молящаяся фигура хозяина. Изредка рука его поднималась для крестного знамения, глаза были устремлены на лики св. икон, а губы едва заметно шевелились, произнося слова молитвы. Он просили Бога и Его Пречистую Матерь вразумить, наставить на путь истины его от юности иноверного и даже не крещеного внука Харитона. И видно Бог внял его усердной молитве...

С тех пор прошло два года. Много перемен произошло за это время в Серединовке. На месте сгоревшей церкви была воздвигнута очень красивая новая – каменная, на радость православных и особенно Елеазара Петровича, которому Бог привел-таки увидать новую церковь. Володя окончил курс второклассной школы и получил место учителя в своем же селе. Сильно изменился и Харитон. Он часто бывал у деда, беседовал с братом, но в нем уже не видно было прежней заносчивости, он все чаще и чаще соглашался с Володей, и, как оказалось впоследствии, перестал бывать на молитвенных собраниях сектантов.

На 21 ноября, как раз в день Введения во храм Пресвятой Богородицы, было назначено торжество освящения новой церкви. Собралось народу масса, много было из соседних сел и деревень. Пришли даже некоторые из сектантов, а в числе их и Харитон. Литургию служили три священника, во главе с о. благочинным. В конце обедни местный священник произнес проповедь, в которой, между прочим, говорилось, что «храмы Божии не есть произвола человеческого, как ложно думают духовные христиане. Нет, появившись еще в Ветхом Завете по повелению Самого Бoгa в виде скинии, храмы с того времени всегда были необходимым достоянием истинных поклонников Бога; были тогда, были во времена Христа Спасителя и Его апостолов, есть теперь по лицу всей нашей матушки земли из конца в конец, от края до края, и будут до скончания этого видимого мира» (2Сол.2:4).

«Верно, верно, батюшка – все это так», – мысленно соглашался Xаpитон.

Обедня кончилась.

– Слышал проповедь? – спросил, улыбаясь Харитона один из сектантов,– то-то небось думает, что разбудил нас.

– А что же, батюшка говорил правду. Уж многие веки, как существуют эти храмы, а у вас и самая вера-то появилась каких-нибудь полтораста лет тому назад, не явное ли дело, что все это человеческая выдумка каких-то Колесниковых, Побирохиных, Капустиных, Уклеинов, а кто они такие? – простые бродяги и больше ничего; выдумали новую веру, да почти не выдумали, а лишь отвергли многое из того, что уж было извество в христианском ученьи: к чему, мол, это какие-то церкви, посты, иконы, иерархия, таинства и т.п., ничего этого не надобно, зачем стеснять себя – вот и готово новое учение, после этого, конечно, легко стало; нечего сказать....

– Вот тебе и на, – сказал удивленно сектант,– что с тобой, ты шутишь, али взаправду с ума сошел?

– Ни то, ни другое, а просто я вижу, что истина на стороне православных и больше ничего.

– Ох насмешник, насмешник, так думал я тебе и поверил, чтобы наш вернейший человек да изменил нам, какому-то попу поверил, ты бы еще прибавил, что вот, дескать, пойду к нему да и в святой водице искупаюсь. Однако, до свидания, спешу домой.

Этот разговор только ускорил решение Χаритона принять православие.

Вечером того же дня он был у священника. Почти всю ночь провел с ним в беседе и только на рассвете ушел к себе домой.

25 декабря, в праздник Рождества Христова, после утрени пред обедней, Харитон и его две сестры приняли святое крещение по православному обряду. Радовались новоприсоединенные, но еще более, кажется, радовался сам Елеазар Петрович, который положительно не мог сказать и слова, когда священник поздравил его с крестником, да это и не требовалось, по всему было видно, как восторженно он себя чувствовал.